скачать книгу бесплатно
– А что я наделала? Помощника нашла верного. Такого, который в самом деле до Лютогора добраться сможет.
– Но какой ценой! – Яромир тоже сорвался на крик. – Ты же с мёртвым обручилась!
С сестрой они ссорились нечасто, но если уж ссорились, то всегда громко и яростно.
– Ради нашей победы да мести за матушку с батюшкой я даже с боровом паршивым обручиться готова! Ты этого Лютогора встречал? Нет? Вот то-то! А я его своими глазами видела. В одном колдовском круге с ним давеча побывала. Он Весьмира одной левой сделал. Так что не тебе указывать, что мне делать, Селезень!
А вот это было совсем горько.
– Нет больше никаких Селезней, – помертвевшим голосом сказал Яромир. – Погиб мой отряд. Только Душица, Мох да Соловей остались.
– Прости! – Радмила вцепилась ему в плечи и тряхнула, отчаянно заглядывая в лицо. – Не отворачивайся. Я не знала. Не знала, слышишь!
Оставалось только сглотнуть горечь и кивнуть. Они обнялись.
– Зря ты это затеяла. – Яромир прижал сестру к сердцу.
– Если Горностай не справится, я ничем не рискую, – нарочито беззаботно отмахнулась она. – А коли справится… Не забывай, я чародейка хоть куда. Выкручусь.
Яромир вздохнул. Помимо беспокойства за сестру, его мучило кое-что ещё. Прежде дивьи люди никогда не прибегали к помощи покойников. Ведь те издавна считались пособниками Нави.
– Не уподобляемся ли мы Кощеевичу, поступая таким образом? Горностай был моим другом. И ты его знала. Разве можно допустить, чтобы его посмертие…
– Рази врага его же оружием! – перебила Северница. – Что же до Горностайки – я уверена, если бы мы спросили его ещё живого и здорового: «Пожертвуешь ли ты собой ради мира?» – он бы не раздумывая ответил «да». Как и я. Как и ты. Мы должны как можно скорее закончить эту войну, братец. Люди достаточно настрадались.
И Яромиру только и осталось, что кивнуть:
– Надеюсь, ты права.
А Радмила подбросила монетку и поймала на ладонь. Они с детства так делали: «волк или решка»? На этот раз выпал волк.
– Вот тебе и знак судьбы. Поезжай в столицу, Мир. Пусть отряда больше нет, но царевич всё ещё в тебе нуждается. А там, глядишь, рекрутов наберёшь…
И Яромир подумал: кто он такой, чтобы спорить с судьбой?
* * *
По такой погоде до Светелграда можно было ехать долго, да не доехать вовсе. То снег, то дождь, то всё вместе. Дороги превратились в вязкую жижу. В этом Яромиру виделся злой умысел Кощеевича. Наверняка дружки-соглядатаи ему уже доложили, что дивьи ждут прибытия нового воеводы. А чем дольше войско пробудет обезглавленным, тем более лёгкой добычей может стать. Ох, зря царь Ратибор задерживается в столице! Ещё и Радосвета к себе призвал, когда ситуация и без того шаткая…
Прежде Яромиру и в голову не пришло бы осуждать царя. Как можно? Но теперь такие мысли приходили в голову всё чаще, и привкус у них был полынный. Потому что шли годы, но ничего не менялось. Они по уши увязли в этой войне, привыкли к запаху гари сожжённых деревень, пронизывающему холоду и слезам сирот. Наверное, в Дивьем царстве не было семьи, которой не довелось бы хоронить близких. Уже народились дети, что никогда не видели лета, не знали мирной жизни. Они быстро откладывали деревянные мечи и брались за настоящие. Яромир сам видел, как после битв отроки и отроковицы сновали по полю брани спокойно и деловито, словно куры по родному подворью, чтобы отыскать раненых среди павших, а заодно собрать выпущенные в молоко стрелы. В целительских шатрах работала совсем малышня. Таким бы в куклы играть, а не таскать воду, толочь снадобья и рвать ткань на бинты. Царю хорошо: сидит себе в столице и ничего этого не видит. Нужен кто-то, кто откроет ему глаза, заставит встряхнуться. Яромир надеялся, что у Радосвета получится. Потому что есть на белом свете вещи, к которым невозможно привыкнуть, которые нельзя забыть и простить.
Царевич отца побаивался – это Яромиру тоже было известно. Но он верил, что Радосвет сдюжит, особенно если лучший друг молчаливой поддержкой встанет за плечом. Главное – не сорваться, не высказать царю всё, что накипело. Подобной дерзости Ратибор не потерпит даже от сына Защитницы Лады.
Яромир вздохнул и похлопал по холке Вьюжку. Хорошо, что у него есть верный симаргл – можно быстро домчать до Светелграда по воздуху, а не месить грязь копытами коня.
