Могут ли леди убивать?

Что, если Беренис воспользовалась автоматическим пистолетом двадцать второго калибра, застрелила Мареллу, дотащила ее до машины, отвезла под прикрытием тумана в гавань и сбросила в воду?

Я снова открываю сумочку и достаю пистолет. Он полностью заряжен. Принюхиваюсь – пистолетик пахнет чистотой, как если бы им давно уже не пользовались. Но это ничего не значит, потому что у Беренис было предостаточно времени, чтобы его почистить.

Кладу пистолет на место и закрываю сумочку. Сую письмо в перчатку, откуда оно выпало, осматриваюсь и, убедившись, что все выглядит так, как выглядело до меня, выключаю свет и раздвигаю шторы. Потом выхожу в коридор, спускаюсь по лестнице и выбираюсь из дома через кладовую – тем же путем, что и вошел.

Спускаюсь с холма в глубоких раздумьях. Туман рассеивается, дождь прекратился. Далеко внизу мерцают огоньки, Сан-Франциско выглядит почти как то шикарное место, каким его изображают в путеводителях.

Странное дело, непонятное. Что к чему – не разобрать. Я помню, что мое задание – узнать, о чем хотела рассказать Марелла. В конце концов, она не стала бы писать в Бюро только потому, что проведала об Элмаре и Беренис.

Потом эта записка Нелли, явно оставленная не для нее, а для кого-то другого, и этот другой не кто иной, как я. Расчет понятен: заставить меня поверить, что Мареллы не будет до девяти, с тем чтобы я не торчал до вечера на вилле. Значит, написал записку кто-то, кто знал, что я приеду; кто-то, кто прочитал телеграмму от директора, которую я нашел в холле за столиком, и поскольку Беренис еще не приехала, когда я нашел записку, то сделал это кто-то другой.

Сначала я подумал на Торенсена, но оказалось, что Торенсен весь день не выходил из своего офиса во Фриско. И кто же тогда?

На первом перекрестке из-за угла вылетает «шевроле». Шины визжат, как черти в аду, машину разворачивает, какой-то тип высовывается из окна, стреляет и сбивает шляпу у меня с головы. Грохаюсь на землю как раз в тот момент, когда еще два типа открывают по мне огонь, слышу, как свинец рикошетит от тротуара рядом со мной.

Издаю громкий стон и замираю. Авто проносится по улице и притормаживает на углу. Где-то далеко слышен полицейский свисток.

Я перекатываюсь, выхватываю люгер из плечевой кобуры и открываю огонь по «шевроле». Целюсь по колесам и, похоже, попадаю, потому что когда машина сворачивает за угол, ее заносит. Вскакиваю и бегу по улице, держась поближе к стенам домов слева от меня. Добегаю до поворота и вижу, как в двадцати-тридцати ярдах от меня «шевроле» замедляет ход. Стреляю еще пару раз, одна пуля попадает в заднее окно. Слышу, как разбивается стекло.

Машина останавливается, из нее выскакивают трое парней и бросаются наутек. Один оборачивается и палит наугад в темноту. Я посылаю три пули в ответ, но тоже мимо. Слышу, как они бегут по проезжей части. Да и черт с ними.

Я успокаиваюсь, убираю пистолет и закуриваю сигарету. Подхожу к машине и заглядываю в окно.

Сзади, в углу, съежилась какая-то дамочка. Я открываю дверь, включаю верхний свет, и… что вы думаете?

Дамочка в машине – это та самая кукла, что мокла под дождем возле морга, когда я наведался туда взглянуть на то, что осталось от Мареллы; та самая, что стояла на часах, пока ее приятели роняли лед на голову трупа.

А ведь еще есть чудаки, которые твердят, что жизнь пресна и скучна!

Глава 3

Пой, блондиночка!

– Слушай, бозо[3], – говорит она, – ты зря стараешься притянуть меня к тому, что они сделали. Я молчу, потому что ничего не знаю, а если бы и знала что-нибудь, все равно бы не стала стучать копу. Ну и что дальше?

