скачать книгу бесплатно
– Разбойников на дорогах полно, а она по темноте шляется, – ворчала Елисавета, – не дай бог, попадешь к ним в руки.
– Не попаду, – весело ответила Мария и представила, как несколько страшных разбойников налетают на неё в оливковой роще. Они страшные-страшные, у каждого большой нож и они хотят её убить. В этот критический момент появляется Иоанн и как игрушечных кукол разбрасывает их в разные стороны, и они с ужасом разбегаются кто куда, а он поднимает её на руки и несёт домой.
От этой вымышленной сцены и без того волшебное настроение Марии поднялось выше того уровня, когда человек может ощущать реальность жизни. Реальность того, что она обручена, и ей нельзя не только встречаться, но и думать о другом мужчине, словно растворилась, а вместо этого в сердце Марии образовалась волна нежности к Иоанну. У Марии словно крылья выросли и она не ходила, а порхала по комнате, собирая на стол ужин.
– А что это ты такая счастливая? – спросила Елисавета, наблюдая, как Мария весело снуёт вокруг стола, – неужели вид Иерусалима может так тронуть сердце? А для меня наша маленькая Вифания куда милее, чем Иерусалим с его храмом царя Ирода.
– Нет, сестра, – возразила Мария, – ты просто много раз его видела и присмотрелась к нему, как к чему-то обыденному.
Так, препираясь и споря, они отужинали и решили теребить шерсть. Занимаясь этим делом, они продолжали болтать, но чем дальше, тем Мария говорила всё неохотнее. Постепенно её волшебное настроение перешло в печаль, а в сердце закралась тревога.
– Что же я делаю? – думала она, – что я скажу Иосифу, маме? А, может, взять и рассказать всё Елисавете? Она прожила долгую жизнь и сможет дать мне совет. …Нет, только не это, Елисавета никогда не поймёт меня: она ни за что бы так не сделала, это великий грех, а Елисавета – само воплощение ангела. А, может, Иоанн сможет что-то придумать? Он же самый – самый умный и любит меня!
– Ты, видимо, устала, – заметив перемену в настроении Марии, сказала Елисавета, – давай-ка, подружка, спать укладываться…
… Первая мысль, которая пришла в голову Марии, когда она проснулась, была мысль о предстоящем сегодня свидании с Иоанном.
– Сегодня я снова увижу его, – пропел звенящий голос, исходивший из её сердца.
Весело подскочив, Мария быстро оделась и выпорхнула в комнату. Елисавета ещё спала, в доме было темно и Мария, стараясь не шуметь, стала разводить в очаге огонь. Всё горело в её руках и не прошло и полчаса, как она убралась в комнате, приготовила завтрак и стала ждать, когда проснётся сестра. Вчерашние тревоги куда-то ушли и то, что вчера казалось непреодолимым препятствием на их с Иоанном пути к счастью, теперь выглядело не так безнадёжно. Утро вечера мудренее?
– Обручена? Ну и что? Да мало ли было случаев, когда после обручения дело так и не доходило до свадьбы, – подумала она. – Вот приеду домой и скажу маме, что люблю другого и за Иосифа замуж не пойду. Конечно, тяжело объяснить это решение и родители на дыбы встанут, стоит только обмолвиться о Иосифе, но это всё равно легче, чем врать и изворачиваться. – Папа-то сразу меня поймёт, – с теплотой об отце подумала Мария. Сколько она себя помнила, столько и видела его добрые глаза. То, что он был весёлый в день её помолвки, ещё не значит, что он был рад этому. В тот день Мария обратила внимание на то, что когда она прибирала комнату к приходу сватов, он несколько раз останавливал её и, прижав её голову к своей груди, говорил только одно слово – доченька. Только сейчас Мария поняла, что он хотел тогда сказать ей: – Ты прости, дочка, меня: я не сумел устроить достойно твою жизнь.
