Бабушка, расскажи сказку!

Да и за другим примером далеко ходить не надо. В семье сына сейчас проживает собачка Симба. Вот, только что, мы смотрели небольшой фильм, как сын скармливает Симбе ложечкой арбуз. Так и хочется сказать, что одну ложку Симбе, а другую – себе. Но, конечно, ничего такого не было. Но ложечка-то не Симбина, а общая, столовая.

Кстати, в 2017 году Симба жил у нас на даче вместе с нашей внучкой практически два летних месяца. Так вот, Марина его приучила не попрошайничать, когда мы едим за столом. Ели мы на веранде, и на веранде же, у входной с улицы двери, стояла его пластмассовая конура. Достаточно было посмотреть Симбе в глаза, чтобы он ушёл в конуру и не высовывался. Сын очень удивился такому его поведению: «Как же это у вас получилось?»

Опыт потому что богатый…

В посёлке, где жили мои родители, у нас уже был небольшой участок с домиком. Огородом там занимались родители, а мы приезжали с детьми на лето. В основном – Марина. У меня были летние практики со студентами по Ярославской дороге. А это очень длинный путь. Практически через всю Московскую область по направлению север-юг. 70 километров до Москвы, да ещё 170 от Москвы до этого посёлка. Вместе с ними в домике обитал и Том. Когда ходили к родителям, то собачку с собой не брали, поскольку пришлось бы её заводить в квартиру. У родителей была квартира городского типа. Как бы отец не относился к Тому, но, я думаю, ему всё равно было бы не очень приятно видеть в своей квартире собаку. Мы его оставляли на даче, привязывали. Мама, я думаю, была бы и не против присутствия Тома в квартире.

Вот что интересно. Казалось бы, всё время на улице, бегает по участку, звенит на прохожих. Но это для него как квартира, поскольку слово «гулять» им и здесь, в такой ситуации, воспринимается так же, как и в московской квартире. То есть «гулять» – значит выйти за ограду.

Часто ходили в лес, на речку. Том бежит в густой траве впереди нас, а то и сбоку, но никогда – рядом. Убежит далеко, нас не видно. Вот он встанет, как суслик, на задние лапы, а передние висят так же, как и у суслика, увидит нас и снова побежал по своим делам…

Как-то в Москве переходили с ним без поводка через Пятницкую, на углу типографии Жданова (тогда она так называлась). Он побежал и попал под машину. Повредило ему ногу. Марина тут же отправилась в звериный травмопункт, зашили там, забинтовали. Том долгое время после того, как была снята повязка, ещё прыгал на трёх ногах, хотя необходимости в этом уже и не было.

В Москве мы жили на очень оживлённой улице, в самом конце Пятницкой, у Садового кольца и Добрынинской площади. Эта улица была единственной, которая принимала на себя весь южный поток машин. На юг из Москвы, со стороны Кремля, поток машин формировался, в основном, по двум улицам: по Ордынке и по Полянке. Загазованность была мощная. Тем более – для собаки. Её нюх отбивался, надо думать, полностью.

Так однажды, в январе 1993 г., случилось с Томом. Гуляли с ним без поводка, он убежал в неизвестном направлении. Дома не был почти сутки. Утром я услышал у двери небольшое повизгивание. Открываю дверь, а за ней – дрожащий и мокрый Том. Он медленно так, виновато вошёл в квартиру и быстро потом к своей миске, сначала попить воды, а потом уж и поесть. Как будто всё успокоилось.

Через неделю он снова убежал. На этот раз – совсем. Мы писали несколько раз объявления, но ничего не получилось. Пропал.

В то время в стране было очень неспокойно и нестабильно. Известно, чем всё это потом закончилось, так называемой октябрьской революцией 1993 г., которая началась после выхода 21 сентября 1993 г. Указа № 1400 Президента Б.Н.Ельцина о роспуске руководящих и законодательных органов страны. Было мощное противостояние группы Ельцина с Черномырдиным и группы Руцкого с Хасбулатовым, которое 3-4 октября закончилось военными действиями, расстрелом Белого Дома.

В начале 1993 г. были сплошные перебои с продуктами. Говорили, что очень предприимчивые люди отлавливали на улице собак и превращали их в еду (пирожки с мясом, шашлык, фарш и т.п.). Всё может быть. Мы так и подумали, что с Томом случилось нечто похожее, потому что он не боялся чужих людей, подходил спокойно, если позовут.

