скачать книгу бесплатно
– И ещё, запомни нашу фамилию. Добреевы. Запомнил? Скажи, хорошая. Добрые мы люди, добро несем, весь город имеет работу и доход, благодаря мне. Надумаешь, уходить из этой помойки, найди меня, я тебя пристрою, не пожалеешь. Твоя фамилия, Рассказов, кажется. Сын телефонистки из расформированного ракетного полка на окраине города. Славная женщина. Мается одна всю жизнь на нескольких работах сразу. Тебя сначала вырастить надо было, а теперь помочь жизнь взрослую начать. Так ты помни мою доброту, мальчик. Одумаешься ещё, может, и начнешь жить, как человек, а не слуга…
Добреева добродушно улыбнулась, покровительственно потрепала Рассказова за давно нестриженый вихор, и из того, как грациозно она села за руль, было понятно, – ей абсолютно неважным было, что собеседник скажет в ответ, да и будет ли отвечать. Она была главнее всех. Выше самого Бога, которого нечестный её муженек неустанно поминал в ту суматошную ночь в райотделе.
«Слуга слуге рознь, и лучше служить всему народу, оберегая его покой, чем одному буржую, набивая его карманы деньгами, отнятыми у простых людей», – так считал, дед Олега, – советский офицер, и Рассказов мог бы сказать об этом купчихе первой гильдии, но поздно вспомнил. Через секунду о богине уже ничего не напоминало, окромя дивных звуков скрипки Ванессы Мэй, тихо игравшей в салоне исчезнувшего за поворотом топового седана.
– Постой, Олег, – Хворостов, проводив Добреевых почтительным взглядом, недоуменно посмотрел на одноклассника. – Ты что? Ты из этих? Ты в ментовку подался?
– Ну, да, – ответил Рассказов. – А что?
– И даже не в отдел по экономическим, – уточнил Виктор, усмехнувшись. – Или в гаи на крайняк… В пэпээс…
– Не могу понять, над чем ёрничаешь. Да, я в роте патрульно-постовой службы. Стажируюсь пока…
– Ты совсем того? – возмущённо перебил друг. – Ты реально не понимаешь? Это же почти низшая милицейская каста. Ты бы ещё в трезвяк влез, с обосанными, обрыганными алкашами разбираться…
– Да, ну, тебя, мелешь ерунду всякую, – отмахнулся Олег, сочтя слова одноклассника за неудавшуюся шутку. – А тебе что, Анна не говорила?
Виктор отвёл взгляд, и Олег понял, что школьный друг хочет, но не может сказать. Однако, обернувшись на внезапные крики за спиной, переспросить не успел.
– Что, проститутка?! Взял?! Сколько?! – кричал низкорослый и обычно невозмутимый Степан Краснов, схватив Жучкова обеими руками за шиворот рубахи и резко дернув на себя. – Сколько эти твари тебе сунули?!
– За базаром следи! – участковый ударил Краснова по руке и, едва устояв на больных ещё ногах, потребовал. – Пусти!
– Стёп, брось! Ну, его к чёрту! – Краснова оттащили другие милиционеры роты. – Не надо о дерьмо мараться.
– А мы и без того замаранные, и одним больше, одним меньше, ничего уже не поменяет, – не согласился Степан и вновь подошёл к Жучкову вплотную.
– Да, да, взял, – прошипел участковый, отворачивая лицо от неотступного, прожигающего насквозь взгляда. – Что? Долго ещё на копейки подъедаться? Ты не берешь? По карманам у подвыпивших мужичков не тыришь? Честный весь такой, да? Дядя Стёпа – милиционер…
– Беру! Беру, падла! – Краснов опять схватил Жучкова за воротник и, будто задыхаясь, проорал. – Но я своих никогда не сдавал! Те, у кого беру, меня не знают, я их тоже видел первый и последний раз! Они всё равно бабки свои пропили бы, и копейки до дому не донесли бы! А так никому не плохо! Все живы, здоровы! Никто не в тюрьме, не в могиле, не в больничке! Понял, ты, мразь?!
– Уймись, идиот! – ответил участковый. – А то наорешь сейчас на срок себе, а меня обвинишь. Люди слышат.
– В самом деле, Степан, успокойся…
– Харе, братан…
Краснова вновь оттащили от участкового.
