скачать книгу бесплатно
Рэйварго закусил губу. Его исчезновение не должно остаться незамеченным. Наверняка его будут искать. Но принесёт ли это какую-то пользу? В голове начали всплывать обрывки историй об участившихся исчезновениях людей, о пропажах целых отрядов полиции и егерей, посланных на поиски потерявшихся, об обугленных человеческих костях, наскоро засыпанных землёй и ветками – всё то, что он уже давно улавливал из радионовостей, криминальной хроники в газетах, вечерних разговоров в общежитии. Тогда он не то что бы был к этому совсем равнодушен, но всё это быстро забывалось за другими проблемами, казавшимися куда более важными: поиск старых книг для отцовского магазина, учёба, подготовка к экзаменам, светловолосая девушка в объятиях Марнея Гилорка… Сейчас же всё это вспомнилось с пугающей отчётливостью, и Рэйварго, охваченный холодным ужасом, понял: никто не сможет ему помочь, всё будет именно так, как он и представлял. Либо смерть, либо ужасная жизнь получеловека-полузверя. Что же ему делать, что делать?
«Не надо об этом думать, – уговаривал он себя. – Пока не надо. Подумаешь об этом потом, а пока тебе надо успокоиться, иначе сойдёшь с ума…» Стоило ему подумать о безумии – и в голове сразу возник образ отца, бледного, отрешённого, с горестно сжатыми губами и пустыми глазами. Таким он стал после смерти матери. Это жуткое пустое выражение и сейчас иногда появляется у него во взгляде, когда он вспоминает о ней – как страшно Рэйварго становилось всегда от этого!.. А каково ему будет после потери ещё и сына? Переживёт ли он это? Не сойдёт ли с ума? А сестра? Ведь у неё совсем недавно родился ребёнок…
Он не запомнил, как уснул.
8
– Попробуешь бежать, – пожалеешь, что вообще сунулся к нам, – насмешливо сообщил Длиннота, оборачиваясь назад.
Рэйварго поправил лямку сумки. Она немного оттягивала плечо, но эта тяжесть была невыразимо приятной – в сумке лежала «Ликантропия». Книгу ему отдали только этим утром, он не успел даже толком осмотреть её – но всё же она была у него. Мысленно он послал Длинноту куда подальше. «Сунулся», надо же! Можно подумать, он слёзно просил Шва продырявить ему плечо… Рана до сих пор болела. Прошла уже целая неделя с того дня, как она была нанесена. У оборотня за это время всё бы уже зажило, но Рэйварго по-прежнему мучился. Первые две ночи он почти не мог спать, и еле сдерживал стоны, кусая губы до крови – так ужасна была боль.
Погода сегодня выдалась хорошей – было довольно тепло, сухо, хотя и пасмурно. В воздухе чувствовался приятный запах леса. Свежий воздух пах гораздо приятнее оборотней, от которых несло застарелым потом, нечистотами и гнилыми зубами. Рэйварго догадывался, что и сам не благоухает. В очередной раз он напомнил себе, что ему ещё очень повезло – его могли не выпускать из подземелья ещё две-три недели, или вообще убить, сначала поиздевавшись. От этой мысли он вздрогнул, руки непроизвольно сжались в кулаки – слишком ярким оказалось воспоминание о том, что произошло три дня назад.
Тогда в их с Октаем тюрьму ворвались несколько оборотней во главе со Швом и вытащили их наружу. В первую секунду Рэйварго чуть не умер от счастья – хотя на дворе стояла ночь, всё же от огня было довольно светло, а в лёгкие ворвался свежий воздух. Он радовался вплоть до того момента, когда Шов повалил его на землю и начал избивать своими тяжёлыми сапогами. Он бил его беспрерывно, так что Рэйварго не смог бы приподняться, даже если бы у него не были связаны руки. Это продолжалось до тех пор, пока до Рэйварго не донёсся крик Октая: «Оставьте его в покое, я всё скажу!» Шов ударил ещё раз, для верности, и Рэйварго провалился во тьму. Очнулся он в подвале и долго не мог пошевелиться. Через какое-то время внутрь втолкнули Октая, также избитого до бесчувственного состояния. Что такое они у него выспрашивали, Рэйварго не стал допытываться.
На следующий день их не трогали, и у Рэйварго была возможность пораскинуть мозгами. Ситуация была – хуже не придумаешь, однако выход из неё был. Нужно было хватать книгу и бежать. Вопрос только один: как это сделать? Он перебрал в уме множество вариантов, и каждый следующий казался ему ещё более дурацким и невыполнимым, чем предыдущий. Наконец он вернулся к тому плану, который пришёл ему в голову первым, хотя поначалу отмёл его. Ещё раз прокрутив в голове всё, что должен говорить, Рэйварго дополз по ступенькам до двери (после вчерашних пыток ему было больно ходить) и барабанил в неё кулаками до тех пор, пока дверь не распахнулась и туда не ворвался кипящий от злобы оборотень-сторож. Рэйварго в доступных выражениях объяснил ему, что хотел бы поговорить с атаманшей. Тот ничего не желал слушать, но Рэйварго так его достал, что тот разъярился и вытолкал его наружу, а потом повёл в дом Морики.
В это время все как раз ужинали, и при виде того, как возле домишек дымятся костры, а оборотни едят, обжигаясь, подгоревшее мясо и похлёбку, у Рэйварго, ничего не евшего уже больше суток, мучительно свело живот. Ничего: если его план удастся, возможно, их с Октаем сегодня хорошенько накормят.
