скачать книгу бесплатно
Выйдя из подъезда, Рассказов взглянул на общагу напротив. Света в окнах не было вовсе. Середина недели, все спали перед грядущим трудовым днём, и никому не было интересно, никто даже не знал, что всего несколько часов назад кто-то где-то умер. Да, и что с того? Тут не то, что несколько часов, а несколько минут или даже секунд назад кто-то точно покинул этот Мир. Да, даже в это самое мгновение, пока опер ломал голову, как выполнить поставленную задачу, точно никто не услышал чей-то последний, совсем неслышный, вздох. Какой-нибудь бабульки в отдельной комнате. Утром семейство встанет, увидит, завоет, и начнётся предпохоронная беготня. А пока спали и не знали. И никто не знал. Но если город постоянно думал бы об этом, то давно бы свихнулся и стал городом шизофреников. Кто-то где-то умер. Закон жизни. Однако существовал и другой Закон. В ту самую минуту, пока Олег Рассказов смотрел на тёмные окна общежития, уже кто-то где-то, громко плача, ворвался в грязный зловонный неуютный и жестокий Мир, к существованию в котором нужно долго приспосабливаться. И как только привык, научился и знаешь всё, тебя ничем уж не удивить, у тебя огромнейший жизненный опыт, ты раз, и уходишь. Навсегда. Так и не получив ни от кого чёткого ответа, в чём был смысл твоего пребывания на грешной Земле? Не сумев понять, выполнил ли задачу, поставленную перед тобой Творцом? Но пока ты ещё только появился. И это было гораздо лучше, чем, если бы тебя не стало. Дочка Олега – Олеська тоже родилась ночью, и Рассказов долго не мог уснуть. Не нужны ему были ни телевизор, ни компьютерные игры, ничто на свете его не волновало. Ворочался, вздыхал, но только на следующий день узнал, что сон к нему пришел-таки ровно в ту минуту, когда его малышка впервые закричала на руках доктора. Фамилию врача Олег запомнил на всю жизнь. Комарова – лучшая фамилия из всех. После его собственной. А ещё через день Олег узнал, что в час, когда стал отцом, умер директор его школы, которого он очень уважал. Инфаркт. В ночь после того, как освободился на условно-досрочное. Говорят, за взятку сидел, хотя Олег никогда в эту чушь не верил. Более того, Рассказов знал, кто был виноват в несправедливости, но и в это тоже долго не хотел верить. Не мог себе позволить, думать столь плохо о человеке, с которым был знаком всю сознательную жизнь. Теперь же был уверен, так всё и было, и вспоминать о своей ошибке Олег не хотел.
Где искать понятых ранним утром, оставалось непонятным. К соседям дежурный опер даже не стал стучать, зная наверняка, что в лучшем случае, к дверям никто не подойдёт. А в худшем – проснутся, посмотрят в глазок и не откроют, послав, куда подальше. И будут правы. Ну, какая ещё полиция, коли и так вставать через час и весь день работать, работать, работать. И Олег решил, написать к материалу справку, что не проводил поквартирный обход ввиду позднего времени суток. Или раннего? Чёрт! Как правильно? Да, какая разница? С новым преступлением было всё ясно – не "глухарь". Раскрыто по "горячим следам". Вот труп, вот – убийца. Мотив преступного деяния, как на ладони. А если уж быть совсем откровенным, то и в светлое время суток нелегко было найти понятых. Люди не желали, чтобы их фамилии, имена да адреса проживания каким-либо образом очутились в следственных документах. Начальство, конечно, будет умничать, грозно вопрошая, почему дежурный опер не обошел всех жильцов подъезда, не опросил их. А вдруг они что-то слышали или даже видели. Так на то оно и начальство, чтобы китайские вопросы подчиненным задавать, вводя их тем самым в ступор, вот, мол, какие мы Шерлоки Холмсы, а вам, товарищ старший лейтенант, учиться ещё и учиться. Сами бы приехали сюда и провели бы поквартирник. Однако. И ответственным из главка, как ни странно, тоже не пахло. Целое убийство было совершено, а не семейно-бытовой конфликт, как участковые называли обычные скандалы. Впрочем, было очень даже неплохо, что интерес к происшествию никто из руководства не проявил, а то замучили бы бестолковыми указаниями.
