Ваниляйн и Лизхен

31 января 1995 года я получил ответное письмо из Хейероде.

Я его ждал, но когда оно пришло, то это для меня оказалось совершенно неожиданным. Письмо написал не кто иной, как… Гюнтер Вальдхельм! Боже мой, как я обрадовался, вскрывая этот конверт! Письмо небольшое. Вот его перевод:

Хейероде. 13 января 1995 года.

иДорогой друг Иван! С большой радостью получил я твое письмо. Ты откликнулся после стольких лет молчания, чему я был удивлен и обрадован. Мы живем, в общем, хорошо, надеюсь, что и у тебя то же самое. Мои сестры и братья все еще живы и здоровы. ЛИЗА ЗАМУЖЕМ И ЖИВЕТ В ЛЮКСЕМБУРГЕ. Я сам женат уже 42 года, у меня две дочери, их зовут Эрна и Ева, они тоже замужем. Мне сейчас 69 лет, моей жене 67 лет, и мы оба пенсионеры. Хейероде, между прочим, стала больше и лучше. Сейчас в ней примерно 3000 жителей, с 1990 года она стала центром Германии. Ты живешь очень далеко в Западной Сибири, это почти 7000 км отсюда. Я много раз всей семьей ездил в отпуск в Россию. Мы были в Москве, Киеве, Сочи, Сухуми, Баку, Краснодаре и еще во многих других городах. Нам везде в России было очень хорошо.

Дорогой Иван! Моя семья и я хотим пригласить тебя посетить наш дом в Хейероде. Я мог бы тебе много показать и рассказать о Хейероде… На этом заканчиваю свое письмо и жду от тебя следующего. Я и вся моя семья шлют тебе горячий привет.

Гюнтер Вальдхельм”.

Открытка села Хейероде

В конверт было вложено несколько открыток с видами Хейероде и цветная фотография, на которой Гюнтер с женой был снят еще в 1991 году. Из этого письма я вынес для себя самую главную новость – Слава Богу! – Лиза жива и здорова! И один только этот факт мгновенно превратил меня в счастливого и восторженного человека. Лиза жива! Она ходит по белу свету, дышит земным воздухом, ее милое лицо освещают те же самые солнечные лучи, которые падают и на мое лицо! Я счастлив, что она есть, что где-то, пусть далеко отсюда, бьется ее сердце, которое (о, Боже!), может быть, еще не забыло меня. Гюнтер написал всего одну короткую фразу, которую я в его письме выделил жирным шрифтом: “ЛИЗА ЗАМУЖЕМ И ЖИВЕТ В ЛЮКСЕМБУРГЕ”. Люксембург – крохотное, но вполне самостоятельное государство и расположено оно всего в 400 километрах от Хейероде. По нашим сибирским меркам это почти рядом. Люксембург находится от Хейероде на таком же расстоянии, как Красноярск от Абакана. Раньше Лиза жила в Западной Германии, сейчас в Люксембурге. Почему не в родном Хейероде? Нет, не простили жители Хейероде моей Лизе ее связь с русским солдатом - оккупантом, то есть со мной и вынудили ее покинуть родительский дом и уехать на чужбину. Я это предчувствовал, еще когда жил в Хейероде, да и сама Лиза тоже говорила о таком возможном исходе.

Гюнтер Вальдхельм с женой. Снимок 1991 года

Я обратил внимание на то, что обратный адрес на письме Гюнтера отличался от давно известного мне адреса всего одной буквой – ул. Вокзальная, 18 а. Значит, Гюнтер для себя и для своей семьи построил новый дом рядом с родительским, в котором живет и сейчас.

У нас с Гюнтером завязалась оживленная и интересная для нас обоих переписка, которая продолжалась недолго. Я сообщил ему о своей послеармейской жизни, об учебе в институте, о своей семье, детях, о своей нынешней общественной и литературной деятельности, послал ему много фотографий, а также свою философскую брошюру “Вечно ли человечество?”. Он в свою очередь рассказал мне о том, что его старшие сестры, Эрна и Труди, живут в Хейероде в родительском доме, а его племянник Хорст (маленький Хорсти) работает таможенником на польско-германской границе. К моему огорчению он в последующих письмах больше ни одним словом не обмолвился о судьбе Лизы и ее нынешней жизни в Люксембурге, о чем я так страстно хотел знать. До сих пор я так и не знаю, когда и за кого она вышла замуж, есть ли у нее дети, где и в качестве кого она трудилась все эти годы.