Сейчас от него остался тот самый заветный поводок (верёвочка), который мы используем для крепления каких-либо вещей на багажник машины. И ещё. Том продолжает нам помогать. Мы его за всё это время два раза стригли, когда он становился очень уж обросшим. Его порода не линючая, поэтому шерсть вся оставалась на нём. Марина связала из неё две полоски, которые кто-то из нас, время от времени, при необходимости, привязывает на руку, ногу или поясницу. Помогает здорово.

Радио

В конце 1958 или в начале 1959 г., уже после смерти дедушки Васи, родители купили радиоприёмник, марки «Родина-52». Довольно большой такой деревянный ящик с соответствующей начинкой внутри. Питался он от сухих батарей, которые для этого время от времени покупались. Антенну отец построил на двух шестах, натянул между ними медную проволоку. Один шест стоял у дома, примерно посредине его фасада. От этого шеста через отверстие в стене (в саманной стене) провод шёл внутрь дома на рубильник-переключатель, затем – на приёмник и обратно через стену в землю. Второй шест стоял за сараем, тоже сложенном из самана, так что антенна висела над двумя крышами: одна крыша, крыша дома, покрытая жестью, а вторая, крыша сарая, была соломенной. Между шестами было около двадцати метров. Рубильник во время грозы переключал антенну на землю («заземлял» всю конструкцию). Зимой и осенью этого не надо было делать.

До этого в нашем доме никакого радио не было, как, впрочем, почти ни у кого в деревне. Был репродуктор в правлении колхоза, ещё у жителей, кто жил по пути с радио и телефонными проводами. Больше всего это хозяйство предназначалось для телефонного сообщения нашей деревни (колхоза) с районным центром (через Токарёвку) ещё в период коллективизации. Поэтому провода для радио повесили попутно, заодно с телефонизацией. Произошло это, я думаю, со времени организации колхоза, потому что в начале тридцатых годов радио в Красном Кусте уже было. Потом, где-то в 1958-59 годах, провели радио (известную «тарелку») и всем желающим. Делалось это практически одновременно с проводкой электричества жителям деревни. Только не нам, хотя мы и желали бы этого. Просто наш дом и дом наших соседей, Кошелевых, находился сравнительно далеко от основной деревни. Надо было ставить дополнительно два или три столба. Тогда ещё в колхозе, на правлении, сказали, что если хотите, то ставьте столбы за свой счёт. Но что значит «за свой счёт»? Места там были степные, где было взять столбы, пусть даже и за свой счёт. Потом, конечно, соберётся ли деревня на помощь. Поэтому и остались мы без радио. А потом и без электричества, потому что электрические провода немного позже, при появлении своей электростанции, повесили на те же столбы. Кошелевы к тому времени уже переехали в основную деревню, рядом с Колмаковыми, купили деревянный дом у Фроловой Анны.

Репродуктор в радиосети был известный – говорящая «тарелка». Его можно увидеть по старым советским фильмам, особенно по военным фильмам. Программ, конечно, никаких. Первая, она же и последняя. Как у Булгакова в «Мастере и Маргарите» словами иностранного мага в отношении осетрины: «Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя».

Со звуком, исходящим из динамика, мы были знакомы, поскольку в кино ходили.

Был у нас в доме патефон. А в деревне патефонов было не больше трёх. Кажется, ещё у Колмаковых, да ещё у Мамонтовых, которые жили рядом с бабушкой Машей. Их сын, Василий, был лётчиком-испытателем, он и привёз им патефон. Этот лётчик, когда приезжал в отпуск, привозил с собой целый чемоданчик небольших плиток шоколада. И обязательно угощал всех ребятишек деревни.

Патефон нас и развлекал по праздникам. Либо в доме, а чаще – на крыльце. Под этот патефон мы с Шуркой Незнановым, было нам лет по пять-шесть, что ли, соревновались на лучшего плясуна. Собрались у нас, Чекалиных, гости, все Незнановы. Я думаю, что это было сватовство, сватали мою тётю Симу за их Николая, тогда лейтенанта. А может быть, уже и свадьба была. Чего не знаю, того не знаю. Не помню. Если это так, то должен был быть 1954 год. Но помню, что нас с Шуркой выставили в круг, завели нам «Барыню», и давай мы наяривать, кто во что горазд. Горазд-то оказался Шурка. Он выделывал такие же коленца, как и его отец. А уж тот, известно, сплясать был ловкий. А мне плясуном не в кого было быть, так я его, Шуркины, те же коленца и повторял. Вот и проиграл…

Ну, это всё про патефон, как вы поняли. А я хочу продолжить про радио.

