скачать книгу бесплатно
…Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая.
Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты ЗАСАХАРИ?ЛА всю нашу малину
И теперь, зараза, получай…
Когда дома они с таким же самозабвением прогорланили эту романтическую историю, то обещанного дедом легендарного эффекта почему-то не получилось. Никто не всплакнул и не вытер слезу. Была даже опасность, что получится, как всегда – плакать будет Настя. Ну и ещё дедушка тоже с ней.
Мама Насти пришла в ужас и поклялась (рука её искала, куда можно торжественно положиться, но вместо Библии легла на бутерброд с колбасой, и почему-то дедушкин): «Никогда! Все слышат? Никогда ни я, и никто другой не должен оставлять нашего дедушку без присмотра! Под страхом ап… абструкции… то есть, тьфу, обструкции!»
Дополнительно Насте запретили петь всё, что мурлычет обычно про себя дедушка, даже часто исполняемую семейную колыбельную реликвию на известный мотив: «Спят усталые бабу?шки, Насти спят…»
Но слово «зараза» Настя теперь употребляет верно и к месту:
– Юра, на тебе комар, не шевелись! Бац! Вот зараза – улетел!..
Конечно же, стараясь, чтобы её не слышал комитет по цензуре.
Гляди – вырастет-таки человеком.
Настя, дедушка и косички
Как-то дедушка с бабушкой гостили у Насти на их даче под Москвой.
Маме Алёне потребовалось уехать в город, бабушка поехала с ней за компанию, а дедушку уговорили остаться с Настей.
Припасли Насте бутылку молока, дедушке такую же – валерьянки, назвали только пузырьком – и уехали.
Больше всего дедушка боялся, что ребёнок будет плакать. Даже на этот случай свой пузырёк поближе поставил. Никогда в жизни он не оставался с ребёнком четырёх лет наедине. Что с ним надо делать, если ребёнок, например, заплачет? Или захочет есть? Что с собой в этом случае делать, дедушка прекрасно знал, потому что пузырёк валерьянки стоял на виду, на подоконнике.
Но всё равно дедушка волновался так, как волновался бы служитель зоопарка, которому доверили голубого слона в розовую полоску и жёлтыми ушами, единственного в мире.
Но пока, слава богу, Настя и не думала плакать.
– Юра, ты вода.
– А что это?
– Ты водишь. Должен гоняться за мной. Ты волк. А я маленькая девочка.
Это было дедушке знакомо. Он и раньше, бывало, гонялся за девочками, пока не догнал свою бабушку и не женился на ней.
Они вышли из дому на лужайку. На лужайке росла удобная, мягкая трава, которую папа Андрей разрешал топтать волкам, девочкам, слонам и даже Бармалеям.
Громко рыкнув, дедушка вприпрыжку поскакал за девочкой. Девочка завизжала от страха и удовольствия.
Потом было наоборот: Настя была волк, а дедушка – маленький зайчик. Настя рычала, а дедушка визжал.
Как инженер, всё подмечающий вокруг, дедушка заметил, что убегающий всегда визжит громче, чем догоняющий.
«В природе, видимо, жертва всегда понимает, когда она обречена», – догадался дедушка.
Он тут же стал мысленно сочинять прибор для измерения визга.
«Назову его визгометром, – думал дедушка. – Можно устанавливать его, например, в ЗАГСах[1 - Запись актов гражданского состояния – орган исполнительной власти, регистрирующий факты рождения, смерти, брака, развода, усыновления. – Прим. ред.]. Ну, а почему бы нет? Жених и невеста при подаче заявления пусть входят в особый кабинет и там по очереди громко визжат. Прибор показывает децибелы. Кто громче – тот жертва. Многие женихи получат неожиданное удивление, когда узнают, что это не они заарканили невесту, а наоборот. Это правильно настроит их на дальнейшее обращение с полученной женой».
– Юра, почему ты остановился? Ты слон, топочи ногами. А я собачка моська!
«Потом было наоборот: Настя была волк, а дедушка – маленький зайчик. Настя рычала, а дедушка визжал».
Накануне ей читали басню. Из-за возраста Настя пропустила мораль, но картинку запомнила. Они сделали ещё пару кругов по траве.
– Теперь я! Я Бармалей! – угрожающе взвыла Настя. – А ты Айболит! Сейчас тебе – ой, что будет!
Дедушка решил ещё раз перечитать Чуковского, чтобы прикинуть, сколько лет было Айболиту и страдал ли он так же одышкой.
