Дневник школьника уездного города N

Еще Дима предлагал затусить у него. Они с Эдиком и Мишей собирались вместе «поиграть в приставку и пропустить по бокальчику». Предложение звучало заманчиво, тем более хотелось посмотреть, что налито у них в бокальчике: пиво или лимонад, но, по понятным причинам, я пойти не мог. Было бы забавно потом объяснять Саше, как я оказался в двух местах одновременно: у постели больной тети и в Диминой квартире с джойстиком в руках.

Но даже несмотря на выдуманную вескую причину, Саша держалась со мной холодно – на вопросы отвечала односложно или делала вид, будто их не слышит. Поэтому про учительницу мне ответила Оля, за что получила укол острым взглядом-упреком от Саши.

– Двадцать пять или двадцать шесть. Она ведь только недавно универ закончила, – сказала Оля и смутилась под Сашиным взглядом.

– Самое время для детей. Моей маме как раз столько же было, когда я родился, – вставил Эдик.

И разговор на полном ходу понесся дальше, но я в нем уже не участвовал. Внутри меня что-то колыхнули самые первые слова Оли. Я попытался вспомнить, когда поженились мои родители. Не зимой ли? То, что между моим рождением и их свадьбой был небольшой срок, я знал давно, но не придавал этому значения – просто никогда не задумывался.

Как ни пытался, я не смог вспомнить дату свадьбы родителей. Отец ушел из семьи, когда мне было семь, и мы с мамой почти не говорили о нем. По крайней мере последние лет пять. Может, они вовсе не хотели меня. Может, даже подумывали об аборте – не решились, испугались, и вот я, бесполезный кусок тела, брожу теперь по подлунному миру и строчу нелепые тексты.

Я решил спросить у мамы. Она пришла со второй смены поздно, глубоко за полночь. Отчим спал. Я ждал у себя в комнате – пялился в светящийся экран монитора, на котором поочередно двигались нарисованные шахматные фигуры, и не мог сосредоточиться. Мысли все время возвращались к одному и тому же вопросу. Так кто же я – желанный ребенок или случайное дитя?

Потом меня захватили еще более тяжелые думы. Зачем вообще люди заводят детей? Зачем бог создал человека? Потому что одному было скучно?

В тишине коридора щелкнул замок – пришла мама. Я долго ходил вокруг да около, томился в углу на кухне, пока она наспех перекусывала сухим ужином, чтобы побыстрее лечь спать и встать завтра ни свет ни заря на первую смену. Она несколько раз бросила на меня вопросительный взгляд, типа почему я все еще не в постели. А я жался спиной к стене, цепляясь руками за стул, будто боялся соскользнуть на пол. Потом она мыла посуду. Я мерил шагами площадь кухни: три шага вперед – и дверь на балкон, два влево – холодильник…

– Что ты маешься? – не выдержала мама.

– Я? Я… просто…

И я, не думая, не подбирая слов, выдал в лоб:

– Слушай, а я родился по залету или как?

Мамины глаза округлились. Она, быстро хлопая ресницами, несколько раз беззвучно открыла рот. Потом все же произнесла:

– Что-о-о?!!

И тут же у нее вырвался невольный возглас. Какое-то неопределенное междометие, будто «ах» и «ох» одновременно. Лицо налилось краской. Глаза забегали по кухне. Я тут же пожалел о своем вопросе.

– Прости. Это я так… по глупости. Ладно, я пошел спать.

Я ушел, а на кухне еще долго горел свет и не доносилось ни звука. Потом в приоткрытой двери моей комнаты появилась мама.

– Кирилл, у тебя все хорошо? – спросила она.

Я лежал в кровати. В ушах торчали молчавшие наушники – я собирался включить аудиокнигу, но не смог решить какую и тупо слушал тишину, пока мама ее не нарушила. Я хотел притвориться спящим, но было поздно – я спалился.

– Да-да, все отлично!

– Тогда почему ты спрашиваешь такие вещи?

– Да просто так. А когда у вас с папой была свадьба?

– Второго марта… С тобой точно все в порядке? Ты задаешь странные вопросы. Меня это пугает.

– Все хорошо, мам! Я уже ложусь спать. Завтра рано вставать.

Мама, спохватившись, что ей тоже вставать в первую смену ушла. Я почти сразу уснул.

Сегодня она снова пыталась выведать, все ли у меня в порядке. Я отвечал примерно так же, как вчера. Только добавлял «не парься». Потом она сказала, что они с папой «очень хотели ребеночка, и бог подарил им меня».