А вот с мамой будет сложнее. Строгая она и порядок для неё превыше всего. Под порядком мама понимает всё в нашей жизни – порядок в доме, порядок в семье, порядок в отношениях с соседями, властями. И вот, повинуясь своему представлению о порядке, она сделает всё, чтобы свадьба состоялась. Но она любит меня и должна понять. Сядем с ней вечером у очага и поговорим о жизни, как мама любит делать.
Мария представила, как они будут сидеть вечером у потрескивающего огня, как мама всплакнёт в конце беседы и, обняв её, скажет: – Хорошо, доченька, для меня главное, чтобы ты была счастлива.
Ну, а после этих слов она уже никогда не отдаст её Иосифу! Ни за что!
Ну, а с Иоанном она обязательно будет счастлива! Уж он-то сумеет устроить их жизнь как надо, ведь Иоанн самый-самый умный.
Мария вспомнила, как она мечтала о богатстве, дорогих нарядах и рассмеялась: – Какая же я ещё недавно была глупая: думала, что деньги могут сделать меня счастливой. Да не надо мне ничего, лишь бы он был рядом. Пусть в лачуге, в пещере, в шалаше. Разве это делает людей счастливыми?
– А любит ли он меня? – внезапно подумала Мария. – Конечно, любит! Разве можно целовать девушку, не любя? Ни один нормальный человек не сделает этого. Разве она может представить себя, целующую Иосифа? Бр-р-р, противно даже!
– А ты что это, сестра, так рано поднялась сегодня? – прервала её размышления Елисавета, выходя из своей комнаты, – ещё спать и спать надо, вон темень какая на улице, а ты уже по дому хлопочешь.
– Прости, сестрица, я, наверное, тебя разбудила, – ласково посмотрев на Елисавету, проговорила Мария. Я выспалась, да и не так уже и рано, просто в конце декабря темень держится чуть не до обеда. Так что же теперь – спать полдня? Как ты себя чувствуешь, как маленький?
– Да, слава богу, всё нормально, только вот сны тревожные снились. Я не помню о чём, они позабылись, как только я глаза открыла, а вот чувство тревоги осталось. Такое ощущение, что беда должна случиться. Может, с Захарием что-нибудь?
– Это тебя маленький беспокоит: переживаешь перед родами, – стараясь успокоить сестру, сказала Мария, – давай я помогу тебе умыться.
После завтрака они продолжили возню с шерстью, и вскоре на улице стало светать, но из-за начавшегося дождя стоял полумрак, а затянутый тяжёлыми тучами небосклон не предвещал хорошей погоды.
– Как бы Иоанн не испугался дождя, – стала беспокоиться Мария. – А вдруг он не придёт?
У неё даже не возникла мысль о том, что в такую погоду она сама должна остаться дома. Как может она не пойти? Только всемирный потоп может остановить её. Может, но не остановит!
Время почему-то словно остановилось, и каждая минута казалась часом.
– Быстрей, быстрей бы обед, – торопила Мария, сгорая от нетерпения увидеть лицо Иоанна с его удивительным родимым пятном под левым глазом в виде маленького полумесяца. Мария вспомнила, как вчера она осмелилась дотронуться до этого странного пятна пальцем. Иоанн вдруг клацнул зубами, словно хотел укусить, она в испуге машинально отдёрнула руку, а он рассмеялся и сказал: – Это родимое пятно у нас фамильное. Оно передаётся по наследству из поколения в поколение.
… Перед обедом Мария стала выбирать, что же ей одеть в такую погоду, а Елисавета, увидев её сборы, забеспокоилась:
– Куда это ты, голубка, собираешься?
– Хочу ещё раз на Иерусалим посмотреть, – ответила Мария, – вчера он мне так понравился, что нет сил дома сидеть.
– Это в такую-то погоду? Ты что – с ума сошла? Да хороший хозяин овцу в такую погоду из овчарни не выпустит. И не думай даже: не пущу я тебя. Не хватает тебе простыть, да серьёзно заболеть. Что я тогда твоему Иосифу скажу?