«Родина» – это был какой-то переворот. И представить себе нельзя было, что в нём не одна программа, а все наши, которые тогда были. Да и ещё другие страны, пусть на незнакомом языке, но с музыкой. Да и на русском «вражьи» программы хорошо принимались, потому что с глушителями тогда в стране была напряжёнка, ведь жили-то мы, скорее, ближе к нашим «врагам», чем к глушителям. Чего только не наслушались! Помню, поймал я раз вечером какую-то программу. Слышу, про сталинские времена говорят. Это уже значительно после XX съезда КПСС, на котором объявили «культ личности» Сталина. Съезд состоялся в конце февраля 1956 г. Для нас эти времена были ещё тёмным лесом. И сейчас-то с этим ещё не разобрались полностью, а тогда… «Враги народа», там, с выколотыми глазами в учебниках, это ещё понятно. Враг – он и есть враг. Папа и мама рассказывали, что иногда они, будучи школьниками, портили в своих учебниках портреты видных в прошлом политических деятелей, когда они расстреливались за шпионаж, предательство и измену (в то время в учебниках печатали портреты вождей и видных политических деятелей, многие из которых и оказывались «врагами народа»). Помню, что мама говорила, что она таким образом «расправилась» с Блюхером и Тухачевским. А тут, вдруг, такое порассказали в этом приёмнике, да ещё добавили о Никите Сергеевиче Хрущёве, что и его «биография не без пятен», что он тоже был причастен к расстрельным спискам. Как потом оказалось – так оно и было на самом деле. А тогда, ведь, что Сталин, что Хрущёв, что Брежнев, потом, после Хрущёва, последующие Константин Устинович Черненко и Юрий Владимирович Андропов (я уж последних с именами и отчествами) – лица неприкасаемой национальности. Уже в близкие времена более-менее как-то успокоилась неприкасаемость со времени перестройки М.С.Горбачёва, которая была объявлена в начале 1985 г. Проскочили и Б.Н.Ельцина с В.В.Путиным и Д.А.Медведевым. А тогда о Хрущёве (при живом-то ещё Хрущёве) говорят как о преступнике, да мало того, я-то слушаю об этом! А что такого особенного я мог понять об этом в свои десять-одиннадцать лет? Побежал к родителям, говорю, что так, мол, и так. Вон, какой у нас Хрущёв-то. Подумал отец и говорит: «Ты слушать-то слушай, но об этом никому не говори».

Как сказано, так и сделано…

Мне нравилось вертеть ручку настройки и слушать на разных волнах всякие мурлыкающие звуки, с переливами. А то, вдруг, раз, и среди этих звуков прорежется речь или музыка.

Во время войны отец был в Германии. Можно было там приёмник добыть для дома, в качестве трофея для солдат это разрешалось. Но, как тогда говорили несведующие бойцы, которые в Германии впервые велосипед увидели, зачем он нужен, он же по-немецки говорит. Шутка это или правда, не знаю. Знающий пошутит, а незнающий поверит. По тому, как жили у нас в деревнях, поверить было можно, что немецкий приёмник на русском языке не работает. Что, там, велосипед, мелочь, если танки да самолёты на глазах. Другое. В немецких деревнях, если их так можно было назвать, дворы мощёные были! Камнем! И не хлев для скота, а дворец! А двор-то, Вася, друг ты мой, подметается! И чуть ли водой не моется! И корыта для свиней и овец сделаны были не из дерева, а из бетона. Вот и понятно, зачем это немцам делать приёмники на русском языке? И это у них не сейчас появилось. О том же самом писал и А.И.Солженицын в произведении «Август четырнадцатого», про времена начала Первой мировой войны.

