banner banner banner
Сделай одолжение – сдохни!
Сделай одолжение – сдохни!
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Сделай одолжение – сдохни!

скачать книгу бесплатно


– Нью-Йорк? Далековато вы забрались от дома.

– Я не из Нью-Йорка. Просто работал там, только и всего.

– Вижу, у вас пятилетний перерыв в вождении, мистер Девери.

– Да, верно. Не мог позволить себе иметь машину.

Он кивнул:

– Вам тридцать восемь. Прекрасный возраст. Хотел бы я, чтобы мне снова было тридцать восемь. – Он подтолкнул ко мне права. – А на какой машине вы раньше ездили, мистер Девери?

– «Форд-тандерберд».

– Хороший автомобиль. – Он стряхнул пепел в стеклянную пепельницу. – Знаете, мистер Девери, я думаю, на этой работе вы будете зря растрачивать свои таланты. По-моему, я неплохо разбираюсь в людях. А чем вы занимались все эти годы, позвольте узнать?

– Да так, то одним, то другим. – Я пожал плечами. – Считайте меня вольной птицей, мистер Райдер. Позавчера мыл посуду. А неделю назад – мыл машины.

Он снова кивнул:

– Не будет ли дерзостью с моей стороны спросить, за что вы получили пятилетний срок?

Я глянул на него и пожал плечами. Отодвинул стул, на котором сидел, и встал, собираясь уходить.

– Извините, что отнял у вас время, мистер Райдер, – сказал я. – Не думал, что это так бросается в глаза. – И направился в сторону двери.

– Да постойте вы, – тихо сказал мистер Райдер. – Не так уж это заметно, просто мой сын вышел пару лет назад, и я помню, как он тогда выглядел. Он отсидел восемь лет – вооруженное ограбление.

Взявшись было за дверную ручку, я остановился и опять взглянул на него. С бесстрастным лицом он жестом пригласил меня вернуться к столу:

– Присядьте, мистер Девери. Я пытался помочь ему, но напрасно. Я считаю, надо помогать оступившимся людям, но только в том случае, если они с тобой откровенны.

Я вернулся к своему стулу и сел:

– Что же стало с вашим сыном, мистер Райдер?

– Он погиб. Не провел и трех месяцев на свободе, как попытался ограбить банк. Убил охранника, а потом полиция застрелила его самого. – Райдер хмуро уставился на сигарету. – Так вот оно бывает. Тут и моя вина, конечно. Я был к нему недостаточно внимателен. На всякую историю ведь можно посмотреть с разных сторон, а я не попытался встать на его точку зрения.

– Может, это ничего и не изменило бы.

– Может быть… – Он грустно улыбнулся. – А вы, мистер Девери, не хотите рассказать мне свою историю?

– Только при условии, что вы не обязаны мне верить.

– Никто не обязан верить всему, что ему рассказывают. Но что за беда в том, чтобы послушать? – Райдер затушил сигарету. – Можно вас попросить об одолжении, мистер Девери? Поверните, пожалуйста, ключ в замке.

Я в некотором недоумении поднялся и запер дверь, а вернувшись к столу, обнаружил на нем бутылку «Джонни Уокера» и два низких стакана.

– Не хотелось бы, чтобы Мэйси застукала нас тут с выпивкой, – сказал он и подмигнул. – Дети должны уважать старших.

Он заботливо налил нам по глотку спиртного, один стакан пододвинул ко мне и поднял другой:

– За юность и невинность!

Мы выпили.