Я смотрю на куколку, сидящую напротив. Мы в какой-то забегаловке на Рыбацкой пристани, и дамочка, как я ее ни обрабатываю, не поддается.

– Ты разбиваешь мне сердце, солнышко, – говорю я ей. – Вижу, ты тоже в своем роде крутая куколка и если уж решила молчать, так оно и будет.

Откусываю гамбургер и лениво наблюдаю за ней. В этой дамочке определенно что-то есть. Когда-то, наверное, была хорошенькой, как это часто бывает, но испортила себя перекисью; теперь волосы у нее такие тонкие и ломкие, будто ее папаша был стеклодувом. Глаза большие, голубые и смотрят на меня так невинно, но, конечно, видели они много всякого, смекаете?

Напоминает мне даму, с которой я познакомился в Акроне много лет назад. У той дамы был парень, которого моими стараниями отправили за решетку на пятнадцать лет. И вот как только его в банку закатали, она написала мне записку с благодарностью за то, что я спас ее от брака с гангстером, и с предложением навестить ее, чтобы она могла поблагодарить меня лично. Ну и заодно я мог бы взглянуть на ее гравюры.

Что ж, я парень отзывчивый и к искусству неравнодушный. Принаряжаюсь и весь такой из себя подваливаю в ночлежку, где она обреталась. Она снова с благодарностями – мол, какой я классный парень – и угощает меня выпивкой, да такой забористой, что прожгла бы и панцирь крокодила. А потом достает ножичек и начинает показывать фокусы.

Мне очень повезло, что ножичек, которым она пыталась меня пощекотать, наткнулся на пуговицу жилета, а иначе играл бы я сейчас на арфе и ничуть не интересовался бы блондинкой, которая прямо напротив.

Смотрю я на эту крошку и вижу: неглупа, и есть в ней что-то такое, чего нет у большинства девочек, которым приходится общаться с суровыми парнями. Это что-то у нее и во взгляде, и в жестах. За всем этим – мозги, которыми она и пользуется. В общем, дерзкая и крутая.

– Ладно, крошка, – говорю я ей, – а теперь давай перейдем к делу. Я был довольно мил с тобой, не так ли? Даже не арестовал, хотя могу обвинить тебя в соучастии в покушении на убийство. Понимаешь? Я с тобой по-доброму, а ты не уступаешь. Пора бы поумнеть, сестренка.

– Послушайте, мистер, – рявкает она, – у вас на меня ничего нет. Тот факт, что я была в машине, ничего не доказывает. Я была без сознания, когда вы нашли меня, и, насколько вам известно, я могла быть без сознания все это время. Я ничего не знаю о тех парнях, которые пытались тебя кокнуть. Я их не узнаю, даже если увижу, они для меня незнакомцы. Кроме того, ты не первый парень, который пригласил меня на кофе и пару гамбургеров. Те парни просто предложили подвезти меня, вот и все.

Она изящно отпивает кофе и улыбается мне поверх чашки:

– Ну что, все понял? Можешь меня задержать. Меня и раньше задерживали, но каждый раз отпускали.

– Ладно, конфетка, – говорю я. – Пусть будет по-твоему. Задерживать не стану. Просто допей свой кофе и давай поедем в морг.

Она слегка напрягается:

– А почему именно в морг?

– Я тебе объясню, дорогуша. У меня все по полочкам разложено. Думаешь, я не знаю, почему ты оказалась в одной машине с теми парнями? Можешь не сомневаться, я знаю. Бьюсь об заклад, и ты знаешь. Они меня в глаза не видели, а ты видела. Это ты стояла на часах возле морга, когда я туда входил. Итак, кто-то решает, что меня лучше устранить. – Откусываю и жую гамбургер. – И кто же это? Ставлю шесть против четырех, что угадаю. Это тот самый парень, который устроил представление в морге сегодня вечером. Тот самый, что отвел меня вниз, в мертвецкую. Тот самый парень, который сочинил историю про лед. Он напуган, потому что смекает, что я узнаю его, когда увижу в следующий раз, понимаешь, сестренка? Поэтому, когда я сегодня вечером вышел из отеля «Сэр Фрэнсис Дрейк», он отправил троих подручных, чтобы они следили за мной и нашпиговали пулями при первой возможности. И с ними он отправил тебя, чтобы ты меня опознала и чтобы не случилось никакой ошибки.

