Дневник школьника уездного города N

Игра называлась «Угадай кто». Правила простые: на листочке записывается имя реального человека или вымышленного персонажа, листочек приклеивается ко лбу человека слева, он задает остальным вопросы, ответы на которые могут быть только «да» и «нет» до тех пор, пока не отгадает, кто же написан на листочек. Справа от меня сидела Саша, еще правее – Миша, слева – Дима, дальше по кругу Эдик, Виталик, Корнилова и Арина. Получалось, я загадываю Диме, а Саша загадывает мне.

Мне достался «Король Лев», которого я отгадал достаточно быстро. Раньше меня с заданием справилась только Арина. На ее бумажке стояло: «Саша Бондаренко». Естественно, после вопросов «реальный ли это человек?», «он находится в этой комнате?» и «это девочка?», простым перечислением не сложно было дойти до правды.

У самой Саши на лбу красовалось: «Клеопатра». Она не сразу догадалась. Прошло с десяток минут, в течение которых между вопросами она постоянно повторяла «сейчас-сейчас» и «подождите-подождите». Но хуже всех дело обстояло с Димой.

Я загадал ему Мартина Лютера Кинга, чем поставил в тупик всех собравшихся. Оказалось, Дима плохо представлял кто это. Половина решила, что речь идет о писателе, поэтому когда Дима спросил, жив ли сейчас этот человек, они ответили «да». Только Корнилова сказала «нет». Завязался спор, в котором Эдик пересказывал сюжеты известных хорроров, намекая на причастность к ним Кинга.

– Он, конечно, писал книги, но не такие! – воскликнула Корнилова.

Короче, Дима так и не отгадал, а я решил в следующий раз загадать Ленина, но до следующего раза не дошло. Из-за того, что Дима битый час промучил нас Кингом, желание продолжать отпало.

Оля предложила «Крокодила». Круг тут же сломался. Я остался на полу, остальные перекочевали на диван – уплотнились кто как мог. Сашу зажало между Олей и Мишей. Эдику места не досталось – он сполз обратно на пол, а Корнилова вызвалась загадывать первой.

Я не всегда выкрикивал ответы, даже если был на сто процентов уверен в своей правоте. Отгадавший должен сам показывать, а я этого не хотел. За всю игру я только раз показывал. Арина загадала мне «Москва слезам не верит». И я долго и мучительно соображал, как, не говоря ни слова, это показать. Я мычал, тыча в телевизор, хлопал ладонями, обозначая команду «мотор», как это делают на съемочной площадке, показывал, типа смотрю в видеокамеру. Ребята догадались, что речь идет о фильме, но дальше процесс не пошел. Тогда я поменял стратегию, решив объяснять отдельно каждое слово. Я показал три пальца – значит, объясняю три слова. Принявшись за первое, я задумался: с чем у меня ассоциируется Москва? С кремлевскими звездами? С Красной площадью? Я видел ее только в кино и на старых открытках. А еще Москва, этот далекий недосягаемый город за тысячу четыреста сорок километров и сутки езды на поезде, наверное, был самым желанным местом для каждого в этой комнате…

Москву они узнали быстро – стоило только показать звезду. Дальше я изобразил плач. И сразу несколько голосов одновременно выкрикнули ответ. Потом Корнилова по моей загадке показывала Сфинкса.

Вообще она меня сегодня удивила. Когда мы закончили играть в «Крокодила», маялись без дела и Корнилова рылась в сумочке, видимо, в поисках какой-то дамской безделушки, я случайно заметил торчащий оттуда белый с красной полоской корешок книги. Я узнал ее сразу. Аня таскала с собой девятьсот шестьдесят страниц – наверное, целый килограмм бумаги и букв в маленькой женской сумочке!

– Серьезно? Ты читаешь «Дом, в котором…»? – изумился я.

Видимо, мой удивленный возглас прогремел подобно взрыву новогодней петарды – все обернулись к нам.

– Да. А что? – вскинулась Корнилова и тут же добавила, – А чего это ты в мою сумочку заглядываешь?

Я стал извиняться, уверять, что не подглядывал – просто книга случайно бросилась на глаза. Инцидент замялся сам собой: время подбиралось к ночи, все, кроме Димы, засобирались по домам.

Книга не выходила у меня из головы. Меня распирало желание выведать больше: на каком моменте остановилась Корнилова, нравится ли ей, кто ее любимый герой. Поэтому когда мы шли от Димы на автобусную остановку, я не выдержал: отстал от Саши и Миши – Корнилова плелась в конце нашей маленькой колонны – поравнялся с ней и снова пристал с вопросами.