Упоминание Иосифа только подстегнуло Марию.
– Я не на долго, – только поднимусь на гору, постою немного – и обратно. А ты пока приляг, отдохни.
Не слушая сердито ворчавшую сестру, Мария вышла под моросящий холодный дождь. Никого не встретив по пути, Мария свернула с дороги и, сдерживая дыхание, поднялась на вершину горы. Там никого не было.
– Конечно, в такой дождь только сумасшедший может прийти сюда,– оправдывала она Иоанна. Да и занят он, наверное, в лавке Наума.
Вдруг справа от себя Мария услышала шорох и увидела тень за стволом старого дерева.
– Неужели разбойники? – вспомнила она вчерашнее предупреждение Елисаветы и сердце её похолодело.
В момент, когда Мария уже была готова убежать из рощи, Иоанн с шумом выскочил из-за дерева и, подхватив её на руки, закружил среди деревьев.
– Как ты меня напугал, – весело сказала Мария, обнимая его за шею, – я думала, что это разбойники.
– Я и есть разбойник, – притворно грозно произнёс Иоанн, – я пришёл, чтобы погубить твою душу. Берегись!
– Я думала, что ты не придешь сегодня, – сказала Мария, – … всё этот проклятый дождь.
– Как я мог не прийти? – воскликнул Иоанн. – Как я мог не прийти, зная, что меня будет ждать самая прекрасная девушка на всей земле!
От этих слов сердце Марии ёкнуло, а Иоанн поставил её на ноги и стал покрывать лицо Марии поцелуями. У Марии закружилась голова, ей стало казаться, что это не она отвечает Иоанну жаркими поцелуями, а какая-то другая счастливая девушка, что это просто сон, а холодный дождь вовсе не холодный, а тёплый или даже горячий.
В таком состоянии Мария даже не заметила, что Иоанн привалил её к стволу дерева, что он откинул её мокрую мантию, что он задрал её нижнюю льняную рубашку. Всё поплыло как в тумане, она совсем перестала соображать и только подставляла свои жадные губы Иоанну и дрожала всем телом. Только тогда, когда боль пронзила её тело, она поняла, что происходит, но боль вдруг смешалась с жарким трепетом её тела, и этот трепет заставил её всё сильнее прижиматься к Иоанну…
Расставшись с Иоанном на краю Вифании, Мария заспешила домой. На душе у неё было и радостно, и тревожно. Радостно от того, что Иоанн поклялся ей в своей любви, а тревожно от всей неопределённости её настоящего и будущего.
– Приходи сюда через три дня, – сказал ей Иоанн, – я пока занят буду.
– Что, промокла, небось? – встретила её Елисавета вопросом, – и чего тебя, сумасшедшую, понесло туда в такую погоду? Садись быстро к огню греться да сушиться.
Мария скинула промокшую мантию и подсела к очагу.
– Ты что это такая печальная? – спросила сестра, – вчера после прогулки ты просто летала по комнате, щебетала, как божья птаха, а сегодня ты будто не Иерусалим ходила смотреть, а казнь падшей женщины.
От этого сравнения Мария вздрогнула, и на душе заскребли кошки.
– Продрогла вся, – ответила она, думая о своём.
– Что же теперь будет с нами? Господи! Быстрей бы три дня прошли. Иоанн обязательно за это время что- нибудь придумает.
Они рано легли спать, а весь следующий день занимались шитьём одежды для Елисаветы. Её живот рос не по дням, а по часам и в то, что у неё было, она уже не влезала.
Как всегда на закате, они пошли по воду и, когда возвращались домой, повстречали соседку – сестру Иоанна. Поболтав, как обычно, по-соседски, они уже собирались проститься, как она, как бы невзначай, сообщила:
– А брат-то сегодня в Египет ушёл. Вчера вечером пришёл мокрый весь и хмурый и стал собираться в дорогу.
– Куда ты, – отговаривала я его, – дождись тепла. Так нет – и слушать не стал, спозаранку и ушёл. В Александрию.
