скачать книгу бесплатно
-Помяни меня добрым словом, сестрица, если я умру при родах,– шепнула она Марии, – и прости, если что не так.
-Что ты, Елисавета, что ты! – испугалась Мария. – Всё будет хорошо. По крайней мере – у тебя.
Вернувшись обратно через несколько, дней Нагей сообщил, что доставил Марию в целости и сохранности, а ночью у Елисаветы начались схватки.
У перепуганного Захария тряслись руки, отчего он никак не мог одеться. Ошалевший от громких стонов жены он выскочил на улицу и, вместо того, чтобы побежать к дому бабки Нехушты, побежал в другую сторону. Опомнившись, он развернулся и, наконец, найдя в темноте нужный дом, забарабанил в дверь.
-Кто ещё там? – недовольно прошамкала Нехушта.
-Это я Захарий…Елисавета…началось…
– Понятно. Иди домой, я сейчас приду. Да поставь греться воду,– ответила бабка, и Захарий припустил домой.
Разведя очаг, он рысцой сбегал к колодцу и, когда Нехушта пришла, у него всё было готово.
-Да не суетись ты, – отругала она Захария, который метался то к Елисавете, то к очагу, – сходи к Руфине – пусть придёт помочь мне, а то от тебя толку, как от козла молока.
Вдвоём с пришедшей соседкой они колдовали над кричащей Елисаветой, а Захарий забился в угол. Время шло, Елисавета кричала, и Захарий просто одурел и от этого крика, и от своей беспомощности.
-Надо было Елкану пригласить, – думал он, – эта Нехушта только ворчать может. Копается как курица в навозе, да за это время уже десятерых можно было принять.
…– Тужься, тужься. Ну, ещё, ещё. Молодец, давай, милая, – кудахтала Нехушта и, наконец, приняла на руки неподвижного ребёнка.
Уложив его на стол, она прочистила ему рот и нос и стала вдыхать в рот воздух. Ребёнок не шевелился. Тогда бабка подняла его за ноги головой вниз и стала хлопать ладонью по спине. Ребёнок вдруг громко заплакал.
-Ну, наконец-то, – проговорила она радостным тоном, – а то я уже испугалась: думала – захлебнулся.
Она поручила обмывать ребёнка Руфине, а сама вернулась к Елисавете, ожидая послед.
– Сын, – сообщила она Елисавете, – и, насколько я понимаю в моём деле, – здоровый. С прибавлением тебя, Елисавета…
На восьмой день в доме Захария собрались гости на церемонию обрезания. По традиции отец ребёнка должен был сам, как это сделал Авраам, обрезать сына. Операция эта простая, чирк и всё, но Захарий боялся и, когда взял нож, то все увидели, как дрожат его руки.
-Ты не обрежь с корнем-то, – пошутил сосед Гавриил, чтобы подбодрить Захария. Все рассмеялись.
-Типун тебе на язык, – испугалась Елисавета, – осторожней, Захарий.
Пересилив кое-как страх, Захарий оттянул кончик плоти и чиркнул ножом. Ребёнок закричал, а все приветственно загудели.
После того, как Елисавета с помощницами обработали ранку и запеленали плачущего ребёнка, настала пора давать ему имя.
-Ну, Захарий, как назовёшь сына? – обратился к нему Гавриил,– именем отца твоего или именем деда?
Захарий ещё раз решил взглянуть на ребёнка. Он уже не раз вглядывался в лицо сына, стараясь определить, на кого же тот похож, но его лицо, особенно в первые дни, было до того сморщенное и синюшное, что понять что-то было невозможно. На отца уж точно нет, скорее всего, на деда. Но дед умер давно и, если честно, то Захарий подзабыл черты его лица. Вроде бы дед, черты лица, кажется, его и знакомы для глаза. Он уже было хотел произнести имя деда, как его внимание вдруг привлекло выступившее маленькое родимое пятно под левым глазом в форме полумесяца.
Да ведь это же Иоанн! Его лицо, его глаза и, конечно же, его родимое пятно. От своего открытия Захарий опешил и, сам того не замечая, произнёс вслух: – Иоанн(1).
Все сразу замолчали и опустили головы.
Напрасно Елисавета думала, что её связь с Иоанном осталась в тайне. Все в городке знали об этом. Только уважение к Захарию и их бездетному существованию заставляло людей молчать и не предпринимать никаких мер.
1.Библия. Лк.1:63
-Ты что, Захарий, – стал возражать Гавриил, – нет в вашем роду такого имени, не можно тебе так сына называть.
Но Захарий не слышал, что ему говорил Гавриил. Он вдруг ясно осознал, кто на самом деле отец этого ребёнка.
-Иоанн, – скрипя зубами, повторил он.
-Ну, Иоанн, так Иоанн, – вдруг согласился Гавриил, которому на ухо что-то прошептала его жена.