Но я уже не загонялся по этому вопросу. В конце концов, какая разница?

20 февраля 2020. Четверг

Сегодня будет коротко. Просто оставлю здесь некоторые свои размышления.

По случайному совпадению – а совпадения бывают только случайными, иначе придется поверить в судьбу, высшие силы, фатализм, все эти дающие осечку пистолеты, и прочую мистическую херню, без которой можно и обойтись – в общем, случайным образом мы опять прогуливали биологию. В школе сделали большую ошибку, когда одновременно объявили о замене учительницы и пропаже классного журнала. Естественно, половина класса сбежала с уроков. Наше шахматное противостояние с Димой снова отложилось, хотя с прошлого раза мы успели провести одну партию, которую я опять проиграл, но на этот раз дрался как лев.

Сначала мы все вместе побродили по набережной. Долго висели на перилах и, вяло болтая, смотрели, как мерное течение Кубани толкало холодные воды на видневшуюся вдалеке плотину. Это монументальное сооружение, гений человеческой мысли, вымоченный в поте ударной стройки тридцатых-сороковых годов, расчленял реку на две части, пуская по артерии канала спасительную влагу для засушливых степных районов.

Дима предложил прогуляться к плотине. Я поддержал его. Оттуда по-над берегом канала я мог пешком дойти до дома за какие-нибудь полчаса. Остальные колебались: плотина далеко – на краю города, откуда ходит всего один автобус, но теплая погода – стояло плюс двенадцать, и мы, распахивая куртки, своими рубашками, свитерами и блузками ловили солнечные лучи – уговаривала склониться к прогулке. Саша заупрямилась. С ней согласился Миша, и маятник общественного мнения качнулся в противоположную от нас с Димой сторону.

После набережной мы пошли в парк. Постепенно один за одним одноклассники отваливались от общей компании: кто-то спешил к репетитору, кто-то домой делать уроки, кто-то в спортивную секцию – пока не остались я, Саша, Оля и Миша. Мы сели на лавочку, болтали ногами и разговаривали о фильмах. Миша, активно размахивая руками, доказывал, что Хит Леджер сыграл Джокера лучше, чем Хоакин Феникс. Я возражал, что это разные Джокеры и сравнивать их нельзя. Оля заявила, что не любит таких фильмов. Саша – тоже. Мы переменили тему.

Потом мы направились к автобусным остановкам за площадью перед ДК Химиков. Солнце скатилось к горизонту – пришло время расходиться. Мы с Сашей, держась за руки, шли позади Миши и Оли. Они некоторое время молчали. Мы тоже. Потом слабо донеслись неразборчивый голос Оли и Мишины немногословные ответы. Он изредка оборачивался на нас, будто хотел убедиться, что мы не убежали. Резко подул холодный ветер – проскользнул в наши распахнутые куртки, острыми невидимыми иголками пробежал по коже. Саша, спасаясь от него, прижалась ко мне. Я приобнял ее за плечи, и внезапно она спросила:

– Мы будем вместе всю жизнь?

Не задумываясь, я ответил:

– Да.

Честно говоря, я тогда не придал особого значения ни Сашиному вопросу, ни своему ответу. Только вечером, когда я размышлял, надо ли что-нибудь из сегодняшних событий записать в дневник, этот момент привлек мое внимание. Я подумал: был ли я искренен? Или интуитивно сказал то, что Саша хотела услышать?

Вся жизнь – это ведь чертовски много. Скорее всего, там дальше, по ту сторону реки Стикс нет никакого трехголового пса или апостола Петра, а значит, жизнь – единственное, что у нас есть. Неужели Саша на полном серьезе хочет потратить ее на меня?

А я? Я все-таки сказал правду? Если да, то… А если нет?…

21 февраля 2020. Пятница

Я тут подумал: ведь когда-то и мать с отцом встречались, гуляли вместе, целовались, потом появился я – может, по залету, может, по любви. Теперь отца нет. Точнее, он, наверное, есть, но где-то там, далеко от нас с мамой.

Не помню, чтобы спрашивал, почему он ушел. Если только в детстве, в далекие счастливые времена, которые не отпечатываются на пленке воспоминаний. В моем омуте памяти, где хаотично разбросаны свидетельства о тех или иных событиях, осталось только два ярких образа об отце. Я даже не могу назвать их полноценными воспоминаниями. В одном из них он вытаскивает меня из речки, когда я на полном ходу влетел в нее на велосипеде. Потом мы долго сохли на берегу: отец по пояс голый, я в одних трусах. Мама с круглыми от страха глазами суетилась вокруг. Отец стоял спокойный, загородив реку широкими плечами.