Я дал согласие на поездку в Хейероде и сообщил Гюнтеру, что могу выехать в Германию из Москвы во второй половине мая 1995 года, когда я при всех обстоятельствах буду в столице на праздновании 50-летия Победы. Гюнтер обещал к этому сроку выслать мне официальное приглашение. Но потом вдруг переписка с ним внезапно прекратилась. 3 мая 1995 года я поездом выехал в Москву, не имея от него обещанного приглашения.

После юбилейных торжеств, посвященных 50-летию Победы, я отдыхал и лечился в одном подмосковном санатории, вернулся в Красноярск 6 июня 1995 года. Здесь меня ожидали сразу два письма из Хейероде, точнее сказать, письмо и толстый объемистый пакет. Беру в руки письмо и не верю своим глазам! Оно послано из Хейероде Елизаветой Вальдхельм, это имя было четко написано на обратной стороне конверта, где немецкие граждане обычно пишут свой обратный адрес. Неужели это письмо от моей Лизы?! В моей голове сразу возникли различные догадки и предположения. Я думал, что Лиза, видимо, приехала в Хейероде в гости к своему брату, прочитала мои письма, адресованные Гюнтеру, и вот решила написать мне свое письмо. Я думал и не только так. В моей разгоряченной голове замелькали, сменяя друг друга, как в калейдоскопе, обрывки мыслей, предчувствий, надежд и мечтаний, навеянных возвращением, как я уже думал, из продолжительного небытия моей Лизы. Я с надеждой и верой вспомнил Вюрфеля-2 и его предсказание, что мы с Лизой должны встретиться на этом свете хотя бы еще один раз. Может быть это предсказание начинает сбываться и я, возможно, снова… о, Боже мой! – мне даже трудно закончить эту фразу!.. увижу мою Лизу!!!

С огромным волнением трясущимися руками я вскрыл конверт в надежде увидеть знакомые и такие милые мне завитушки Лизиного почерка. Но письмо было написано, точнее сказать, напечатано на персональном компьютере и любимых мною завитушек я не обнаружил. Прочитав письмо, я получил два мощных психологических удара, от которых с трудом оправился. Оказалось, что письмо это послала мне не моя Лиза, а совсем другая женщина, у которой имя и фамилия были точно такими же, как у моей Лизы, и проживала эта женщина почти по тому же адресу, по которому я десять лет слал свои письма. Письмо это написала Елизавета Вальдхельм, жена Гюнтера, которая с прискорбием сообщила мне, что ее любимый муж и мой старый немецкий друг Гюнтер Вальдхельм умер 14 апреля 1995 года и что она стала вдовой, а ее дети сиротами.

Люди добрые! Что делается и творится на белом свете? Опять я опоздал! Почему я так поздно написал письмо Гюнтеру? Где я был раньше? Это моя проклятая скромность и извечная застенчивость! Не счесть, сколько раз в жизни они обе подставляли мне подножки. Подставили и на этот раз.

Жена Гюнтера, а теперь уже его вдова, сообщила мне, что Гюнтер длительное время страдал болезнью желудка. 7 декабря 1994 года ему сделали операцию, после чего болезнь резко обострилась и быстро привела его к смерти. Он умер от рака желудка. Она также сообщила мне, что Гюнтер перед самой смертью успел получить и прочитать мое последнее большое письмо с фотографиями и с философской брошюрой, которое, по ее словам, принесло ему большую радость. Дальше она пишет, что несмотря на постигшее ее большое горе, она хотела бы продолжать переписку со мной. Теперь мне стало ясно и понятно, почему я не дождался от него приглашения на поездку в Германию. Я вспомнил также, что в 1945 году он был освобожден из английского плена по болезни и что после возвращения домой тоже болел некоторое время.