Морика ужинала в своём доме вместе с Мордреем. Щен тоже торчал рядом. Было противно смотреть на то, как он ест суп, не убирая длинных волос, которые падали прямо в тарелку. Когда конвоир ввёл Рэйварго, Морика подняла голову и окинула парня холодным взглядом.
– То, что ты хочешь мне сказать, – медленно проговорила она, – должно быть очень важным, раз уж ты отвлёк меня от еды. Говори.
Рэйварго без предисловий завёл разговор о книге. Не дав ему даже закончить первую фразу, Морика сморщилась и махнула рукой в сторону фанерного чемодана:
– Твоя книга всё ещё здесь. Радуйся, что сейчас не зима, иначе она пошла бы на растопку. Уведи его, Грош.
Охранник схватил Рэйварго за плечо, но тот вырвался и шагнул навстречу Морике. Она и Мордрей быстро поднялись на ноги, и короткопалая, с чёрными ногтями рука атаманши легла на висевший у пояса нож.
– Я тебя предупреждала, человечек, – оскалилась она, – что мне не нравится, когда кто-то меня не слушается. Убирайся.
– Я думал, что ты умнее, – сказал Рэйварго, отступая на шаг. Щен захихикал, из его рта фонтанчиком плеснул бульон. Морика быстро взглянула на него, потом перевела свои бурые глаза на Рэйварго.
– С чем тебе хочется расстаться сильнее, маленький: с глазами или с языком?
– С книгой, – ответил Рэйварго. – И тебе хочется избавиться от неё тоже, так?
– Говори по делу!
– Я всего лишь хочу помочь, Морика. Но ты сама отказываешься от моей помощи.
– Помощь? – сморщилась Морика. – С чего ты взял, что мне нужна помощь, да ещё и от тебя?
– Мне об этом сказал Мордрей, – пожал плечами Рэйварго. Мордрей вытаращил глаза, и это было так забавно, что Рэйварго чуть не рассмеялся от злорадства. Морика медленно повернулась к любовнику всем корпусом:
– Что? – негромко спросила она, и её голос резал, как заиндевевший клинок. Мордрей на секунду сжал челюсти, потом резко мотнул головой:
– Он всё врёт, моя госпожа! Я не мог такого сказать…
– Он сказал, что вам очень нужны деньги, – продолжил Рэйварго, не обращая никакого внимания на Мордрея. – И что если я соврал насчёт её цены, мне придётся плохо. Только я не врал.
Морика снова повернулась к нему. Её взгляд был полон злобного недоверия.
– Сколько? – выплюнула она.
– Миллион ном, – без раздумий ответил Рэйварго. – Не меньше миллиона ном.
– И где же нам дадут этот миллион ном? – прошипела Морика.
– В Публичной библиотеке города Ретаке, – без запинки ответил Рэйварго. Про себя он подумал, что не так уж и соврал – всё-таки библиотека этого города была очень богатой, богаче её разве что было книгохранилище в Риндаре, а за древние рукописи, даже не такие уникальные, как «Ликантропия», там выплачивали сотни тысяч ном. По глазам Морики он с торжеством увидел, что частичка его уверенности передалась и ей.
– Вон, – велела Морика, оглядевшись по сторонам, – все вон.
– Моя госпожа, – начал Мордрей, но вервольфиня только взглянула на него, и он тут же замолчал. Когда все трое – Мордрей, Щен и Грош – вышли наружу, Рэйварго внутренне напрягся. Впереди была самая сложная часть плана. Просто договориться о том, чтобы отправиться продавать книгу, было мало – Рэйварго считал своим долгом убедить Морику в том, что Октая тоже нужно взять с собой. Вдвоём им будет легче убежать, а бросить Октая здесь после всего, что он пережили вместе, будет просто-напросто подлостью.
Разговор был долгим и утомительным – но, как вскоре с удовольствием убедился Рэйварго, для Морики он был даже более утомительным, чем для него. Рэйварго не раз приходилось уговаривать других людей сделать то, что было нужно ему. Правда, в этот раз вопрос касался не записи в зачётке и не продажи какой-нибудь завалявшейся на прилавке книги. И в конце концов, путём хитростей, умалчиваний, туманных обещаний, увёрток он её уговорил. Когда его вернули в подвал и он тихонько рассказал обо всём Октаю, тот ответил ему непонятным взглядом, будто бы не ожидал от Рэйварго такого.
Следующие два дня их с Октаем больше не морили голодом, понимая, что им надо подкрепиться перед походом. Это было хорошо – наконец-то Рэйварго почувствовал себя таким же сильным, как и раньше. Ему было страшно, но в то же время он ощущал какое-то воинственное ожидание: так или иначе всё это закончится. Если же побег не удастся, он твёрдо решил вырвать у одного из преследователей оружие и покончить с собой. Октай, напротив, выглядел подавленным и задумчивым.
Наконец однажды, пасмурным прохладным утром, группа вышла в путь. Морика пошла сама, захватив с собой Мордрея, Шва и Длинноту. Кроме того, за ними увязался Щен, которому никто не обрадовался, но и не стали уговаривать, чтоб остался на месте – что возьмёшь с сумасшедшего? Всего в отряде было двенадцать оборотней вместе с Октаем, и один пока ещё человек. Примерно такое же количество мужчин Морика оставила охранять стаю. Заместителем на время её отсутствия был оставлен незнакомый Рэйварго вервольф по прозвищу Желна. Молодой человек подозревал, что знает, почему атаманша не оставила вместо себя Мордрея: он был моложе, сильнее и умнее Щена, и вдобавок был наиболее предан волчице. Он ей нужен как телохранитель, а может, и как любовник. Уже в первый день пути Рэйварго понял: девятеро мужчин-оборотней, идущих вместе с ними, и вполовину не так опасны, как Мордрей, даже громила Шов. По молодому оборотню сразу видно, что он силён, быстр и жесток, а ещё – что он, если понадобится, без раздумий отдаст за Морику свою жизнь. Короче говоря, шансы Рэйварго вырваться самому и спасти Октая были крошечными. У него даже нет никакого оружия, кроме, разве что, слоника. Он знал, что у врагов была ещё одна причина мучить его: они хотели заставить его выбросить обсидиан, к которому сами не смогли бы притронуться. Но Рэйварго так и не сделал этого, и за это получил несколько шрамов и множество синяков.