Мама рассказывала, что в детстве я действительно падал в речку, и отец доставал меня. Но так ли все было, как я помню? Не знаю… Возможно, детское воображение добавило деталей, а годы смешали их в моей памяти с реальными событиями.

Второе воспоминание ненастоящее. В нем отец эффектно уходит вдаль, навстречу поднимающемуся солнцу. Лучи будто обступают его фигуру, так что я вижу только темный, медленно растворяющийся в воздухе силуэт. Видимо, в моем сознании наложилась картинка Брюса Уиллиса из «Армагеддона» с уходом отца из семьи, и я несколько лет верил, что отец улетел в Космос спасать мир от конца света. Мама сначала не пыталась разубедить меня, потом разубеждать стало не нужно. По мере взросления версия с космонавтом становилась все менее убедительной – я заменил ее на другую, в которой отец был тайным агентом, жил в секретном государственном бункере и не мог с нами связаться. А потом, в самый пик переходного возраста, я как-то внезапно осознал правду. Она всегда сидела во мне, глубоко и надежно упрятанная, закопанная под толстым слоем бессознательного. Нужен был только пинок… Отец просто ушел.

Поэтому когда появился отчим – а он был таким добрым, внимательным, обходительным – мы, казалось, снова зажили счастливо. Помню, он звал меня: «Эй, ковбой!». И я расплывался в улыбке – так мне это нравилось. И мама словно вернулась в молодые годы. Но идиллия продолжалась недолго. Кто же знал, что он окажется мразью? Кто знал, что потом случатся вся эта херня: скандалы, мамины слезы, пакеты с клеем под кроватью, разодранное до крови ухо, суд, новый замок на дверях, два года в четырех стенах, единственные друзья – книги… Мама, наконец, поняла, кого привела к нам в дом… А он…Он уходить не хотел. И тогда появился второй – Владимир Владимирович Чернов.

Чернов помог избавиться от предыдущего отчима и постепенно занял его место. Я находился в прострации, почти не поднимал головы – не мог смотреть людям в глаза. Может, поэтому не сразу заметил, как он начал оставаться у нас на ночь.

К нему я относился с недоверием. Он ко мне – настороженно. Конечно, он знал, что я натворил, и, может, даже побаивался. Мы жили в параллельных мирах – не пересекались и не разговаривали. Он вроде как поддерживал маму. После всего пережитого ей потихоньку становилось лучше. Она слезла с антидепрессантов. Вновь забрезжила надежда на будущее. Мой новый отчим пытался навести мосты. Я продолжал его игнорить.

Я больше не верил взрослым. В одночасье для меня рассыпался весь их авторитет, когда до этого на мои предупреждения и отчаянные мольбы, мать отвечала: «Кирюш, не говори глупости. Он хороший человек». Я понял, что они ничего не знают. Они только делают вид, что понимают, как устроен мир, и как правильно жить, и все такое. А на самом деле они ни хрена не знают. Иначе как объяснить, что до самого последнего момента мать не замечала очевидных вещей.

Видимо, поэтому я до сих пор не выношу занудных проповедей нынешнего отчима. Хотя он и правда хороший человек, очень скучный, тягомотный до невозможности, но хороший.

На днях я снова пристал к маме со «странными» вопросами. Отчим дотошно, со всеми мельчайшими подробностями, объяснял мне, как правильно чистить картошку, как сам он вынужден был методом проб и ошибок постигать это нелегкое мастерство в армии, как мне оно пригодится, когда я уеду учиться в универ. Когда он ушел в другую комнату, у меня внутри все кипело от раздражения. Сорок минут он впаривал про чистку картошки. Сорок долбанных минут! Я не выдержал и огорошил мать:

– Как ты можешь любить его? Он же невыносим…

– Кирилл! – возмутилась она, и принялась объяснять, как я невежлив.

– Мам, ну серьезно. Я не могу вынести его больше пяти минут.

Мама расстроилась, а я почувствовал себя неблагодарной свиньей.

– Ну ладно, мам, я не хотел тебя обидеть, – сказал я.

– Ничего, – ответила она и отвернулась.

Она попыталась скрытно смахнуть скользнувшую по щеке тонкую каплю, но я заметил.