Сказав это, она пошла дальше, а Елисавета вздрогнула и выронила кувшин. Не успел он долететь до земли, как его догнал кувшин Марии, и они с глухим треском разлетелись на куски. Соседка обернулась на шум битой посуды и, покачав головой, пошла дальше, а Елисавета только всплеснула руками. Она хотела что-то сказать, но тут увидела лицо Марии, и сердце её сжалось от боли. Это было лицо человека с глазами, полными страха и ужаса.
– Ты что, Мария? Да пропади они пропадом – эти кувшины, стоит ли из-за этого так пугаться?
– Я…я, – только и смогла произнести Мария, давясь слезами.
– А ну, пошли в дом, – скомандовала Елисавета, почувствовав неладное.
Не успели они зайти в дом, как Мария, зарыдав во весь голос, бросилась в свой закуток. Обескураженная Елисавета последовала за ней и, как не пыталась, не могла успокоить плачущую Марию. Елисавета долго сидела у её изголовья и, не зная, что предпринять, только гладила Марию по голове. Своей женской интуицией она поняла, что случилось что-то очень нехорошее, и что Мария плачет не по разбитому кувшину, а по ушедшему в Египет Иоанну, но никак не могла взять в толк – почему?
…Наконец Мария затихла и тихо лежала, бессмысленно уставившись в стену. Её глаза, всегда излучавшие живость, потухли, словно внутри их задули свечку.
– Я, – начала она, – вчера была с ним. Там на горе.
Она замолчала, словно вспоминая, что же было там, на горе соблазна, а Елисавета, уже догадавшись, но как бы ещё надеясь, что она ошибается, с ужасом в голосе спросила: – И…?
– Я доверила ему себя.
Елисавета закрыла лицо руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, заплакала. Это был, даже не плачь, а вой смертельно раненого зверя…
Когда Захарий вернулся домой, то сразу почувствовал неладное. Всегда весёлые и словоохотливые, Елисавета и Мария, теперь больше молчали, и говорили только по необходимости.
-Вы что, поругались? – спросил Захарий, – или у вас горе случилось? На вас посмотришь – подумаешь, что вы с похорон вернулись.
-Придумаешь тоже, – стараясь не выдать своих переживаний, ответила ему Елисавета. – Просто мне немного неможется, а Мария подпростыла. Так что не ожидай, что мы плясать перед тобой будем.
-Я не знаю, как лечить беременность жены, а вот твою простуду, Мария, я в один день выгоню, – сказал Захарий.
Он принялся колдовать над горшком, насыпая туда каких-то, только ему одному известных трав и корешков. Довольно хмыкнув, он поставил горшок на огонь и, вскипятив содержимое, налил в кружку.
– Пей, Мария, – скомандовал Захарий, – ещё одну кружку я приготовлю тебе перед сном, и утром ты и не вспомнишь о своей простуде.
Наутро Мария старалась выглядеть весёлой и бодрой, якобы от лекарства Захария, а Елисавета ей всячески подыгрывала. Может быть эта игра, а может быть от того, что при Захарии нельзя было говорить про Иоанна, постепенно всё пришло в норму и только по ночам чуткая Елисавета слышала, как плачет Мария…
Перед самыми родами Елисаветы Мария, пошептавшись с Елисаветой, засобиралась домой.
-Мы что, тебя обидели? – недоумённо спросил Захарий, когда Мария попросила его дать ей провожатого. – Елисавета родит со дня на день, как же мы без тебя обойдёмся?
-А как другие справляются? – ответила за Марию Елисавета, – да и лучше мне теперь. И вообще, Захарий, не лезь в наши женские дела. Неужели ты думаешь, что мы с сестрой не обсудили как нам быть?
-Да не пойму я, – начал Захарий, но Елисавета не дала ему говорить:
-Не понимаешь – и не надо, делай, как тебя просят. Иди к Наггею и договаривайся.
Причитывающий Захарий пошёл к Наггею, а Елисавета тяжело вздохнула: что будет, что будет?
