скачать книгу бесплатно
Продавщицы вспомнили, что они на службе, и принялись за дело. А дедушка добавил к списку:
– И пачку молочного коктейля, тоже «Бежин луг».
И вытащил толстый бумажник.
Если бы у него сейчас спросили, зачем он балует ребенка её любимым, но запретным лакомством, дедушка ответил бы, что с сегодняшнего дня он принял решение готовить Настю к дипломатическому поприщу.
Настя и большая политика
Дедушка и Настя (пять лет с небольшим) шагают из магазина домой. Недавно прошёл быстрый летний дождь, но Настя хорошо обута, в сапожки. А вот дедушка едва успевает за Настей, так как ему в его босоножках ещё надо отыскивать сухие кочки на мокрой дороге.
Заказы бабушки и мамы с честью выполнены: оба нагружены, каждый своей ношей. Дедушка – огромным пакетом, Настя – пакетом с булкой.
Оба поют разученную недавно песню, легендарную «Мурку». Окрылённые духовной близостью хорового пения любимой песни, дедушка и Настя ощущают себя членами некоей подпольной партии имени Мурки, ибо семейный комитет по цензуре запретил всем живущим в доме петь любимые дедушкины песни.
На середине песни дедушка вспоминает, что на нём лежит ответственная задача воспитать из Насти правильного человека. В этот раз он решает восполнить Настины пробелы в политике.
Конечно, как и любой московский ребенок, Настя и так изрядная дока в большой политике: узнаёт на фото Кремль и Мавзолей. Но путает Гагарина с Путиным.
Дедушка принимается за дело сразу, как только заканчивается песня.
– Настя, Гагарин – это первый человек, который полетел в космос.
– А, знаю, он сказал: «Поехали!»
– Совершенно верно. И все потом за ним поехали.
– А Путин что сказал?
– Он сказал: «Пошли!»
– И все потом пошли?
– Конечно.
– И папа, и мама, да?
– Ну да, конечно. Все.
– И ты?
– И я.
– И я?
– И ты.
– А куда?
– Кто куда… Но как-то так получается, что все – за ним.
Дедушка остаётся доволен, как тонко он последней фразой подвёл разговор к патриотической нотке. Его друг Никандыр наверняка оценил бы и, может быть, даже похвалил. «Почти сентенция», – сказал бы. Дедушка верит, что и задумавшаяся Настя скажет сейчас примерно то же. Ну, может, не про сентенцию…
– Ю’а, а ты заметил, что если идти по лужам, то по ним мо’щинки?
Дедушка спотыкается на ровном месте.
– Когда-то замечал, Настенька, но забыл. Теперь вот ты мне опять напомнила.
Ненадолго они останавливаются и любуются разнообразными морщинками от Настиных сапог. Наконец, Насте надоедают лужи. Она уточняет у дедушки:
– Мы идём домой?
– Конечно, домой. Из магазина.
– А Путин?
– Путин уже дома. У него обеденный перерыв.
– У’а! Мы тоже сейчас п’идём домой, и мама даст мне мою булку.
– Конечно, даст, Настенька. Если мы с тобой не уроним её в лужу. И молока.
– Ю’а, а у меня есть к’асивая чашка. С белочкой. Мама туда наливает молоко, чай и компот.
В связи с тем, что разговор о политике незаметно свернул к чашке с компотом, дедушка позволяет себе немного поразмышлять о бутылочке с пивом, которая ждёт его в холодильничке. Но потом вспоминает о своей педагогической задаче и возвращается к теме большой политики, попутно и исподволь направляя разговор в патриотическое русло.
– И булку даст, и молока нальёт. И мы, Настя, идём сейчас с тобой домой. Каждый человек, Настя, идёт своей дорогой, но эти дороги удивительным образом совпадают с теми, которые предлагает Путин.
– Он знает, куда нам идти из магазина?
– Из магазина-то, Настя, все знают, куда. Некоторые от магазина и вовсе далеко не отходят. А вот потом куда? Из дома куда человеку идти?
– Путин знает?
– Точно не знает. Никто не знает, даже Путин. Но Путин чувствует.
– Как это?
– Ну, вот ты, например, видишь нашу дачу?
– Нет.
– А скажи, что будет за тем углом? Ты же чувствуешь, что там будет, когда мы за него завернём?
– Наши во’ота.
– Вот! Так и Путин чувствует, где наши ворота.
Настя некоторое время думает. Жарко и душно. В воздухе парит и, кажется, обещается ещё один дождь. Пакет с булкой, который Настя перекинула через плечо, бьёт её по спине.
– Ю’а, а ты хочешь п’ойтись вто’ым этажом?
«Вторым этажом» – это когда Настя сидит на плечах у дедушки. Знает, хитрая, что дедушке нравится носить её на шее. Но сегодня не тот случай.
– Нет, Настя, ты видишь – у меня руки сейчас заняты.
Настя вздыхает.
– А Путин ходит «вто’ым этажом»?
– Конечно. Вся страна у него на плечах.
– А я когда?
– Твоя очередь ещё не скоро.
– У-у… Хочу ехать.
– Вырастешь, научишься на машине рулить, ещё и сама не захочешь ни на чьих плечах ездить.
– Я уже все кнопки знаю. Ехать легко…
– Ну не скажи, Настя, не скажи. Гагарин, когда приехал из космоса, тоже весь мокрый был.
– А Путин ездил в космос?
– Ещё нет. Под водой был, в воздухе летал… Везде был, а в космосе – нет.
– А почему?
– Не знаю, Настя. Не додумался, наверно.
– Я ему сегодня скажу.
– По «телефону»?