– Ох, Кирилл… Ты скоро уедешь… Я опят одна… Тяжело…

Не договорив, она вышла из комнаты. Не знаю, что такого обидного я сказал. Вообще, почему в последнее время меня потянуло на какие-то дурацкие вопросы? В прошлый раз пытался выяснить, запланированный ли я ребенок, а теперь вот это.

На всякий случай я потом еще раз извинился перед мамой. Она сказала, что все в порядке.

23 февраля 2020. Воскресенье

Как-то в детстве мы с Лешей и Костей облюбовали одно место для игры в догонялки – полуразвалившуюся, но работающую котельную. Мы перемахивали через хлипкий забор, бегали по внутреннему двору и лазили по крыше. Мы не боялись, что нас поймают – сторож, горбатый высохший старичок, всегда пьяный спал в своей каморке. Но однажды шифер под Лешей треснул, крыша провалилась, и тот с грохотом рухнул прямо в каморку, на заставленный пустыми бутылками стол рядом со спящим на кровати сторожем. Не знаю, что в тот момент почудилось сторожу – может, его накрыла «белочка», и он принял Лешу за черта, а может, с пьяных глаз решил, будто его грабят, хотя воровать там было нечего, но он схватил длинную чугунную кочергу и бросился на Лешу. Тот, словно пробка из шампанского, вылетел обратно на крышу (одному богу известно, как ему удалось взобраться чуть ли не по голой стене). Мы с Костей стояли там же, на крыше, надрывали животы от хохота, пока не увидели Лешины глаза и выползающего из дырки, словно мертвец из могилы, сторожа с кочергой.

Сейчас у меня похожее чувство, как тогда у Леши. Глаза вытаращено пялятся в экран. Сердце бьется в грудную клетку. Чертовски страшно… Будто, как тогда, поймали, за, казалось бы, невинной шалостью, а последствия… Черт… Последствия могут быть ужасные.

Хотя на самом деле я уже немного успокоился. Сердце пыталось разбиться о ребра только в первые минуты. К вечеру шок прошел. Иначе я бы не смог настучать все эти слова на клавиатуре. Попробую рассказать по порядку.

Сегодняшний день я посвятил Саше. Не то, чтобы мы все время гуляли, держась за ручки, целовались и все такое. Нет, мы просто на десять минут договорились встретиться возле торгового центра в обед, а потом я весь оставшийся день прокручивал нашу встречу снова и снова, пытаясь проанализировать ее со всех сторон.

Саша загадочно написала: «У меня для тебя кое-что есть». Ее сюрпризом оказался подарок на двадцать третье февраля в виде амулета-подковы.

– Он приносит удачу! – заявила Саша, вешая его на мою шею.

Меня сковало ужасом. Первая мысль, стрелой просвистев в голове, чуть не вышибла мне мозги. «Неужели она прочитала мой блог?!» Я решил, будто она хочет подколоть меня, как я – Эдика, когда примерно так же я впаривал ему ту чушь про удачу… Он не мог проговориться – я точно знаю. Значит, она каким-то образом узнала о блоге и прочитала запись про забор.

– Ты рад?! – весело воскликнула Саша и залилась смехом.

Холодные пальцы страха поползли вдоль позвоночника вверх к затылку – волосы на голове зашевелились. Из моих одеревенелых уст вырвался нервный смешок. Получилось, как будто я передразниваю ее. Она нахмурилась.

– Ты не рад?

– Очень рад! Очень рад! – поспешно выпалил я.

– Правда?

Я усиленно кивал головой. Саша говорила что-то еще – я не слушал, только кивал, как болванчик, и думал о своем: что делать и как отовраться. Мы расстались. В смысле не как пара, а просто, распрощавшись, разъехались по своим делам. Саша отправилась поздравлять отца и брата. Я – блуждать по городу. В тяжелой голове гудели мысли. Словно рой больших толстых мух, облепив мозг, они вгрызались в его нежную плоть. Моя паранойя набирала обороты.

Если Саша видела про Эдика, она не могла не прочитать остальных записей, где я описывал наши свидания… Свои чувства… Свои мысли… Свои метания… Всю чертову душу вывалил на всеобщее обозрение… Или Новый год… Там полный треш! Черт!!! Что делать? Что делать???!!!

Удалить! Удалить все и больше никогда не писать глупостей!