Светлая мысль в голову пришла неожиданно. Вахтёры общежитий! Эти по ночам тоже не спали, неотступно блюдя за порядком в общагах, глядя в экраны маленьких телевизоров в жарких каморках, и, если их на пять минут отвлечь, ничего страшного не произойдёт.
– Наша дежурка где? – спросил Рассказов у водителя уазика городского батальона ППС.
– На заправку поехал, – ответил старшина полиции.
– Идём со мной в общаги, – позвал Рассказов, усмехнувшись, что водитель, всё-таки, говорящий.
– Зачем?– недоумённо спросил старшина полиции, прикуривая очередную сигарету.
– Вахтёров попросим понятыми побыть, – пояснил Олег, обратив внимание, что дождь закончился.
Водитель поразмышлял и выдал:
– Машину не могу бросить.
– Закрой. Чего ей сделается?
– В этом райончике ещё как сделается, разобьют стекло и угонят,– уверенно ответил водитель. – Забыл, года четыре назад у гайцев девятку угоняли? Здесь было, вон за той общагой. Ладно, нашли хоть потом.
Олег не помнил, потому что в полиции в то время не служил.
– Видишь, нашли же. И эту найдут, если…
– Иди ты, – перебил старшина полиции. – Накаркаешь.
– Уже, – тихо проворчал Олег, глядя на медленно подкатившую, будто сказочная карета, черную «Шкоду Октавиа».
– А? – не понял водитель.
– Главк прикатил. Ответственный по области, – объяснил Рассказов и водитель, натянув форменную кепку, вылез из машины, не зная, куда деть руки. По швам? Так не первогодок по стойке смирно вытягиваться. В карманы? Но за это начальство взгреет, им только дай повод. И самое невыносимое, учить жизни будут в присутствии молодых. Сколько служит, а всё разгильдяй. Руки старшина спрятал за спину, ноги чуть в стороны.
«Не пузо бы, так ни дать, ни взять техасский рейнджер на плацу», – усмехнулся Олег и настороженно посмотрел на потухшие фары чешского автомобиля. Из салона вышел приземистый коренастый человек в штатском: дорогой клетчатый пиджак поверх футболки, джинсы, лакированные туфли. Степенно сделав два шага, он остановился около Олега, протянул руку, и дежурный опер, неуверенно пожимая её в ответ, не мог поверить своим глазам. В ярком свете уличного фонаря он видел Славку. Слова, положенные при докладе, застряли в горле. В голове бешено стучало по черепной коробке: «Не может быть»! Но Рассказов не ошибся.
– Киреев Вячеслав Николаевич, капитан полиции, убойный главка, – ответственный пожал руку водителю экипажа ППС. – Короче, что у вас тут? Кто оперативник?
– Я, – с трудом выдавил Олег. – Старший лейтенант полиции Рассказов. Бытовуха, товарищ капитан. Муж жену. Распивали…
– Короче, показывайте, – Киреев первым шагнул к подъезду.
– Товарищ капитан, я за понятыми, осмотр начинать пора.
– Добро, – согласился Вячеслав Николаевич. – Короче, какой там этаж?
– Второй, – бодро ответил старшина полиции, не отходя ни на шаг от уазика и продолжая держать руки за спиной.
«Не узнал», – вертелось в голове Олега, когда он вошёл в первое общежитие. Радоваться или нет, Рассказов не знал. «Откуда он здесь взялся? Зачем? Все давно кончилось», – тревожные мысли не хотели покидать дежурного опера, даже когда на него испуганно вытаращилась вахтёр – пожилая женщина. Сложив руки на большой груди, она, громко похрапывая, дремала в кресле перед телевизором, показывавшим всего один канал и тот с рябью. Поначалу женщина не сразу поняла, кто перед ней, вскочила, схватила что-то со стола, но разглядев человека в форме, забеспокоилась – неужто непорядок какой проспала на вверенном объекте. Когда же взяла в толк, что в её общежитии ничего противозаконного не произошло, попробовала возмутиться:
– И чего, товарищи полицейские, шлындаете по ночам, спать не даёте, покой нарушаете.