Вот, например, смотрим мы сейчас по телевизору сериал «Чисто английские убийства». В нём постоянно происходят детективные события, как они сами называют, «в деревне». А деревня-то – чистенький и опрятный городок. По деревне мощёные улицы, дома каменные, ухоженные. Посмотрели бы они на нашу деревню, в любое время, в царское, большевистское и современное. Поэтому и удивлялись наши солдаты тому, что свиньи едят из бетонного корыта, что двор подметается. Уже в наше, советское время, удивлялись наши туристы обилию и разнообразию продуктов и товаров в магазинах побеждённой Германии, каких только душе угодно…

Первое время ребятишки, друзья, наши товарищи, от игр совсем отбились. Всё взахлёб слушали нашу «Родину». И то есть, и это, и всего помногу. Хочешь, поговорят с тобой, расскажут, постановку какую-нибудь передадут, да и музыки разной иностранной навалом, никогда не слышанной. Помню, как-то мы играли зимой у нас в доме, человек шесть нас было, а тут стали передавать по радио спектакль про события во время войны, про Брестскую крепость. Мы сразу же переключились на спектакль. Весь прослушали.

А в нашем доме всегда ребятишек много было. Нас с братом двое, да ещё впятеро деревенских. Всё это нашими родителями разрешалось. Поэтому для нас, ребятишек, было всё просто. Куда идти играть? Пойдём к Чекалиным! Было ещё и к Колмаковым и к Незнановым: их дома были рядом. Но пореже. Чаще гуртовались у нас. Тем более, что отец сделал нам «гигантские шаги». К вкопанному вертикально столбу, с вращающимся кольцом наверху, привязывалась длинная верёвка. Берёшь её конец, разбегаешься и летишь, чуть подскакивая и подпрыгивая, вокруг столба. Ещё была «центробежная карусель». Это конструкция представляла собой вкопанное в землю на оси деревянное колесо от телеги, на которое прикреплялась длинная доска. При вращении колеса кем-нибудь, человека, ухватившегося за эту доску, сносило центробежной силой. Только держись! Для меня оба аттракциона совсем не подходили, потому что мгновенно начинала кружиться голова. Меня это очень удручало. Я даже стал себя приучать к тому, чтобы голова не кружилась. Думал, что привыкнет и перестанет. Когда никого не было, я просто сам на лужке кружился на месте, пока не падал, пока не доходило даже и до тошноты. Но со своим вестибюлярным аппаратом так и не справился…

У Колмаковых было четверо сыновей: Колька, взрослее нас (у него была уже другая компания), Толька, ровесник моему брату, Витька, на год моложе меня, и Юрка, года на два моложе Витьки. Мать их, тётя Вера, Вера Ильинична, очень была крикливая. Расшумится, раскричится. А то и разгонит нас. Но это на время. Мы знали, что завтра, а то и сегодня, опять к ним прибежим поиграть.

Я помню немного и деда наших сверстников, Ивана Петровича Колмакова. Высокий такой старик, с большой белой бородой. Строгий. Но его к рукам прибрала эта тётя Вера. Когда она вышла замуж, за сына Ивана Петровича, Виктора, свёкор назвал её Веркой. Она ему на это: «Я тебе не Верка, а Вера Ильинична!»

Так он и называл её с тех пор. Да и не только он, а и в деревне звали её именно так.

Колмаковы поселились в Красном Кусте раньше нас, Чекалиных. Они приехали сюда, вероятно, из тех же мест, где жили и наши предки. В каких-то ранних исторических документах, когда я разыскивал в интернете информацию о своих родственниках, мне встречалось указание на хутор Колмаковых в тех же местах. Вполне может быть, что это они и есть. Семья была очень хозяйственная, работящая, поэтому и перебрались на новые земли в период НЭПа, в его начале, а может быть, и раньше.

Этой Вере Ильиничне досталось как-то от ребячьих шалостей, даже и от своих сыновей. В нашем клубе стоял бачок с питьевой водой. Вот в эту воду деревенские ребятишки договорились и подсыпали слабительного. А Колмаковы, ребятишки, не успели предупредить свою мать, да она и не собиралась в этот вечер идти на фильм. А тут, вдруг, появляется, опоздавшая, к самому фильму. Да прямиком – к бачку воды попить. Дома не успела. Не успела и фильм досмотреть. В гостях, на людях, хорошо, а дома с этим делом лучше. Вот потом было шуму, когда она узнала о хулиганстве.

