
Полная версия:
Семь мелодий уходящей эпохи
Чьи-то шустрые и смышленые дети с радостью взялись заведовать техническим обслуживанием мероприятия. Кто-то возился с камерой и светом, кто-то расставлял и настраивал купленные для того случая большие мультимедийные колонки. Было весело, суетно и бестолково – гости не стремились рассаживаться за накрытым столом, явно нарушая продуманную Михаилом режиссуру мероприятия. В итоге все как-то образовалось – сдвинутые в ряд два больших стола, тесно сидящие люди, которые смотрели на Мишу, который расположился в старинном кресле у самого монитора с большим фужером шампанского.
– Господа, начинаем! Айн, цвай, драй – Бремен включай!
И вот, человек, которого мы не видели лет пятнадцать – лицо в пол-экрана, в руке рюмка и бутылка виски, на заднем плане – что-то напоминающее зимний сад.
– Экран не целовать – весело закричал Миша, говорить по одному, громко, искренне, волнительно. У нас еще Хайфа, Прага, Кельн, Лион и Нью-Йорк, даже два Нью-Йорка. В Хайфе нас встретили за большим столом – многочисленные родственники и даже соседи нашего старого приятеля были рады слиться с нашей московской компанией. Председатель и режиссер эфира Миша уже сменил фужер на хрустальную водочную стопку. Восторг и всеобщее оживление прирастало с каждым тостом.
Всех друзей на экране встречали маршем Агапкина «Прощание славянки». Даром у нас в компании свой баянист-виртуоз с дипломом консерватории. Под семь сорок наша компания простилась с Хайфой. Мишина жена с ужасом смотрела на происходящее – она впервые не знала, как подавать горячее – добрая часть компании поселилась на полу перед монитором. Для нашего друга из Праги наш стойкий баянист исполнил «Марш Радецкого полка», видимо по принципу территориальной близости, при этом дети нещадно кричали «Мы кукуруза сладкая, мы кукуруза гадкая!». Три часа неуправляемого шабаша с многочисленными тостами утомили, наконец, и Мишу и неунывающего баяниста-виртуоза. Было решено первый экспериментальный сеанс дружбы завершить и вернуться за праздничный стол.
Другими словами – продолжить застолье с тостами, воспоминаниями, веселыми шутками, песнями. Собственно, для тостов и шуток сил и времени практически не осталось.
– А что друзья, – Миша оживился после горячего чая, – не хлопнуть ли нам по чарочке перед главной песней.
Главная песня – это традиция, это святое. Все посмотрели на солиста московского оперного театра, который не пил чай, а дремал за столом, устало уронив голову на грудь. Солист с шумом набрал внутрь необходимое количество воздуха и запел, не открывая глаз, про казака и несколько пуль, сразивших и казацкого коня и его самого в итоге. Начал он акапельно, но потом к драматическому повествованию подключился баян и отлаженный за годы мужской многоголосый коллектив мощно сообщил миру о том, как любо жить и не тужить с бравым казацким есаулом.
Мне бы надо было смотреть на солиста, который на втором куплете не только открыл глаза, а пел уже стоя, приняв героическую позу, но я зачем-то посмотрел на монитор и увидел на экране незнакомого человека. Незнакомый человек в знакомой по американским фильмам полицейской форме, заметив с того края земли, что я смотрю на него, приложил палец к губам, ясно давая мне понять, чтобы я не обращал на него внимание.
Когда песня закончилась – раздались аплодисменты. Аплодировали полицейские, аплодировали пожарные на другой стороне земного шара. Оказалось, что наш Бруклинский приятель присутствовал в конференции много часов, ожидая своей очереди на экране, старательно поднимая тосты по команде из Москвы и, не дождавшись общения, уснул мертвецким сном у компьютера. При этом штекер наушников, в которых он сидел по причине раннего воскресного утра, выскочил из разъема, и вся мощь нашей московской гулянки, видимо, не один час будоражила элитный квартал на Кони-Айленде через могучие колонки. Перепуганные законопослушные соседи вызвали полицию. В итоге, как это принято в Америке, приехали и пожарные и полиция. Войдя в незапертую дверь, они попали на нашу замечательную вечеринку. Сержант полиции Владимир из Одессы сказал, что санкций к нашему другу применено не будет, потому что хоть они и в Америке, но люди русские и в хорошем пении и грамотном застолье толк знают.