Захарий больше не сказал ни слова. Он сел на стул и погрузился в свои мысли. Елисавета, ребёнок, гости – все словно исчезли из его сознания, все, кроме красивого соседа Иоанна. А на другой день, поговорив с Гавриилом, Захарий обратился в синедрион(1)…
Захарий сидел за столом. На улице было темно и, спроси его, какой сейчас час, он бы не ответил. Поздний вечер, полночь, глубокая ночь – это не имело для него никакого значения. Время остановилось для Захария. Оно остановилось в тот момент, когда камень, брошенный Гавриилом(2) ударил Елисавету в шею, чуть ниже уха, и она вскрикнула. Этот вскрик был между * ах* и *а-а* и походил на стон. Словно не Елисавета, а её душа, получив этот удар, начала выходить из тела и, проходя через голосовые связки, с болью застонала: а-а-х-а-а-а-а.
Захарий мотнул головой, стараясь отогнать эту сцену, но она возвращалась и возвращалась, а в ушах проносилось и проносилось: а-а-х-а-а-а.
Наконец его внимание привлёк крик ребёнка. Захарий встал, но пошёл не к ребёнку, а в угол комнаты, где ища что-то, шептал: – Прости меня.
1.Синедрион – судебный орган.
2.По закону, свидетели обязаны были первыми бросить камни в приговорённого к смерти.
Глава 9.Плотник
Стоило Марии приехать домой, как мать засыпала её вопросами.
– Как там Елисавета? Как протекает её беременность? Когда рожать ей? А Захарий – то как? Поди, рад до смерти?
Вопросы сыпались и сыпались, и, казалось, им не будет конца, а у Марии всё плыло перед глазами после пятидневного равномерного покачивания на осле. Она до того устала за дорогу домой, что даже не переживала перед страшным разговором с матерью, который, всхлипывая, репетировала всю дорогу. Она машинально отвечала на вопросы матери, а после съеденного супа звуки материнского голоса стали доноситься до её сознания, будто издалека, а потом всё тише и тише и Мария уснула прямо за столом.
-Иди, ложись спать, – растормошив Марию, сказала мать и Мария, словно лунатик, поплелась на своё место.
Проснулась Мария задолго до рассвета и, не открывая глаз, лежала, обдумывая предстоящий день.
-Кому вперёд признаться – маме или Иосифу? Лучше – маме. Может, она поймёт меня, как понимала всегда. Поймёт и простит? Нет мне прощения! Нет. Надо сказать Иосифу. Пока он обратится в синедрион, пройдёт какое-то время, в течение которого мама ничего не будет знать, а значит, и переживать за её судьбу. Так я и сделаю, пойду, сегодня к Иосифу и всё расскажу. Попрошу его сжалиться над моими родителями, пусть они узнают всё в последнюю очередь.
День прошёл, как обычно. Она помогала матери по хозяйству, отвечала на её вопросы, рассказывала про дорогу, а сама всё ждала вечера, чтобы пойти к Иосифу.
Неожиданно он заявился сам.
-Здравствуй, Мария, – радостно произнёс Иосиф, ворвавшись в дом,– я только что узнал, что ты приехала. Как ты? Как поездка? Как твои родственники в Вифании? Как дорога?
Мать засуетилась, пригласила Иосифа за стол, но он отказался и с нежностью смотрел на Марию, слушая её однозначные ответы.
-Давай выйдем, Иосиф, – произнесла Мария, – я хочу поговорить с тобой наедине, – тихо сказала она ему, чтобы не слышала мать.
Он быстро сообразил, что Мария хочет ему сообщить что-то важное, и обрадовано сказал матери: – Мы пойдём с Марией прогуляться. Хорошо?
-Идите, идите.
-Куда мы пойдём, Мария? – спросил он, когда они вышли из дома,– может, забежим на минуточку к нам? Мама будет рада тебя увидеть.
-Нет, Иосиф, пойдём к заброшенному колодцу, а?
Мария знала, что там они никого не встретят, и никто не помешает ей сделать признание.
-К колодцу, так к колодцу, – весело проговорил он, – с тобой хоть куда.
Иосиф стал рассказывать, как суетится его мать, готовясь к их свадьбе, как она планирует устроить их быт, куда поставить их кровать. Он видел напряжённое лицо Марии, какое-то отрешение в её глазах, но относил это к усталости после тяжёлой дороги и всё пытался растормошить её.
-Мария! Ну, улыбнись, я так люблю, когда ты улыбаешься.
Мария, шедшая всю дорогу к колодцу с опущенной головой, сделала жалкую попытку улыбнуться, а потом вдруг, остановившись, произнесла: – Иосиф! Там, в Вифании… Она замолчала и вдруг заплакала.
-Я виновата перед тобой, Иосиф. Там, в Вифании, я полюбила другого человека.
Поражённый Иосиф не мог произнести ни слова. Он опустил голову, и со стороны казалось, что он внимательно разглядывает свои сандалии.
-Он говорил, что любит меня, а сам сбежал, – добавила Мария и, не смея глядеть на Иосифа или желая спрятать свои глаза, отвернулась от него.
-Ну, сбежал – и, слава богу, – тут же услышала она ответ Иосифа, в котором слышалось облегчение. – Дурак он, если сбежал от такой девушки.
Затем Иосиф помолчал несколько секунд и добавил: – Мы обручены перед богом, Мария. А любовь… Может, пройдёт время, и ты полюбишь меня.
