скачать книгу бесплатно
О сыне:
– В техникуме на пятёрки! Но женится! Да, на Кавалерии. Она из Ревды! Вот бы на Инне… Хоть и еврейка… Пардон, кто еврей, не думаю обидеть. – Кивок брюнету Шуйкову (по краям лысины чёрная окантовка). Инна – девица будущего.
О времени прихода и ухода паренька двадцать девятого Всемирная Сила темнит так, будто не пьян. Видимо, информация тайная. Руки вибрируют. Не только от выпитого. От неумелого вранья. Его жена когда-то медсестра в хирургии. Теперь – санитарка. Горе Зоновых – не дядя Ваня с брагой. Клавдия Трофимовна – с морфием. Наверное, этот художник, то бишь, сантехник, когда-то мог отразить на бумаге или на картоне её тонкий лик. «Наглядная агитация в конторе домоуправления моей кисти».
Клавдия Трофимовна о Пинхасиках:
– Неплохие люди. – О Калерии: – Неплохая девчонка. В больнице будет работать, я главврача уговорила.
– А где будут молодые?
– Комната угловая, два окна. Перегородка. Убитых я знала. Не только Фаню Иосифовну, но и её сестру. Ей инъекции делала. И в понедельник, и во вторник… Двадцать девятого не могла… А то бы и меня…
– А инъекции чего?
Коробка с ампулами «магнезии» в доме убитых порвана. На одном фрагменте бандитская «программа»: «так будет со всеми…» И с Инной, видимо.
– …«Магнезия». Внутривенно.
О Тракторе: «Во вторник в больнице работала, потом – к Хамкиным»…
Итоги с майором:
– Данные на этого учащегося техникума связи. Каковы его связи с криминальным миром?
– А никаких друганов и братков. Отличный паренёк! Отличник!
– А во дворе за пять минут до вора?
– На атасе голец[52 - – стоять на атасе, тоже, что на стрёме – для предупреждения преступников о грозящей опасности. Голец – молодой начинающий преступник (арго преступников).]!
– И рост вполне для добывания денег под потолком крупногабаритной квартиры.
Для циркового номера не годится папенька этого юноши, да и дядя «Трахтор» (в его деле указан рост).
Саша адекватен. Не как его отец… Тот какую-то «всемирную силу»; с братом-уголовником «идеологический» конфликт…
Но о двадцать девятом января плетёт в гармонии с родителями (авторы его алиби).
– В двадцать тридцать мы с Лерой во дворе, там Пинхасики, отец и дочь. Идём… на трамвай. Нет, едем… В центр. В кинотеатре «Октябрь» фильм «Родная кровь»…Калерию веду до общежития на улице Нагорной. Дома я в десять…
Брата отца он видел. Не в этот вторник, а «когда-то давно».
И – в манере Ивана Ивановича:
– Дядя Трактор далёк от меня как личность. Папа не вор. Портрет мамы был на выставке!
«Опять догадался!» – в голове Шуйков.
«Кавалерия», Калерия Васильевна не отклоняется от выдумки её парня… Утаивают. Вероятно, не дельное, не для дела. Но за ними, вроде, не тёмными, некий объект тенью.
– В двадцать тридцать вы во дворе дома (об этом говорят Инна и Натан Аронович), а далее?
– Я не буду говорить!
Ему нет восемнадцати, а Лере есть.
– Вам, Александр Иванович, рекомендую говорить правду, а не плести про фильм «Родная кровь», а то арестуем: тот, кто Пинхасиков обворовал, тот и Хамкиных убил.
– Вы не имеете права!
– Нет-нет. У Саши никаких дел с Трактором Ивановичем! – пищит «Кавалерия».
Отправить вруна в СИЗО!
Но его девушка:
– А тот, о ком мы скажем, не узнает?
– Если не будете болтать… Кто во дворе, кроме Инны и её папы?