Поворчав ещё с минуту, вахтёрша сменила гнев на милость. Но, сообразив, что от неё требуется, предприняла замахала руками, будто от чёрта отмахиваясь:
– Ох, нет, пост бросить не могу. Да и стара, ноги еле ходят. Мне б до своей конуры добрести, на восьмой этаж, а лифт, сволочь такая, опять не работает.
Но отнекивалась вахтёрша недолго, и как только Олег сказал, что в доме напротив совершено самое настоящее убийство, согласилась. Будет, о чём на следующий день посудачить с подружками – старушками.
Вахтёра другого общежития долго уговаривать не пришлось. Она, тоже пожилая женщина, даже старше своей коллеги, лишь посетовала на бессонницу и бодро, вперед Олега, зашагала к дому, в котором ещё прошлым вечером жили счастливые молодожёны.
Представив понятых следователю, Олег невольно взглянул на ответственного. Тот наблюдал за экспертом, фотографировавшим место происшествия, но почувствовав на себе взгляд дежурного опера, спросил, не оборачиваясь:
– Короче, Олег, поквартирный проводили?
– Нет, – буркнул Рассказов и пообещал. – Часов в семь люди проснутся, опрошу всех, товарищ капитан.
– Короче, айда, покурим, – неожиданно позвал Киреев, повернувшись к оперу.
– Не курю, – обманул Олег, чувствуя, что не сумеет избежать более близкого знакомства с тем, кого давно знал, но и думать об этом не хотел.
– Короче, я тоже, – добродушно ухмыльнулся Вячеслав Николаевич и настойчиво повторил. – Айда, айда.
Ответственный первым вышел из подъезда, и Рассказов покорно проследовал за ним.
– Короче, давно бросил? – поинтересовался Киреев, когда вышли из подъезда.
– Что? – не понял Олег.
– Курить, – пояснил Вячеслав Николаевич. – Короче, ты курил, я помню…
– Давно, – опять соврал Рассказов. – А вам, товарищ капитан, какое до этого дело?
– Короче, Олег, хватит прикидываться. Ты, что, не признал меня? Так я вижу, узнал.
Рассказов молчал, неотступно глядя на то место, где стоял автомобиль ППС. Уехали патрульные. Но лучше бы это сделал Киреев.
– Олег, ты не хочешь со мной говорить? Ты меня винишь в чём-то? – спросил Киреев, глядя в глаза Рассказову. – Короче, тебе виднее, а я перед тобой ни в чём не виноват. И, вообще, как ты здесь очутился? Ты же уволился. Уехал куда-то…
– Сюда и уехал. Подальше от всех вас, – огрызнулся Олег. – А вот с какого перепугу ты здесь оказался?
– Короче, хорошо служил, отправили в академию здешнюю, успешно закончил и назад, в дыре провинциальной торчать, не захотел. Перспектив ноль. Короче, начинал опером в соседнем с тобой районе, несколько мокрух размотал, приметили, забрали в город, а оттуда я в главк быстренько слинял. Не так давно. Некомплект большой, берут любого, кто хоть что-то в нашем деле волочет. Теперь вот временно исполняю обязанности начальника убойного, без освобождения от должности старшего опера. Второй раз ответственным заступил. Сутки бешенные, по всей области разбои, грабежи, кражи, нераскрытого много остается, получу завтра от папы…
– Не плачь, Слав, не надо, – недобро усмехнулся Рассказов. – Сам сказал, служишь хорошо. Не загрызет тебя папа. Пожурит немного, дабы неповадно было, и всё…
– Короче, Олег, не надо, не пытайся укусить меня, – попросил Киреев. – Как у вас на районе, кстати?
– Тебя укусишь, как же, – ответил Рассказов с сарказмом. – Во, куда взлетел.
– Короче, завидуешь? – спросил Вячеслав Николаевич.
– Злюсь.
– Короче, на что?
– Ещё не решил, но то, что наша встреча мне не нравится, это уже вполне определённо, – не зная, куда прятать глаза и стараясь не смотреть на собеседника, Олег постоянно вертел головой. – И у нас тут нормально, держимся. Что можно, раскрываем, а что нельзя, отказываем, чтобы вам в главк цифру красивую дать для статистики…
– Короче, Олег, я понимаю, неожиданно…
– Да, уж, – согласился Рассказов. – Других-то академий у нас нет, надо было тебе сюда припереться, да, ещё и остаться…
– Короче, изворчался, как бабка, – перебил Вячеслав Николаевич и протянул руку. – Я понял, разговора не будет. Будь здоров.