В тот вечер, когда Мария призналась Елисавете, они проплакали всю ночь. Рассвет застал их, сидящих в тёмном Мариином закутке с опухшими лицами и болью в глазах. И вот, почти три месяца спустя, Мария почувствовала, что с ней творится что-то неладное. Часто подступала дурнота, то тошнота, то чёрные мушки начинали мелькать перед глазами. Когда Захария не было дома, она поделилась своими тревогами с Елисаветой.
-Что же ты раньше мне не сказала? – озабоченно произнесла она, – а я- то, старая дура, даже и не подумала, что это может случиться. Да ты, сестра, беременна.
Если бы вдруг грянул гром, и в дом ударила молния, то это бы меньше поразило Марию, чем то, что сказала Елисавета.
-Что же я теперь родителям скажу? – с ужасом в голосе произнесла она. – Что же теперь будет?
-Может, сделать аборт? – то ли подумала вслух, то ли спросила Елисавета. – У нас в городе есть хорошая бабка-повитуха.
– Ну и что? – плача ответила Мария, – я же всё равно не смогу обмануть маму, Иосифа. Я должна всё им рассказать.
-Но тебя убьют, – с ужасом в голосе произнесла Елисавета, – как только ты признаешься Иосифу, так тебя забросают камнями. Тут думать надо. Если не хочешь к бабке повитухе, так давай я тебе травок напарю. Глядишь, помогут, и выйдет из тебя грех наш.
Две недели она почти насильно поила почерневшую от горя Марию настоями разных трав, но так ничего и не произошло. Видя, что это не работает, Елисавета решила попытать другой способ. Зная, что езда на осле для беременной женщины равносильна аборту, она решила отправить Марию домой в надежде, что она по дороге скинет. Ну, а если нет, то это всё равно лучше того, что она появится дома, когда живот уже под подбородок будет.
-Езжай-ка ты, сестрица, домой, – завела она разговор, – нельзя тебе дольше оставаться, живот за версту видно будет. А так, бог даст, что-то решится. У меня же решилось.
В ту памятную для них ночь Елисавета, к величайшему ужасу Марии, рассказала ей всё. И про Иоанна, и про беременность, и про её Захарию ложь.
-Да, сестра, так, наверное, лучше будет. Я не имею в виду живот, говоря лучше. Это уже не исправишь. Я о другом. Извелась я, Елисавета, спать не могу. Как закрою глаза, так и разговариваю с мамой до самого утра.
-И плачешь всю ночь. Думаешь, я не слышу? – тихо сказала Елисавета, – хорошо – Захарий спит, как дохлый осёл, а то бы полез со своими глупыми расспросами.
-Я бы поехала, только, как вот ты без моей помощи справишься?– спросила Мария.
-Ой, Мария! Да что я? И предстоящие роды, и Иоанн проклятый, из головы не выходящий, и ложь Захарию – всё, всё у меня ушло – все мысли, все страхи. За тебя теперь боюсь. Как представлю, что может случиться с тобой, так глаз ночью сомкнуть не могу.
Тут Елисавета спохватилась, увидев полные страха глаза Марии.
-Да не слушай ты меня, дуру старую. Обойдётся всё у тебя, и за меня не переживай, справлюсь, не волнуйся. И вот что, Мария, если по дороге вдруг хлынет из тебя – сразу правьте в ближайшее селение, к ближайшей знахарке.
-А что, это может случиться? – спросила Мария.
-Может. У любой беременной может случиться и я молю бога, чтобы это случилось с тобой. Не бойся, не смертельно: срок ещё маленький. Но к знахарке обратиться всё равно надо, поняла?
Через день Мария с Нагеем собрались в дорогу. Перед тем, как им отправиться, Захарий обнял Марию.
-Спасибо тебе, – сказал он, – не знаю, что бы мы без тебя делали. Бог вознаградит тебя, Мария, за твоё доброе сердце.
Затем настала очередь Елисаветы.