Они шли полдня, потом сделали небольшой привал. Во второй половине дня с запада наползли тяжёлые дождевые тучи, а воздух, утром бывший прохладным и свежим, сильно потеплел. Не было ни ветерка, на путников навалилась духота. Похоже было, что скоро начнётся гроза – первая в этом году.
Около четырёх часов Щен вдруг остановился на месте. Морика заметила это и спросила, что с ним, но тот промолчал, напряжённо глядя в небо. Ничего не добившись от него, Морика раздражённо обернулась к остальным и уже открыла рот, чтобы велеть идти дальше.
И тут до них донёсся издалека громкий, протяжный вопль.
Рэйварго почувствовал, как сердце его на секунду остановилось. Придя в себя, он быстро огляделся и увидел, что оборотни тоже оглядываются, а на их лицах написан свирепый испуг. «Это кричал не человек, – понял Рэйварго. – Крик человека так бы их не напугал». В этот момент в поле его зрения попал Октай, и Рэйварго с изумлением увидел, что лицо молодого оборотня абсолютно спокойно. Он, правда, слегка вздрогнул, но явно не от страха, а не от неожиданности. Октай заметил его взгляд и тут же изумил Рэйварго ещё больше: он повернулся к нему, слегка улыбнулся и подмигнул.
«Ты знаешь, кто это, – подумал Рэйварго. Октай поднял голову и посмотрел в небо. Крик повторился, и юноша широко улыбнулся.
– Кто это? – яростным от страха голосом крикнул Мордрей.
– Ясно кто, – злорадно пробормотал Октай. Он развернулся к Рэйварго и посмотрел на него, потом быстро стрельнул глазами в сторону купы тёмных деревьев недалеко от тропинки. Рэйварго еле заметно кивнул и тихонько отступил на шаг. Оборотни не заметили этого – они всё ещё пялились в небо. Рэйварго подкрался к деревьям и посмотрел на Октая, думая, что тот сейчас подойдёт к нему, но тот не двигался с места. Но в следующую секунду Рэйварго уже забыл о нём – крик повторился, и его сразу подхватил кто-то ещё.
Из-за крон сосен в пасмурном темнеющем небе вдруг показались два огромных силуэта каких-то невиданных птиц… если только бывают птицы с четырьмя лапами и звериными хвостами. Грифоны! Рэйварго был так потрясён, что ухватился рукою за ствол дерева. Никто не обратил на него внимания – все оборотни потрясённо замерли, задрав головы, разинув рты и широко открыв глаза.
А в это время грифоны, сделав огромный круг над поляной, опустились на землю. Один был огромный, размером с вертолёт, похожий на нечто среднее между медведем и рысью, только ещё с толстым клювом и огромными оперенными крыльями. Второй был размером с лошадь, похожий на худого льва с головой, шеей и крыльями грифа. С его спины соскочила девушка с длинными волосами серого цвета. Её бледное лицо было перекошено от ярости, а глаза сверкали.
– Таркес, Бирлюс! Бейте их! – яростно крикнула девушка, но грифоны явно не нуждались в указаниях – их глаза сверкали звериной яростью, из клювов раздавались жуткие злые вопли – не то птичьи, не то звериные. Они помчались на оборотней, хлопая крыльями и щёлкая клювами. Рэйварго только сейчас понял, что он не видит Октая.
При виде грифонов оборотни замерли от неожиданности. Рэйварго готов был дать голову на отсечение, что каждый из них подумал о бегстве. Но тут Морика – что ни говори, в храбрости ей было не отказать – выхватила нож и закричала:
– В бой! Убейте этих куриц!
Она первая побежала навстречу грифонам, которые уже оставили девушку далеко позади. За ней побежал Мордрей, размахивая своим длинным ножом и громко крича. Остальные девятеро тут же бросились следом, как будто крик Морики вывел их из оцепенения. Один из них вырвался вперёд, обогнав Морику, и бросился на небольшого грифона, явно намереваясь вонзить нож в его брюхо, но тот резко нагнул голову и схватил его за левую руку своим длинным клювом. Разогнув шею, он вздёрнул оборотня в воздух, и тот дико закричал – его рука была сломана. Грифон отшвырнул его в сторону, и он снова завопил, когда мощные лапы второго зверя разом опустились на его грудь, раздавив её. Рэйварго почувствовал, как волосы у него на голове шевельнулись от ужаса – он ещё никогда не видел, как кого-нибудь убивают. Но оборотням, видно, было к этому не привыкать – гибель товарища больше разозлила их, чем испугала. Крича от ярости, они всей гурьбой накинулись на двух грифонов. Рэйварго понял, что сейчас у него появился шанс спастись, но он и пошевелиться не мог от потрясения – не каждый день увидишь такую жуткую свалку. Наконец он увидел Октая – тот бежал к девушке, огибая дерущихся. Рэйварго побежал к нему, но тут же споткнулся обо что-то и растянулся на траве. Приподнявшись, он понял, что ему подставили подножку – и сделал это не кто иной, как Щен. Старый оборотень стоял, прислонившись к стволу распускающейся лиственницы, и безумно улыбался.