– Итак, мистер Девери, вы собирались рассказать мне…

– Я был, что называется, подставным лицом при заключении сделок, – начал я. – Работал в конторе «Бартон Шарман» – это второй по величине брокерский дом после «Меррил Линч». Считался молодым финансовым гением. Был честолюбив. А потом меня призвали и отправили во Вьетнам. Место в конторе за мной сохранили, но, когда я вернулся, все было уже не то. Во Вьетнаме я познакомился с бойкими ребятами, которые научили меня спекулировать на черном рынке. Делать деньги для других мне больше было неинтересно, теперь я желал работать на себя. Однажды до меня дошел слушок о предстоящем слиянии компаний, которое держалось в большом секрете. Такая возможность выпадает раз в жизни, и я воспользовался деньгами клиента. С моим знанием дела это было нетрудно. Я рассчитывал сделать на этом три четверти миллиона. Но случился прокол, в последний момент все вскрылось – и я вытянул билет на пять лет. Вот и вся история. Никто, кроме меня, не пострадал. Сам, в общем-то, нарвался. Так случилось, что толком разбираюсь я только в финансах, но, поскольку к работе с деньгами меня теперь никто и близко не подпускает, соглашаюсь на любую халтуру.

Райдер пополнил стаканы:

– Вы по-прежнему честолюбивы, мистер Девери?

– Какой смысл, если работа с деньгами теперь не для меня? – ответил я. – Нет… Пять лет за решеткой умерили мой аппетит.

– Ваши родители живы?

– Давно умерли… Погибли в авиакатастрофе, еще до того, как меня отправили во Вьетнам. Я абсолютно один.

– Женаты?

– Был. Но ей не захотелось ждать пять лет.

Он глотнул виски и кивнул:

– Можете работать у меня. Плата – две сотни. Не ахти что, конечно, для человека, который знавал лучшую жизнь, но вы же не станете делать здесь карьеру. Скажем так, временный вариант. Сможете перебиться, пока жизнь не изменится к лучшему.

– Спасибо. А что конкретно нужно делать?

– Учить людей водить машину. В основном это подростки… славные ребята. Но время от времени к нам приходят и люди среднего возраста… славные люди. Рабочий день с девяти до шести. Все часы расписаны. С тех пор как Том попал в больницу, накопилось много желающих. Том Лукас… Наш инструктор. Ему не повезло – обучал одну пожилую даму, а та взяла и въехала в грузовик. Ей-то хоть бы что, а вот Том получил сотрясение мозга. Так что будьте осторожны, мистер Девери. Дублированного управления в наших машинах нет, но ручной тормоз – общий. Просто придерживайте его – и все будет в порядке.

Я допил свой стакан, Райдер тоже. Затем он убрал бутылку и стаканы в стол.

– Когда приступать?

– Завтра утром. Поговорите с Мэйси, она сообщит вам расписание. Вы уж будьте обходительны с Мэйси. Она правда славный человечек.

Он достал бумажник и положил на стол стодолларовую купюру.

– Возможно, аванс вам пригодится. И потом, вам нужно где-то жить. Позвольте рекомендовать вам миссис Хансен. Подозреваю, Джо Пиннер уже поведал вам, что в отношении помощи ближнему наш город не знает себе равных. Миссис Хансен только что потеряла мужа и теперь в несколько стесненных обстоятельствах. Она решила сдавать комнату. У нее славный дом на Сивью-авеню. Вам будет у нее удобно. Она берет тридцать долларов в неделю с учетом завтрака и ужина. Комнату я видел. По-моему, славная.

Похоже, «славный» было в Уикстиде главным словом.

– Обязательно к ней обращусь. – Помолчав, я добавил: – Спасибо, что взяли на работу.

– На самом деле это вы выручаете меня, Кит. – Он поднял брови. – Вы ведь сказали, вас зовут Кит?

– Верно, мистер Райдер.

– Все в городе зовут меня Берт.

– Тогда до завтра, Берт, – сказал я и вышел, чтобы поговорить с Мэйси.

На следующий день я проснулся в семь утра.

Впервые за много месяцев проспал всю ночь как убитый. Настоящий рекорд.

Я потянулся, зевнул, нащупал сигареты и оглядел большую, просторную комнату.

Берт назвал ее славной. Мне, скитавшемуся последние десять месяцев по самым разным углам, это высказывание показалось сильно принижающим достоинства жилища.

Здесь стояли раскладной диван, на котором я теперь возлежал, два удобных кресла, обеденный столик с двумя стульями, цветной телевизор, а у большого панорамного окна – маленький письменный стол и стул. Прямо напротив меня высился книжный шкаф размером во всю стену, набитый книгами. На полу лежали два шерстяных коврика: один у дивана, другой под письменным столом.

