скачать книгу бесплатно
Со всей силой нерастраченной нежности, ей захотелось повторить это ещё и ещё. «Нет! Стоп! Надо успокоиться, унять эйфорию. – приказала она себе, – Иначе до добра это не доведёт».
Докурив, она приняла душ и легла спать. Томительная истома, с особой силой охватила её, нехватка жарких прикосновений и страстных поцелуев немного отсрочили её сон…
Нити разрозненных мыслей свились в одну – понимание того, что этот мальчик уже ворвался в её серую однообразную жизнь, дерзким и манящим, ярким животворным лучом и уже изменил её, но ведь она и сама этого страстно жаждет. «Так чего ж бояться? – засыпая, подумала Лили, – И будь что будет».
Через несколько дней Лекс организовал мероприятие, которое назвал «пробным Днём Рождения». Собрал узкий круг друзей и пригласил Лили с подругами. В зале, в «восточном» стиле, на ковре была постелена, поверх скатерти, красивая клеёнка. Она и была импровизированным столом, который Лекс расстарался накрыть так, дабы поразить даму сердца кулинарными изысками собственного приготовления.
Всё шло великолепно – Лекс умело руководил «балом». Как никогда был возбуждён и остроумен. Её глаза сегодня не были так печальны, как в день знакомства. Несколько раз он ловил на себе её восторженный искрящийся взгляд.
Это очень вдохновляло его, и Лекс так и сыпал шутками – прибаутками, анекдотами, шутливые импровизации удавались, как никогда, легко и непринуждённо. Конечно, они сидели рядом. Как галантный кавалер он изо всех сил старался предугадать её желания, был внимателен и обходителен, ухаживая за своей дамой.
Предлагал попробовать что-нибудь, на его вкус, наиболее удавшееся, из собственного приготовления. А она поощряла его взглядами и «случайными» прикосновениями. Лекс был в восторге от неё. А потом начались танцы. Благо, что соседи ещё не вернулись из отпусков: громкость музыки можно было не ограничивать.
Скатерть, со всеми яствами, оттащили в сторону, освобождая место танцующим. Свет в зале, погасили: хватало того, что пробивался из коридора и немного с улицы. Лекс, конечно, танцевал только с ней. Когда, кто-то покушался на Лили, то он изображал огорчение и говорил:
– Извините, дама ангажирована на весь вечер, – и простодушно лыбился.
Она смеялась. О лучшей награде он и не мечтал: «Как чудесно она смеётся»,– думал Лекс. Его повергала в ужас сама мысль, о том, что её отберут у него хотя бы на один танец. Чего раньше он никогда за собой не замечал, будучи в компании с женой. В нём проснулся феодал, собственник.
Лили шла навстречу его желанию. Во время танца он нежно, чуть касаясь, прижимал её к себе. Она также нежно отвечала на его объятья. И он чувствовал, на сколько она не безучастна, напротив, её ладонь намекает – «ну же, смелее!».
Но, что с ним? Лекс не понимал. Сейчас, когда его ощущения достигли наивысшей точки нервного напряжения, когда он перестал ощущать своё тело, то и ему не было надобности чувствовать тело любимой: ему нужно было большее… – её душа. И он чувствовал, что сейчас происходит самое желанное в его жизни – их души будто сливаются в одну. А это он ценил превыше всего.
Лекс мог только очень осторожно, нежно, как самое драгоценное в жизни, держать Лили в своих руках, чуть прикасаясь к ней, ведя её в танце. -"…и бережно держа, и бешено кружа, он мог бы провести её по лезвию ножа…" В. Высоцкий.
Иногда, когда он знал, что их никто не видит, он мимолётно ловил её губы. Она отвечала тем же. Возбуждённый, задыхаясь от счастья, он парил над землёй вместе с любимой женщиной. В небольшой комнате было душно, несмотря на открытые окна.