– Нет, я опять слон! – объявил дедушка. Эта маленькая хитрость давала возможность сбавить темп погони.
Настя раскраснелась и взмокла, волосы растрепались.
– Юра, заплети мне косички, я ничего не вижу!
– Ещё чего! Настя, я же никогда не заплетал.
– Ну пожалуйста! Ты посади меня перед зеркалом – и всё получится.
Мучимый сомнениями, дедушка повёл Настю в дом. Они поставили на стол зеркало. Дедушка понюхал пузырёк с валерьянкой, но пока открывать не стал.
– Видишь, как просто! – ободрила Настя. – Я уже готова.
Дедушка попробовал смутно вспомнить: заплетал ли он что-нибудь в жизни, и когда это было. Вспомнил!
В последний раз он заплетал кнут. Дело было в четвёртом классе, семья жила в деревне, где отец был председателем колхоза. Плести длинный кнут из узких сыромятных ремешочков дедушку – тогда маленького Юру – учил колхозный пастух Николай. Собственно, сплести кнут было промежуточным этапом. А конечным – в случае успеха Николай пообещал научить Юру оглушительно щёлкать уже собственным кнутом. Свой, профессиональный инструмент, пастух Николай никому не давал даже в руках подержать.
Маленький дедушка хотел порадовать этим умением живущую неподалёку прекрасную девочку Валю. Она приехала на лето из города к своим родственникам в гости, и дедушка очень хотел с ней познакомиться, но робел подойти. С появлением кнута возникал эффектный повод показаться во всей мужской красе. Предполагалось, что прекрасная девочка Валя несказанно восхитится.
Пастух в деревне всегда был вторым человеком после кузнеца. Дедушка втайне мечтал: когда вырастет, то обязательно станет пастухом. Мама, правда, говорила, чтоб готовился после школы поступать в институт – она скажет, какой. Маленький Юра верил, что в нашей счастливой стране непременно должен быть институт, готовивший людей такой замечательной профессии.
Вечером, когда стадо возвращалось домой, хозяйки, стоя у калиток, высматривали своих коров, заискивали перед пастухом и задабривали его лакомствами. А он шёл, серьёзный и важный, с плеча свисал длиннющий кнут и далеко чертил по дорожной пыли длинную полосу – ровную, как карандаш в тетради, если под линейку.
– А ну, пошла, проклятущая! – взрёвывал Николай на зазевавшуюся тёлку и неуловимым движением оглушительно щёлкал кнутом над её ухом. Тёлка опрометью скрывалась в стаде.
У Николая было несколько возгласов, для разной громкости щелчка. «Лихоманка те в копыта!» – самый слабый, чуть сильнее: «Чтоб тя чертяки подоили!» «А ну пошла, проклятущая!» – из сильных. Были и мощнее, но он их запускал, только отойдя подальше от людей, за околицу.
Несмотря на грозный вид, Николай – и все знали об этом – никогда не бил животных, только пугал. В деревне считалось, что от кнута у коровы молоко может загорчить.
Когда пастух шёл по улице за стадом, хозяйки обменивались впечатлениями:
– Николай-то сегодня каков, красавец! Зинка-то сохнет, а без толку…
Николаю скоро в армию, жениться до армии он не хотел.
Плести кнут оказалось очень непростым делом. На каждом витке Николай подбадривал Юру известными энергичными словами, которые не применялись в семье дедушки никогда. Но Николай считал их весьма полезным педагогическим приёмом, что демонстрировали успехи маленького Юры. Кстати, Юра тогда всерьёз задумался, не выучить ли и ему пару энергичных возгласов. Его беспокоило, что без этих слов у него не получится громко щёлкнуть.
Когда Юра научился щёлкать своим кнутом достаточно громко, то посчитал, что пришло время для знакомства. Он взял кнут, положил его на плечо и стал прохаживаться перед домом прекрасной девочки Вали. Кнут чертил по пыли замысловатые вензеля, но по малолетству дедушка Юра тогда ещё не понимал, что эти вензеля выдают его намерения немножечко эту приезжую девочку Валю попасти?.
Прохаживаться пришлось долго, больше часа. Наконец Юра дождался, когда прекрасная девочка Валя показалась в окне. Отчаянными знаками лица и рук он вызвал её на улицу.