Она смотрит на меня и подмигивает:

– Да ты просто маленький Шерлок Холмс. И что дальше, красавчик?

– Ничего. Я понял, что ты крепкий орешек и не расколешься, потому что не боишься задержания. Так что задерживать тебя я не стану, но предложу кое-что получше.

Она смотрит на меня с интересом:

– Например, детектив?

– Мы отправимся с тобой в морг, и тебе, возможно, захочется провести там ночь. В мертвецкой на поддонах шесть трупов, но ты их даже не увидишь. А увидишь только один, тот, что на столе. Я имею в виду Мареллу. Она, конечно, не красавица. После того как твои приятели с ней поработали, вся ее красота, если она и была, в некотором роде подпорчена.

Я встаю.

– Давай, малышка. Я запру тебя в мертвецкой, потом поднимусь в офис, покурю и попью кофе, подожду, пока ты не начнешь кричать. Когда наорешься как следует, может быть, я спущусь и заключу с тобой сделку, суть которой в том, что я отпущу тебя, когда ты заговоришь. А если не заговоришь, то можешь остаться там с Мареллой. Возможно, она будет с тобой не так мягкосердечна, как я. И думаю, завтра утром тебе больше не придется беспокоиться о перекиси. Твои волосы останутся седыми до конца твоих дней.

Она смотрит на меня остекленевшими глазами:

– Господи, ты поступишь так с девушкой?

– Вот ты и увидишь. Мне не по вкусу упрямицы. Давай, солнце, шевели ножками.

Она начинает плакать:

– Я этого не выдержу. Говорю тебе, я этого не выдержу. Дай мне еще кофе, я немножко подумаю и, может быть, немножко заговорю.

– Да уж заговоришь. И не немножко. Ты расскажешь все или отправишься в мертвецкую. И не думай, что ты меня обманешь. Попробуешь – отправлю в мертвецкую, к Марелле, и можешь орать там, пока не охрипнешь, но выйдешь, только когда за ней придут.

Она просит сигарету, и я даю ей сигарету. Сидит, курит, вид немного поникший.

– Никогда не думала, что буду разговаривать с копами, но, похоже, придется. – Она наклоняется через стол. – Послушай, мистер, я не верю, что парень, который отправил меня на это дело, знает что-то о том бизнесе, про который ты говоришь. Тут все по-другому. У меня есть парень по имени Джо Мицлер. Он неплохой, но немного жестокий.

– Минуточку, милая, – вмешиваюсь я. – Как ты познакомилась с этим Джо Мицлером?

Она опускает глаза, грустнеет, и на ее лице проступает то выражение, которое всегда появляется у дамы, когда она собирается повесить вам на уши свежей, только что отваренной лапши.

– Джо нашел меня в Чайна-тауне, здесь, во Фриско. Раньше я выступала в передвижном бурлеске. Я была хорошей девочкой и пыталась помочь брату поступить в колледж, но не поладила с менеджером. Он думал, что если каждую неделю дает мне конверт с зарплатой, то имеет право и на бесплатные услуги. Хочешь верь, хочешь нет, но я не из таких. Так что он уволил меня, и шоу закончилось, а я осталась здесь, как выброшенная на берег макрель в Вики-Кики. – Она смотрит на меня как бы застенчиво. – Я не говорю, что никогда ни в кого не влюбляюсь. Влюбляюсь, и нередко. Я могла бы влюбиться в тебя, – продолжает она, – потому что ты большой, у тебя есть мозги и тебя не проведешь, потому что ты знаешь ответы на все вопросы.