Лекс предложил пройти в другую комнату, с выходом на балкон, проветриться. Оказавшись одни в темноте, он нашёл её губы и жадно приник, дрожа от желания. Поцелуй затянулся и Лили, переводя дыхание, отстранилась и, в радостном удивлении, прошептала:
– Ух! Ну ты и целуешься, сума сойти! Где так научился?
Лекс смутился, но ответил:
– Это ты меня научила, – и реагируя на её удивлённый взгляд, добавил, – до сегодняшнего дня я так не умел.
Лили, переполненная восторгом, прижалась к нему и долго не отпускала. А потом тихо, очень осторожно произнесла:
– Твои когда возвращаются? – спросила, как можно спокойнее, но в этом кажущемся спокойствии Лекс уловил столько печали, горечи и испуга, что он с трудом смог сдержать подкативший к горлу комок. Только горячо обнял её, и уже прижавшись к её уху, тихо ответил поникшим голосом, сожалея, что не может порадовать другим ответом, чувствуя себя виновным и бесконечно несчастным:
– Скоро, совсем скоро.
И в ответ спросил:
– А твой где? Разве не в отпуске?
– Нет. Я, вроде бы замужем, а вроде и нет… Рис почти не живёт дома. Сходит на дежурство и потом пропадает сутками, то в гараже, то на рыбалке. Даже ночует там. У него там всё есть: плитка, чайник, еда, кровать.
– А чем он там занимается? Квасит? – поинтересовался Лекс.
– Нет, что ты, он почти не пьёт, вообще он хороший, умный, столько знает, на все руки мастер. К нему весь городок ходит за советами, если что по технике. Он вездеход делает для охоты. Скоро буду милионьщицей,– с грустной улыбкой сказала она.
Лекс улыбнулся, услышав этот старый, давно забытый синоним миллионера. Оказывается в сибирской глубинке ещё так говорят.
– Поэтому у меня, при живом-то муже, уже давно мужика не было. Он на своём вездеходе женат, – в сердцах произнесла Лили.
Время позднее. Пора расходиться. Она засобиралась вместе с подругами. На Лекса жалко было смотреть. Он умолял её взглядом задержаться, ну хоть на чуть-чуть, хоть на мгновенье и подруги подталкивали её к этому, но она лишь отвела его в сторону и на ушко шепнула, что через три дня он может прийти к ней домой: – муж будет на дежурстве.
Прошли жутко долгие три дня. И вот в окошке мелькнул условный сигнал. Одна. Можно входить. На одном дыхании Лекс взлетает на второй этаж. Дверь распахнулась, впуская «Дон Жуана». Они замирают в объятьях. Лили так прижалась, что под тонким домашним халатиком он ощущает её всю.
Несколько минут они стоят так, не размыкая рук, левитируя над землёй. Он мог бы так стоять вечность. За свои тридцать лет никто никогда не обнимал его так. Её тело податливо, как воск. Он чувствует, как она тает в его горячих руках, как будто хочет запомнить, запечатлеть его тело своим. Лекс уже не в состоянии справиться с возбуждением.
Пытается подхватить любимую на руки, но встречает резкий отпор. Лили зарделась. «Засмущалась, видно на руках не привыкла, чтоб носили», – догадался Лекс. А она взяла его за руку и завела в спальню, со словами:
– Подожди, я сейчас, – вышла из комнаты.
Несколько минут он томился в ожидании. Журчащая вода в ванной ему нашёптывала о приближении того мгновенья, ради которого он, презрев все страхи и опасности встречи с хозяином квартиры, с её детьми, с начальником, живущим этажом ниже, средь бела дня, примчался сюда.
Желание обладать женщиной, которая перевернула его сознание, вернула давно забытое, такое сладкое чувство, было настолько велико, что уже ничто не могло его остановить. В памяти всплыло первое прикосновение к этому чуду…
Это было очень – очень давно. Тоже конец августа…
Погода в это время на его родине, в Прибалтике, обычно тёплая и сухая.
В один из тихих тёплых вечеров, когда солнце неминуемо шло к закату и золотило листву старых, уже начавших желтеть, лип, на спортивной площадке за школой на гимнастическом бревне сидели двое. Совсем юные Ёшка и девочка Таня, с их улицы.