– Во дворе никого. Холодно. Радио объявило: младшие школьники могут никуда не ходить… И мы никуда не едем. Дома отец. Когда выпьет, говорит ерунду: «Кавалерия» и тэдэ. В подъезде на площадке между вторым и третьем этажами Лера на подоконнике, я рядом. А этот тип у квартиры Пинхасиков…
– Лицо?
– Я не оборачивался. – И далее намерен говорить за двоих.
– А ты, Калерия?
– Пол-лица укрыто шарфом. Ярким, необычным… На бордовом фоне зелёные и синие фигурки.
– Как одет?
– Удлинённый тёмный плащ с перелиной. И к такому импортному – шапка – плохой кролик. Не как моя доха (у родителей в Ревде кролики). Видите, какие, – гладит мех.
– Ботинки…
– Нет, боты «Прощай, молодость». И они не идут к элегантному, модному…
– Ему открыли?
– Нет. Давит на кнопку (руки в перчатках), голову к нам и – хрипит… Думаю, у него была операция на голосовых связках…
Видимо, будет неплохим медиком.
– Какие-нибудь внятные слова…
– «Ребята, мне надо с женщиной увидеться. Не могли бы вы уйти?»
– Именно так?
– Как «так»?
– Деликатно.
– Да, да!
– А я (не деликатно) рекомендую ему валить. Наверное, квартирой ошибся… У них бывают немолодые дяденьки, дамы, подруги Инны, Домработница Анжела Пантелеевна. Борю вот таким маленьким помню с маленькой скрипкой… Эразм Семёнович и у нас в техникуме преподаёт. Звал в секцию самбо, которой руководит в ПТУ. Натан Аронович меня научил играть в шахматы. Я его уважаю!
– И какой ответ?
– «Не хотел бы неловкости» (вроде, так). Лера – с подоконника, и мы – во двор. Ты мне говоришь, мол, Фаня Иосифовна как-то у трамвая с каким-то парнем, вполне мог быть этим… Натан Аронович – неординарный, но она… добрая… Папа всем говорит: «Дядя Ваня это Всемирная Сила». И она шутит: «Привет, Всемирная Сила!»
– Какого он роста? – Кромкин – в центр кабинета (модель для уточнения).
– И ты, – кивает Лера. – Он немного выше вас, но немного ниже Саши.
– Какой у тебя рост?
– Метр восемьдесят пять.
Значит, у того метр восемьдесят два. Как и у того, кто добрался до денег.
– Калерия, какого цвета у него глаза?
– Тёмные.
– А лет ему?
– Ох, не молоденький… Тридцать, наверное. – Ей-то девятнадцать.
– Калерия, вот фотографии…
В «карточной колоде» рецидивистов его нет.
– Куда вы направились, выйдя из дома?
– Леру веду до общежития… В апреле оформим брак, её пропишут в квартире, и, надеюсь, папа прекратит реплики («Кавалерия» и тэдэ)…
Напоминание: не контактировать с незнакомцем, не говорить о нём никому. Кроме Кромкина (Для них – Семён Григорьевич).
Комментарий майора:
– Могли караулить, пока кто-то обворовывал квартиру! А шарфик и плащ – выдумка для отвода глаз. Денег нет, отец пьяница, мать наркоманка. Паренёк гордый. Да эта «Кавалерия»… Я бы их в горотдел, в камеру. И Всемирная Сила убавит силу вранья. Наводка этой Клавдии Трофимовны. Халтурит уколами, делать-то умеет не только себе, но и другим. «Семейная бригада»! Молодые – караульщики.
Такой идее майора дадут ход. На Зоновых – дело номер 6429! В тюрьму! И ребят, которые ждут ребятёнка. Будут там его ждать. «Мечта прекрасная», увы, неясная, обретёт реалии. Кого не упекут, – Трактора… Но это так, ерунда…
На аргументы контраргумент:
– Дядя Ваня не вор, а художник.