«Я должен лететь быстрее?» – прозвучало в голове. Симаргл и его человек общались мысленно.
– Если сумеешь. Только не загони себя.
«Ты грустный, Яр. У тебя плохое предчувствие?»
Яромир вдруг понял, что Вьюжка прав. Его терзали не только невесёлые мысли о войне. Было что-то ещё. Словно воздух стал слишком тяжёлым и давил на плечи. Чародеи-вещуны говорили, что у беды особенный запах. Яромир ещё в детстве пытался его почуять, но тщетно. Порой ему даже казалось, что вот же он: сладковатый аромат. Приторный, душный. Но это была всего лишь игра воображения. В ту ночь, когда мать и отец стараниями Кощеевича обратились в синий лёд, он не ждал беды. Был самый обычный день. И ничем подозрительным не пахло.
– Ты же знаешь, у меня нет дара предвидения. Вот у мамы был… и то не помогло.
«Знаю. – Симаргл смешно фыркнул – поди, снежинка в нос попала. – Но предчувствие не спрашивает. Оно или есть, или нет».
– Мне кажется, что-то меняется. – Яромир в задумчивости смотрел на проносящиеся внизу заснеженные поля, кое-где с тёмными проплешинами. – Как будто прялка судьбы пришла в движение и стучит, стучит.
«Давно пора».
– Твоя правда, друг. Но хотел бы я знать, каким будет её новое полотно…
Вьюжка вздохнул сочувственно, как умеют только огромные псы.
– Послушай, твоему племени что-то известно про Птицу-войну? – Яромир вдруг припомнил рассказ Радосвета. – Говорят, её клеть отпирается ненавистью, а запереть её может лишь любовь. Но я в это не верю. Одной любви явно недостаточно. Нет ли какой-нибудь волшебной стрелы, чтобы подстрелить эту тварюку?
«Её нельзя подстрелить, Яр. Это же питомица самой Смерти. Стало быть, она бессмертна».
– Но Кощея же победили. А тот тоже был бессмертный. – Яромира так захватила идея, что отказываться от неё не хотелось.
«Стрелой ты только умножишь ненависть», – упорствовал симаргл.
– Не скажи. Если я на охоте утицу подстрелю ради пропитания, а не забавы для, в моём сердце не будет ненависти, только благодарность.
Пёс ненадолго задумался, потом согласился:
«Может, ты и прав. Но для такого подвига нужен герой с чистым сердцем».
– Значит, я не подхожу, – горько усмехнулся Яромир.
В его душе хватает чёрных пятен. Отомстить Кощеевичу – вот что важно. За мать и отца, за друзей-соратников, за дядьку Баламута, за того же Горностайку… С каждым днём имён в этом списке становится всё больше. Нет, не дастся ему волшебная стрела…
Яромир повесил нос и пробурчал:
– Давай снижаться…
Они почти долетели.
Стены Светелграда казались белее самого снега. Когда-то матушка укрыла столицу защитным заклятием, и это стоило ей жизни. Зато даже спустя годы в Светелград не могло проникнуть никакое зло. Вероятно, поэтому войско Кощеевича ещё не стояло под стенами с осадными орудиями.
Правда, со временем защита истончалась. Несколько раз её подновлял Весьмир, пока царь ему ещё доверял. Сейчас же Ратибор, опасаясь за чары, строго-настрого запретил даже своим соратникам прилетать в столицу по воздуху, и Яромиру с Вьюжкой предстояло войти в главные ворота, как и всем обычным путникам.
Ещё снижаясь, Яромир заметил на дороге одинокого всадника, а теперь, догнав и поравнявшись, узнал его и обрадовался:
– Яснозор, ты ли это?!
– Здрав будь, друже!
Они спешились и обнялись.
– Какими судьбами? Разве ты не должен сейчас ехать в ставку?
Яснозор был правой рукой новоиспечённого воеводы, но, в отличие от своего командира, слыл добрым и честным малым. Он вечно увещевал Веледара, когда тот зарывался, и частенько выступал миротворцем в спорах, потому что мог голыми руками завязать в узел подкову – это остужало даже самые горячие головы. А ещё слыл везунчиком: в игре в кости ему не было равных.
– Дык я замест Веледара теперь: столичной дружины начальник. Повышение мне вышло. – Яснозор улыбнулся, но спустя мгновение помрачнел. – Только нехорошо, наверное, этому радоваться. Ох, жалко дядьку Баламута! Хороший был мужик…
Они немного помолчали, склонив головы. Яромир хлопнул друга по плечу:
– Ты достоин своей должности больше, чем Веледар. Выходит, столица с дворцом теперь твои?