Они вместе катались на велосипеде. Она была старше его на два года и поэтому управляла его велосипедом без рамы, который достался Ёшке по наследству, от старшей сестры, а он сидел на багажнике и держался за Танину талию. Как это было прекрасно, просто волшебно!
Они сидели, болтали ногами и молчали: им было хорошо вдвоём. Таня была в тонком белом платьице в голубой цветочек, на ногах спортивные тапочки. Светло-русые волнистые волосы едва доходили до плеч и обрамляли лоб и виски нежными пушистыми завитушками. Большие серые глаза и слегка припухшие детские губы маленького красивого ротика делали её лицо почти кукольным. Она была самая красивая из всех девчонок на улице.
Вдруг Таня спросила:
– Ты кого-нибудь любишь?
-Да,– робко, жутко смущаясь, ответил Ёшка и кивнул.
-А как её зовут?– продолжала допытываться Таня,
-На букву «Т»,– совсем смутившись, ответил он.
-И я тебя люблю,– спокойно ответила она.
Ёшка не смел даже взглянуть на неё, не говоря уже о чём-то большем. Он ещё ничего не знал об этом, Только сердечко трепыхалось в груди, как пойманный воробышек. Это счастье!
«Это светлое облако, которое впервые заговорило со мной о любви я буду помнить вечно. Сколько бы я не жил и после, моя вечная душа будет хранить этот дивный осенний вечер, как напоминание о том, что жизнь прожита не зря», – думал Лекс.
Никто никогда в жизни не говорил ему, что любит его: ни родители, ни бабушка, ни сестра. А этого, порой, так не хватает детям. Такое удивительное, простое и вместе с тем такое ёмкое, обладающее такой огромной силой, слово!
«…В те времена суровые, теперь почти былинные,
Когда срока огромные брели в этапы длинные…»,
-говорит В. С. Высоцкий.
Время было такое, – суровое, не принято было баловать детей ни словом, ни делом. Вот и росли пацаны и девчонки «в нелюбви», ища любовь и ласку на улице.
Прошло лето. Закончились и совместные катания на велосипеде.
Только, вызванное тем августовским вечером чувство, продолжало волновать сердце. Ёшка не знал, что ему надо сделать, чтобы удержать её.
Он искал любую возможность увидеть, высказать всё то, что он чувствовал. При встрече робел и был в не состоянии вымолвить хоть слово: язык немел, а в голове происходил такой переполох, что все приготовленные слова, улетучивались. Раз в году на 8 Марта он подписывал ей открытку с поздравлением, но даже здесь, не мог написать ей всё то, что хотел – о своей любви.
В то время, как раз, вышел мультик о том, как крокодил влюбился в корову. Они любили цветы и листья, а он читал ей стихи. И пока было лето – они дружили. Но осенью цветы завяли, листья облетели, и корова сказала, что их больше ничто не связывает. И тогда крокодил превратился в зелёный лист. «Если любишь – сделай что-нибудь прекрасное. Стань хотя бы зелёным листом!»
Время – ластик. Время – доктор. Время – судья. Всё может время, но стереть из памяти первое признание в любви оно не в силах. Да, конечно, чувствам нужна пища, поэтому через несколько лет, уже в восьмом классе, Таню заменила другая девочка, а за ней ещё, а потом ещё. Жизнь течёт и всё меняется. Особенно в юности.
Но тот случай на школьной площадке пробудил в его сердце сладкое чувство своей нужности, такое необходимое каждому человеку – веру в себя. И это волшебство хотелось ощутить ещё и ещё. И вот теперь, спустя почти двадцать лет, тот, едва тлеющий, огонёк вспыхнул с новой силой.