Пол в комнате был паркетный, полированный. С увитой диким виноградом небольшой веранды открывался вид на пляж и океан. Тридцать долларов в неделю за такие хоромы – все равно что даром.

Накануне, прежде чем идти к миссис Хансен, я наведался в «Супермаркет Пиннера» – купил себе пару рубашек с коротким рукавом, две пары хлопчатобумажных носков и сандалии. В Уикстиде, я заметил, было принято одеваться, как на курорте.

Миссис Хансен оказалась маленькой круглой женщиной лет пятидесяти восьми. Соломенного цвета волосы и бледно-голубые глаза выдавали ее датское происхождение, и говорила она с легким гортанным акцентом. Она сообщила, что Берт звонил ей по поводу меня. Интересно, предупредил ли он ее, что я недавно из тюрьмы? Вряд ли. Она провела меня в просторную гостиную, застекленные двери которой выходили на берег океана. В комнате было полно книг. Хозяйка пояснила, что ее муж был директором уикстидской школы. Он слишком много работал и в итоге скончался от инфаркта. Я промямлил что-то подобающее случаю.

По словам миссис Хансен, ее муж, как человек очень щедрый, раздал большую часть денег нуждающимся. Она говорила об этом с удовлетворением. Он поступил правильно, убежденно заявила вдова, но он же не знал, что уйдет из жизни так рано. А у нее теперь материальные трудности. Я буду ее первым квартирантом.

Она отвела меня наверх и показала комнату. Как она пояснила, при жизни мужа это был его кабинет. Супруг, в отличие от нее самой, любил смотреть телевизор, так что, если я хочу, она оставит его в комнате. Я поблагодарил ее. С некоторым беспокойством она спросила, не дорого ли это для меня, тридцать долларов. Я ответил, что нет, в самый раз. Еще хозяйка объяснила, что в доме две ванные комнаты, моя – в конце коридора. Сама миссис Хансен жила внизу. Ужин, сообщила она, в семь, но можно и позже, если таково будет мое желание. Я заверил ее, что в семь меня вполне устроит. Потом она спросила, есть ли блюда, которые я не люблю. Вспомнив, чем мне приходилось в последнее время питаться, я чуть не расхохотался. Сказал, что непривередлив. Договорились, что поднос с едой миссис Хансен будет приносить мне наверх. Может, еще покупать для меня пиво? Она будет держать его в холодильнике. Я ответил, что это было бы замечательно. Хозяйка выразила надежду, что работать у Берта мне понравится, ведь это такой – я ждал этого слова – славный человек. Еще она сообщила, что к ней приходит черная женщина («Тоже, вероятно, славная», – подумал я) убирать в доме, она же будет стирать мои вещи. Завтрак в восемь – меня устроит?

После ее ухода я распаковал чемодан, потом просмотрел некоторые книги на полках, но обнаружил сплошь учебную литературу, ничего развлекательного. Я удалился в ванную и целый час отмокал в горячей воде. Затем я облачился в новое «обмундирование» и вышел на веранду, откуда наблюдал за резвящейся на пляже детворой, пока миссис Хансен не принесла ужин: он состоял из запеченной в тесте рыбы, сыра и мороженого. Банка пива прилагалась.

Закончив ужинать, я отнес поднос вниз и оставил его в кухне. Миссис Хансен сидела на террасе и читала. Я не стал ее беспокоить.

Вернувшись к себе в комнату, я расположился на веранде и закурил. Не верилось, что все это действительно происходит со мной, после десяти ужасных месяцев бесприютной жизни. А теперь вдруг у меня нашлась работа за две сотни в неделю и настоящее жилье. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Потом я посмотрел по телевизору новости и лег спать. Постель была славная. Да и сама комната в мягком свете лампы с абажуром, стоявшей в изголовье, выглядела славно (похоже, привычка к этому слову оказалась заразной). Я заснул.