Не дождавшись рукопожатия, ответственный пошёл к машине, открыл дверцу, сел, но двигатель не завёл, выглянул и прокричал:
– Короче, ротный наш на пенсион свалил! Теперь обычным охранником в магазине! Откомандовался! А Андронов переаттестацию при переводе в росгвардию не прошел! На вахты ездит, плачет, как плохо! Слышишь?!
Рассказов стоял у подъезда и не знал, как поступить. Он всё слышал, но лучше бы этих слов не было. Как и Киреева. Как и ротного с взводным. Как и Хворостова, и Добреева. Всё должно было быть совсем не так, как есть. И Олег очень хотел справедливости. Он жаждал её, будто голодный крошки хлеба, да никто не дал. И вот справедливость пришла, но слишком поздно. Настолько, что он попросту не хочет ничего вспоминать. Будто бы на могилу человека, умершего от голода, вдруг кто-то принёс целый батон. Мягкий, ароматный, вкусный. А зачем?
– Короче, оставь цифры свои, Олег, – Вячеслав Николаевич, не закрыв дверцу машины, вернулся к дежурному оперу.
– Для чего? – спросил Рассказов, уже не пряча взор, обозлившись сильнее, и распаляясь оттого больше. – Что ты хочешь? Что тебе от меня надо, Слава? Бабка я?! Пусть! Тебе не понять, каково это бросить всё и трусливо сбежать и лезть из кожи вон, с младенцем на руках устраиваясь на новом месте, где у тебя нет ни одной знакомой души, и никто тебе не поможет. Ровная кочка. Я тогда всё правильно сделал, но меня не услышали. Тебе не понять, как сгораешь от жажды мести! Невдомёк, каково это, осознавать, что ты не способен на ответ и не можешь дать сдачи. И, соглашаясь, что ты жалок и ничтожен, что никто в этом мире, пыль, ты настолько сходишь с ума, что ночами не можешь уснуть! Знаешь, Слава, сбежать из Григорьевска было не так уж и тяжело, от себя, своих принципов, идеалов оказалось гораздо сложнее, почти невозможно! Но я смог! Я справился со всем этим! И заметь, не забухал, не заторчал, как большинство сломавшихся! Я просто забыл! Навсегда! Заставил себя забыть! Всё забыть! И начал жить по-новому! И тут, бабах, ты! На хрена?! Тебе реально других городов мало?! А в том городе, где мы родились, тебя что не устраивало?! Ты невинных не избивал! Что тебе мешало дальше хорошо служить там?!
– Короче, успокойся, людей разбудишь, – остановил Киреев.
– И хорошо, поквартирник сразу проведу. Не мешайте работать, товарищ капитан, – Олег взялся за ручку двери подъезда, сделал шаг внутрь, но обернулся и совершенно спокойно, ровным тоном сказал. – Пошел ты, Слава. Номер моего телефона тебе? Обойдешься.
–Короче, я наберу, когда в себя придёшь, – кивнул Киреев и вернулся к машине. – И подробную справку о проделанной работе дежурному оперу главка не забудь скинуть. Психопат.
– Без сопливых стажёров знаю, что делать!
Вячеслав Николаевич на последние слова никак не отреагировал, и через долю секунды его машина исчезла из вида. А так хотелось уколоть напоследок. Да побольнее.
«Командует ещё», – внутри всё кипело от злобы, и что делал дальше, Рассказов понимал смутно.