Дверь в комнату отворилась и на цыпочках впорхнула, обёрнутая банным полотенцем, его Лили. С вызовом, в упор глянула на, сидящего там же, где она его и оставила, на краю кровати, Лекса. Он вскочил, обнял её. После долгого поцелуя она приказала отвернуться. Краем глаза он заметил, как что-то упало на спинку кровати. В волнении Лекс избавился от уже мешавшей, не нужной одежды и нырнул в манящий омут…
Спустя некоторое время, через несколько дней, произошёл случай, – незначительный на первый взгляд. Но он довершил развитие их отношений. Так получилось, что Лексу пришлось зайти в магазин, где работала Лили, вместе с женой. Обычно она находилась в подсобке на фасовке, куда Лекс к ней иногда заглядывал. Но в этот раз она неожиданно оказалась в зале, за прилавком. Лексу пришлось собрать в кулак всю свою выдержку, чтобы не выказать своих чувств.
Это было невыносимо: он смотрел на свою любимую, не отрываясь, видел в её глазах то же самое, что чувствовал он сам и не могли сказать друг-другу ни единого слова. Это была нежданная, страшная мука. Сердце сжималось до ощутимой физической боли. Он не выдержал и выскочил на улицу. Там глубоко вздохнул несколько раз и вдруг почувствовал, как волна радости и счастья накрыла его: он понял, как сильно полюбил эту женщину и тут же ощутил горечь и весь трагизм их положения…
Глава 4
Лекс
"Какой русский не любит быстрой езды» -эта знаменитая фраза Н. В. Гоголя знакома каждому школьнику, но то, как понимал её Лекс, таких «лихих наездников» на этой планете было немного. На своём мотоцикле он не ездил, – летал, привстав на подножках, как его деды – на стременах. Упиваясь скоростью, он пил её жадно, большими глотками, наслаждаясь её сладостным хмелем.
Равных ему здесь не было. Те, кто по незнанию просили подвести их с аэродрома до городка, после полётов, вылазили из люльки очумевшие от страха, покачиваясь от чрезмерной порции адреналина и от перегрузок, и больше никогда не просились. Хотя среди них попадались и лётчики. На своих больших тяжёлых самолётах они к высшему пилотажу не были готовы. Только Кит знал,– бояться нечего: никакого риска, только высокое мастерство «пилота», трезвый, выверенный расчёт и более ничего.
На охоте они с Лексом не раз уходили от погони: на запредельных виражах он никогда не сбрасывал газ, а только добавлял. Лётчики – однополчане шутили: «Правильно, так и надо, чтобы не свалиться в штопор». А если кто и просился подвезти, то при условии, что он не будет лететь, а поедет спокойно, как все нормальные люди.
Иногда он уступал просьбам и сдерживал себя, как мог, но получалось всё равно очень быстро и потом приходилось выслушивать нарекания друзей. А посему, по большей, части он ездил один, наслаждаясь «полётом».
Пристрастие к рыбалке ему досталось по наследству, от отца. После окончания академии ВВС он попал по распределению на эту планету. И сразу, после обустройства на новом месте, а они получили квартиру, в новом, только что сданном, доме, как только появилась малейшая возможность выйти на реку, – он помчался со спиннингом. Чем вызвал немалое удивление старожил.
Оказывается такими снастями здесь ловить не принято, потому что всё равно ничего не поймаешь. Перемёт, сеть, самолов, острога – вот тот набор, орудий лова, которыми здесь промышляют на реке.
Он промышлять не хотел. Но желание быть на острие толкало его на путь риска, так как ночные рыбалки на большой реке на маленькой надувной лодке под «прицелом» рыбнадзора очень щекотали нервы.
Осенняя охота с острогой на налима была не так опасна, как рыбалка в ночи на лодке, но по нервному напряжению мало чем уступала. Приходилось прислушиваться к каждому постороннему шуму на реке и прятаться в прибрежных кустах. Как не любил Лекс прятаться, но здравый смысл брал своё.
Осень. Первая осень Лекса на этой планете. Он запомнит её до конца своих дней. Опыт наживался «шишками и ссадинами». Однажды двое коллег – из старожил – предложили прокатиться на несколько километров вверх по реке за налимом. Почему бы и нет? Само собой он согласился.