– Мировая пьянка, – сказал он нам на прощание, улыбнулся широко – не по-нашему и, отдав честь, исчез навсегда с экрана.
Автошапито
– Я записалась в автошколу, – жена выстрелила в меня с порога. – Ты рад?
Я не успел ответить, так как следом прозвучал контрольный выстрел в голову.
– Мы покупаем автомобиль!
Собственно, я знал, что все идет к этому. Автомобиль она хотела и раньше, но мне удавалось, как мне тогда казалось, умело прикрывать эту тему.
– Ты знаешь, что в автомобиле под ногами у водителя три педали и их надо постоянно мять ногами, которых у человека две, при этом дергать ручку скоростей, крутить руль, включать-выключать моргалки, следить за приборами, не упуская при этом из виду дорогу?
В другой раз, когда призрак автомобиля возник за семейным ужином, я живописал ей проблемы, сопряженные с человеческим фактором: пьяные водители, отчаянные пешеходы, коварные оборотни в погонах, алчные и криворукие работники автосервиса, прыщавые пионеры с гвоздями, хитроумные угонщики, завистливые соседи, наконец…
– Да, ты хорошо подготовился, – сказала мне жена с какой-то недоброй интонацией в голосе. Именно тогда я понял, что решение она уже приняла, и теперь для нас это вопрос времени.
– Зачем нам машина? У нас вот есть… кот, например. Зачем специально усложнять нелегкую, в общем-то, жизнь в мегаполисе?
– Все будет отлично! Научусь водить, потом и ты, наверняка, захочешь иметь права. Надо жить в ногу со временем, двадцать первый век на пороге!
Для обучения жена выбрала частную автошколу. На первом теоретическом уроке в классе она узнала, что в автомобиле есть поршень, какой-то вал и что-то, созвучное слову эпилятор – то ли вентилятор, то ли карбюратор, возможно и то и другое. Еще она узнала, что можно посещать только вождение, а правила дорожного движения для экзамена выучить самостоятельно по книжке. Это ее особенно обрадовало.
Машина инструктора – точь-в-точь как в фильме «Москва слезам не верит». Сколько раз жена смотрела этот фильм, столько раз завидовала героине Алентовой. Не ее замечательной карьере и обретенному огромному чувству – с чувством все понятно, у нее уже был я. Она завидовала белой завистью ее точным уверенным движениям, когда та заводила свою умопомрачительную «Ладу», завидовала тому, как женщина-директор недовольно качала головой, прислушиваясь к неправильным звукам, как она теперь понимает, поршня или вала.
Моя жена почти не помнит первый урок вождения. Не помнит и как садилась в машину. Помнит только, что завела ее, что-то нажала ногами, что-то отпустила, что-то дернула рукой… Автомобиль начала двигаться по безлюдной улице. Она была уверена, что через несколько метров инструктор остановит ее и они будут много работать над ошибками, но вместо этого они проехали улицу до конца и выехали на широкую дорогу с автобусами, другими машинами, светофорами, людьми, живущими в городе своей обычной жизнью. Инструктор Леха несуетливо поправлял ученице руль, задавая направление. В итоге, несколько раз обогнув район, они вернулись на место старта к автошколе.
– Что, сразу поехала? А скорости переключала? А инструктор не приставал?
Такой растерянной и ошарашенной ее видели на работе впервые. На все вопросы она отвечала «не знаю».
Второе занятие было более осмысленным. Пока инструктор Леха регулировал жене сидение, она присмотрелась к машине. Все правильно, машина как в любимом фильме, только в состоянии четвертой степени неоперабельной саркомы. Грязный в пятнах пластик высох от трудной жизни, местами был порван и оттуда смотрел отвратительный оранжевый прах поролона. Вместо оконных ручек торчали штыри, которые Леха вращал пассатижами, а стекла фиксировал отвертками, загоняя их внутрь дверей между стеклом и обшивкой. Правая дверь не открывалась совсем, и он пользовался водительской дверью. Спинка его сидения фиксировалась только под прямым углом. Это то немногое, на что жена обратила внимание, а как обстоят дела с поршнем и с валом – это вообще одному богу известно.