Тут она вздыхает, да так глубоко, что, кажется, вот-вот лопнут завязки на бюстгальтере.

– Я нашла работу в одном заведении в Чайна-тауне – подавать напитки, помогать, где надо, и время от времени петь. Но везде одна и та же история. Парни липнут, прохода не дают, а я, если мне кто не нравится, могу и по губам съездить.

И вот когда я уже стала подумывать, сколько еще смогу продержаться, появляется этот Джо Мицлер. Он относился ко мне немного лучше, чем остальные, а потом стал заводить речи о том, что я ему нравлюсь. В конце концов я не выдержала и уступила. А ты бы что сделал на моем месте?

Я бросаю на нее томный взгляд, который скопировал с фотографии Кларка Гейбла в журнале про кино.

– Я бы все равно боролся за свою честь, – говорю я, – но ты, красавица, продолжай. Расскажи мне, что произошло после того, как ты сказала Джо, что ты всего лишь маленькая женщина и просто не можешь больше бороться с ним, а также надеешься ради своей дорогой старушки-мамы, что он поступит с тобой по-честному, а не вытолкает за дверь, оставив с фальшивой облигацией и болью в том месте, где у тебя когда-то было сердце.

Она смотрит на меня так, словно я залез грязными пальцами в ее истерзанную душу.

– Можешь смеяться, но так оно и было. Так вот, сегодня вечером к Мицлеру приходят какие-то парни и говорят, что им надо потолковать с одним выскочкой, который чересчур обнаглел и сует нос не в свои дела. Думаю, они имели в виду тебя. Поэтому им надо, чтобы Джо отпустил меня с ними, ведь я «этого типа» уже видела.

Один из них сует Мицлеру купюру в пятьдесят баксов, и Мицлер говорит, чтобы я пошла с ними и указала на кого надо.

Ни Мицлер, ни я и думать не думали, что они собираются тебя подстрелить. В общем, мы садимся в такси, и они везут меня в какой-то гараж, где сажают в «шевроле». И там я вижу, что у них у всех оружие. Страшно, конечно, но что еще остается делать девушке. Думаю, если бы я что-то сказала, они бы и меня пулей угостили.

Мы ехали по боковой улице недалеко от входа в отель «Сэр Фрэнсис Дрейк», когда увидели, что ты забрался в дом Ли Сэма. Один из этих парней говорит, что, по его расчетам, ты выйдешь тем же путем, каким вошел, поэтому мы отъехали за угол и стали ждать, а один из них остался, чтобы подать знак, когда ты появишься.

Ну вот, он увидел тебя, прибежал к «шевроле», и они погнались за тобой и начали стрелять. Это все, что я знаю, и хочешь верь, хочешь не верь, но это правда.

– Хорошо, сестренка, я тебе верю. Почему бы и нет? Но ты вот что скажи. Где мне найти этого твоего бойфренда, Мицлера?

– Он тут неподалеку, – говорит она, – в домишке возле Калифорния-стрит.

Я спрашиваю у нее номер этого дома, и она мне называет.

– О’кей, солнышко, я, пожалуй, прогуляюсь и повидаюсь с твоим приятелем.

– Минутку, – говорит она, – хочу тебе кое-что сказать. Может быть, если ты доберешься до дома Мицлера, ты потолкуешь с ним пожестче, а? Развяжешь ему язык, понимаешь? Вот только мне-то как быть? Ты не думаешь, что те парни и до меня доберутся? – Она смотрит на меня жалобно. – Они же меня за двадцать четыре часа на фарш перекрутят за то, что говорила с тобой.

– Это тебе урок на будущее, сестренка. Держись хорошей компании и не связывайся с гангстерами. Но насчет тебя я кое-что придумал. Идем.

Плачу по счету, и мы выходим на улицу. Ждем там две-три минуты, пока не подъезжает такси.