Я полез в телефон – одним нажатием очистить все записи из Телеграма, стереть полгода жизни… Иконка с бумажным самолетиком… «Дневник школьника…» Заголовок… Значок карандаша… «Удалить канал»… Большой палец дрожал, будто над красной кнопкой ядерного чемоданчика, словно его легкое касание могло повлиять на чьи-то жизни. На экране мерцало предупреждение: «Важно! Если удалить канал, все участники и все сообщения в нем будут потеряны. Все равно удалить?»

Я стоял на небольшой возвышенности в районе Старого города возле кафе «Марва», и что-то будто удерживало меня, не давало вонзить этот виртуальный кинжал… Я колебался. Перед глазами пролетали десятки часов за клавиатурой ноутбука, всплывали отточенные фразы, неиспользованные идеи, пустые надежды…

Я нажал кнопку «отмена». Убрал телефон в карман. Пошел домой.

Не знаю, правильно ли я поступил. Может, стоит все-таки закончить с блогом. Удалить все на хер. Я ведь тут не только свои секреты раскрываю… Не знаю… Не знаю…

Эту запись я выложил по привычке, но дальше… Не знаю…

25 февраля 2019. Вторник

Два дня я размышлял, стоит ли продолжать блог. Изначально я задумывал его как дневник. Дневники пишутся для себя, ведь так? Значит, записи не обязательно куда-то выкладывать? Можно создать отдельную папочку на рабочем столе, присвоить ей какое-нибудь пафосное название, типа «Моя жизнь», или «Дневник моей жизни», или «Дневник школьника уездного города N.», чтобы в названии обязательно была двойственность смыслов, а еще лучше тройственность, а еще лучше, чтобы без смысла вообще…

Я так и сделал. Сел вчера вечером за компьютер, описал прошедший день, аккуратно положил текстовый файл в папку и хлопнул верхней крышкой ноутбука по клавиатуре, как стульчаком по унитазу. Но удовлетворения не получил…

Короче, в распахивании души перед незнакомыми людьми есть что-то эксгибиционистское. А у меня, по всей видимости, проблемы с психикой, раз я склонен к такой херне.

Еще я хорошенько пораскинул мозгами и пришел к выводу, что Саша не читала блог. Она не подписана на канал в телеге – я проверил. Ее подарок – приносящая удачу подкова и моя шутка над Эдиком – просто совпадение, не более. Да и потом, вряд ли она смогла бы разговаривать со мной как ни в чем ни бывало, если бы узнала обо мне все то, что я так тщательно скрываю от друзей, одноклассников, учителей и всяких там знакомых, и что иногда просачивается в блог, типа той истории на Новый год или случая на свидании с ней… По крайней мере вчера и сегодня Саша вела себя как обычно.

Кроме того, я ведь с самого начала знал, что подобная проблема когда-нибудь может возникнуть, и заранее принял меры. Я обрубил все ниточки с реальным мной. Подобно Гермионе в последнем «Гарри Поттере» (не в той недоразвитой пьесе, а в нормальном про дары смерти), которая стерла память родителям и все свидетельства о себе, я подредактировал свои социальные сети, и теперь ничто меня не выдает.

Поэтому пусть и с дневным опозданием, но в полной уверенности в сохранении своей анонимности, я прикрепляю ниже вчерашнюю запись и торжественно продолжаю вести блог-дневник.

24 февраля 2020. Понедельник

Три дня выходных – как три глотка свободы между неповоротливыми школьными неделями. Я еще в пятницу решил во что бы то ни стало успеть все: увидеться с Авдеем, встретиться с Сашей и погулять с одноклассниками. Чудом мне удалось совместить несовместимое.

Субботу занял Авдей. Половину дня он канючил, названивая по телефону и написывая в Вотсап, – его тянуло выпить, но не хотелось одному. Сева слег с гриппом, и теперь вся семья, по выражению Авдея, бегала вокруг него. У Игоря – сборы: он в очередной раз готовился взбираться на пьедесталы почета в бесчисленных соревнованиях. Куда унесли черти Тараса, Авдей не сказал, а я не проявил интереса. Вместо этого я с ходу предупредил: денег нет, но держаться в трезвости, если Авдей соизволит пить, я не намерен, поэтому ему придется поделиться. Он скрепя сердце согласился угостить меня банкой ягича.

Вообще-то посидели мы неплохо. Нас, правда, выгнали из «Мидаса» – с недавних пор у них со своим нельзя – пришлось, плюнув на все правила приличия (а когда мы их соблюдали), устроиться прямо на трубах напротив общаг за дворцом культуры им. Горького.