Девочка Валя вышла, кутаясь в пёстрый халатик. Глаза на лице её были очень красивы, а перед ушками висели белокурые завитки. Завитки подрагивали, как живые пружинки, а глаза заранее приготовились к доброй улыбке. Юра засмотрелся на них, но потом вспомнил, зачем пришёл.
Таинственным голосом он объявил прекрасной девочке Вале, что сейчас ей что-то покажет. Девочка Валя на минуту перестала дрожать своими пружинками и моргать глазами, в ожидании.
И тогда Юра, как завзятый пастух, вытащил из-за плеча кнут и, зычно рявкнув на всю улицу: «А ну пошла, проклятущая!», громко щёлкнул у девочки над ухом.
Эффект оказался потрясающим, но назвать его восхитительным язык у дедушки Юры и сейчас бы не повернулся.
Прекрасная девочка Валя вдруг широко открыла глаза, пружинки её затрепетали, а сама она заплакала и с возгласом: «Сам ты дурак!» убежала в дом.
Из этой сцены малолетний тогда дедушка сделал ошибочный жизненный вывод, что девочки не любят кнута, и прожил в этом заблуждении вплоть до преклонного возраста.
Вспомнив эту детскую историю, дедушка решил, что при том навыке, а также нажитом за прошедшие годы богатом житейском опыте косички у него вполне могут получиться. Он сделал строгое лицо и приказал Насте сесть неподвижно, только внимательно глядеть в зеркало.
Сначала надо было разделить шевелюру Насти на две половины – левую и правую – а потом каждую из этих половин ещё на три пряди одинаковой величины.
Из «Похождений бравого солдата Швейка», там, где он в поезде, дедушка знал, что у человека должно быть на голове примерно шестьдесят тысяч волос. То есть, на левой половине головы тридцать тысяч и столько же на правой. Если делить на три пряди, то получается в каждой пряди по десять тысяч волос.
«Всего-то!» – изумился дедушка такой простоте задачи. Он только жалел, что пока досчитает до десяти тысяч, приедут мама Алёна с бабушкой, и он не успеет показать своё восхитительное искусство плести кнуты, то есть, тьфу – косички!
«Дедушка приложил к голове линейку и фломастером прямо по голове разделил жирными синими штрихами всю ширину волос левой стороны на три части».
Тогда дедушка позволил себе увеличить погрешность подсчёта волос, а лучше – перейти на другие единицы измерения, миллиметры. Это решение дедушке далось с трудом, так как профессия приучила его к точности. Однако поджимало время. «Попробую, так сказать, набросать сначала примерный эскиз косички, а там как пойдёт».
Дедушка выбрал ближайшую к себе, левую сторону Настиной головы, приложил к ней линейку и, к удивлению и удовольствию владелицы головы, внимательно следящей в зеркале за манипуляциями дедушки, фломастером прямо по голове разделил жирными синими штрихами всю ширину волос левой стороны на три части. Получилось примерно по пятьдесят миллиметров на одну прядь.
«Как просто! Выходит по двести волос на каждый миллиметр!» – опять порадовался дедушка круглой цифре. Но переносить на голову миллиметровые деления уже не стал. И количество волос в миллиметре решил не пересчитывать, удовлетворившись самими миллиметрами.
Далее дедушка стал делать руками те же заплетательные движения, которые запомнил с четвёртого класса из эпохи увлечения кнутами. Но Настины волосы упрямо не хотели вести себя, как кожаные ремешки. Они путались и терялись. Особенно непослушными были волосы из пряди номер один, ближе ко лбу. Они бегали в гости к другим прядям, прямо как студенты в женское общежитие, задерживались там на пару витков, потом появлялись ниоткуда и недоумённо спрашивали дедушку: а теперь нам куда? Дедушка мысленно подбадривал себя энергичными словами пастуха Николая, вспоминал свою молодость, как он тоже лазил когда-то в окна, и приплюсовывал беглецов к ближайшей пряди.
Настя внимательно следила в зеркало за процессом. Периодически она внезапно вскрикивала:
– Ой, Юра! Я маме скажу!
Когда дедушка закончил первую косичку и закрепил резиновым колечком с цветной бабочкой, Настя вдруг сообщила:
– А мама всегда меня сначала расчёсывала…
«Мамочка родная! Действительно, сначала надо было расчесать ребёнка!» – посетовал дедушка и несколько раз подбодрил себя, чуть ли не вслух. Затем задумался. Чтобы исправить дело, теперь надо было всё расплести, на что, конечно, у дедушки не было ни сил, ни воли.