– Послушай, детка, – говорю я и смотрю на часы. Уже четверть пятого. – Я собираюсь навестить твоего друга, этого Джо Мицлера, и, возможно, ты права, когда думаешь, что эти придурки примутся за тебя, если решат, что это ты проболталась мне. Вот что я предлагаю. – Я роюсь в кармане. Достаю трубочку пятидолларовых и даю ей пять купюр: – Вот тебе, детка, четвертак. И прими мой совет. Иди на автобусную остановку, купи хороший билет и уезжай из Сан-Франциско, пока эти парни не начали тебя искать. Думаю, выбраться и продержаться еще немного хватит.

– Послушай, – говорит она, – ну ты просто молодчик. Держу пари, не многие копы решились бы на такое. Ты просто подарок.

Я улыбаюсь ей:

– Ну да, может, и ангел, но люди этого не знают. Пока, блондиночка.

Я сажусь в такси и говорю парню ехать на Калифорния-стрит, но, когда он сворачивает за угол, останавливаю и говорю ему подождать, пока эта дама не дойдет до конца улицы, а потом, немного погодя, спокойно следовать за ней.

Мы на боковой улице, и я вижу блондинку. Вот только топает она не к автобусной остановке. Минуты через две-три дамочка тормозит такси, садится и уезжает.

– За этим такси, – говорю я водителю, – и не потеряй его.

Мы едем около пяти минут и проезжаем несколько автобусных остановок. Наконец я вижу, как она выходит из такси в конце переулка неподалеку от Эмбаркадеро. Я тоже выхожу, говорю таксисту подождать и иду за ней. Она сворачивает в переулок, идет к какому-то заведению, похожему на китайскую ночлежку, и открывает боковую дверь. Я подтягиваюсь следом, толкаю дверь – не заперто. Вхожу. Передо мной темный лестничный пролет. Поднимаюсь и вижу длинный, грязный коридор. В конце коридора из-под двери пробивается полоска света. Подхожу, прислушиваюсь. Дамочка разговаривает с каким-то парнем. Я пинком открываю дверь. Комната довольно грязная, в углу раскладушка.

На раскладушке лежит здоровенный парень с физиономией, которая выглядит так, словно недавно побывала в контакте с паровым катком. Перед ним, руки в боки, верещит что-то моя блондиночка. Я вхожу – она оборачивается:

– Чтоб меня…

– В этом не сомневайся, малышка, – говорю я ей. – Ты же не думала, что я поведусь на твои дешевые штучки, а? Бьюсь об заклад, ты от души посмеялась надо мной, когда я дал тебе двадцать пять баксов, чтобы ты убралась из Сан-Франциско. Ох, золотце, за кого ты меня принимаешь? Нет, ну правда. – Я поворачиваюсь к парню на раскладушке. – А это Джо Мицлер. Тот самый, который должен сейчас быть на Калифорния-стрит.

– Что за чертовщина? – говорит он. – Кто ты такой, черт возьми, и чего тебе надо?

– Помолчи, ангелочек, – говорю я. – Я подойду к тебе через минуту. – Поворачиваюсь к блондинке и протягиваю руку. – Верни мне двадцать пять баксов, ладно? За вычетом расходов на такси.

Она морщится, но возвращает двадцатку.

– А теперь послушай, крошка, – говорю ей. – Убирайся отсюда, иди и не останавливайся, потому что завтра утром у всех копов будет твое описание, и если тебя засекут в Сан-Франциско, прикажу арестовать, ясно?

Она бросает на меня убийственный взгляд и исчезает за дверью.

Я закуриваю сигарету.

– Ну, Джо…

Он уже сидит на койке, свесив руки. Глядя на этого парня, я начинаю думать, что тот, кто сказал, что мы произошли от обезьян, должно быть, имел в виду Джо. Мало того что физиономия изуродована, так еще пара ножевых шрамов на шее, а на груди – там, где расстегнута рубашка, – виднеется шрам от пули. Парень, видать, крепок.