– Зато потом на иномарке легко будет!
Инструктор Леха поймал ее брезгливо-недоуменный взгляд и пошел в нападение.
– Тут ваш брат целый день мастерство оттачивает, а я потом думай, как на ней вечером домой в Отрадное из Тушина добираться буду.
«Сама дура», – сказала жена себе. «Сама пошла в частную школу».
Наверно инструктор Леха оценил ее терпимость, потому что вскоре без ее согласия перешел на «ты».
– Значит, так! Вчера я с тобой покатался для общего развития, и ты ничего не помнишь. Это как первый прыжок с парашютом. Страх и сомнения приходят позже. Поэтому начинаем напряженно трудиться.
Жена брала уроки через день на протяжении двух недель, и это действительно было трудно. Трудно было ездить по улицам, и если бы не педали под ногами инструктора Лехи и его уверенные замечания в нужный момент, было бы совсем плохо. Еще трудней было на площадке. Езда змейкой и развороты ей нравились и удавались, но парковка задом – это настоящая пытка. На площадке инструктор Леха обычно стоял с другими инструкторами, а машины с учениками самостоятельно, пытаясь не задеть друг друга, обреченно ползали по расчерченному асфальту.
Все инструкторы в этой странной частной школе достаточно молоды, а инструктору Лехе на вид вообще лет 18. Это странно, так как инструктор правильной автошколы должен иметь водительский стаж не менее пяти лет. Впрочем, раз уж приняты условия игры и жена осталась в этой мутной школе, то какое ее дело!
С утра она на вождении, а вечером после работы до глубокой ночи сидит в Интернете на авто-форуме и читает, читает, читает. Много нужного и неожиданного, что обязательно как ей кажется, пригодится в дальнейшей жизни на колесах. А еще очень много такого: «Женщина за рулем – как обезьяна с гранатой», «Женщина за рулем – звезда: ее все видят, а она нет».
– Ты запомни, встречаются иногда женщины, которые неплохо ездят, но при этом все женщины не умеют делать две вещи – ездить задом и парковать машину.
Так инструктор Леха пытался ее успокоить, после трех неудачных попыток запарковаться задом.
– А вы, юноша, шовинист! – сказала моя жена с нескрываемой досадой.
Наверное, со злости она очень чисто вписалась между двумя проволочными стойками, но инструктор Леха уже этого не видел: он выяснял у своих приятелей значение слова шовинист.
На следующий день он ждал ее на выезде с площадки на правом сидении. Когда она молча выруливала на Лодочную улицу, Леха откинул сломанную спинку сидения и принялся шуровать за водительским креслом. Спустя целую вечность он извлек откуда-то замызганную газетенку с кроссвордом и погрузился в его разгадывание. Процесс явно не ладился. Краем глаза ученица видела его сосредоточенное лицо.
– Ансамбль из трех музыкантов.
Вцепившись в руль, вся взмокшая, с невероятным напряжением жена подъезжала к улице Свободы.
– Трио.
– Верно. Направо. Втыкай вторую.
Инструктор Леха снова погрузился в кроссворд.
– Небольшая лодка. Четыре буквы.
– Ялик.
Он странно посмотрел на нее.
– Подходит. Газку подбавь, смелее. Передвижной цирк?
– Шапито.
«Мамочка родная, я еду практически сама в машине по городу и уже даже разговариваю за рулем», – осознала моя половина.
– Морская кокарда, – не унимался он.
– Краб.
Если боковое зрение ее не подводило, на Лехином лице появилась довольная ухмылка.
– А вот и нет. Если шапито, то получается «крыб».
– Как это? – не поняла жена.
– Ну как, если «шыпито», то вторая «ы», тогда получается «крыб».
– Шапито пишется через «а», – еле слышно сказала она.
Она абсолютно обессилела от нечеловеческого напряжения. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой и брошенной на произвол судьбы.