Утром, лежа на диване сигаретой в руке, я слышал, как миссис Хансен готовит мне завтрак. Денек предстоял напряженный. Мэйси (ее имя Джейн Мэйси Кент, сообщила она, «но зовите меня Мэйси, ладно?») накануне показала мне список учеников. У меня было три одночасовых урока с утра, затем часовой перерыв на обед и еще пять уроков после обеда.

– Все они только что окончили школу, – пояснила Мэйси. – Все начинающие. Единственный, с кем стоит быть поосторожнее, – это Хэнк Соберс. Он задавака, выделывается, думает, что самый умный. Будьте с ним начеку, мистер Девери.

Я пообещал последовать ее совету, а потом спросил, не согласится ли она звать меня просто Китом, раз уж я зову ее Мэйси.

Она кивнула. Для своего возраста (не старше шестнадцати лет) Мэйси удивительно хорошо держалась. Я признался ей, что основательно подзабыл правила дорожного движения. Девушка заверила, что беспокоиться не стоит: теорию у них преподает Берт. Что ж, это облегчало дело. Но я все равно позаимствовал у нее экземпляр правил, намереваясь полистать вечерком (потом, правда, благополучно забыл).

Я побрился, принял душ, оделся и вышел на веранду. Вспомнил свой вчерашний разговор с Бертом Райдером. Рассказывая, за что мне дали срок, я, в общем-то, не кривил душой, однако опустил некоторые подробности и солгал, отвечая на его вопрос о честолюбии. На самом-то деле с момента возвращения из Вьетнама, где я насмотрелся, с какой легкостью люди наживаются за счет спекуляций на черном рынке, меня мучила жажда больших денег.

Был там у нас один штаб-сержант, который, по его словам, так хорошо наладил дело, что он и три его кореша планировали к дембелю разжиться примерно миллионом долларов.

Они нагло грабили американские вооруженные силы. Умудрились продать северокорейскому перекупщику три танка «Шерман», не говоря уже о целых ящиках винтовок, ручных гранат и прочего армейского имущества. В атмосфере полной неразберихи, царившей во время боевых действий, и потом, в процессе никсоновского вывода войск, никто не хватился ни танков, ни остального пропавшего снаряжения и боеприпасов. Бог мой, как я завидовал этим парням. Миллион долларов! За своим рабочим столом в конторе «Бартон Шарман» я нередко вспоминал этого сержанта, больше походившего на гориллу, чем на человека. Так что, когда наметилось то самое слияние компаний, я не колебался ни минуты. Это был мой шанс, и я не мог его упустить! Я понимал, что, после того как сделка состоится и новость станет известна всем, акции этих компаний подскочат втрое. Я открыл счет в каком-то банке в Хаверфорде и положил туда четыреста пятьдесят тысяч долларов в облигациях на предъявителя, принадлежавших одному моему клиенту и переданных мне на ответственное хранение. Их я и пустил на покупку акций: казалось, когда слияние состоится, мне останется лишь продать акции, положить в карман прибыль и вернуть облигации.

План выглядел безупречно. Но тут вмешалась Комиссия[6 - The United States Securities and Exchange Commission (SEC) – Комиссия по ценным бумагам и биржам.] – и слияние отменилось. Я солгал Берту, сказав, что никто, кроме меня, не пострадал. Клиент-то ведь лишился облигаций на кругленькую сумму. Другое дело, что бумаги эти, как я прекрасно знал, приобретались им для уклонения от уплаты налогов. Так что он был, почитай, таким же или почти таким же мошенником, как и я.

Я также обманул Берта, когда пытался заверить его, что расстался со своими амбициями. Мое честолюбие никуда не делось. Оно было сродни пятнам леопарда – на всю жизнь. Жажда денег жгла меня изнутри, словно пламя паяльной лампы. Не давала мне покоя и изводила, как сильная зубная боль.