«Телефоном» в доме зовут красивую морскую ракушку. Недавно Настя хотела дать дедушке послушать в ракушке шум моря. Дедушка послушал, но сказал, что ничего не слышит. Настя и сама слушала, слушала, потом недовольно сказала: «У них сегодня что-то со связью». Так и осталось – «телефон».
– Нет, ночью. Я, когда спать ложусь, могу ‘азговаривать с кем хочу. Когда ты, Ю’а, уезжал, я с тобой ‘азговаривала.
– Понятно. Только не говори ему, пожалуйста, что мы с тобой песни поём. А то он нас попросит спеть, а мама опять ругаться будет. Ещё и Путину достанется ни за что.
– Я ему только п’о космос скажу.
Наутро, за завтраком Настя, ковыряясь ложкой в каше, перво-наперво выуживает из неё три клубнички, положенные бабушкой для украшения. При этом Настя неотрывно смотрит в телевизор, где идут новости. Бабушка порывается выключить постылый ящик, но её останавливают бурные протесты Насти, поддержанные воодушевлённым дедушкой. Дедушка воодушевлён телепередачей, так как собирается давать очередные политические пояснения к ней. Но бабушка считает, что больше он воодушевлён видом бутылочки пивка на столе, которую только что принёс из холодильника, она даже не успела ещё запотеть:
– Оставь телевизор ребёнку, пусть приобщается. А то до сих пор путается, кто где. Да и сама подтянись. Вот скажи мне, например, как зовут китайского президента?
– Мне надо, чтоб ребёнок приобщался к каше, а не к китайскому президенту, – увиливает от ответа бабушка, но временно отступается. Чтобы отступление не выглядело поражением, бабушка решительно возвращает уже запотевшее пиво в холодильник. Дедушка направляет бабушке ноту протеста, но слова в ноте вялые, потому что ещё утро, и дедушка сам понимает, что впереди много дел. Надо успеть распутать удочки, вынести мусор, позагорать, пока нет дождя… Отпуск – трудная, насыщенная неотложными делами пора.
После усмирения бунта бабушка считает возможным пойти в наступление:
– Ешьте кашу, кому сказала!..
Настя послушно шевелит ложкой в тарелке, сделаны даже две попытки поднести ложку ко рту. Однако клубнички в каше уже закончились, и резонно ли продолжать завтрак в таких невыносимых условиях, Настя сомневается.
Но тут в телевизоре начинают съезжаться на саммит политики. Настя заинтересованно уточняет:
– Ю’а, это Путин?
– Да, Настя, ты молодец. Это Путин.
Тут дедушка вспоминает вчерашний успех своей политинформации и, продолжая гнуть патриотическую линию, спрашивает у Насти, состоялся ли у неё ночной разговор с российским лидером, и когда тот собирается в космос.
– Ю’а, он не хочет в космос.
– Почему?
– Он сказал, там скучно. Там п’иедешь – а никого нет. Одни звёзды. Мама спит, бабушка спит, Ю’а спит…
– И поздороваться не с кем, – добавляет бабушка, вмешиваясь в политический диалог деда с внучкой. Реплика явно навеяна картинкой в телевизоре, где мировые лидеры пожимают друг другу руки.
– И поздо’оваться, – соглашается Настя.
Дедушка доволен. Наконец-то он в своей тарелке. Дела с политико-патриотическим воспитанием в семье продвигаются семимильными шагами. Даже бабушка вон приобщилась… «Надо уделить внимание Китаю», – ставит он себе задачу на будущее и принимается за свою кашу. Украшающие его порцию три клубнички он дарит своим перспективным ученицам: делающей успехи Насте – две штуки и бабушке – одну, для поощрения.
На экране телевизора в это время мировые лидеры улыбаются для фотографирования. У всех радостные лица, будто только вчера вернулись из космоса и сильно соскучились по человечеству.
Больша-ая политика, доступная и понятная только русскому ребенку пяти с лишним лет.
Большое Пуздро и маленькая Лопузень
На десерт подали арбуз. Его привёз вчера на дачу дедушка. Оторваться было невозможно. Первой остановилась бабушка, потом мама Алёна. А шестилетняя Настя с дедушкой Юрой остановиться никак не могли.
Наконец Настя сказала, что у дедушки от этого арбуза уже слишком большой живот, как у слона.
– Скорее, как у гамадрила, – поправила бабушка. – Я видела в зоопарке, как они чешут свои животы. Ну, точно арбузы.
– Чем завидовать нашим изящным, пусть и гамадрильим, пузичкам, оборотились бы лучше на свои, – ответил дедушка, имея в виду всех, а особенным взглядом показывая на Настю.
Настя оставила лакомство, подняла свою майку, стала к зеркалу боком и принялась разглядывать своё пузичко. Вскоре к ней присоединился дедушка. Он прислонился своим животом к Настиному и попытался молодцевато его втянуть. Из простого арбуза живот дедушки превратился в арбуз сморщенный.
– Что вы там высматриваете, когда есть инструментальные методы сравнения, – сказала бабушка и полезла в свою дамскую сумочку. В инженерной молодости она работала на заводе метрологом и знала, что всё на свете можно точно измерить. Кроме, конечно, женского настроения.
Дедушка всегда утверждал, что всякая дамская сумочка может вместить в себя весь мусор небольшой планеты. Американские астронавты, летавшие на Луну, как-то одолжили у своих жён их сумочки и из очередного рейса привезли горы лунной пыли, обозвав их образцами. Фасоны сумочек тотчас засекретили, а сейчас и вовсе потеряли. Образцы тоже.
Бабушка слегка порылась в своей любимой – кожаной и круглой – и вытащила из неё портновский сантиметр.