Современный герб села Хейероде.

Объемистый пакет прислал мне нынешний бургомистр Хейероде Венделин Хеннинг (Wendelin Henning). Ему было всего шесть лет, когда я исполнял обязанности военного коменданта в его селе. В своем большом, на четырех страницах, письме он писал, что как у него лично, так и у старшего поколения хейеродцев остались в памяти хорошие воспоминания и впечатления от пребывания в селе советских войск осенью 1945 года, чему я был бесконечно рад. Невольно напрашиваются сравнения и параллели о том, что творили немецкие коменданты в захваченных селах и городах нашей страны и как мы, советские коменданты, помогали мирным жителям поверженной Германии пережить трудное послевоенное время. Даже сейчас, спустя полвека, как видно из письма В. Хеннинга, у жителей Хейероде, а я думаю, что у всего населения бывшей ГДР, не выветрились из памяти наши добрые дела, заботы и различные благодеяния.

Нынешний бургомистр села Хейероде Венделин Хеннинг

Из этого письма я узнал, что тогдашний бургомистр Хейероде, пожилой, грузный Франц Хуншток, с которым мне довелось вместе работать, по материнской линии является родственником нынешнему бургомистру Венделину Хеннингу. И далее В. Хеннинг подробно описывает историю, о которой я уже слышал, как Франц Хуншток сдал село американцам без боя и этим избавил его от разрушений и ненужных жертв, чем заслужил огромное уважение всех сельчан.

Кроме письма в объемистый пакет были вложены несколько цветных открыток с видами Хейероде и два красочных буклета, один под названием “История села Хейероде в рисунках и снимках” 1994 года издания, второй буклет о местной музыкальной капелле, которую я в свое время регистрировал как общественную организацию.

И опять в обоих этих письмах о Лизе не сказано ни одного слова. Я написал по этим двум адресам большие содержательные письма. От бургомистра не ждал и не жду ответа, он занятой человек и ему некогда заниматься перепиской с каким-то русским пенсионером. Но от вдовы Гюнтера ждал и сейчас жду ее ответного письма, а его нет до сих пор и, возможно, вообще не будет. В своем письме от 27 июня 1995 года я писал ей:

“…Вероятно, на похоронах Гюнтера в Хейероде были все его братья и сестры, в том числе и Лиза. Вероятно, Лиза читала мои письма, адресованные Гюнтеру, и теперь знает обо мне, о моем воскрешении из прошлого. Пожалуйста, сообщите мне, что она сказала на это, как она отреагировала на мое желание узнать о ее судьбе и о ее жизни. Лиза ведь не знает, почему я в далеком 1956 году послал ей письмо с предложением прекратить нашу переписку…

Сейчас в наши дни я написал небольшую повесть под названием “Ваниляйн и Лизхен”, в которой рассказал о пашей с Лизой любви и о наших отношениях… ”

Видимо, я сделал крупную непростительную ошибку, сказав о том, что я написал книгу о нашей любви. Елизавета Вальдхельм (моя Лиза) и Елизавета Вальдхельм (вдова Гюнтера), с которой я сейчас вроде бы состою в переписке (имеют хорошую связь между собой, как я думаю), не приняли душой мои откровения, возможно, даже испугались их и побоялись в дальнейшем переписываться со мною. Их можно понять: вдруг на самом деле моя книга объявиться в Германии и тогда эти откровения не только принесут Лизе моральные неудобства, неприятности и даже вред, но и нарушат сложившийся годами уклад ее жизни.

Может быть, я что-то здесь преувеличиваю, но факт остается фактом, что я за полгода не получил из Хейероде ответа на свое приведенное выше письмо. 30 ноября 1995 года я послал на имя вдовы Гюнтера еще одно письмо с поздравлениями по случаю приближающегося праздника Рождества и наступающего нового, 1996, года, в котором я ни разу не упомянул имя Лизы, чтобы, как мне кажется, не задевать больную для них тему. И если это мое письмо останется без ответа, то я, пожалуй, не осмелюсь больше тревожить их своими письмами, так как буду считать, что мои предположения об их опасениях за мои откровения реальны.