– Что ты до меня докопался? – окрысилась она.

– Я тоже читал ее!

Теперь удивилась Корнилова. Она уставилась на меня. Быстро захлопали длинные ресницы. В вечерней темноте на неосвещенной дорожке мы не заметили, как подобрались к низенькой ограде, за которой из мерзлой земли торчали тонкие белесые стебли деревьев. Корнилова зацепилась сапогом за изгородь и полетела бы через нее, если бы я вовремя не схватил ее за капюшон куртки.

Со стороны эта сцена выглядела, наверное, комично, но остальные ушли дальше и не могли нас видеть. Корнилова выпрямилась, отряхнула невидимую грязь, поправила капюшон и обыденным тоном (будто секунду назад не стояла передо мной раком) сказала:

– Не думала, что ты умеешь читать.

Я опешил. Видимо, мое недоумение заметно было даже в темноте – Корнилова смутилась, переступила с ноги на ногу, поежилась, как от холода, и смягчилась:

– Ладно. Прости. Спасибо, что не дал мне…

– Упасть в грязь лицом? – подхватил я.

Она засмеялась.

– В точку.

Мы поспешили догнать остальных. Они, видимо, уже прошли ДК, но, обнаружив наше отсутствие, решили вернуться – мы наткнулись на них на углу.

– Вы куда пропали? – спросила Саша.

– Заблудились, – ответила Аня.

– А-а-а, – протянула Саша и, прищурившись, посмотрела сначала на меня, потом на Корнилову. – Понятно.

Она резво, как фигуристка, крутанулась на месте – волосы, взметнувшись, рассыпались по спине – бросила «пойдем, Миш» и, взяв его под руку, потянула прочь от нас. Перед тем, как они скрылись за углом, я встретился с Мишиным извиняющимся взглядом.

Мы шли следом. Оля, догнав Сашу с Мишей, пристроилась рядом. Виталик, Эдик и Арина, не зная, как поступить, молча тащились где-то посередине между Сашей, Мишей, Олей и мной с Корниловой. Миша изредка виновато оборачивался. Саша без умолку рассказывала что-то, по-видимому, остроумное – временами они с Олей заливались смехом, но их разговора мы не слышали.

Между мной и Корниловой нарастала неловкость. Украдкой я видел, как она улыбалась – сложившаяся ситуация ее, видимо, веселила. А вот мне смешно не было. Чтобы сгладить конфуз и не пялиться все время на маячившие впереди спины Саши и Миши, я спросил у Корниловой о книге. Она ответила. Я снова спросил – не помню о чем – и мы разговорились.

О книге она узнала из обзора какого-то блогера в Инстаграме, долго ее откладывала из-за сложной темы, думала, будет тяжело читать, и впервые открыла только недавно, но ей уже нравится, особенно атмосфера и некоторые персонажи. Она спросила, что думаю я. А я считал «Дом, в котором…» одной из лучших современных книг. Я так и ответил.

– Ты много читаешь? – спросила Корнилова.

Тут я замялся. Я вдруг понял, что и так сболтнул лишнего… Кроме того, мы уже дошли до остановки.

Всем, кроме меня, нужно было в сторону центра. Кого-то, как Сашу, автобус повезет через мост над железной дорогой в другую часть города, кого-то, как Мишу, – мимо старых казацких домов за город в ближайшую деревню. Чтобы добраться до своего «гетто» на окраине, мне требовалось перейти дорогу на другую остановку. Получалось, дальше нам не по пути.

С Сашей я прощался с последней – не знал, как повести себя. В итоге получилось не очень… Я подошел к ней вплотную, чтобы проститься объятиями – обычное дело в таких случаях – но она отступила на шаг и помахала ручкой у меня перед лицом. Я сквозь зубы процедил «пока» и бросился через дорогу – светофор уже подмигивал зеленым глазом.

Не понимаю, что я такого сделал. Иногда она ведет себя совершенно неадекватно. Разве нет?

26 февраля 2020. Среда

Помнится, месяц назад школьные компьютеры, словно вирус, заразила игра Counter Strike. Кто ее принес – неизвестно. Как получилось, что школьная администрация ничего с ней не сделала – тоже. Игра набрала обороты, и если в самом начале под ее обаяние в нашем классе попало всего несколько человек, которые не сдают экзамены по информатике (среди них, конечно же, и я), то, например, сегодня в нее играла вся мужская половина. Удивительное зрелище!