Снова вывих в сторону получился из-за этих Колмаковых…

Антенну нашу, приспособленную для радио, вскоре пришлось разобрать. Разобрала её молния, которая зацепила за антенну и пережгла провод, от этого и сарай загорелся. Так что антенну восстанавливать не стали, а провод обвили вокруг дома, под карнизом. Качество приёма оказалось такое же, ничуть не хуже, чем с антенной на столбах. А из шестов антенны отец сделал громоотвод (или молниеотвод, не знаю, как правильнее, лучше, вероятно, – молниезащита). Он скрепил эти шесты в один и привязал к полученному большому шесту на изоляторах проволоку диаметром миллиметров пять или шесть. Конец проволоки приварил в кузнице к мощной железке, которую закопал в землю. Над этой железкой была устроена воронка. Молниеотвод отец прикрепил к ветле, которая находилась перед домом. А перед грозой это место, где была закопана железка, мы обильно поливали водой, для лучшего контакта с землёй, наверно.

А уж как всё сейчас изменилось от радио-«тарелки», до радиоприёмника, от радиоприёмника и транзисторного приёмника до индивидуального в наушниках, до сотовых телефонов и спутниковой связи, до телевизоров с 3D и прочих разностей в виде Skypе и WazApp, компьютеров и планшеток, смартфонов, флэшек с огромной памятью, о которых в то время не только не мечтали, но ещё и знать-то не знали, даже и не прогнозировали. Если только фантасты и прочие фантазёры. Причём, изменилось всё это в такое короткое время, что просто невозможно себе помыслить и представить. Сегодня одна новинка, а завтра она уже морально устарела, на её место появилась совсем не надолго другая новинка, которая тоже потом скоро устареет, заменится на очередной «супер».

А я и сейчас люблю пробежаться ручкой настройки какого-нибудь приёмника по волнам памяти, свисты всякие и мурлыканья послушать. Но это так, от ностальгии по детству. «Тви-тви-тви, у-лю-лю» – и я снова там, далеко, в своём детстве, у того приёмника «Родина».

Велосипед

Трудно было человеку десять тысяч лет назад,

Он пешком ходил по свету – на работу, в зоосад,

Он не знал велосипеда, слепо верил в чудеса,

Потому что не изведал всех достоинств колеса.

П.Ватник. «Песенка велосипедистов».

Хотя и считают изобретателем велосипеда немца Карла фон Дреза, барона, который 6 апреля 1818 г. представил на суд зрителей свой самокат, всё же существует и другая легенда о нашем изобретателе велосипеда, подарившем его царствующей семье при коронации Александра I, которая проходила в середине сентября 1801 г. Изобретателем, как полагают, был некий крепостной мастер Артамонов из Верхотурья, что на Урале. Он и поспел на коронацию на своём самокате, проехав две тысячи вёрст. Скорость для того времени у него была приличная, 12 вёрст в час. Царь дал ему вольную за такую машину. Однако эта информация вряд ли соответствует действительности. В документах того времени мной не найдена информация об этом событии. Кроме того, провели анализ металла, из которого был изготовлен велосипед, оказалось, что такой металл появился в России только в 70-х годах XIX века. Но, скорее всего, и это подтверждается документально и наличием самого агрегата тех времён, на коронации были представлены конные дрожки с верстомером и органом (своеобразной автомагнитолой), подаренные вдовствующей императрице Марии Фёдоровне крепостным мастером Егором Кузнецовым-Желтинским. Вся семья Егора за это получила вольную.

Ну что же, не велосипед, так тачанка. Вместо органа пулемёт и – в бой! А счётчик пусть себе считает военные вёрсты. Музыкальный аппарат воспроизводил шесть мелодий. Среди них народные песни: «Во саду ли, в огороде», «Ах, вы, сени», «Во лузях», «Во кузнице». Длина обода колеса, от которого работал счётчик вёрст, составляла одну сажень. Счётный механизм содержал шесть циферблатов: три циферблата показывали единицы, десятки и сотни саженей, а другие – то же самое, но в вёрстах…

Трёхколёсных велосипедов в нашей деревне не было. Да и в других – тоже. Во всяком случае, в своём детстве и отрочестве я такого агрегата не видел. Покупать такой велосипед, это всё равно, что, как говорят выпивошки: «Пиво без водки – деньги на ветер». Кому он нужен. Вещь дорогая, значит должна быть полезной на все случаи жизни, чтобы при необходимости и взрослому ею можно было воспользоваться. А деньгам и так найдётся применение. Тем более, что в колхозе денег не платили, а если и платили, то основная часть их уходила на налоги, на обязательную покупку облигаций государственного займа и прочие расходы на государственные бездонные нужды.