-Ты не понял меня, – резко повернувшись к нему, с болью в голосе произнесла Мария, – он обманул меня, он… Я беременная.
При этих словах Иосиф застонал и закрыл лицо руками.
-Я знаю Иосиф, мне нет прощения. Прошу тебя только об одном: не беги сразу к моим родителям, не подымай сегодня шума. Пусть они узнают последними.
Иосиф отвернулся от Марии и долго стоял, что-то обдумывая. Марии даже показалось, что он забыл про неё. Наконец, он повернулся к ней и начал говорить:
-Знаешь, Мария, великий Гиллель сказал: *Не судите, да не судимы будете. Не судите своего ближнего, пока ты не в его положении.* Так вот, я не хочу тебя судить, на это есть Бог. Я никому не расскажу то, что ты мне поведала. Спасибо тебе за правду. Ты свободна, я отпускаю тебя(1). Я всем заявлю, что ты мне не нравишься. Главное, что ты останешься жить, а дальше – поступай как знаешь. Всё, Мария, иди домой.
Сказав это, он повернулся и зашагал в сторону своего дома…
– А где Мария? – спросила его мать, ожидавшая их.
– Нечего ей здесь делать. И вообще, забудь про неё, – сразил её Иосиф грубым ответом.
– Ты что это мелешь? – не поняла мать. – Уж не пьян ли? Да разве можно так говорить о своей невесте!
– Не невеста она мне больше, я отпустил её. Не нравится она мне, уродина, да и только.
– Да ты что, совсем спятил? – уже грозно сказала мать. – Перед соседями нас с отцом хочешь опозорить?
– Сейчас начнётся, – подумал Иосиф, но ошибся.
– Поругались, что ли? – вдруг поняв, в чём дело, заулыбалась мать. Не велика беда сынок: милые бранятся – только тешатся. Ничего. Помиритесь завтра.
– Нет, мама! Я передумал брать Марию в жёны. Понятно? И не приставай больше ко мне с разговорами о ней.
Первый раз в жизни Иосиф так грубо разговаривал с матерью. Она от удивления и обиды открыла рот и, поражённая поведением и словами Иосифа, не знала, что и сказать, а он, не став ждать её ответа и резко повернувшись, вышел из дома.
– Вот подожди, – услышал он растерянный голос матери, – сейчас придёт отец, он тебе передумает. Да как же я теперь в глаза людям смотреть буду?
1.Библия. Мф.1:19
Иосиф вернулся к заброшенному колодцу и долго, всю ночь просидел, думая о Марии.
– Это надо же быть таким животным, чтобы обмануть девушку,– гневно повторял он про себя. Какой же это подлец и мерзавец! Он представлял себе этого незнакомого ему урода, представлял, как зверски избивает его и бросает в этот колодец.
-А я-то чем лучше? – вдруг подумал он.– Почему я забыл, чему учил отец, а отца – Гиллель: *Повсюду, где нет человека, будь ты человеком*.
– А я – то что? – тут же оправдал он себя. – Разве я не отпустил её? Теперь она будет жить.
– Жить, говоришь? – тут же осадил он себя, – как же она будет жить после рождения ребёнка без мужа? С какой славой?
-А что я ещё могу?
-Можешь! Если ты человек, а не скотина. Если любишь Марию. …Любишь???
-Не знаю. Жалко её. И себя. Наверное, люблю, только не знаю за что.
-А разве можно любить за что-то? Если за что-то, то это уже не любовь, а покупка.
Рассуждая сам с собой, Иосиф и не заметил, что давно рассвело, и по дыму над домами можно было сделать вывод, что хозяйки готовят завтрак.
-Будь человеком, – пронеслось в голове Иосифа.
Он встал и решительно направился к дому Марии.
Мать Марии испуганно вздрогнула, когда Иосиф буквально ввалился в их дом. Сердце Марии сжалось в напряжённом ожидании скандала и своего позора.
-Мария, я люблю тебя и никому не отдам. Пошли. – Иосиф взял её за руку и повёл оторопевшую от неожиданных слов и поэтому безропотную Марию к выходу мимо ошарашенной матери.
-А завтрак-то как же? – только и бросила она им вслед.
-Мария, – выйдя на улицу, проговорил Иосиф, – прости меня, что я вот так, не спросив тебя, хочешь ты или нет, потащил тебя к себе домой, как невольницу. Ты вольна поступить, как хочешь, я не хочу тебя насиловать. Скажи: согласна ли ты быть моей женой? Решай! Я только могу сказать одно: я никогда, слышишь, Мария, никогда не упрекну тебя.
А ещё я обещаю тебе, что никто и никогда не узнает, что твой будущий ребёнок – не мой и я буду растить его, как собственного.
…Когда Иосиф ворвался в их дом, Мария испугалась.
-Ну, вот, – подумала она, – пришёл, чтобы бросить в лицо моим родителям: – Ваша дочь – шлюха.
Но теперь, когда всё произошло, да так быстро, сердце Марии наполнилось чувством благодарности к Иосифу. Она чуть было не расплакалась от переполнивших её чувств.