– Водопроводчик он!
– Где Трактор?
– Эх, нет информации! Налипание снега на провода, говорит Подкордонный! – (пенитенциарный начальник). – Думаю, на зоне этот Зонов! Без него трудновато такую бойню. А бабка Тутова – не наш кадр! Он не на «куфне» (как она говорит) во вторник, подговаривая брата «грабануть нижних». Надыбаю информации на эту Анну Демьяновну. Откуда у неё бедной пенсионерки телевизор, холодильник новый на амбарном замке…
– Петли приварены опытным сварщиком.
– Нет, я никогда не пойму логику твоей головы, Кромкин!
– Не с ворами она, а с квалифицированным рабочим.
– Ворам заподло вкалывать, в этом ты прав…
Дневник Эразма Хамкина: «Мой день рождения, двадцать шестое января, удался на славу. От мамы – свитер, к нему – шарф и шапочка, – комплект для лыж. Я неплохо катаюсь, а Динка – разрядница. От Пинхасиков – печатка с гравировкой. «ЭХС» – мои инициалы, только в ином порядке. Наверняка, выдумка Ани. Динкин дар – шахматы. Маленький турнир… Она меня обыграла, но это не удивительно: Пинхасику мат! Борька одарил винилом, купленном на барахолке! Ему запрещено туда! Там, как правило, промтовары, но спекулируют и дефицитной музыкой. Хотелось отругать, но мой любимый Эдди Розен…
«За всё тебе спасибо, дорогая:
за то, что мир прекрасен и велик,
за муки и за радость рая…
За всё, что было, и за то, что предстоит!»
От папы капитальный дар: деньги. Куплю, наконец, автотранспорт. «“Запорожец”, – шутим с Динкой, – “еврейский танк”». У нас будет дитя! Я ликую! Свадьбу наметили на 14 февраля. Впереди целых двадцать дней! Но надо подготовиться».
…В доме тридцать три на улице Нагорной готовились к свадьбе, а налётчики на этот дом – к налёту двадцать девятого января, и жить Эразму три дня.
Филя
С утра Тонька:
– Возьми Алёшку, а мы с мамой ковры перестелем.
Едут в баню номер один, где с папаней Феррерой парились. Одно время разгружал там мыло, хлорку, бельё. Алексей Филякин в ушате «плывёт морем-океаном», как в книге, которую читает ему бабка.
Дома тепло, обед, а Филе – на холод.
– Вроде, тебе неохота, – тёща добрая, как в первые дни, когда ящик с отвёртками подарила… Вору заподло работать руками, но сердце – не камень.
А чё, ништяг: Тонька в столовой (жратва!); бабка моет, убирает; пироги… И его в канаве ни одна падла не наблюдала, дитя поднимет… Не могут бабы поднять на ноги братка! Им волю дай, – педиком будет (кусай локти отец!)
– Я иду на «малину», меня там к мочиловке могут приговорить.
Обе как отшатнулись. Тонька белую рубаху, будто гробовую…
Но, уходя, не верит ни в какой «приговор». На обратном пути – кранты[53 - – конец, безвыходное положение;]! Там был Иван[54 - – Иван – главарь преступной группы (арго преступников).]. Долбанёт, труп утопит, не найдут. В горло вцепился одному в лагере, в сонную артерию… Фонтан крови… Против него Капитан – щенок.
И опять говорил! «Загадки психики», как в журнале «Наука и житуха»[55 - – так называет журнал «Наука и жизнь».]. В далёком прошлом, выпив многовато водки (было взято тридцать литров из буфета дома отдыха), в коммуналке выбалтывает ход дела, ну, и вперёд, на Воркуту. А комнату, ему выделенную, когда барак ломали, – филеру[56 - – осведомитель милиции;]. Чего наговорил накануне, пока во тьме калгана[57 - – калган – голова (арго преступников).].
Мельде