– Пацаны, а в чём я не прав? – искренне недоумевая, спросил Жучков, глядя на постовых. – Я что, украл? Нет. Меня государство это дырявое вылечит теперь? Тоже нет. Нервы только истреплют, шёл пьяный не на своем участке и во внеслужебное время. И вы лучше меня знаете, что так и будет. Я своё взял. За свою боль, за смелость, что не прошел мимо, отвернув морду в сторону, когда человека избивали. Мне теперь этого бабла на реабилитацию хватит и ещё останется. Дочку хоть в институт соберу…
– Дочку?! – ухмыльнулся Валерка Самсонов. – А у Тропарева не знаешь, кто родиться должен? Дочка или сын? А то и, правда, выкидыш у его бабы будет? А ведь если бы не он с Максом, эти зверята тебя добили бы. И осталась бы твоя дочка сиротой, и не в институт пошла бы, а на панель, дальнобойщикам с гастерами подмахивать…
Жучков замахнулся на Самсонова бодожком, но взмах оказался сильным и на ногах Андрей не удержался, свалился на спину, как мешок с картошкой. Наверняка зная, что руки ему не подадут, с трудом поднялся сам, отряхнулся и, скривив лицо от пронзившей боли, выдавил:
– Будь Сашка на моём месте, он так же поступил бы. Я никому плохо не сделал.
– Нет, никому, – согласился Краснов, успокоившись. – Только двое молодых парней поехали в зону. А так всем хорошо, а тебе так и лучше всех. И не сдох, и не калека. Восстановишься. Не в тюрьме и бабла поднял. Но об этом все даже забудут. И чем быстрее подашь рапорт об увольнении, тем скорее. Для тебя же, между прочим, лучше…
– Вас забыл спросить, – парировал участковый.
– Нас не надо, мы, человеки маленькие, ничего не решаем, – философски заметил Валерий Самсонов. – А у Царя спроси, если тебе неожиданно ещё парочку административных участков навесят, и материалы тоже все тебе, и дежурства через сутки – двое…
– Не посмеет, – невозмутимо перебил Жучков. – Засужу…
– Давай – давай, – ухмыльнулся Самсонов. – Забыл, кто у нас главный коррупционер после мэра, председателя суда и прокурора. Любимый нами всеми начальник нашего ОВД. Он же в техосмотре начинал и связей у него, будь здоров. Гляди, чтобы он тебя по судам не затаскал…
– А то и под уэсбэшников подведет, – подхватил Краснов. – Ты за всю службу по материалам с признаками преступления, сколь отказных нашлёпал? Не помнишь? Царь напомнит. И поедешь к Сане с Максом, а они с тобой потолкуют, как добрые, старые коллеги. Не один пуд соли сожрали вместе, даже на одном суде вместе были, подумаешь, по разные стороны клетки…
– Да, не о чем с ним толковать. Не видите, броню накатил в три наката? – вмешался в разговор третий милиционер, Коля Ястребов. – Пошли. Нам ещё железную дорогу всю ночь охранять, а то враги захотят на Ким Чен Ира покуситься, а нас на месте нету, вот тогда точняк всех позакрывают и в специализированный нижнетагильский пионерлагерь для особо отличившихся милиционеров…
– За что? – поинтересовался Краснов, не выразив и тени изумления.
– За измену Родине, – невозмутимо ответил Николай.
– Ага, Корейской, – поддержал Самсонов шутку и рассмеялся так, будто ничего не произошло, и тяжелого разговора только что тоже не было. Почудилось.
– Пиши рапорт, Андрюша, – смерил Краснов Жучкова презрительным взглядом и поспешил за коллегами. – Э! Стажер! Чего завис?! Погнали!
Олег сделал шаг за Степаном, но остановился и внимательно посмотрел на Хворостова:
– Так что у вас с Анной?
– Пойми, Олег? – Виктор чуть замялся, но нашел в себе силы и высказал то, что считал правильным. – От жизни надо брать всё, по максимуму. Именно поэтому мои родители при бабках, и вот эта тётка на мерине, Добреева, она тоже. А твоя мамка и Анькины предки, как бы это помягче… Нужду мают всю жизнь. Но не это страшно. А то, что они и вас научили, не бороться за место под солнцем. Выдуманным человеколюбием прикрываетесь, совестью. Ты посмотри на себя, Олег. Полгода, как из армии пришёл, и нормальные шмотки купить не можешь, в армейской робе ходишь. Самому не надоело?