Велосипед родители купили по необходимости. Вообще говоря, эта конструкция не средство передвижения, а роскошь, поскольку не во всякой семье, в которой были дети, имелась такая машина. А необходимость появилась в связи с тем, что Миша, брат, уже заканчивал четвёртый класс нашей начальной школы, и на следующий год надо было переходить в школу, которая находилась в Полетаево. А это от нас на расстоянии порядка пяти километров. При школе был интернат, в котором школьники дальних деревень, кроме Девятки (они каждый день ходили в школу пешком, а кто-то, у кого были – на велосипедах), могли проживать во время учебного года, с понедельника по субботу, каждую неделю, кроме каникул. Но родители оба были против такого, поэтому для нас они всегда снимали квартиру, я об этом уже писал выше в рассказе «Половодье».

Миша заканчивал четвёртый класс весной 1958 г. А велосипед купили на год раньше, летом 1957 г., чтобы к поездкам в школу он уже смог бы научиться на нём ездить. Да и я был уже на подходе, на следующий год и мне надо было приучаться к таким поездкам.

Первый велосипед был бывшего завода имени Сталина, ЗиС, который был переименован в завод имени Лихачёва (в Москве, примерно на Автозаводской). Крепкая и очень надёжная машина.

У нас в семье никто на велосипеде ездить в то время не мог. Первым, конечно, взялся за него отец. Папа воевал, во время Великой Отечественной войны был в Европе, рассказывал, что в Польше, а особенно в Германии, очень у многих были велосипеды. Наши солдаты прямо поражались такому обилию этих машин. Кто-то и пробовал на них кататься, отец тоже пробовал, поэтому особых трудностей, казалось бы, не могло быть. Но одно дело – пробовать в «великой молодости» (в 23 своих года), а другое, на глазах у своих – хоть и не в таком возрасте, как дедушка Вася, но уже в более солидном (уже довольно близко к сорока годам). Дедушке Васе в это время было 72 года.

Катание-обучение происходило на лугу перед нашим домом. Были, понятно, и падения. Но взрослым намного проще, чем нам, малолеткам, и ещё малорослым. Повело тебя в сторону – подставил ногу и остановился, если ты взрослый. А малолетке остановиться не так просто, особенно, если конструкция велосипеда имеет продольную раму-стяжку непосредственно от сидения к рулю. Словом, не дамская конструкция. Помогал отцу его отец, дедушка Вася. Когда отец более-менее освоил эту машину, то он стал помогать учиться кататься на ней дедушку. Мы даже не ожидали, что дедушка пойдёт на такой шаг. Но он себя переборол, даже и получалось у него получше, чем у отца, он быстрее стал уверенно управлять поведением велосипеда. Мама тоже попозже научилась управляться с велосипедом. Но ей было сложнее, поскольку мешало платье. Велосипед-то был не дамский.

А мы с братом бегали следом, радовались этой покупке и скорой возможности покататься уже на своём велосипеде.

Первому осваивать велосипед надо было брату, как старшему, для кого это и приобреталось. Но мы оба уже немного на чьих-то велосипедах пробовали кататься. Единственное, по началу, неудобство, это то, что с рамы мы не доставали ногами до педалей. Одну ногу надо было просовывать под раму, при этом самому надо было находиться сбоку: одна нога с твоей стороны, а другая уходила вбок куда-то в сторону. Это весьма неудобно, но радости не убавляло. Как же, у нас свой велосипед! А то, что сбоку, это скоро пройдёт, излечится, подрастём понемножку, догоним велосипед.

Потом научился кататься и я. Второе неудобство при езде сбоку – это проблемы со штанами. Не штанами, а шароварами, на резинках в нижней части, у ступней, и на резинке по поясу. Штанины вечно попадали в цепь, поскольку ноге приходилось крутить педаль очень близко от цепи. Проходилось просто полностью подворачивать штанину правой ноги, поскольку я садился на велосипед с левой его стороны. Падений, понятно, было достаточно. Особенно в процессе обучения. Да и в последующем от этого не избавишься, ситуации бывают весьма разные, особенно с состоянием дороги, не говоря уж о состоянии души и товарищеских велогонок по деревне. Но всего два раза я летел через руль, вперёд. В один из этих полётов на переднем колесе образовалась очень большая «восьмёрка». «Восьмёрка» – это такой дефект, при котором деформируется обод колеса, что исправляется перетягиванием спиц, а то и частично непосредственно сначала исправлением самого обода, а уж потом – спицами.