Обход он закончил, когда совсем рассвело. В квартире, где случилось убийство, прошлым вечером случился скандал, что никого не удивило, – не первый раз. Участковому сколько писали, да он так и не появился в квартире, которая давно никому покоя не давала. Зато теперь, надо было полагать, потише станет. А, впрочем, кого хозяйка ещё пустит жить. А ну шебутных, как и сын её. Олег пробовал защитить участкового, мол, один на четыре административных участка, и он там, откуда больше всего материалов поступает, коих у него каждое утро по тридцать новых, и по каждому он за трое суток обязан принять законное решение. Однако не выспавшиеся жильцы подъезда не слушали, а один мужчина так и вовсе претензию высказал:
– Вы здесь, товарищ старший лейтенант, а участкового как не было, так и нет. А он здесь в первую голову за всё отвечает. Профилактика где? Нету. А закрыл бы участковый Сашку по нашим заявлениям на пятнадцать суток, да раз двадцать таким макаром, глядишь, и перестал бы Сашка лакать водку эту проклятую, и Алёна была бы жива. Но вышло, как вышло, и виноват в том участковый. Никому мы, простые люди в этом государстве не нужны, каждый сам за себя. Давно известно, кто сильнее, хитрее, наглее, тот и прав. Такое моё вам мнение, товарищ старший лейтенант, и ничем вы его не перешибёте, а участковому нашему передайте, кровь молодой женщины на его совести…
Спорить Рассказов не стал, подумав, что в полиции уже давно никто ни за что не отвечает. Не кому. Начальство, собирая все силы на решение одной проблемы, оставляет тем самым без внимания десятки других. Тришкин кафтан, перетягивать который каждый раз туда – сюда порядком устали, а потому плюнули на всё и живут от выговора до выговора. Кто-то неумный на самом верху, сокращая МВД, стремился к общеевропейским показателям. Там на одну тысячу населения копов в разы меньше, чем в России. И справляются. А разве Россия хуже Европы? Наоборот, лучше. Так и хорошо. Кто против-то? Однако забыли спросить, сколько заяв в сутки поступает одному полицейскому где-нибудь в Праге? И, вообще, мыслимо ли там, чтобы муж по пьяной лавочке жену зарезал. Понятно, и у них случается подобное. Люди везде одинаковые. Но как часто мужья убивали жён в Лондоне? Судя по книжным детективам, в день по пятнадцать раз, однако всё было спланировано, изощрённо. А сколько было вот так, как в России? На дурика? Просто слово за слово и всё, один из скандаливших уже у праотцов. Олег был готов об заклад побиться, что раз в десять лет, и это было ЧП. А в России каждый день и обыденность. Реформаторы, коленвал им в дыхало. А, может, измена Родине? Кому-то же и зачем-то надо было, чтобы Россия стала ещё слабее и немощнее. Ведь если у себя дома навести порядок не в состоянии, как можно указывать соседям, что у них там тоже всё не комильфо? Ответят, и совершенно справедливо, в Рашке своей сначала разберитесь.
Мысли эти давно уже не покидали Рассказова. Он к ним привык и думал о проблеме постоянно. Слабая, по своей сути, полиция России – была первой темой во всех его беседах. Да, и о чём ему ещё было говорить с людьми, если он не видел и не знал ничего, кроме уголовного розыска, пропадая на службе сутками. Вероятно, у него уже развилась шизофрения, но Олег подобного диагноза не страшился. И с ним люди как-то живут.
Собутыльник Зайчикова ютился на пятом этаже с престарелым отцом, тоже любящим изрядно бухнуть. Но дверь квартиры, сколько Олег по ней не тарабанил, никто и не открыл. А сам убийца, когда его выводили из квартиры под любопытные взгляды проснувшихся и спешащих на работу соседей, опустился на колени перед носилками, на которых лежала накрытая простыней убитая, и долго шептал, как молился:
– Прости, любимая. Прости, Алёнушка моя, прости. Я не хотел. Прости, не хотел. Прости. Люблю тебя, и всегда буду любить. Прости. Милая моя, хорошая, прости. Прости, прости, прости…
– Хватит стонать, – тихо прервал дежурный опер Зайчикова, успокаивающе похлопывая его по плечу. – Всё, Саш, всё…
Причитания убийцы были невыносимы, но отогнав его от трупа убиенной им жены, Олег продолжал слышать прощальные мольбы к отнятой жизни. Слова эти назойливо крутились в голове, наизнанку выворачивая отравленную душу. И, глядя, как санитары несут носилки с мёртвой, чья рука безжизненно свисла из-под простыни, Олег вдруг отчётливо понял, что никогда не сможет привыкнуть к увиденному им уже не в первой. Ни за что на Свете он не примет душой того, что один человек может лишить жизни другого, особенно если убийца и убитый – близкие люди. Он, старший лейтенант полиции Олег Леонидович Рассказов, тридцати четырёх лет от роду, сколько бы ни старался, не сумеет этого понять. Не сможет осознать, как подобное, может случаться. И от этих мыслей на сердце опера тяжёлым грузом свалился ещё один огромный камень. И никто во всей Вселенной уже не мог раскидать те каменные глыбы, освобождая маленькое, сжавшееся, бьющееся из последних сил, сердце. И душа Олега давно не плакала, а сдавленно и протяжно стонала из-под той груды. И не за горами было то время, когда она должна замолкнуть совсем, и Рассказов станет страшным человеком. Нет, существом. Для него больше не будет чужих боли, слёз и крови. Ему никого не будет жалко, как и самого себя. И именно этого он боялся больше всего.