– Не юли, Вить. Говори как есть, спешу. – Олег оглянулся на повторный сигнал уазика, на котором приехал сюда с коллегами. – Вы с Аней больше не вместе из-за того, что её семья твоей неровня. Мы никто и звать нас никак, а вот ты с твоим отцом фигуры, прямо как вот эти вот, купчиха первой гильдии и мразёнок её, и папашка его. И этот город и ваш тоже, как и их, но не наш. Григорьевск, Витя, он только твой, но не мой. Так, да?
– А-а, Олег, не надо дешевой философии, – картинно скривил лицо Виктор. – Я её от Аньки наслушался. То нельзя, это нельзя, вот так нельзя. Тошнит от вашей правильности, Рассказов…
– Только ты забыл, что я здесь родился, – перебил Олег. – А твоего отца сюда назначили, и ты приехал к нам с родителями уже во второй класс школы. И вас здесь приняли, и тебя, и отца твоего, и всю вашу семью…
Более протяжный, нетерпеливый, и оттого кажущийся грозным, автомобильный гудок, заставил Олега развернуться и бежать к машине, не закончив разговор с одноклассником.
– Беги, беги, Олежек. Прислуживай, – ухмыльнулся Хворостов. – Детство кончилось, дальше нам не по пути. Ох, дурак ты, Рассказов, ох, и дурак. Я же тебя звал с собой…
Спустя несколько часов в непроглядной душной тьме Олег Рассказов стоял спиной к железнодорожному полотну и под нескончаемое громыхание бронепоезда главного в Северной Корее человека, пытался понять полочкам произошедшее за день. Зачем отец подростка поступил так подло? Ведь он знал, как всё случилось на самом деле. И он обещал. Впрочем, на суде его не было. Почему? А остальные, кого задержали в ту ночь? Они же не стали писать заявлений, потому что тоже признали, что были не правы. Даже тот, которого Олег и в самом деле едва не убил, а уж он-то мог бы, как никто другой – стажёр от души его разукрасил. Добрееву – младшему в разы меньше досталось, а какой шум на всю округу подняли. Но заявление в прокуратуру поступало лишь от купчихи первой гильдии. И вдруг все выступили на стороне обвинения. За сколько? Меньше или больше им заплатили, чем Жучкову? Неужели и, правда, совесть, честность, справедливость можно купить? Верить в подобное не получалось. Хотелось спать и, пристально всматриваясь в ночную тьму, Рассказов задерживал взгляд буквально на каждом кустике, дереве да часто зевал…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. «ЗИМА ПРИХОДИТ ЛЕТОМ»
Глава 1. «Дежурный опер»
(июнь 2015 года, полиция)
За окном, выглядывающим в тёмный двор районного отдела полиции, шумел дождь. Белые циферки в правом нижнем углу монитора ещё семнадцать минут назад миновали трехчасовую отметку, и все уже должны были успокоиться, даже самые неугомонные.
Кое-как уложив коротко стриженую голову на мягкую кожаную папку, Олег Рассказов сидел за столом и дремал. Дежурства в следственно-оперативной группе, – были единственным, что не нравилось ему в службе, но они же были и данностью, с которой каждый раз приходилось мириться. Череда различных происшествий за очередное суточное дежурство совсем вымотали его. Два грабежа, один из которых был раскрыт и налетчик пускал слюни в камере. Обыск в его жилище провели, похищенное изъяли и обнаружили ещё две мобилы. С гоп-стопов в соседнем районе. По второму грабителю составили фоторобот, но помочь в дальнейшем расследовании он не мог. Потерпевшая пенсионерка заверила, обидчика не опознает. После грабежей по оперативной сводке происшествий значились две квартирных кражи и одна карманная, – все темные. Следом – угон старенькой тойоты. Машину нашли раскуроченной в лесополосе недалеко от места хищения, однако любителя кататься на чужих тачках не задержали.