Рэйварго ничего не успел понять, как Щен молча – и это было самое страшное – накинулся на него. Рэйварго отбросил его от себя одним ударом, но он не успел даже вскочить – Щен выхватил свой длинный нож и вновь бросился на него. Его глаза сверкали бешенством и весельем, но бледное, в рытвинах, лицо оставалось таким же отрешённым и неподвижным. Нож полоснул Рэйварго наискось по груди, и только потому не убил, что Рэйварго успел остановить руку Щена. Лезвие глубоко распороло кожу над ключицей, и Рэйварго вскрикнул от боли и ярости. Обсидиановый слоник, скользкий и холодный, словно сам собой образовался в его руке. Сам не соображая, что делает, движимый лишь инстинктом самосохранения, Рэйварго с новым глухим криком прижал слоника к лицу Щена, прямо к его лбу.
Щен мгновенно выронил нож. Он заорал так громко, что на несколько секунд Рэйварго оглох. Он завороженно глядел на то, как глаза Щена, вылезая из орбит, одновременно скосились к той точке на лбу, к которой был прижат маленький чёрный слон, как дрожат его покрытые рыжей гнойно-кровавой корочкой губы вокруг распяленного рта, как его, Рэйварго, собственная рука всё глубже вдавливает слоника в лоб Щена.
Кожу оборотня разъело почти сразу – она сплавилась, свернулась окровавленными комочками вместе с плотью, и расползлась кровавым облаком под ладонью Рэйварго, а потом его пальцы просто продавили покорно раздавшуюся лобную кость и ворвались во влажную, губчатую субстанцию мозга… Кровь капала на лицо Рэйварго, текла по его руке, покрывая кисть и запястье красной плёнкой, заливаясь в рукав вишнёвыми ручейками… Рэйварго вдруг понял, что кричит уже он сам, а Щен давно замолк, и только его рот всё ещё разинут, а глаза скошены ко лбу. Юноша отпихнул его от себя и бросился в сторону, всё ещё сжимая в правой руке скользкого слоника, теперь покрытого горячей кровью. Далеко Рэйварго не отбежал – почти теряя сознание от ужаса, он схватился за ствол дерева и прижался к нему, закрыв глаза. Он тут же заставил себя вновь открыть глаза – пора сматываться, убийство Щена ему точно не пройдёт даром. Но один лишь взгляд в сторону дерущихся сказал ему: пока что никому нет дела ни до него, ни до Щена.
Большой грифон, ревя по-медвежьи, бил противников огромными крыльями и широкими лапами, а его кошмарный клюв то и дело опускался и поднимался, забрызганный кровью. Один из вервольфов забрался на спину другого зверя, с голой шеей, и уже собирался всадить нож грифону между лопаток, как вдруг с воплем скатился на землю – в плече у него торчал нож. В ту же секунду маленький грифон, который уже несколько раз был ранен и теперь от боли и запаха крови совсем обезумел, взмахнул лапой и его длинные когти распороли лицо приподнявшегося оборотня. Тот, не вскрикнув, повалился на траву, и у лап грифона мелькнула, как молния, девушка – она быстро вытащила нож из плеча раненого – или уже мёртвого? – и кинулась в драку. Рядом с ней Рэйварго увидел Октая – они сражались бок о бок.
– Отступаем! – проорала Морика, уворачиваясь от клюва большого грифона, на шкуре которого её нож оставил немало кровавых полос. – Отступаем!
Оставшиеся оборотни нестройно повернулись и помчались в лес, оставляя за собой кровавый след. Но грифоны не собирались отпускать их так легко. Взбешённые болью, они побежали следом, испуская свои жуткие вопли. Поневоле оборотням пришлось остановиться и снова принять бой. Рэйварго страшно не хотелось становиться убийцей снова, но и оставлять друга в драке он не мог – поэтому, сжав в одной руке нож Щена, в другой – обсидианового слоника, он помчался на помощь друзьям. В этот момент Морика, подняв нож, обежала грифонов, собираясь напасть на них сзади, но на её пути возник Октай. Его лицо было бледным, а пересекающий его шрам налился кровью.
– Это тебе за Веглао! – громко и отчётливо выкрикнул он и, размахнувшись, вонзил нож Морике в живот. Та не закричала от боли, а скорее икнула. Её руки с растопыренными короткими пальцами приподнялись, будто она хотела схватиться за нож, но тут Октай, не вытаскивая ножа, резко повёл им вверх, вспарывая Морике живот, и она, завывая от боли, вцепилась ему одной рукой в шею, другой подняла свой тесак. Юноша выдернул нож, окропив всё вокруг кровью, и вонзил его снова в живот Морике – на сей раз ниже, рядом с пахом. Та рычала от боли, булькая кровью, которая тонкими струйками текла из уголков перекошенного рта. Она замахнулась на Октая ножом, но тот перехватил её руку и удержал её на расстоянии от себя. Другой рукой она всё ещё продолжала душить его. Всё тело юноши дрожало от напряжения, перед глазами от нехватки воздуха заплясали чёрные крапинки. Подняв нож, он резанул им по руке Морики, душившей его, и между пальцев вервольфини заструилась тёмная венозная кровь. Та уже не зарычала, а захрипела, и её хватка стала чуть слабее. Со всей оставшейся силы Октай ударил её ногой в грудь, и она осела на землю. Кровь обильно лилась из её ран, лицо мертвело на глазах. Октай окончательно стряхнул её руку с себя и поднялся на ноги, тяжело дыша. Морика была ещё жива, она силилась подняться. Лежачего не бьют, подумал Октай, но ведь эта тварь так живуча – надо покончить с ней наверняка. Он поднял нож, и тут дикая боль обожгла его спину над правой лопаткой. Коротко вскрикнув, Октай упал прямо на Морику, уже закрывшую глаза.