За два месяца пребывания на планете он успел уже столько наслушаться об уловах коллег по работе, на этом поприще, что уже морально был готов к такому предложению. И не только морально. Сделанную своими руками острогу хотелось испытать. Да и застоявшуюся в жилах кровь немного расшевелить. Лекс отнёсся к предложению с лёгкостью, как к приключению.
Как стемнело – тронулись. Отъехав километров пять по степной дороге, выключили фары и свернули к реке. Не доезжая метров триста, оставили мотоцикл. Забродные сапоги, новенький шестибатареечный фонарь, острога и противогазная сумка через плечо – вот и вся нехитрая амуниция добытчика налима. По воде шли шеренгой. По глубине, в химзащитных штанах, шёл Кыр, рядом в двух метрах Ник. Ближе к берегу шёл он.
Двигались против течения, чтобы муть не закрывала видимость: подходить к рыбе надо с хвоста. Вдали послышался шум. Снизу, со стороны Городка, приближалась моторка. Выключили фонари, насторожились. Немного выждали и убедившись, что лодка умчалась вверх – продолжили.
Вторая половина сентября. Тёплые дни начинают сменяться утренними заморозками. До зимы ещё далеко, но её дыхание с каждым днём становится всё ощутимее. Чем холоднее вода, тем больше малька становится на мелководье, а за ним идут и нельма, и щука, и налим.
Всё предвещало хорошую добычу. И уровень воды, и прозрачность, и фаза луны, и температура воздуха, но рыбы почему-то не было. Наверное ещё недостаточно понизилась температура. Немного, надо подождать.
И вдруг яркий свет в глаза… Путь преграждала лодка, стоявшая носом уткнувшись в берег. Что кричали и в кого стреляли – Лекс не знал: бросив острогу, он на одном дыхании взметнулся на обрывистый берег и ещё некоторое время продолжал мчаться подальше от воды. Лишь добежав до каких-то кустов он, как заяц нырнул в них, и затаился. В ушах стучало, сердце колотилось где-то в горле. Неизвестно сколько времени он так просидел.
Лишь немного успокоившись и почувствовав себя вне опасности, Лекс привстал и оглянулся по сторонам. На осеннем небе ярко сверкали звёзды, а вокруг простиралась незнакомая, чужая и враждебная степь. Душная, пугающая звенящая тишина окутала Землю. Каждая кочка представлялась силуэтом человека.
Где находится мотоцикл, он не знал. Где напарники – тоже. Куда идти? За тот короткий промежуток времени, который он провёл на этой планете, он ещё не успел изучить ближайшие окрестности и совсем не ориентировался в степи. Кричать и звать друзей, он не смел: было опасно.
Глаза уже адаптировались в темноте, пелена страха, застившая их, начала спадать и предметы стали видны более отчётливо. На фоне тёмного, сверкающего звёздами, неба чёрной горой выделялся лес. Когда подъезжали к реке, вроде бы огибали что-то похожее и мотоцикл должен быть где-то там. Лекс весь обратился в слух, стараясь ступать как можно тише,
Медленно, не включая фонаря, который он всё-таки не выбросил, двинулся в сторону темнеющего леса. Через какое-то время, он заметил впереди заросли кустарника, напоминающие те, в которые они загоняли мотоцикл.
Тёплая волна надежды приятно окутала нутро и он зашагал смелее, надеясь, в кустах, найти своего любимого «коня». И правда, на полянке, окружённой зарослями кустарника, сначала блеснул блистер, а затем показался и мотоцикл.
«Ну, наконец-то» – облегчённо вздохнул Лекс. Радостно подойдя, открыл багажник, чтобы уложить туда фонарь и пустую противогазную сумку. Вдруг вокруг всё ожило, задвигалось, и его осветил яркий луч со словами: «Ну, что набегался? Как улов?».