В пять тридцать, превозмогая непреодолимое нежелание, словно нужно было идти в атаку под ураганным огнём противника, Олегу следовало поднять голову, сходить и сполоснуть помятое лицо, надраить зубы. По возвращении из умывальника, он должен был вскипятить воду, налить кофе и, обжигаясь напитком, разложить по полочкам все сигналы: двое без вести пропавших и драка с причинением тяжкого вреда здоровью из-за бытового конфликта на фоне общей пьянки. Один лежал в реанимации, другой в клетке, а третий, где-то пережидая, никак не попадался в засаду оперов из городской убойки. И ещё вагон и маленькая тележка всего, что нормальному человеку не взбрело бы и в голову: утопление младенца в ванной, – несчастный случай. Не досмотрела молодая мать. Бывает. Но что, если сама притопила? Послеродовой синдром. Надо разбираться. А заодно и с парой суицидов через повешение, да половым сношением с лицом, не достигшим совершеннолетия. Деяние не наказуемо, ибо по обоюдному согласию и новой женщине аж цельных семнадцать лет, но раз заявили, требовалась внести ясность. Далее в сводке значилось очередное, никого не удивившее, мошенничество через интернет-сайт и один несчастный случай – мужик свалился с крыши загородного дома, где чинил антенну, но сообщила о происшествии больничка, а это было территорией города, землёй района. Материал должен был уйти на сельскую территорию, но после, а пока лежал на столе старшего лейтенанта полиции Рассказова. Олегу за него и отвечать. Что сделал, чего нет, и точно ли пострадавшего специально никто не столкнул. Что же до мошенничества, то граждане сами были рады обманываться, насаживаясь на различные приманки злодеев, но восстанавливать справедливость – это участь ментов – бездельников. И прочее, прочее, прочее.
Ровно в семь нужно было идти на разбор полётов к Эдику – истерику, начальнику районного отдела уголовного розыска, который каждый день докладывал о криминальной обстановке на вверенной территории вышестоящим боссам и по сему с дежурных оперов он спрашивал не по-детски. Дел предстояло много, но открывать глаза и включать в кабинете свет не хотелось. Однако пришлось и намного раньше срока, обозначенного дежурным опером самому себе. Стационарный телефон механическим голосом в трубке оповестил:
– Олег, на Кирова убой. Заявка со станции скорой помощи, городская пэпээс уже на месте…
Город сиял разноцветными неоновыми вывесками на каждом здании, однако света в окнах жилых домов не было. И всё же, не смотря на ночь, панельно-деревянный, каменно-кирпичный великан жил. Хотя люди да машины в большинстве своём уже и досматривали сотые сны, молодёжь ещё бодрствовала. Для них, у кого кровь в жилах бурлит, ночь, известное дело, – друг. Одним ради поцелуев и посиделок на скамейках во дворах домов, другим ради шальной наживы через гоп-стоп, третьим поискать закладочку, ширнуться да успокоиться. И бдели ещё дежурные расчёты караулов пожарных машин, дежурные бригады скорой медпомощи и врачи в дежурных больницах, охранники в банках, магазинах да на складах. И, конечно же, полицейские пешие наряды, мобильные экипажи и следственно-оперативные группы. Ночная жизнь любого большого города.
Олег Рассказов, эксперт-криминалист и лысый водитель их дежурной машины были из числа последних. Молоденькая девчонка в штатском, – дежурный следователь, которую так бесцеремонно разбудили средь ночи, не принадлежала полицейскому ведомству, а была из районного следственного комитета. Прислонившись маленькими головой и плечиком к стеклу, за которым, будто в сказке, проплывали размытые дождевыми каплями яркие огни, она досматривала сон. Наверное, о большой и чистой любви, коей в реальной жизни еще не встречала: без слез и крови, без истерик и обвинений, без боли и сумасшествия.
Машина дежурной группы остановилась у обычной пятиэтажной панелькой среди трёх длинных десятиэтажных общаг. Когда-то общежития были студенческими, а пятиэтажка – жильём для преподавательского состава, но лишь для семейных. Холостые педагоги обитали там, где и студенты, мешая молодым спокойно кутить все студенческие годы напролет. Однако педагогическую академию лет семь как закрыли, и в её корпусах расположилось множество фирм да магазинов самой различной масти. А в общагах обитали все, кто угодно, но студенты из других ВУЗов были в меньшинстве. Зато было через край гастарбайтеров из такой близкой и почти родной Средней Азии, неустанно кричащей о самостоятельности, невзирая на то, что её дети круглый год зарабатывали в России, а не дома. И к ним привыкли. Олег и сам всегда покупал фрукты да ягоды только у торговцев из жарких южных стран, каждый раз начиная и заканчивая обращение словом: «Уважаемый». Азиаты и кавказцы очень любят это слово, много им не надо, и Рассказова они ни разу не обманули.
В преподавательском доме тоже жили разные люди, и, пожалуй, ни один из них педагогом не был. Но, как правило, они были потомками тех, кто когда-то учил, как правильно среди детворы сеять вечное, разумное, доброе.