В течение пяти злосчастных лет, проведенных за решеткой, я не переставал об этом думать и строить планы обогащения. Раз получилось у гориллы-сержанта, получится и у меня. Я не соврал, когда сказал Берту, что у меня большой запас терпения. Уж этого мне было точно не занимать. Я знал, что рано или поздно добьюсь своего и разбогатею. Обзаведусь роскошным домом, «кадиллаком», яхтой и прочими атрибутами красивой жизни. Я был полон решимости все это заполучить. Придется попотеть, но победа будет за мной. Начинать с чистого листа в тридцать восемь, да еще и с судимостью за плечами, более чем трудно, но, твердил я себе, нет ничего невозможного. В бытность свою в конторе «Бартон Шарман» я вдоволь насмотрелся на финансовых воротил и знал, что они собой представляют: бескомпромиссные, бесцеремонные, безжалостные и непреклонные. У многих абсолютно отсутствовали какие-либо моральные принципы. Их философия была проста: слабакам тут не место, куш достается сильному.

Нужно просто набраться терпения, и тогда мне непременно выпадет новый шанс, и на сей раз я его не упущу – ничто меня не остановит. Надо только стать еще более бескомпромиссным, бесцеремонным, безжалостным, непреклонным, циничным и беспринципным, чем любой из них.

И я таким стану, раз иначе никак!

Миссис Хансен постучала в дверь и вошла с завтраком. Поинтересовалась, хорошо ли я спал и не откажусь ли от жареного цыпленка на ужин. Я сказал, что цыпленок – это прекрасно. Когда она ушла, я принялся за гречневые оладьи и яичницу из двух яиц с беконом.

Я решил, что, когда получу свой первый миллион, пошлю миссис Хансен щедрое анонимное пожертвование. А то она просто обкрадывает себя.

– Ну, Кит, как прошло? – спросил Берт, когда я заглянул к нему в кабинет в обеденный перерыв. – Проблемы были?

– Никаких. Детки определенно толковые. Наверняка тренировались на папашиных авто. Не может быть, чтобы с первого раза все так хорошо получалось.

Берт усмехнулся:

– Думаю, вы угадали. Но работа-то вам нравится?

– Если вы называете это работой, то да, – ответил я. – Пойду перехвачу гамбургер. Увидимся после обеда.

– Послушайте, Кит, можете взять мою машину. Мне она ни к чему. Никогда не учился водить. А теперь уже слишком поздно. Будете платить за бензин – и она ваша.

– О, спасибо, Берт!

– У миссис Хансен за домом есть гараж. Сэкономите на автобусе.

– Славная идея. – Я сделал акцент на слове «славная» и улыбнулся ему.

– Схватываете на лету. По глоточку для аппетита?

– Спасибо, нет. В рабочее время – ни капли.

Он одобрительно кивнул.

Я направился в кафе через улицу, где заказал гамбургер и кока-колу.

Работа пока казалась сущей ерундой. Как я и сказал Берту, ребятишки мечтали поскорее получить права и колесить потом на каком-нибудь старом драндулете, купленном на самолично скопленные капиталы, так что учились они усердно. К тому же у меня, похоже, был талант ладить с подростками. Я много общался с юнцами во Вьетнаме и знал их наклонности. Но все-таки, решил я, это болото не должно меня засосать. Месяц-другой такой вольготной жизни – и баста. В конце месяца, если так и не подвернется счастливый случай – великий шанс, которого я так жду, – придется двинуться дальше. Поеду осмотрюсь во Фриско. Уж в городе такого размаха удача точно меня не обойдет.

Когда за несколько минут до начала следующего урока я вернулся в автошколу, оказалось, что Хэнк Соберс уже меня ждет. Помня предостережение Мэйси, я внимательно его оглядел. Долговязый прыщеватый парень лет восемнадцати, с длинными, до плеч, волосами. На нем была футболка с надписью: «Здесь то, что ты ищешь, малышка».

– Это Хэнк Соберс, – сообщила Мэйси. – Наш вундеркинд.

И снова застучала по клавишам пишущей машинки.

– Пошевеливайся, папаша, – обратился ко мне Хэнк. – Не целый же день мне тут прохлаждаться.

Я с угрожающим видом надвинулся на пацана. Нужно было немедля поставить его на место.

– Это ты мне? – гаркнул я.

В армии учат гаркать, и я еще помнил, как это делается.