– Не, только столица. Дворцовой стражей Любомысл заведует. А у царя теперь своя охрана: там Мрак и его ребята заправляют.
Это было что-то новенькое.
– С каких это пор царю отдельная охрана понадобилась? Неужели Любомысл не справляется?
– Справляется. Только царь опасается покушений. Слуги Кощеевича несколько раз отравить его пытались. Потому нас всех и разделили. Для пущей защиты.
Яромир презрительно поджал губы. Яд – удел трусов. Впрочем, чего ещё ждать от Нави?
– Так тебе, выходит, теперь столицу покидать нельзя. Что же ты за стенами шастаешь?
– Если на охоту, то можно. – Яснозор похлопал по притороченному к седлу луку. – Раз в луну имею право на увольнительную.
– Прежде, помнится, было раз в седмицу?
– Ну так времена нынче какие… – Яснозор вздохнул, помялся, а потом вдруг выдал: – Не должен я тебе этого говорить, но промолчать тож не могу. Совет дам: разворачивайся и езжай обратно. Неча тебе в Светелграде делать.
Яромир в первый миг аж дар речи потерял. Он вытаращился на приятеля, как баран на новую изгородь:
– Ты что такое несёшь?! Наклюкался, что ли, в своей увольнительной? А ну-ка дыхни!
– Я серьёзно. Там целее будешь, чем тут.
Сердце пропустило удар. Выходит, не обмануло предчувствие.
– Говори уже прямо. Что стряслось?
Яснозор опасливо огляделся, словно их могли подслушать из придорожных кустов, потом наклонился к самому уху Яромира и шепнул:
– Царевич в остроге. В заговоре его обвиняют. Против царя. Дело дрянь.
Сладковато-удушливый запах беды ударил в ноздри. Впервые Яромир его по-настоящему почувствовал.
Глава восьмая
Правила Смерти
К горящему навьему становищу Лис отправился не один – прихватил с собой дюжину добрых воинов. А Вертопляс сам увязался: р-размять кр-рылышки.
Они так спешили, чуть не загнали коней, вот только всё равно не успели: прискакали к догорающим головешкам. Снег из белого стал чёрным от пепла и алым от крови. Повсюду лежали тела: старики, женщины, даже дети. Лютый ворог не пощадил никого. Но, возможно, кому-то улыбнулась удача?
– Ищите выживших! – Лис скрипнул зубами.
Небо уже светлело, но множество людей – его людей – не увидели солнце нового дня. Вместе с рассветом внутри разгоралась ярость.
Но снег хранил чёткий след. Лису даже не пришлось спешиваться, чтобы понять: тут побывали семеро всадников. В сердцах он выругался. А Вертопляс словно мысли прочитал, задумчиво каркнул в воздух:
– И как семер-рым удалось устр-роить такую р-резню?
– Наверное, напали под покровом ночи, когда все спали. Ух, ненавижу дивьих!
– Собир-раешься догнать негодяев?
Лис кивнул:
– Угли ещё тёплые. Они не могли далеко уйти.
– Княжич! Нашли! Нашли! – позвал Оджин, один из воинов, и Лис поспешил на зов.
Единственная выжившая в резне женщина ещё издалека показалась ему знакомой, но Лис мотнул головой: не может быть! Подойдя ближе, он понял, что не обознался.
– Данэ?! Что ты тут делаешь? И где девочки?
Уж кого он совсем не ожидал увидеть в чужом стойбище, так это кормилицу своей единокровной сестры Зарянки. Вот только они должны были жить в совсем другом поселении – подальше от войны.
– Прости недостойную, господин… – прошептала Данэ, едва шевеля разбитыми губами. – Не уберегла. Забрали девчонок. И твою сестру, и мою дочь…
– Живыми? – Внутри всё похолодело, но в следующее мгновение Лис взял себя в руки. Конечно, живыми. Зачем бы негодяям забирать тела?
Данэ кивнула, подтверждая его догадку:
– Они знали, кого ищут. Промеж собой болтали про сестру княжича. А взяли обеих, потому не признали, кто есть кто. Я всё-таки красила Зарянке волосы листьями вайды, хоть господину это и не нравилось.
– Ты не нарушила моей воли, Данэ. Продолжай. Расскажи мне всё, что видела и слышала. Но начни с того, как вы здесь оказались.
Кормилица втянула голову в плечи, став ещё больше похожей на растрёпанную галку.
– Моя вина, господин…
По её щекам покатились слёзы.
– Соберись! – рявкнул Лис. – Причитать и плакать будешь потом. Мне нужны сведения о похитителях.
И Данэ, выпрямив спину, повела рассказ:
– Две седмицы назад мы с девочками отправились в лес. В этом году калины много уродилось. Отошли от становища, а обратно вернуться не сумели – река разлилась.