– Октай! – в ужасе крикнул Рэйварго. Откликнулась и девушка. Бросив своего раненого противника с той же быстротой, с которой недавно напала на него, она помчалась к Октаю. Но Мордрей оказался быстрее их обоих. В мгновение ока он оказался рядом с бесчувственными противниками. Девушка с яростным воплем рванулась к оборотню, размахивая окровавленным ножом, и Рэйварго, приглядевшись, понял причину её гнева: на боку Мордрея болтались пустые деревянные ножны – это он ранил Октая. Решив, что Мордрей намеревается прикончить юношу, Рэйварго побежал быстрее, желая помочь девушке – но красивый оборотень только вынул нож из спины Октая и грубо отпихнул его в сторону. Морику же он легко поднял на руки. Она грузно повисла в его объятиях, кровь тяжело капала с её одежды.
– Ко мне! – заорал он, но откликнуться было практически некому – из девяти оборотней-спутников пятеро были убиты, а трое стремглав бежали в лес. Только противник девушки повиновался, рванувшись к Мордрею. Вместе они помчались прочь, с залитой кровью поляны, и меньше чем через минуту исчезли. Грифоны, вопя и щёлкая клювами, бросились преследовать их, и девушка стонущим голосом выкрикнула им вслед:
– Бросьте их, нам надо уходить!
С этими словами она тяжело упала на колени перед Октаем и с силой, которую сложно было ожидать от неё, схватила его за плечи и приподняла. Лицо юноши было очень бледным, на него налипла грязь. Глаза были крепко закрыты. Зажимая рукой свою отчаянно болевшую рану, Рэйварго подошёл, шатаясь, поближе и опустился на колени. Где-то далеко послышался глухой раскат грома.
– Октай, – отчаянным позвала девушка, встряхивая друга. – Октай, не надо!
Рэйварго схватил мальчика за запястье и положил руку девушке на плечо. Она подняла на него лицо – такое же бледное, как у Октая.
– Пульс есть, – сообщил ей Рэйварго. – Я могу его понести. Здесь поблизости есть безопасное место.
Та судорожно кивнула и обернулась к лесу, в котором скрылись грифоны. Оттуда всё ещё доносились далёкие крики. Тут же снова прогремел гром – на сей раз прямо над их головами, так что они даже вздрогнули, и вместе с этим ударила молния, а спустя несколько секунд по листве забарабанили капли. Рэйварго не без труда поднял Октая на руки. Он побоялся, что не сможет его донести, но мальчик был не слишком тяжёлый.
– Там под деревом лежит сумка, – сказал он девушке, – возьми её.
Та молча сбегала за сумкой и повесила её себе на плечо. Рэйварго поблагодарил её кивком и, повернувшись лицом к холму, стал взбираться на него. Девочка последовала за ним, ещё несколько раз оглянувшись. Она уже была не рада, что разожгла такой костёр – Октай спасён, но ранен, а грифоны наверняка ещё долго не выйдут из леса, раз уж им выпал такой шанс утолить свою ненависть.
– Как нам выйти отсюда? – спросил Рэйварго у девушки. – Ты уже была в этом лесу?
– Так глубоко ещё не забиралась. Но пойдём – я чувствую, где находится Тенве.
И он пошёл – больше ему ничего не оставалось.
Глава вторая
Возвращение старых знакомых
1
Весна Лесистых гор была суровой и поздней. В тёмных низинах, под низко стелющимися ветвями елей снег долго не таял, только становился чёрным и твёрдым. Зато с вершин он быстро исчезал, стекая вниз ручьями, и сквозь потускневший за зиму осенний ковёр пробивались подснежники и мать-и-мачеха. За ними вырастала трава, в которой вскоре начинали поблёскивать желтые звёздочки первоцвета и синие – подлески. Весна долго разжигалась, но ярко горела, и в середине мая вся местная природа, такая мрачная и печальная, наконец окончательно стряхивала с себя тёмные ткани. Лес из зеленовато-бурого становился светло-изумрудным, и дикие яблони, вишни, черёмухи казались островками жемчужной пены в этом зелёном море. Они красовались по три недели и облетали, чтобы дать очередь показать себя шиповнику и первым лилиям. Лес наполнялся птичьими криками, и в одну прекрасную ароматную ночь молодые оборотни просыпались от первой песни соловья.
А потом начиналось лето, щедрое на ливни и солнечный свет. Если собирались тучи, то дождь начинался практически сразу – да какой дождь! Ливень, настоящий ливень, не косой, как внизу, нет – отвесный, как водопад. Казалось, что вода не несётся к земле каплями, а льётся струями. Росы выпадали такие сильные, что по утрам трава буквально сверкала под солнцем, а земля была влажной, как от дождя. Поляны зарастали такой высокой травой, что если в неё забредал олень, видны были лишь кончики его рогов. В разгар лета по поляне можно было ходить с непокрытой головой – стебли трав смыкались сверху, осыпая плечи и голову идущего жёлтой пыльцой. Белые ароматные цветы, похожие на зонты, пурпурный иван-чай, дикие ромашки и васильки, тысячелистник самых разных оттенков – от белого, как морская пена, до густо-бордового, как переспелые вишни, алые степные тюльпаны, золотые лютики, лиловые колокольчики, клевер – скромный белый и горделивый красный… сотни цветов и ароматов, особенно сильных после обильного дождя. У речек и озёр, недавно бешено ревущих, а теперь приветливо звенящих, свои цветы – скромные лиловые лилии и золотистые купавки, клейкие пышные рододендроны и маленькие голубые орхидеи, в тёмных прохладных заводях – водяные кувшинки. Под тенью пихт и кедров кудрявятся папоротник и крапива, узкие лесные тропки тонут в зарослях смородины, рябины, шиповника – шагнёшь в сторону, и запутаешься в их колючих ветвях, потеряешься в паутине листьев. День и ночь сменяли друг друга быстро, без всякой подготовки. Темнота наступала сразу после горячего заката и исчезала с первыми лучами солнца. В первое же лето в Лесистых Горах ребята забыли, что такое сумерки.