Машина скорой медпомощи застыла у второго подъезда. Вся бригада дремала в салоне, не выключив свет. Рядом припарковался новенький УАЗ-Хантер экипажа ППС из городского отдельного батальона, но внутри находился только водитель с погонами старшины полиции на форменной кожаной, как и у Олега с экспертом, куртке, да сигаретой во рту. На немолодом лице шофёра без труда читалась, спать ему не хочется, однако до жути скучно.
– Я констатировал смерть женщины, но патрульные не отпускают. Сказали вас дожидаться, а у меня ещё вызовов много, если так-то разобраться, – монотонно проворчал врач и зевнул, не прикрыв рот ладонью.
– Причина смерти? – спросила следователь.
– Вероятнее всего, разрыв печени, если так-то разобраться. И обильная кровопотеря. Один точный удар. Смерть наступила где-то за час до нашего приезда, – всё так же безразлично ответил медик и, пожав Олегу руку, передал ему справку.
– Профессионал бил? – уточнил Рассказов.
– Не думаю. Он там с коллегами вашими беседует. Пьяный в дугу, поэтому так удачно и попал ей. Снизу-вверх бил, левой рукой. Бытовуха, как у вас говорят, если так-то разобраться.
Олег поблагодарил врача, на что тот вздохнул и развёл руками:
– Не за что мне спасибо говорить. Красивая была, если так-то разобраться.
– Всё равно, спасибо, – поддержала Олега следователь.
– Да, ладно, – отмахнулся врач. – Мы поедем? А то ничем уже не поможем, если так-то разобраться.
– Езжайте,– поспешно ответила следователь и спросила водителя экипажа ППС. – Труповозку вызывали?
Старшина полиции, продолжая курить, пожал плечами. Он шофёр и его задача рулить, куда скажет старший экипажа. Не более того. А кто там кого вызвал, ему неинтересно.
– Пойдём, глянем, – не то спросила, не то предложила следователь оперу, безразлично глядя в след бесшумно выезжающей со двора машине скорой медпомощи.
– Пошли, – согласился эксперт вперёд Олега. – Какой этаж?
Шофёр ППС показал два пальца и втянул в себя сигаретный дым.
– Немой? – поинтересовался Рассказов и шофёр, выпустив облачко дыма, кивнул.
Олег улыбнулся и пошёл за следователем с экспертом.
Обычная дверь квартиры, деревянная и обшарпанная, была открыта настежь. Пьяный молодой человек в испачканной майке и спортивных трико с закатанными штанинами сидел в крохотной кухне на табурете. На столе, кроме литровой банки, наполовину наполненной прозрачной водой, было множество простой посуды. Глубокая железная чашка с остатками салата и закопчённая сковорода с жареным картофелем, блюдце с осиротевшим куском ржаного хлеба да стрелами зелёного лука и плоская тарелка с двумя кусочками вареной колбасы. Культурно люди отдыхали, ничего не скажешь. Но внимание опера привлекли три вилки и три гранённых стакана, один из которых валялся под столом, где успокоились и две бутылки из-под водки.
Нож с пластмассовой рукояткой чёрного цвета, широким длинным лезвием лежал на подоконнике, – подальше от сидевшего. Постовые к орудию преступления не прикасались. Их задачей было задержание предполагаемого преступника и охрана место происшествия до прибытия следственно-оперативной группы, ничего не трогая. Зря только вилки не отодвинули от задержанного. Однако мужчина вёл себя спокойно, не быковал, да и вряд ли понимал, что происходило в его однокомнатной квартире. На вошедших, даже не посмотрел, и, казалось, ко всему потерял интерес. Понурив голову, он тупо глазел в пол, на лужу, которую эксперт – криминалист, как и пятна на лезвии ножа, обязательно назовёт неизвестной жидкостью бурого цвета, похожей на кровь. Жидкость тянулась дальше из кухни через короткий коридор в небольшую комнату, отчего было ясно, убиенная сначала лежала в одном месте, а потом её перетащили в другое. Там и обнаружили. На боку, на стареньком диване. Руки мёртвой девушки и одна нога свисали к полу, голова неестественно упёрлась в боковую спинку. Не худая и не толстая, среднего роста, с длинной рыжей косой. В мир иной она отошла в халате с нелепыми ромбиками пёстрых цветов, полы которого были сильно задраны, отчего оголились залитые кровью живот, белые кружевные трусики и стройные ноги. Лицо с открытыми глазами ничего не выражало. Едва уловимо чувствовался сладковатый запах крови.