– Роман Золя. Кто такая Золя? – ударение Леха искренне делал на букву о.
– Букв сколько?
– Много.
– Тогда «Жерминаль».
В машине стало тихо – инструктор Леха старательно вбивал буквы в клетки. Мамочка родная – я не просто еду, я не просто разговариваю, я решаю кроссворд – жена радостно удивлялась обретенным способностям
– Есс! Есс! Есс! А вы кто? – вырвалось у него – Леха неожиданно перешел на «вы».
Она не успела ответить – машина медленно подъезжала к светофору. Красный сигнал сменился на короткий желтый, а когда загорелся зеленый, сзади немедленно раздался пронзительный гудок. В следующее мгновение машина жены заглохла.
– Козлина, – взорвался инструктор.
Рванув «убитую» правую дверь, он кинулся к стоящей за ними машине. Моя жена не оборачиваясь слушала, как он кричал, что за рулем хоть и женщина, но человек, которому гудящий в подметки не годится. Фраза «дави себе на глаз, шовинист» понравилась ей особо.
Когда Леха приладил свою дверь и они вернулись к автошколе, жена была ни жива, ни мертва от напряжения. Инструктор Леха не спешил выходить из машины – кроссворд, похоже, еще не был решен, несмотря на то, что с помощью моей жены они успешно справилась еще с десятком слов.
– Крытое строение для автомобиля, – произнес он. И быстро, не глядя на сильно умную ученицу, с триумфом, вызовом и знанием дела вывел: «ГАРАШ».
А моя жена не ошиблась. Ровно через три месяца я тоже записался на курсы вождения. Впрочем, это уже другая история.
Сон в летнюю ночь
С начала этого лета я стал плохо отражаться в зеркале. Жена сказала, что надо немедленно идти к психологу. Знакомого психолога у меня нет, поэтому, выйдя из дома, я направился к кожнику.
Кожник, постояв со мной у зеркала, сказал «гм» и посоветовал лечить болячку на левом локте. Одну мазь я должен купить в аптеке, а другую достать у ветеринаров, смешать обе и густо намазывать перед сном.
В аптеке на меня посмотрели с болью, объяснив, что ветеринарская мазь воняет так сильно и так гадко, что я сначала растеряю всех своих друзей, а потом и вовсе буду отторгнут социумом. И хотя друзей у меня нет, а социум я сам давно держу на расстоянии, лечить локоть я раздумал.
– Что сказал доктор? – жена начала пытать меня уже в коридоре.
– Это оттого, что я во время работы вожу локтем по столешнице. Производственная травма, – нашел я нужное определение.
– Сделаем так, – сказала решительно жена. – Ты не будешь сидеть за компьютером, а станешь бубнить тексты в диктофон, как Н.Островский или Гришковец, это можно делать даже лежа. Я же прямо сейчас брошу работу и буду все записывать.
Набубнивать тексты мне понравилось. Я уже замахнулся на большие полотна «Записки художника широкого свойства» и «Из прожитаго».
Теперь мы с женой работаем с утра до позднего вечера. Посуду раз в три дня приходит мыть соседка, телефон отключен за неуплату, в квартиру вернулись тараканы.
Это лето мы с большой долей вероятности проведем в России, потому что жена теперь тоже плохо отражается в зеркале, а сфотографироваться на новые загранпаспорта мы в таком состоянии не можем. Впрочем, это ерунда и пустяки, главное, чтобы литературный поток не прерывался.
Зубная фея
Приезд внучки – это примерно как вакуумный взрыв на отдельно взятой территории. В единое мгновение наработанный уклад монотонного предпенсионного дожития вытесняется из квартиры без остатка, немедленно уступая место бытию иного свойства, в котором бесполезно искать структуру, ритм, последовательность событий и вероятность их развития. На ближайшие десять дней в квартире воцаряется табор, ярмарка, балаган и пикник, а еще – бесконечные волны сладкой и последней в жизни любви, что обретают дед да баба в утешение перед неизбежностью дороги дальней.