Я с командой других контртеррористов штурмовал здание, где, по задумке авторов, удерживались заложники. Естественно, заложников никто не спасал. Только Эдик пару раз тупил и зачем-то пытался их вывести, но его самого вынесли ногами вперед. За месяц мы научились координироваться молча, понимая друг друга с полужеста, будто обменивались мыслями на расстоянии, как Чарльз Ксавьер с людьми X. Правда, до уровня Na’Vi нам так же далеко, как Стефани Майер до Нобелевской премии или Адаму Сэндлеру до оскаровской статуэтки. Я неосторожно вылез из подземного туннеля и тут же схлопотал хэдшот. Раздраженный нелепой смертью, я в сердцах отпихнул мышку, откинулся на спинку кресла и от нечего делать осмотрелся. Большинство мониторов от первого лица показывали поле боя – кто-то взбирался по лестнице, кто-то крался в кустах, кто-то затаился на втором этаже дома и выцеливал через окно очередную жертву. Громко клацали мышки. То здесь, то там раздавались разочарованные вздохи и ликующие возгласы. Дима рядом со мной прошептал: «Ес-с-с», – начался новый раунд. Я снова живой стоял за зеленой изгородью, смотрел, как мои товарищи закупаются оружием и патронами. Снарядившись, они ринулись в бой. Я остался на месте.

Меня посетила мысль, что этим самым людям через три месяца – всего три месяца (!) – девяносто дней, блин (!) – сдавать экзамены, от которых зависит вся дальнейшая жизнь. А вместо того, чтобы в поте лица корпеть над учебниками, мы убивали друг друга в виртуальной реальности. Я посидел так пару минут, в недоумении глядя на своих одноклассников, пока Дима не толкнул меня в бок и не сказал:

– Ты че тупишь, мы сейчас сольемся.

Тогда я очнулся, схватил мышку и с яростью берсерка, расстреливая обойму пистолета направо и налево, ринулся в бой. Правда, ненадолго – через десять секунд меня снова убили, и я меланхолично уставился через плечо в монитор Димы, где он пытался за меня отомстить.

Кстати об играх – сегодня я впервые одолел Диму в шахматах. Черт! Это было круто. Я поставил ему красивейший мат. Пожертвовав ладьей, – Дима по рассеянности не заметил, как совершает ошибку, когда, потирая ручки от удовольствия, бил ее пешкой, – я загнал его короля на край доски, отрезал пути к отступлению могучим тандемом из ферзя с конем, и объявил мат слоном. Изумлению Димы не было предела.

Звучит, конечно, неплохо, но на самом деле я и сам не сразу понял, что выиграл. Походив слоном, я отдал телефон Диме. Тот несколько минут пялился в экран, потом поднял на меня удивленные глаза и сказал:

– Так тут же мат.

Я выхватил у него телефон и сам жадно уставился на виртуальную доску. Действительно – партия была окончена. Я вернул телефон и невозмутимо ответил:

– Ну да.

В душе я ощущал себя чемпионом. Торжествующая улыбка не сползала с лица до следующего урока. Искоса я поглядывал на Диму. Тот еще некоторое время изучал расположение фигур на доске, потом предложил реванш – я отказался: стремался, что проиграю вторую партию, уж очень хотелось насладиться победой. Итого, текущий счет нашего шахматного противостояния – десять один не в мою пользу.

В остальное время Дима ходил унылый, погруженный в себя, ни с кем не разговаривал. Мне приходилось по буквам вытягивать из него слова. В конце концов, мне это надоело, и, чтобы не сидеть на переменах молча, я отправился блуждать по классу в поисках собеседника.

Саша слегла с ангиной. Миша весь день сидел в телефоне: невпопад ссыпал ответами зачастую не на те вопросы, которые я спрашивал, и постоянно строчил кому-то в Вотсапе. Да и вообще… Разговор у нас рассыпался, словно страницы из плохо склеенной книги.

Остальные одноклассники разбились в группы по интересам: одни обсуждали новые сериалы Нетфликса, вторые – грядущую контрольную по химии, третьи – какую-то женскую хрень, типа косметики, или сумочек, или модных причесок на головах знаменитостей – я не стал прислушиваться. Мое внимание еще с утра привлекла Корнилова – ее подружка Арина тоже сегодня не пришла, из-за чего она одиноко скучала за своей партой.