С просветлевшего неба опять полилось, но холодно не было. Однако чувствовалось, ненадолго.
Всё. О трагедии, произошедшей несколько часов назад, напоминали лишь лужица крови на кухонном полу и тёмно-бурый след волочения в коридоре, да сам хозяин квартиры. Кровь кто-нибудь замоет, хозяина посадят и надолго, и вскоре ничто не будет напоминать об убийстве. Но будет помнить он, дежурный опер. И дежурные следователь с экспертом – криминалистом. И ещё обязательно будет помнить сам убийца. Да, изредка будут вспоминать соседи и родители Алёнушки.
– Поехали, – Рассказов, взяв задержанного под локоть, подвел его к дежурной машине.
– Куда? – Зайчиков вдруг перестав рыдать, внимательно посмотрел на Олега.
– В отдел, – ответил старший лейтенант полиции, и устало вздохнул. – Куда ещё?
Что-то неясное, но тяжёлое, ужасающее и полное осознания произошедшего, постепенно начало проникать в мозг убийцы. Зайчиков напрягся, обернулся и уверенно посмотрел Рассказову в лицо.
– Не поеду.
– Кто тебя теперь спрашивает, Саша? Надо ехать.
– Кому надо?
– Нам.
– Вам надо, вы езжайте, а я не поеду, сказал, – заявил хозяин квартиры, хотя заплаканное лицо его красноречиво говорило, что ещё секунду назад он ни в чём не был уверен.
– И тебе надо, Саша, – парировал Рассказов примирительным тоном. – Садись, поехали.
– Мне не надо! Не надо! – закричал Саша и, не зная, что делать, в отчаянии попытался ударить полицейского. – Ты не понимаешь, у меня горе!? У меня жена умерла! Я не поеду!
Следователь испуганно взвизгнула, и кто-то ойкнул, но Олег заученным движением перехватил летящий в него кулак, вывернул кисть руки и, грубо развернув убийцу спиной к себе, привычным движением застегнул на его запястьях наручники:
– Не ори! Сам виноват! Нужно ответить!
– Я уже ответил! Я сам себя наказал! Как я буду жить без неё!? Разве не понятно!? – крик превратился в истерику, которая долго стояла в ушах и мешала заснуть, когда Рассказов, выслушав кучу замечаний руководства и сдав, наконец, смену, кое-как добрался до дома.