Две елки, цирк, детский музыкальный театр, Дед Мороз с девицей по вызову, а еще утренник в чужом детском саду, визит к прабабушке, походы в гости к детям приятелей нашей дочери, прием общих родственников и друзей с обязательным ежегодным отчетом–допросом на тему «За морем житье не худо?» и еще много магазинов и торговых центров на тему игрушек и одежды для внучки и дочери. В остальное время – прятки, догонялки, рисование, вырезание, прыганье по дивану, висение на люстре, настольные игры, карты, фокусы, розыгрыши, дурилки.
В этом году список мероприятий пополнился публичным исходом молочных зубов. Один резец пришлось удалять у моего знакомого врача, а выпадение второго зуба растянулось на несколько вечеров. Внучка домурыжила этот зуб сама, огласив окрестности долгим высокочастотным воплем, от которого строгие фужеры в шкафу покрылись холодным предсмертным потом. «Все замечательно, – сказала наша взрослая дочь, – вот только что делать с Зубной Феей?»
За трудные зубы Зубная Фея приносит детям не просто денежку, а достойные материальные подарки. Этот зуб тянул на конкретный мини-набор Лего с лошадкой и каретой.
Когда внучка сладко уснула, торопясь в следующее утро, мы на семейном совете решили, что Зубная Фея может оставить девочке письмо под подушкой, в котором объяснит ребенку, что было очень поздно и она обязательно придет завтра.
Дочь уединилась на кухне с макбуком и уже минут через десять принесла нужный текст:
«Здравствуй, Франка! В моей волшебной стране сегодня зазвенел колокольчик, и мои маленькие помощники подсказали мне, что у тебя выпал молочный зуб. И они были правы! У тебя выпал молочный зуб, и это значит, что ты растешь и впереди тебя ждет много приключений и удивительных открытий.
Прости меня, сегодня у меня был трудный день, я много детей посетила по всей земле, твой зубик выпал уже поздно вечером, и я к тебе не успела. Твой подарок я принесу тебе послезавтра.
Ты очень храбрая девочка, скоро у тебя вырастет новый зуб, а старый я забираю себе! Спасибо тебе за него! Он самый белый и чистый зуб из всех зубов, которые я забирала у деток на этой неделе!
Не забывай хорошо ухаживать за своими зубками каждый день, и ты всегда будешь радовать всех своей прекрасной улыбкой!
Зубная Фея».
– Дщерь моя, ты неожиданно радуешь меня!
Мне, действительно, очень понравился текст.
– Как говорится, дерево от яблоньки … Вот просто вижу руку дочери крупного писателя. Генетика не такая уж и продажная девка империализма.
– Папа, генетика очень продажная девка, я взяла текст из интернета, а от себя только приписала два предложения.
На письмо мы поставили рабочую печать жены, и дочь унесла его в спальню.
Утром ко мне в кабинет бесшумно проскользнула внучка в пижаме с письмом в руке и молча расположилсь у меня на коленях Я два раза прочитал ей текст, и ребенок сказал, что все нормально и один день она может потерпеть.
Зубная Фея не обманула дитя, и уже ранним утром дня следующего внучка что-то сладко напевала по-французски, пытаясь собрать гламурную конюшню.
Вечером в кровати она попросила бабушку взять бумагу и ручку, так как хочет написать Зубная Фея ответное письмо. Письмо должна с ее слов записать бабушка. Нам очень понравился ее порыв. Мы с дочерью притаились за дверью.
– Возможно, генетика не совсем продажная девка, и литературный дар прорвет себя в новом семени, – прошептал я дочери.
– Дорогая Зубная Фея, я прощаю тебя! – услышали мы сладкий уверенный голос из полуприкрытой двери.
– Она не писатель, она принцесса, – сказал я дочери, после того, как мы от смеха сползли на пол.
Десять дней закончились. Самолет с детьми уже приземлился в Копенгагене, а мы с женой ходим по квартире и молча наводим порядок, вынимая самое разное из возможных и невозможных мест. Порядок восстановлен к обеду, все как прежде – привычно, рационально и бесконечно бессмысленно, ибо пустота не может иметь
смысла…
Для оформления обложки использовалась художественная работа автора