Я подумал, что можно было бы поболтать с ней, но не знал, как подойти – у нас вообще-то довольно хреновые отношения, – и просто сказать «привет, как дела», не представлялось возможным.

Уроки кончились. Наступил получасовой перерыв до подкурсов по истории для тех, кто сдает ЕГЭ. Таких в физ.-мат. лицее немного: я, Корнилова и несколько человек из параллельных классов. После неудачных попыток растормошить Диму, бессвязного потока мыслей от Миши и нескольких проведенных в молчании перемен, у меня как будто возник дефицит общения. Я так привык, что Саша всегда рядом, а где она – там и остальные, и они все время о чем-то щебечут, даже когда я не говорю ни слова, и теперь легкий вакуум вокруг меня казался оглушительным, а неизвестно почему засевшая где-то в районе левого легкого маленькая черная дырочка высасывала все эмоции. Насытить ее могло только общение. Поэтому в классе истории я занял соседнюю с Корниловой парту, и, когда она поставила сумку, я спросил:

– Тяжелая сумка. У тебя там, наверно, много книг?

Вопрос, конечно, был таким же тупым, как и задававший его. Корнилова ожидаемо ответила:

– Ну да. Там учебники.

Я мысленно дал себе кулаком по лбу.

– В смысле кроме учебников. Типа той книги…

– О, нет, она сегодня не влезла. Только учебники.

– А-а-а, ну да… Учебники тоже тяжелые.

Я мысленно еще несколько раз саданул себя по лбу, влепил пару пощечин по каждой щеке, вырвал язык и поклялся, что из этого поганого полного чуши рта не вылетит больше ни слова.

– Это точно. Знание – сила, – улыбнулась она.

Корнилова села за парту, раскрыла учебник истории на одной из последних страниц. Там на сделанной двадцать лет назад фотографии уже не молодой, но еще и не старый мужчина давал клятву уважать и охранять права и свободы человека и гражданина, и верно служить народу. Так странно, что этот никому не известный на тот момент человек у руля страны находится дольше, чем я живу.

– Незнание – тоже сила, – нарушил я свою клятву.

«Что ты несешь, дебил!» – подумал я про себя.

Ударов в лоб и пощечин явно недостаточно – меня надо избить до полусмерти, а потом прибить язык к площади перед ДК им. Горького.

– Мы играем в ассоциации? – спросила Корнилова и повернулась ко мне. – Тогда «магия – сила».

Я опешил.

– Это из Гарри Поттера, – тут же пояснила Корнилова.

– Я знаю, откуда это! – чуть ли не выкрикнул я.

Корнилова перелистнула страницу и удивленно покосилась на меня. Я прочистил горло, чтобы еще раз не дать петуха и как можно беспечней сказал, типа недавно совершенно случайно пересматривал фильм, и мне запомнился этот слоган.

– А я в детстве фанатела от него, – призналась Корнилова.

«Я и сейчас фанатею», – подумал я, но вслух сказал:

– Да, я в детстве тоже читал…

Корнилова долистала учебник до нужной страницы – темы сегодняшнего занятия, выделенной жирным курсивом: «Возвращение рынка».

– И как тебе?

– В детстве нравилось.

– Я в одиннадцать лет ждала, когда ко мне прилетит сова с письмом из Хогвартса.

– А я позже читал. Лет в четырнадцать, поэтому уже не ждал чуда…

– В четырнадцать – это самое время. А вообще я очень завидую тем, ребятам, которые росли вместе с ним. Представь, тебе одиннадцать и твоему герою одиннадцать. В следующей книге ему двенадцать и тебе двенадцать.

– Да уж… куда интересней, чем, когда тебе, скажем, двадцать пять, а твоему герою семнадцать.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего. Это я просто так… Книги ведь не каждый год выходили. Так что получилось бы, что ты росла быстрее героя.

Корнилова отмахнулась.

– Сейчас такая книга все равно бы не зашла, – сказала она.

– Почему?

– Кому нужны совы и волшебная палочка, когда есть Скайп, Вотсап и Инстаграм. Ну серьезно! Мне кажется, Роулинг очень удачно попала со временем книги. На стыке времен, когда компьютеры и все эти социальные сети еще не захватили мир, но уже хотелось ностальгировать.

– Ого! – невольно воскликнул я.

– Что?

Я не нашелся, что ответить на свое «ого». Я просто никак не ожидал такой глубины мысли. Я думал, Корнилова просто зубрила.

– Кстати о времени. Действие книг происходит вроде в девяностые?

– Сейчас проверим.