– Какого черта? – говорит он. – Ты чего врываешься? Кто ты такой?

– Блондиночка тебе ничего обо мне не рассказывала? Ну, тогда послушай. Меня зовут Коушен. Я федеральный агент, и меня очень интересует тот факт, что кое-кто из местных парней расправился с миссис Мареллой Торенсен сегодня вечером, после чего ей размозжили лицо блоком льда, как я думаю, чтобы достать пулю.

Так вот, когда я пришел в морг взглянуть на эту дамочку, блондиночка на улице устроила мне смотрины. Позже вечером какие-то парни попытались меня пришить на улице. Блондиночка была с ними – наверное, чтобы навести их на меня. Что ты об этом знаешь, Джо?

Он смотрит на меня и улыбается. Когда я сказал, что он похож на обезьяну, я оскорбил обезьяну. Никогда не видел, чтобы какое-нибудь животное выглядело так, как этот тип. Когда он открывает в ухмылке рот, я вижу почерневшие осколки зубов.

– Я ничего не знаю, – говорит он и поднимается. – А если бы и знал, неужели ты думаешь, что я бы тебе напел, а, коп?

– Послушай, Джо, – говорю я, – ты скажешь, потому что я хочу это знать.

– Ну да, она сказала мне, что ты хотел запереть ее в морге, пока она не расколется. Что ж, против женщины прием, может, и хороший, да только я мертвяков не боюсь.

Я подхожу к нему.

– Ты не понял, Джо. Вот как обстоят дела.

Я отвожу правую руку и бью его правым локтем в челюсть, одновременно опуская запястье. Он падает спиной на койку, но снова садится и смотрит на меня. Да, поработать придется, думаю я, потому что мой удар он, похоже, даже не почувствовал.

И вот он сидит, наверно, с минуту, а потом прыгает на меня, опустив голову.

Думаю, если бы он меня достал, дух бы вышиб, но он не достал, потому что я видел, чего стоит ждать, и, когда он прыгнул, выставил колено. Джо врезается в него носом, и прежде, чем он успевает поднять голову, я бью его в челюсть, и он падает.

Пока парень лежит, я еще несколько раз бью его головой о пол. Грохот такой, что слышно, должно быть, на весь квартал, но он еще не вырубился и даже начинает подниматься. Для верности вытаскиваю люгер и бью Джо рукояткой по башке. Он отключается.

Тащу парня на койку. В углу на умывальнике нахожу бутылку с водой. Поливаю ему рожу. Он начинает приходить в себя, открывает глаза и смотрит на меня, но, увы, послания любви в его глазах я не встречаю.

– Послушай, Джо, – говорю я, – нравится тебе это или нет, но ты все равно заговоришь. Ты сейчас неважно себя чувствуешь, а я не хочу заниматься тобой по-настоящему. В последний раз, когда мне попался действительно крутой парень, который не хотел разговаривать, мне пришлось уговаривать его, зажав зажигалку между его пальцами, прямо у нежной кожи между костяшками. Думаю, это очень больно. Тебя ждет то же самое, если не заговоришь. Я настроен серьезно. Так что скажешь?

Он с трудом поднимается и откидывает голову на изголовье. Думаю, черепушка у него немножко раскалывается.

– Что за чертовщина? – говорит он. – Я… я ничего не знаю об этом деле, кроме того, что оно принесло мне пятьдесят баксов, а за пятьдесят баксов я, как и большинство ребят, готов сделать немало.

Он протягивает руку за бутылкой с водой, и я вижу, как он проводит языком по губам. Думаю, этот парень хочет пить, и протягиваю ему бутылку, в этот момент он пытается ударить меня ею по голове.

Я так и думал, что он попытается что-то такое выкинуть, поэтому бью еще раз, так что во рту ему теперь ничто не мешает.

После того как ему удалось успешно проглотить эти два обломка, мы возвращаемся к делу.