– Что здесь стряслось? – спросила следователь старшего патрульно-постового экипажа.
– Я изложил тут всё, только он ещё не расписался, – протянул молоденький лейтенант бланк объяснения, исписанный крупным почерком с обеих сторон. – Сейчас ещё рапорт напишу.
– Пиши, – сухо сказал Рассказов, читая объяснение, взятое у следователя.
Из написанного выходило, что гражданин Зайчиков по имени Александр и к тому же сын Александра, тридцати одного года от роду, ранее не судимый, работающий водителем погрузчика, весь день и днём тому предшествующим употреблял её, прозрачную, как слеза младенца. Пил без особого на то повода. Что-то отмечал, но что, не помнит. Во всяком случае, не отпуск, который отпраздновал неделю назад, когда в него и отправился. Вечером с работы вернулась супруга, Зайчикова Алёна Игоревна, семью годами младше него, и с которой они в законном браке прожили аж десять месяцев. Мужа своего женщина любила без памяти, потому, как и он без неё жить не мог. И по причине большого светлого чувства Алёнушка присоединилась к возлиянию огненной воды. Но незадача вышла, лизнула лишнего и брякнула мужу что-то неугодное, дюже обидное, ибо, как и все дочери Евы, дура полная, за что моментально получила подзатыльник, дабы знала впредь, как себя вести с главой семейства. Однако супруга стала скандалить, да столь громко, что иначе, как ножом в живот, успокоить её было нельзя. Правда, по-другому любимый и любящий муж не пробовал.
– Прочти и подпиши, – Рассказов, по-свойски, протянул бланк объяснения и авторучку убийце.
– Не буду читать, – всхлипывая, Зайчиков поднял заплаканное лицо и посмотрел на опера. – Знаю, что там.
– Тогда пиши, – согласился Олег и продиктовал. – С моих слов записано верно, мной прочитано.
Мужчина трясущейся рукой поставил автограф, и вновь уткнулся помутненным взглядом в пол.
– Труп зачем перетащил? – спросил Рассказов, вернув объяснение следователю.
– Чево-о? Какой труп? – не понял Зайчиков, подняв уже ошалелый взгляд.
– Жены твоей труп, – вздохнул Олег.
– Это вам она труп, а мне жена, – возмутился Саша и отвернулся к окну. – Холодно ей было, вот и перетащил…
– Она сама сказала, что ей холодно? – вмешалась следователь.
Да, в первую очередь было необходимым определить состав преступления – тяжкий вред здоровью, по неосторожности повлекший смерть потерпевшего, или же умышленное убийство. Разница большая. Хотел Зайчиков жену убивать или случайно у него так получилось? Всё остальное потом. Хотя выяснять особо-то было и нечего.
– Издеваетесь? – хмыкнул Зайчиков. – Ничего она не говорила. Сразу умерла. Но я понимаю, холодно ей на полу.
– Жалеешь, – с трудом сдержал усмешку эксперт-криминалист, снимавший со стаканов отпечатки пальцев.
– А как же я жену родную жалеть не буду? Люблю и жалею,– искренне удивился Зайчиков, продолжая всхлипывать. – Странные вы какие-то, полицейские, как будто не люди даже, раз такие вопросы задаёте…
– Ясно, – кивнул Олег и поинтересовался. – Один перетаскивал?
Саня замотал головой:
– Не… С Жекой… Ой, да… Один… Не надо… Один я…
– Труповозку вызывайте и понятые для осмотра нужны, – заявила следователь так, будто это было новостью, и никто не знал, что понятые должны быть. Лучше бы сказала, где их взять в начале пятого часа утра.
– А успеете закончить, пока санитары приедут? – уточнил Рассказов.
– Да, – заверила следователь.
Опер послушно набрал номер телефона дежурной части и подтвердил, что действительно совершено убийство, и труп уже остывает. Оперативный дежурный ответил, что машину спецбюро вызвал сразу, как только позвонил старший экипажа ППС и тоже сообщил о трупе. А не приехали санитары, надо полагать, из-за того, что и без этого убийства много людей мрёт в городе. А по ночам так и подавно.
– Я за понятыми, – оповестил Олег, покидая квартиру.