Возникшие в этом году новые ситуации и взаимоотношения с семьей Гюнтера не изменили моих чувств к Лизе. Я так же, как и раньше, продолжаю любить ее тихой, застенчивой и запрятанной в самую глубину моего сердца страдальческой любовью, без всякой надежды на взаимность, так как время – этот великий целитель и преобразователь – могло изменить саму Лизу, переориентировать ее взгляды, но не ее чувства. Я думаю, что и она так же, как и я, по-прежнему любит меня, но теперь уж не так свободна в излияниях своих чувств, как раньше. Не исключаю и того, что она до сих пор носит в своей груди обиду на меня за то, что я в далеком 1956 году по своей инициативе прекратил с ней любовную переписку и разрушил саму любовь.

Но я не в обиде на нее и не осуждаю ее поступки, точнее непоступки, не зависимо от того, нравится мне это или нет. Человек, который по-настоящему и глубоко любит другого человека, не осудит, а простит ему любой, даже сделанный во вред ему поступок. Больше того, он сам найдет веские причины, чтобы оправдать его, убедить себя и окружающих о благородных мотивах этого “неблагородного" поступка. Он не только простит все любимому существу, но и оправдает его. Таков закон любви, который на крутых поворотах судьбы, как на лакмусовой бумажке, проверяет, была ли эта любовь настоящей или была только ее подобием.

Так поступил и я. По какой-то не известной мне причине, Лиза, зная мой адрес, пока не написала мне, а ее ближайшие родственники ничего не сообщают и не пишут о ней, если не считать той одной-единственной фразы из первого письма Гюнтера. Ну и пусть будет так. Значит, моей Лизе так удобно, ей так надо, и я, конечно, не осуждаю и тем более не сержусь на нее. Я как безмерно любящий ее человек не только во всем согласен с нею, но и буду сам активно поддерживать и проводить в жизнь ту норму поведения, которую Лиза сама выбрала. Мне важнее ее личное благополучие, ее спокойствие и ее счастье, чем свое собственное желание и стремление что-то узнать о ней. Одна только мысль, что она, моя Лиза, жива и здорова, что она где-то, пусть далеко от меня, живет, дышит и ходит по земле, что это милое и бесконечно дорогое мне существо есть на белом свете, придает мне силы, уверенность и, может быть, какие-то надежды на будущее. Я начинаю заново понимать смысл своей жизни и предназначение своего собственного существования, неожиданно у меня появились новые благородные стремления и обострился вкус к жизни. Я почувствовал, что мое сердце забилось чаще и полнее, и что я сам стал лучше и чище. Вот так человек облагораживается не только самой любовью, но и ее прошлым отблеском. Так было, так есть и так будет всегда. Сейчас мне от Лизы ничего не надо и я ничего от нее не жду. Дай Бог, чтобы она была действительно здорова и счастлива. Да, да, действительно, счастлива. Я этого ей всегда желал и желаю сейчас. И хотя история нашей любви длится полвека, но она еще не окончилась и не закончится, пока мы оба живы и я не ставлю точку, а ставлю многоточие… История нашей любви продолжается, ведь Вюрфель-2 еще не сказал своего последнего слова, и он его скажет обязательно!

И сейчас, когда на меня наплывают приступы острой, порой невыносимой тоски и одиночества, я как и раньше поспешно выбегаю на крыльцо своего дома и со слезами на глазах посылаю в бездонную пучину ночного неба свой запоздалый и покаянный призыв:

“ЛИЗА, ЛИЗОЧКА, ЛИЗХЕН!

Я ПО-ПРЕЖНЕМУ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

ГДЕ ТЫ? ГДЕ? ОТЗОВИСЬ!..”

Красноярск, 15 декабря 1995 года

Источники иллюстраций

Все фотографии взяты из личного архива автора, схемы составлены автором.

В 6-й главе приведен отрывок и рисунки из газеты ГДР “Junge Welt”, номер 154.