Лето не задерживалось надолго – оно уходило в августе, оставляя за собой жёлтые пряди в зелёных косах берёз. Осень приносила с собой мягкое тепло днём и жгучую прохладу ночью. В залитых солнцем лещинах созревали орехи, во мху проклёвывались грибы, птицы тоскующе глядели на небо, олени бродили по мрачнеющим лесам, как горделивые и печальные призраки, волки выли ночами, журавли снимались с болот. Потом начинались дожди, шум которых сливался с шумом рек, и реки гудели и разбухали, и несли с собой сломанные ветки и опавшие листья. К утру лужицы замерзали, ветки деревьев блестели уже не от влаги, а ото льда, ягоды рябины хрустели на зубах, ноги тонули в тяжёлом и густом слое опавших листьев. В конце октября с севера, из Туманных скал, надвигались тяжёлые снежные тучи, и горы, уставшие от грязи и сырости, укутывались в белые одеяла, под которыми засыпали до следующего марта. Зимой с севера наползал туман. Наползал в буквальном смысле, двигаясь быстро и осознанно, как живое существо. Веглао и Октай наблюдали это зрелище с вершины одной из высоких скал, на которую взобраться было несложно – камни, торчащие из склона тут и там, превосходно заменяли ступеньки. Честно говоря, смотреть на то, как туман просачивается между горами, как вода меж пальцев, было жутковато. Однажды эта мгла не рассеивалась целых пять дней, что удивило и немного испугало ребят. Потом от грифонов они узнали, что севернее туман стоит всю зиму, а в Туманных Скалах не исчезает вообще никогда.
Жизнь юных оборотней тянулась спокойно, медленно и тихо – то есть именно так, как они когда-то и мечтали, дрожа от холода в своём блиндаже неподалёку от Станситри. Здесь, в Лесистых Горах, они нашли то, что искали – спокойствие, свободу, вдоволь пищи и чистую воду. Если их когда-то и объявляли в розыск, это потеряло смысл после того, как Кривой Коготь разгромил ликантрозорий №14, а в горах они умели не попадаться на глаза особенно смелым охотникам из Подгорья, которые забирались слишком далеко. Весь мир забыл о них, и ребят могли схватить только в том случае, если бы они пришли в полицию сами – чего они, разумеется, делать не собирались.
Мало-помалу те испуганные и решительные маленькие оборотни, сбежавшие из ликантрозория, остались в прошлом, хотя совсем не были забыты. Тогда они и представить себе не могли, какими сделает их жизнь в Лесистых горах. Из книг Веглао и Октай вычитали, что древние племена верили в то, что, съев какое-то животное, можно обрести его силу, смелость, зоркость, выносливость – всё то, чем славится этот зверь. Похоже, это действительно было правдой – мало-помалу они научились бегать так же быстро, как олени и зайцы, плавать в ледяной воде горных рек легко и проворно, как серебристые форели и лососи, сражаться отважно и яростно, как кабаны, подстерегать добычу спокойно, как медведи, и преследовать её стремительно и настойчиво, как волки и камышовые коты. Они учились терпеть боль и лечить раны. Дрались преимущественно друг с другом, и Веглао всегда ужасно злилась, когда Октай ей поддавался. Они делали тетивы для луков из оленьих жил и вырезали наконечники для дротиков и стрел из костей и оленьих рогов; они научились выделывать кожу и шить из неё кое-какие вещички; они мылись «цыганским мылом», которое находили в заросших тиной заводях, и делали миски из глины; они ложились спать на траву и засыпали так же крепко и быстро, как в постелях своих детских комнат. Они любовались рассветами, взбирались на скалы, собирали цветы, вместе убивали и свежевали добычу, вместе собирали хворост, таскали из дупел дикий мёд, приносили друг для друга орешки в карманах. Это была жизнь, о которой отчаянно мечтали их ровесники, сидя в душных классах (если им повезло) или в холодных камерах ликантрозория (если им повезло всего один раз – спастись от оборотня). Изредка они спускались вниз, в Тенве или в другие городки – например, Палетшетри (до него нужно было идти дольше, но он был крупнее, чем Тенве, а потому на них там обращали меньше внимания). На свалках возле городков можно было отыскать неплохую одёжку, которая чаще всего выбрасывалась просто потому, что вышла из моды или обзавелась несмываемым пятном. А на это юным бродягам было наплевать – главное, чтобы рубашки и брюки по швам не расползались и хоть как-то защищали от холода, дождя или жары. Там также можно было найти ношеные ботинки или собрать неплохой урожай шнурков, пуговиц, проволоки, верёвок. Реже удавалось найти что-нибудь по-настоящему ценное, например, нож. Конечно, одного мусорного промысла было не всегда достаточно. Временами, когда становилось слишком туго или хотелось поглядеть на людей, ребята немного подрабатывали: собирали бутылки, устраивались на несколько дней мести улицы, мыть витрины магазинов, расклеивать объявления, сгребать опавшие листья или обрубать сухие ветки деревьев в парках. На небольшие деньги, получаемые за работу, оборотни покупали всякие необходимые мелочи: спички, иголки, нитки, свечи, соль, иногда – хлеб. Бывали и более крупные траты. На первый свой Новый Год в Лесистых горах ребята подарили друг другу алюминиевые кружки. Когда Октаю исполнилось четырнадцать, Веглао принесла ему из города пачку сахара, а он подарил ей на шестнадцатилетие упаковку настоящего чёрного чая с васильком. А ещё они таскали со свалок старые газеты и покалеченные книжки, чтобы не так было скучно зимой, когда снаружи вьюга и темнота, а внутри пещеры тепло, тихо и полным-полно сушёных грибов, ягод, рыбы и мяса. Книги они читали и перечитывали, а газеты, просмотрев, без всякого зазрения совести сжигали.