– Я бы на этом остановился, Джо.

– Это ты мне говоришь. Последнее, что было. Как я теперь буду есть?

Джо начинает говорить. Выясняется, что ему позвонил друг. Друг этот работает в танцклубе в Чайна-тауне. Он сказал, что блондиночка выполняла работу для его друга, парня по имени Спигла, и что кто-то попросил Спиглу прислать парней, чтобы они хорошенько отделали какого-то типа (похоже, речь обо мне), на которого блондиночка должна указать. Джо было обещано пятьдесят баксов.

– Это все, что мне известно, – говорит Джо, – если бы знал, что меня будут лупить рукояткой по черепу, потребовал бы семьдесят пять.

– Ладно, Джо, – говорю я. – А где этот Спигла обретается?

Джо объясняет, что Спиглу можно найти в клубе «Две луны» в Чайна-тауне и что, вообще-то, Спигла хороший парень и, наверное, против меня лично он ничего не имеет, но за двести-триста баксов готов найти тех, кто преподаст мне хороший урок. Я достаю пачку сигарет, беру одну себе и протягиваю ему другую.

– Послушай, Джо. Может, это правда, а может, и нет. Но хочу тебя предупредить. Ради чистоты эксперимента, как говорят профессора, я собираюсь поверить в твою историю. Но прими от меня совет и впредь держись от этого дела подальше, потому что, если ты или эта твоя блондинка отчебучите что-то еще, я устрою так, что вам придется несладко.

И пойми, что вас двоих могут привлечь по обвинению в соучастии в убийстве первой степени. Мне этого делать не хочется, потому что я считаю вас парой простофиль, которые сваляли дурака, пытаясь заработать пару долларов. Так что просто ведите себя тихо и не мешайте мне.

– О’кей, – говорит он и потирает макушку. – И с этим бизнесом я завязал.

– Ладно, Джо, – говорю я ему. – Думаю, ты умный парень, а раз так, то прямо сейчас ты пойдешь и заберешь свою блондинку, она наверняка ждет тебя где-нибудь за углом, и вы свалите из этого города. Хочешь знать почему, скажу: есть у меня предчувствие, что у вас с ней будет много неприятностей, если вы останетесь здесь. Парни, которые хотели расправиться со мной сегодня вечером, не особо разборчивы в средствах. Вряд ли они обрадуются, когда узнают о нашем разговоре. Может, назовут тебя стукачом и подарят вам двоим несколько унций раскаленного свинца прямо в то место, где ты перевариваешь свой обед, понимаешь?

Он потягивается и ухмыляется:

– Думаю, ты прав, незнакомец. Я отправляюсь за шоссе. Мне кажется, в этом городе скоро станет жарко.

– О’кей, Джо. Пока.

Я ухожу. Возвращаюсь в отель и поднимаюсь к себе в номер. На моем туалетном столике лежит записка от О’Халлорана, из которой следует – у него тоже есть подвижки. В записке говорится:

Дорогой Лемми, твоя идея связаться с кухаркой Нелли оказалась удачной. Я послал туда полицейского на мотоцикле, чтобы он припугнул эту дамочку, и она рассказала кое-что интересное.

Та написанная от руки записка, предположительно от Мареллы, о том, что она вернется не раньше девяти часов, полная чушь. Сегодня утром Марелла уволила кухарку Нелли по той причине, что в будущем собирается готовить сама и будет только нанимать служанку на несколько часов в неделю.

Полицейский отвез Нелли на виллу «Розалито», чтобы она огляделась и сказала, что не так и все ли на месте. По словам Нелли, ничего не изменилось. Вся одежда Мареллы на месте, ничего не пропало, целы даже шляпки и перчатки. Нелли знает все об одежде хозяйки. По-моему, это выглядит довольно странно. Похоже, Марелла не собиралась отлучаться и намеревалась быть на вилле, чтобы встретиться с тобой. Смахивает на то, что дамочку похитили. Так что работай.