Я подождал, пока она откроет Википедию. Сам я прекрасно знал, но не хотел палиться. Корнилова ткнула телефоном мне в нос. На экране значилось «Основной сюжет серии происходит с 1991 по 1998 годы».

– Смотри, – сказал я. – Получается, Волан-де-Морта свергли в девяносто восьмом году. Так? А что было в этом году? – я ткнул указательным пальцем в учебник истории. – Финансовый кризис и дефолт в России. Совпадение?

– Не думаю.

Мы рассмеялись. Со словами «что тут за разгул» в класс вошла Наталья Алексеевна. Мы расселись по своим местам. Начался урок. Маленькая черная дырочка в районе левого легкого, кажется, удовлетворенно схлопнулась.

28 февраля 2020. Пятница

Не думал, что когда-нибудь выскажу такую крамольную мысль, но, черт, так жестко я еще никогда не ошибался. Я про Аню Корнилову. Я был уверен, что она зазноба, а оказалось – вполне нормальный человек, милый собеседник и вообще… Не знаю, что вообще, но, короче, беру свои слова обратно. За пару дней мы с ней успели обсудить кучу всего интересного от жизни на других планетах до загрязнения окружающей среды. Причем, говоря о последнем, она распалялась, в глазах плясали маленькие яростные язычки пламени, и, казалось, она вот-вот выхватить из сумки меч и, подобно разъяренной Жанне д’Арк на стенах Орлеана, бросится штурмовать ООН с требованием пересмотреть Парижские соглашения. Жаль, нельзя вернуться назад и отредактировать мои старые записи, где я, скажем так, не самым лестным образом о ней отзывался.

Саша до сих пор болеет, а вместе с ней и половина класса. Похоже, по городу ходит грипп – сначала слег Сева, потом Саша, теперь один за одним бацилла, словно бубонная чума, косит остальных. Все стали жутко нервными из-за этого китайского вируса. Я слышал, как в учительской поговаривали о карантине. Воображение сразу нарисовало закрытый город, сотни дохлых крыс под ногами, маски чумных докторов на лицах прохожих и все такое. Но реальность куда прозаичнее – нас отправят по домам, а на каникулах заставят отрабатывать пропущенные уроки. По крайней мере именно так сказала учительница по алгебре, добавив, что нам через три месяца сдавать ЕГЭ, и даже если высадятся пришельцы и станут на треножниках разносить улицы города в пух и прах, мы все равно придем в школу и будем готовиться к экзаменам.

Недавно на обществознании проходили концепции смысла жизни. Так вот, среди них я не нашел правильной. Смысл жизни, по версии школы, в одном – сдать ЕГЭ, а дальше можно отбрасывать коньки, подбирать по размеру белые тапочки и под трели школьного звонка отправляться в последний путь.

Саша вчера и сегодня заваливает меня сообщениями в Вотсапе. Содержания в них немного. «Скучаю», – пишет она и добавляет какой-нибудь смайлик – желтую рожицу, если в Вотсапе, и кота с грустной мордой, если в телеге. В ответ я осведомлялся о ее здоровье. «Болею», – жаловалась она и снова смайл. Так два дня. Нон-стопом.

Правда, сегодня я реже отвечал на СМСки. Шел тяжелый урок алгебры с доской, забитой формулами, как тело татуировщика – наколками. Я ломал мозг над неравенствами. Не над тем неравенством из экономического блока по обществознанию со всякими там коэффициентами Джинни и кривыми Лоренца – с тем я бы разобрался в два счета, а с зубодробительным логарифмическим неравенством, которое с особым садистским свирепством изничтожало мои надежды на нормальные баллы на ЕГЭ. Я отложил телефон в сторону на край парты экраном вниз, чтобы не видеть постоянно всплывающих сообщений. В попытке привлечь мое внимание он беспрестанно вибрировал. Я пытался абстрагироваться – отрешиться от мира и позволить цифрам заполнить мой разум, забить мои чакры и открыть, наконец, ответы на задачу. Однако мой гуманитарный мозг наглухо заблокировал двери для точных наук. Телефон разъяренно задребезжал. Я схватил его – нажатием боковой кнопки заставил заткнуться. Звонила Саша.

«Что случилось?» – спросил я СМСкой.

«Почему не отвечаешь?»

«Я на уроке».

«И что? Сообщения можно было прочесть».

«Я очень занят».