Проспав весь день, как умер, без снов и мыслей, Олег всю ночь, стараясь не разбудить мать, смотрел маленький телевизор, приютившийся на холодильнике в кухне. Убавляя и вновь добавляя громкость, он мысленно ругался на раздражающую своей частотой рекламу, которая, как бы убедительно рекламщики не доказывали обратное, специально транслировалась громче, чем фильм. Но то, что показывали, Рассказова интересовало постольку – поскольку. Просто фон, и под него неожиданно полезли воспоминания, которых он не хотел, гнал прочь, заставляя себя вникнуть в суть показываемого по телику, однако всё было тщетно. Настырно, как он ни старался отвлечься, увильнуть, не смотреть и не вспоминать, вставало перед глазами давно забытое. Будто картинки в дочкиной книжке со сказками Андерсена. Но не гадкий утенок и не русалочка Ариэль, а Добреев Руся собственной персоной и его мамаша, купчиха первой гильдии. И откуда-то из самых мрачных глубин памяти возникли одноклассник и закадычный друг детства Витька Хворостов, и стажёр Славка Киреев, но почему-то с капитанскими погонами. И все остальные: начальник отдела по прозвищу Царь, председатель районного суда с холеными усиками, наставники Тропарев и Семенов, командир взвода Андронов и водитель экипажа, чья фамилия, пожалуй, было единственным, что Олег никак не мог вспомнить. Вот бы и с остальным также, но нет. И, сидя на подоконнике у настежь раскрытого окна, Рассказов курил, и курил. Одну за другой. Судя по лужам на асфальте, днём опять моросило, но теперь стояло безветрие, и наступающий день обещал быть сухим. Лето же. Хотя перед глазами Олега стояла лютая зима. Та самая, морознее которой в его жизни не было ни до, ни после…
Глава 2. «Группа задержания»
(Григорьевск, январь 2005 года, милиция)
Сказать, хот-дог не нравился, определённо было нельзя. Скорее, он был никаким. Безвкусным, что ли. Истинно – жратва для собак. Но купить ночью в маленьком райцентре что-либо пригодное в пищу, было сродни немыслимому. Напиток, называемый по досадному недоразумению, кофе, давно остыл. Получалось, что есть и хотелось, и нет. Одновременно. И потому старший одной из двух мобильных групп первого взвода григорьевского отдела вневедомственной охраны, младший лейтенант милиции Олег Рассказов, лениво и долго пережевывая постную сосиску со сдобой под соусом из кетчупа и майонеза, тоскливо глядел через лобовое стекло старенького уазика на длинный, пустынный проспект. Хотя, какой там проспект? Одно название. Вот в большом городе, в десятке километров от которого он служил срочную, действительно, были проспекты. И Рассказов очень хотел там остаться в после службы, да обстоятельства не позволили.
А что в захолустном Григорьевске? Безысходность, присущая всем райцентрам, у которых было светлое прошлое с градообразующими заводами да фабриками, а ныне всё исчезло. И настоящее, и будущее. Только имя красивое и осталось. При коммунистах говорили, что городок назван в честь Григорьева – вожака местных партизан. В гражданскую они освободили город от бандитов – колчаковцев раньше регулярных частей красной гвардии, и памятник партизанам в центре города не снесли даже, когда оголтело отрекались от советского прошлого. Новая легенда, не смотря на каменного революционера, застывшего с мосинкой в руке, утверждала, никакого храброго партизана не было, а благородные беляки ушли сами, не желая кровопролития и, в отличие от коммуняк, жалея местных жителей. Название же городу, и это немудрено, было дано в незапамятные времена по имени основателя – монаха Григория. При этом никто уже не помнил ни фамилии человека, ни того, была ли у него семья и как он выглядел. Не могли местные краеведы ответить и на главный вопрос, откуда и для чего уважаемый старец пожаловал в суровый край, где зима семь месяцев, а остальное – весна с осенью вперемешку. И сколько ни размышлял Олег о родном городе, а всё одно оставался уверенным, что назван он, всё-таки, в честь отважного красного партизана. В их школе даже его портрет висел, под которым гордых малышей – октябрят принимали в пионеры. И его, Олега Рассказова, тоже. Одним из первых за отличную учёбу и успехи в спорте да общественной жизни класса. Наравне со всеми он торжественно клялся, горячо любить Родину. Однако всё это было так давно, что и не стыдно признаться в нелюбви к Григорьевску с его разбитыми дорогами да облезлой краской на фасадах низеньких домов.
– Сколь уже? – громко спросил Олег.
– Короче, вы, товарищ младший лейтенант, пару минут назад спрашивали? – вынув наушники плеера, ответил с заднего сидения стажёр Славка Киреев. – Четверть шестого.
– Я про температуру, – ухмыльнулся Олег, довольный тем, что умело, как ему казалось, прикрыл свою скуку. Интересовался он, как раз, временем. Каждые пять минут. Жутко хотелось домой, к Люсе – лучшей жене, какая только бывает. Свадьбу сыграли больше год назад, по первому снежку да ласковому ещё морозцу. Не то, что теперь. Вон, как жарит.