Он открыл пузырёк с валерьянкой и энергично понюхал. Ситуация стала яснее. Теперь можно было применить инженерную смекалку. Смекалка подсказывала: «Если ситуация неисправима, прими её как данность и пользуйся ею с восторгом».
– Видишь ли, Настенька, я сделал тебе особо модную причёску, которой меня научила одна девочка ещё в четвёртом классе. Название причёске ты можешь придумать сама. Эта косичка уже готова и изображает хобот. Переходим к хвосту.
Дедушка надеялся, что тот солидный результат, который появится у Насти на голове от его усилий, назовут «Слон». Но Настя почему-то теперь вскрикивала не «ой!», а «ав-ав!». Видимо, думала, что слоны лают.
– Ав-ав, Юра! Я маме скажу!
Вторая косичка далась уже легче, даже Настя взлаивала реже раза в два.
Наконец дедушка мог посмотреть, что у него получилось. Они с Настей прильнули к зеркалу, и дедушка увидел дело рук своих.
Ну что сказать? Получилось неплохо. Каждая косичка весьма походила на длинный кнут, только с бабочкой на конце.
Правда, если смотреть на отдельную косичку и не видеть другую.
Дело в том, что дедушке не далась существенная прихотливая особенность женской причёски: косички должны были быть симметричными. На разлинованной синими делениями Настиной голове правая косичка начиналась за ухом, как хвост у собачки, а левая вырастала на лбу и действительно напоминала слоновий хобот.
– Ну как, нравится? – спросил дедушка бодрым голосом продавца, втюхивающего покупателю автомобиль с кривыми колёсами.
– Очень, – сказала Настя и завыла страшным голосом. – Я слон! У-у-у-у-у!.. Сейчас догоню-у-у моську и укушу-у-у!..
Чтобы избежать справедливой расправы, дедушка рванул из домика с небывалой прытью. Настя – за ним. И они опять забегали друг за другом.
Вскоре позвонила мама Алёна и приказала им сходить в магазин за продуктами. Дедушкины туманные возражения, что, мол, они не готовы, только растревожили её. К разговору подключилась даже бабушка со всякими взволнованными вопросами, типа: «Юра, что там у вас случилось, цела ли хоть Настя?»
– Ладно, сейчас сходим, – нехотя согласился дедушка и громко повторил задание, чтоб не записывать, а опереться на Настину память.
Вооружившись пакетами, они пошли. Магазин был недалеко. Настя всю дорогу шла вприпрыжку, временами останавливалась и гляделась в карманное зеркальце, подаренное недавно бабушкой со словами: «Настя, ты уже большая и всегда должна выглядеть красиво, как настоящая женщина». Уж сегодня-то Настя считала себя настоящей.
Наконец они пришли в магазин. Настю знали здесь очень хорошо. Дедушку, гостившего пока всего лишь третий день, – не очень, но поглядывали на него с интересом.
– Кто же тебя так, Настенька, причесал? – еле сдерживая улыбки, встретили их продавщицы.
– Дедушка, – гордо отвечала Настя.
– Ах, какой у тебя дедушка! – заахали наперебой женщины, хитро поглядывая на дедушку и всячески стараясь ему понравиться. – Мы тоже так хотим!
– О, всегда пожалуйста! – приосанился дедушка. Он никогда не отказывал улыбчивым женщинам ни в какой их просьбе, особенно если те выказывали к нему добрые намерения. И дедушка даже приготовился было приняться за дело прямо тут, в магазине, что называется, не отходя от кассы. Но Настя твёрдо сказала:
– Нет, он сначала маму Алёну причешет, потом бабушку, потом меня ещё раз, – и строго поглядела на дедушку взглядом, в котором он с изумлением разглядел те оттенки бабушкиного взора, когда та заставала его у холодильничка по ночам.
– Да, очередь уже на месяц расписана, – уныло подтвердил дедушка, отметив про себя дипломатические инстинкты Насти: как ловко она напомнила ему, престарелому ловеласу, что у него есть бабушка.
– Жаль, – вздохнули все продавщицы хором.
– Как же твоя прическа называется, а? – поинтересовались они у Насти.
– «Слон и моська» – гордо сказала Настя, после чего уже ни одна из женщин не смогла удержаться от хохота.
Но тут Настя невозмутимо стала перечислять по памяти, как велела мама Алёна:
– Нам белого молока «Бежин луг», творогу нежирного «Бежин луг» и пачку масла.