Они обычно ходили в города поодиночке, и не дольше, чем на неделю. Плюс три дня на дорогу туда и три – обратно. Эти тринадцать дней выкраивались специально так, чтобы подальше от полнолуния: превратишься в городе – не ровен час, укусишь или убьёшь кого-нибудь. Ребята уславливались, что, если тот, кто в городе, задержится хотя бы на сутки, то тот, кто оставался в горах, должен будет отправляться на поиски. Нарушен регламент был лишь один раз, когда Октай снова схватил простуду и провёл в Тенве лишние сутки, отлёживаясь и отогреваясь.
Однажды летом, когда ей было пятнадцать, Веглао отправилась на охоту. Выбравшись из леса на широкую поляну, в центре которой на небольшом холме рос старый кедр, она остановилась и откинула со лба выбившуюся из косы прядку волос. Со стороны она выглядела так, что никто из прежних знакомых не узнал бы её: рубашка с коротко обрезанными рукавами (было достаточно жарко), обнажавшими крепкие загорелые руки, покрытые белыми шрамами; брюки, оставшиеся ещё со времён ликантрозория, оборванные снизу и подвязанные под коленями тонкими полосками кожи; плетёная лёгкая обувь из кожи и коры. На поясе у неё висел нож, а в руке она держала самодельное копьё с наконечником из остро наточенного обломка кости.
Выйдя на поляну, Веглао сразу почуяла сильный запах крови и сырого мяса, а потом услышала хруст и урчание – совсем близко обедал какой-то хищник. Она взяла копьё обеими руками и покрепче его сжала. Отнимать добычу у дикого зверя – себе дороже. Веглао осторожно, стараясь не шуметь, отступила было назад в лес, но тут увидела, что на траве кое-где разбросаны перья, слишком большие для куропатки или даже глухаря. Веглао подошла к ближайшему пятну тёплой, свежей крови и подняла запачкавшееся в ней перо. Перо было коричневым с зелёными и золотыми полосками. Только у грифонов, и далеко не у каждого из них, были такие перья.
Как-то Бирлюс принёс Октая и Веглао на вершину одной из грифоньих скал, той самой, на которой состоялось их первая встреча с Варгалой. К тому времени грифоны уже привыкли к ребятам, и теперь никто из них, кружащих вокруг, громко кричащих и борющихся за свободные места, не обращал на молодых оборотней никакого внимания. Те могли спокойно наблюдать за ними, поражаясь мысленно, до чего же все они непохожи друг на друга. Здесь были большие грифоны, более крупные, чем лошадь, и малые, со средних размеров собаку. Тёмные и светлые, полосатые и пятнистые. Тела одних были покрыты густой шерстью, других – обтянуты плотной кожей, третьих – блестели гладкой чешуёй. С голыми шеями грифов, с массивными клювами орлов, с удлинёнными головами ягнятников, с жёлтыми, карими, зелёными, чёрными глазами. С пернатыми, как у птиц, или мембранными, как у летучих мышей, крыльями. Грифоны кожистые, чепрачные, белые, рыжие, тигровые, зелёные.
– Как же вас много! – сказал Октай.
– Нет! – каркнул Бирлюс, и в его скрипучем голосе звучала невероятная печаль. – Нет, сейчас мало. Давно – много. Сейчас – мало. Все здесь!
– Все грифоны здесь? – изумился Октай. – Больше их нигде нет?
Бирлюс фыркнул, как лошадь, и сердито затряс головой:
– Нет! Мы есть! Тут есть, там есть! Полночь, полдень, закат, восход!
– Значит, во всех сторонах света есть грифоны?
– Да! Таркес – смотри! Полночь – Таркес! – Бирлюс махнул крылом на крупного, коренастого грифона Таркеса с огромными мембранными крыльями и бурой пушистой шкурой. – Ненсере – восход! – Друзья посмотрели на грифониху Ненсере, маленькую, с длинной шеей, с поджарым телом, покрытым коротенькой шёрсткой апельсинного цвета.
– Такие, как Таркес, живут на севере, а такие, как Ненсере, на востоке? – уточнила Веглао. – Но сейчас они здесь?
– Да! – ответил Бирлюс радостно: он всегда радовался, когда ребята его понимали. Так он объяснил им, что когда-то грифоньих стай, подобных этой, было великое множество, но таких разношёрстных не существовало. В каждой жил какой-то один вид. Но мало-помалу их вытесняли люди и звери, и грифоны начали вымирать. Чтоб не погибнуть, остатки видов объединились в большие стаи. Это был закат могущества грифонов – закат пёстрый, шумный и невероятно красивый.