Там до нас докопался бомж. С жалобным лицом и добрыми глазами он просил «хоть копеечку, на опохмелиться». Мы погнали его в шею, и он, свесив голову, пригнувшись к земле, оборачиваясь и бросая на нас осуждающие взгляды, поплелся по-над стеночкой ДК к магазину «Подсолнух» искать новых жертв. Мне почему-то стало его жаль. Особенно, когда Авдей сказал, что это тот самый Петрович, который живет в заброшке возле коттеджа Тараса. Они снова тусовались там в прошлые выходные, когда я их проигнорил.

– Он спит на втором этаже. Нажрется водки, закопается в солому и спит, – гоготнул Авдей, отхлебывая из банки.

Бомж скрылся из виду, мы допили ягич, немного пошатались по городу и разошлись.

Вчера меня накрыла паранойя: я решил, будто Саша «разоблачила» меня. Сегодня у меня меньше уверенности на этот счет, но я все еще в сомнениях… Об этом я уже рассказывал вчера, поэтому не буду особо распаляться. Добавлю только, что всю ночь провел в каком-то полусне с твердым ощущением, будто меня застукали за мастурбацией. Ну и сегодня, когда шел гулять с одноклассниками, меня била легкая мандражка. Я опасался Сашиного «разоблачения». Как оказалось – зря.

Мы договорились встретиться возле школы. Я пришел предпоследним: под дверьми школы с ноги на ногу переминались Саша, Миша, Дима, Оля, Эдик, Виталик и Арина. Ждали еще Корнилову.

– И она будет? – удивился я.

– Конечно, – ответил Миша. – Она всегда с нами тусуется. В отличие от некоторых.

Они действительно звали меня несколько раз, и сегодня я впервые к ним присоединился. Дождавшись Корнилову, мы бесцельно побрели по привычному мне маршруту мимо «пьяного угла», ларьков, автобусной остановки и роддома. Само собой, нас вынесло к реке – больше идти тупо некуда.

Кто-то предложил вновь двинуться к плотине, но погода не располагала к длительным прогулкам. Еще вчера температура поднималась до весенних десяти градусов, но не сумев закрепиться на достигнутой высоте, она рухнула ниже нуля. Ветер нещадно трепал девушек за волосы, временами он завывал в ушах, будто мы на предельной скорости неслись по шоссе.

Дима предложил завалиться к нему. Мы все обрадованно приняли столь гостеприимное приглашение. Димин дом, типичная хрущевка, ютился аккурат между ДК им. Горького и бассейном «Юность». В этом районе (через пару домов) мы с Авдеем позавчера давили ягич на трубах.

Я немного заволновался. Как гусь, стал крутить головой, боясь наткнуться на Авдея. Он и сегодня предлагал «прошвырнуться, стрельнуть у кого-нибудь денег, закуролесить», но я отказался, сославшись на головную боль. Теперь, если он меня увидит, будет не круто. Получится, типа я кинул его – променял на одноклассников. Поэтому пока подъезд дома не проглотил всю нашу компанию, я жался в серединку строя, будто прятался в древнеримской боевой «черепахе», а одноклассники по бокам, как щиты, укрывали меня от случайных взглядов.

От тепла Диминой квартиры мы быстро разомлели. В прихожей выросла гора верхней одежды. В тесной однокомнатной квартирке места для девятерых человек хватало с трудом. Дима собрал раскладную кровать в диван, попутно запихнув постельное белье в шкаф, и мы как попало рухнули прямо на пол.

– А давайте во что-нибудь поиграем! – сказала Саша после того, как все отогрелись и с лиц девушек сошел румянец от уличного мороза.

– В бутылочку? – оживился Эдик.

– Фу, Эдик, что ты как ребенок! – возмутилась Оля.

Эдик, ни капли не смутившись, начал объяснять адекватность своего предложения. Его никто не слушал.

– У меня есть идея! Садитесь в круг. Дима, дай ручку и лист бумаги, – сказал Миша.

– Зачем? – пробормотал Дима, но послушно поплелся к письменному столу у окна, достал из ящика ручку с тетрадкой и вернулся к нам.

Мы, подобно верным соратникам короля Артура, расселись в импровизированный круг. Эдик при этом тихо напевал: «Сядьте, дети, сядьте в круг…» Корнилова оборвала его соловьиные трели словами: «Эдик, заткнись, пожалуйста». Эдик обиделся. Я с удивлением посмотрел на нее. Всегда покладистая, как овечка Долли, сегодня она была какой-то дерганной и злой. Миша вышел в центр круга, раздал всем по листику и объяснил свою идею.