Как из-под земли перед ним выросли три фигуры, двое были в форменных фуражках. Старший неразборчиво представился – такой-то рыб-инспектор – Лекс не разобрал, потому что в ушах опятьзашумело. Один из них, в милицейской фуражке, бесцеремонно полез в багажник, извлёк оттуда противогазную сумку. Осмотрев содержимое, бросил на место.
Затем извлёк из багажника нож с рукояткой из козьей ноги – предмет гордости Лекса – вынул из ножен, осмотрел и отложил в сторону, затем вытащил фонарь и после того как убедился, что ни в багажнике ни в люльке больше ничего нет, потребовал предъявить документы на мотоцикл.
Лекс был растерян и ошарашен настолько, что ничего не мог соображать совершенно и как будто наблюдал за происходящим со стороны. Кто-то произнёс: «Зови своих друзей, они там, в кустах сидят». Он глухим, каким-то чужим голосом стал звать, но никто не отозвался.
Инспектор заполнял протокол. «Зови- зови, пусть идут». Он покричал ещё. И опять в ответ – тишина. Тем временем инспектор подсунул протокол Лексу на подпись, диктуя текст объяснительной: «Я, такой-то, такой-то, с двумя товарищами, таким-то и таким-то прибыл на реку для острожения рыбы, подпись». Нож и фонарь не вернули.
Напоследок, когда Лекс начал заводить мотоцикл, инспектор «по-отечески», сочувственно произнёс: « Колёса у тебя спущены, накачай» и, взяв руку Лекса за запястье, вложил ему в ладонь выкрученные им же ниппеля и колпачки от колёс и ушли.
Он вставил на место ниппеля и принялся качать колёса, до сих пор недоумевая – почему не идут его приятели. Закончив работу и изрядно вспотев, Лекс запустил мотоцикл и на всякий случай посигналил, но никто не отозвался.
Только сейчас он с горечью осознал, что его жесточайше обманули. «Клоуны на государственной службе. Вот же суки», – горестно подумал он, – хоть бы накачать помогли». Он покатил в сторону дома. Сначала – не спеша, но по мере того, как холодный ночной воздух отрезвляюще действовал на воспалённое сознание, мчался всё быстрее и быстрее. По щекам текли слёзы, то ли от морозного воздуха, то ли от обиды.
Реальность постепенно возвращалась, а вместе с ней и понимание того, что казённые люди призванные блюсти закон обманули его, воспользовавшись неопытностью. Он понимал, что сам нарушил, но разница между ним и людьми, стоящими на страже закона огромна.
За нарушение надо отвечать по всей строгости закона. Протокол, штраф – понятно, но почему это делается какими-то бандитскими методами. «Разбойники с большой дороги, а не власть», – заключил Лекс.
Лишь подъезжая к Городку, он догнал и подобрал, сначала одного, а за тем и второго компаньона. Обиды на них у него не было. Хотя…Больше с ними никогда не ездил. Взбудораженный происшествием, он долго не мог уснуть: жгла обида, злился на свою доверчивость и наивность, любимый нож и новый, только что из магазина, фонарь было очень жаль.
Но уроки даром не прошли. Во-первых – было окончательно подорвано и без того не очень прочное доверие к власти и особенно к её стражам. Это было уже второе соприкосновение с её представителями. Второй урок был более продуктивным – с острожением Лекс завязал напрочь.
В памяти всплыл случай из далёкого прошлого.
Они с приятелем, как и он сам, таким же офицером, как-то, посидев в ресторане и познакомившись с компанией молодых людей, шумно высыпали на улицу. К ним тут же подошли двое, очень серьёзных, постовых сержанта и предложили молодым парням отвалить, а двух девушек оставить им.
Все, конечно, возмутились и пожелали наказать зарвавшихся «блюстителей». В качестве свидетелей девушки попросили присутствовать Лекса и его приятеля. Дружно, и постовые тоже, сели в автобус и поехали в районное отделение милиции, с которого те были.
Приятель отговаривал Лексм вмешиваться в это дело, но тот так был воспитан, что честь дамы и принципы справедливости ставил превыше всего. А здесь была задета и честь дамы и попиралась справедливость.