Держа в руке красивое перо, Веглао вспомнила эту историю. Вспомнила она и другое: когда последний раз она разговаривала с Бирлюсом, тот туманно обмолвился о том, что у грифонов стали пропадать детёныши. Собственно, на тот момент никто из грифонов, кроме Бирлюса, с ними не общался. Если ребятам случалось встречать грифона, он сердито щерился и угрожающе шипел на них, а некоторые ещё и гневно кричали и хлопали крыльями. В таких случаях помогало только одно: спокойствие. Ни в коем случае нельзя было ни убегать, ни демонстрировать враждебность в ответ: дело могло кончиться плохо. Проходил месяц за месяцем, одно полнолуние следовало за другим, и ни разу ни один грифон не пострадал. Постепенно грифоны смягчились. Ребята вздохнули с облегчением: их не выгонят. Идти дальше на север, к Туманным Скалам, где грифонов не было, они не хотели. Но сейчас, когда бесследно пропали несколько маленьких грифонов, грифоны понемногу снова начали косо глядеть на оборотней. Над головами Веглао и Октая опять начали сгущаться тучи.
От холма послышался глухой рык. Веглао подняла голову. Из расщелины в зелёной траве на склоне бугра, которую она вначале не заметила, вышел пещерный лев. До этого Веглао думала, что эти звери давно вымерли. Но вот он, стоит перед ней, совсем как картинка из учебника биологии – тёмно-песочная шкура, чёрная спутанная грива, два жёлтых глаза злобно глядят со слишком длинной для обычного льва морды, красной и блестящей от крови. Лев переступил с лапы на лапу – они были крепкие и сильные, под гладкой шкурой были видны тугие мускулы. Он тихо зарычал, глядя на Веглао, а его хвост два раза метнулся в стороны, ударив кисточкой по бокам.
Он сорвался с места и помчался на неё. Веглао упала на землю и откатилась в сторону, потом вскочила и повернулась к нему, крепко сжимая копьё. Лев развернулся и снова кинулся на неё. Когти, секунду назад вонзившиеся в землю, вырвали из неё комочки дёрна. Веглао выставила копьё вперёд, и оно вонзилось в плечо, прикрытое гривой. Лев закричал, как кот, которому прищемили хвост, и никогда Веглао не слышала более страшного мяуканья. Он подался назад, и одновременно Веглао с силой дёрнула копьё. Слишком сильный рывок кончился плохо: наконечник застрял в теле льва, а в руках девушки осталось только древко. Лев всё ещё яростно мяукал, припадая к земле, а кровь быстро текла из его раны, брызгая на траву. В следующую секунду, обезумев от боли, он снова прыгнул на неё, повалив на землю. Веглао успела выставить древко от копья вперёд, и лапы льва сломали его пополам, вместо того чтобы сломать ей плечи. Перекатившись под брюхом льва, Веглао успела выхватить нож и полоснуть его по животу. Противник снова взвыл и на несколько секунд упал на траву. Она быстро темнела под ним. Едва переведя дыхание, Веглао напала на него со спины. Лев заревел и вскочил, когда она вцепилась в его гриву и сжала коленями бока. Он рванулся в одну, в другую сторону, пытаясь сбросить её. Веглао ударила его ножом в шею, и оттуда брызнула струя крови, облившая ей руку. Крича от боли, лев крутанулся на месте. Девочка потеряла равновесие и упала с его спины на траву, её рука вырвала клок шерсти из гривы льва. Он взмахнул огромной лапой, Веглао еле успела увернуться. Ужасная боль ослепила её, когда когти рассекли кожу на голове и правую бровь. Но это были лишь царапины, а ведь он мог бы раскроить ей череп. Она ткнула ножом вперёд и вверх, вслепую, ориентируясь только по рычанию льва, и что-то горячее, жидкое обожгло ей ладонь и запястье.
Лев упал на неё, почти раздавив – триста килограммов, не меньше, мышц и тяжёлых костей. Веглао ждала смерти, но он не бил её когтями, не рвал зубами. Он просто вздрогнул и умер, вздохнув, как человек. Она вытащила нож и уронила его, потом руками и коленями, скользкими от крови, уперлась в его брюхо и грудь и выбралась из-под него.
Зрение прояснилось. Правая сторона головы ужасно болела, как будто с неё начисто собрали кожу. Веглао поднялась, шатаясь, и тут же снова упала на колени. Пряди волос, нависшие ей на лицо, были уже не седыми, а красными.
Лев лежал на животе. Последний удар ножа пришёлся ему прямо в глазницу. Кровь всё текла и текла из него, от её запаха во рту разливался вкус железа. Веглао ползком добралась до протекавшего неподалёку ручья, опустила в него лицо и принялась жадно пить, но вкус крови никуда не делся даже после десятого глотка.
Промыв свои раны, Веглао спустилась в пещеру. Там она нашла то, что и ожидала найти: кости грифоньего молодняка и один свежий трупик, с ободранными крыльями.
Октай пришёл в ужас, когда она вернулась на их стоянку, измученная, окровавленная и с мёртвым грифончиком на руках. Первое, что он спросил, было:
– Ты что, охотилась на грифона? Они же нас сожрут!
Тем же вечером на холме со старым кедром собралось множество грифонов. Все они видели мёртвого льва, останки детёнышей и раны Веглао. Бирлюс, который привёл их всех сюда, расхаживал туда-сюда с таким гордым видом, как будто это он победил чудовище, и говорил на грифоньем языке что-то вроде «вот видите, а вы хотели их убить». После этого случая оборотни получили нечто более ценное, чем новый дом – доверие грифонов. Спустя два года Веглао явилась к ним за возвращением долга, пообещав кровь оборотней – и это сработало.