В ответ – красная рожица чертенка. Я, отключив звук и вибрацию, вновь отложил телефон и вернулся к сражению с алгеброй. Через какое-то время меня толкнули в бок. Я поднял голову. Дима передавал записку. Кивком головы он указал на Мишу. В записке значилось: «Посмотри в телефон. Тебя ищет Саша». Я обернулся к Мише. Нахмурившись, он пялился в телефон.

Я разблокировал экран. Глаза пробежали по всплывшему сообщению из Вотсапа. Конечно же, от Саши.

«Ты меня игноришь???»

«Нет. Просто занят», – написал я.

«Миша вот находит время отвечать, а ты нет…»

Я, наверное, минут десять пялился на сообщение. До меня не сразу дошел смысл этих слов, а потом я вдруг прозрел… Это же очевидно! Как я раньше не догадался… Хотя нет – я подозревал… Или мне теперь кажется, что подозревал? Я сопоставил «а» и «б»– все те странности с Мишей в последнее время… Концы сходились, но презумпция невиновности требовала не оглашать скоропостижных выводов.

– Слушай, Дим… – обратился я к соседу по парте.

Но он не хотел сознаваться. Он мотал головой из стороны в сторону, будто хлопающий ушами слон, – мычал, словно засунул хобот себе в одно тесное место, и топал ногами под столом. Но я его уломал. Я с принципиальной настойчивостью слово за словом вытянул у него признание, как австрийские полицейские у сербских террористов в тысяча девятьсот четырнадцатом, – он сдал своего «подельника» с потрохами. Только я не хотел войны. Я вообще пожалел, что затеял всю эту возню. Зачем? Что мне теперь делать с этой всплывшей на поверхность, как труп утопленника, информаций. Дима подтвердил мою догадку. Презумпция невиновности треснула под тяжестью свидетельских показаний.

Оказывается, Миша с восьмого класса влюблен в Сашу.

2 марта 2020. Понедельник

Вчера наступил первый день весны. Как крик петуха на рассвете или как луч солнца после сорока дней дождя, он символизировал возрождение и новую жизнь, и хотя последние снега погибли еще месяц назад, а несколько теплых дней – даже недель – уже радовали нас своим появлением, красная цифра первого месяца весны все равно воспринимается по-особенному.

К тому же первое марта совпало с окончанием масленичной недели. Жители нашего маленького городка повываливали из своих затрепанных хрущевок, где они в духоте просидели всю зиму с короткими вылазками до работы на завод, в супермаркет, на рынок или в больницу – и сразу обратно в коморку к телевизору и интернету…

Теперь, когда не только южная погода, но и Григорианский календарь официально утвердили, что зиме конец, хочется выползти на волю, вдохнуть полные легкие воздуха (вперемешку с дымом заводов) и закричать что-то типа «эге-ге-ге!» Короче, снова хочется жить. Это чувствуется в прохожих – они хоть и слабо, но улыбаются, а это не привычно для них, им спокойнее быть грустными. По крайней мере мне так кажется.

Мы с одноклассниками тоже выбрались погулять. Аня предложила посмотреть, как в парке Старого города будут сжигать чучело, а я подумал: отличная идея. Чучело в оранжевом сарафане и с кокошником стояло на невысоком помосте в нескольких метрах от деревьев. Вокруг него столпилась куча зевак. Периметр парка оцепили пожарные машины. Чучело улыбалось нарисованной жутковатой улыбкой. Влад еще пошутил, что она похожа на куклу Чаки. Ощущение фильма ужасов или средневекового аутодафе действительно не покидало.

Мы ходили кругами, ждали, когда чучело предадут огню. Узкие тропинки не давали идти всем вместе бок о бок, и мы, разбившись по двое – Аня и Арина, я и Дима, Витя и Влад – фланировали между деревьев в импровизированной колонне. Саша пока не выздоровела. Точнее, ей уже гораздо лучше, но голос все еще охрипший – мы недолго поболтали вчера вечером перед сном. В основном, правда, говорила она, а я слушал и параллельно серфил по интернету в поисках какого-нибудь интересного фильма. Не пришел сегодня и Миша. Почему – неизвестно. Меня терзали непристойные подозрения, но я гнал их прочь…

Когда мы после очередного круга вывернули в центр парка к чучелу, где собирался гуляющий народ, наша колонна распалась. Как-то само собой получилось, что Арина затесалась между говорливым Владом и молчаливым Витей (я их еще ни разу не видел порознь, будто они были непохожими внешне близнецами), и они шли на пару шагов впереди нас: меня, Ани и Димы.