
Полная версия:
Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы
Генерал тяжело поднялся и, не говоря ни слова, направился к двери. Внутри у него всё закипало. Надо сказать, он не терпел, чтобы ему возражали. То есть, разумеется, если это был министр, премьер или президент, их возражения он принимал, как указания свыше. Но ни от кого больше. Даже от жены. Хотя почему даже? Ей вообще не позволялось перечить ему ни в чём. Что касается подчинённых, то по отношению к ним нрав генерала был крут. «Я сказал – значит, исполнять!» – это было главным в его работе. А тут вдруг какой-то журналистишка, писака, щелкопёр несчастный вздумал им командовать. Считает ещё: раз, два, три. Тьфу ты, пропасть! Говорят, что он всесилен. Но так ли это на самом деле? Никого ведь до сих пор не убил. Может, пугает и все поверили, дураки? Может, он ничего и не может ни с кем сделать? Носятся с ним, как с писаной торбой, а он и рад.
Мысли пролетали в голове калейдоскописчески быстро. Они взвинтили генерала до бешенства. И неожиданно для самого себя он сунул руку во внутренний карман пиджака и выхватил наградной пистолет, подаренный не так давно новым президентом. Понятное дело, что он не собирался стрелять в Зивелеоса. Другое решение возникло внезапно. Он кинулся с пистолетом к Иволгиной, продолжавшей стоять у шкафа с изумлённым взором, направленным на нового гостя.
Расчёт был до удивления простым и стандартным: поставить женщину под прицел и, угрожая ей немедленной смертью, заставить террориста изменить свои планы и, может быть, даже сдаться. А тут и помощь подоспеет.
Но не успел генерал сделать и двух шагов и поднять руку с пистолетом до уровня плеча, как резкая боль пронзила указательный палец, тянувшийся уже к спусковому крючку оружия, а само огнестрельное устройство вывалилось из рук, разломившись на две части, разрезанное невидимым лучом лазера.
– Генерал! – загремел голос Зивелеоса. В руке у него была та самая трубка, стрелявшая лазерным лучом. – Не стыдно вам пользоваться методами захудалых террористов? Вы хотели взять в заложницы Иволгину, забыв, что уже пытались это сделать недавно. Вы забыли ещё об одной детали, которую следовало помнить: я прошёл хорошую школу в десантных войсках, и реакция у меня получше вашей, а в моих снайперских способностях вы сумели убедиться только что. Немедленно уходите. В вашей машине вам окажут первую помощь. Вы теперь ни танк сзади, ни галоши спереди, вас и за рубль не продашь. Надеюсь, снимут с должности за все ваши сегодняшние промахи.
Шоковое состояние Дотошкина можно было понять. Физическая боль в пальце слилась с болью морального поражения, с ощущением полного бессилия. Зажав ладонью левой руки правую с перерубленным указательным пальцем, конец которого оказался в кулаке, роняя капли крови, сочившейся из-под здоровых пальцев, генерал повернул к выходной двери. Слова Зивелеоса насчёт танка и галош оказались трудными для понимания в момент проклятой боли, туманящей голову.
Хозяйка квартиры, которая могла только что оказаться мишенью этого благообразного на вид армейского чиновника, совсем не держа эти мысли в голове, побежала открывать дверь, на ходу хватая салфетку со стола и протягивая её генералу со словами:
– У вас кровь, Сергей Сергеевич.
В коридоре этажа раскрылась дверь лифта, из неё выходили сотрудники ФСБ. Генерал дал знак головой двигаться всем обратно.
Телефон продолжал звонить.
Каждый делает своё дело
В секретном особом кабинете, вход в который был строго воспрещён даже высоким, но не причастным к делу чинам, начался переполох. Вызвали вовлечённого в операцию, но не успевшего уехать к Лысой Горе подполковника Скорикова и взволнованно доложили:
– Товарищ подполковник, генерал в опасности. Зивелеос у Иволгиной.
Скориков отличался сообразительностью.
– Оперативную группу на помощь генералу. Я остаюсь здесь для контроля.
И это было верно. В случае захвата Зивелеосом или, кошмарное дело, гибели генерала, кто-то должен был взять на себя руководство операцией. Только Скориков знал все её детали.
Слушая на большом расстоянии, но не видя происходящего, Скориков пытался представить по разговору картину события. О пистолете ничего не говорилось, но было понятно, что генерал решился захватить Иволгину, и это ему не удалось.
«Какая непростительная глупость!» – подумал Скориков – «Хотя и смело». Шутка Зивелеоса «Вы теперь ни танк сзади, ни галоши спереди» заставила офицера задуматься, но буквально на мгновение, так как продолжение «вас и за рубль не продашь» поясняло, что генерал стал тем, что называется ни тем, ни сем. Но почему? Что с ним стряслось?
Зазвонил мобильник. Докладывали с места событий от дома Иволгиной о том, что Генерал был ранен Зивелеосом, с группой сопровождения спустился к машине, потребовал немедленно отвезти его в хирургическое отделение больницы Склифософского и тут же потерял сознание, видимо, от боли, которую то ли сначала не чувствовал, то ли мог терпеть, а, сев в машину, отнял салфетку от руки, увидел в кулаке у себя отрезанный кончик пальца в крови и упал в обморок. Такое случается и с генералами.
Доложили и о том, что у дома Иволгиной уже собираются пронырливые журналисты с фото и видеокамерами. Некоторые успели даже заснять генерала, выходившего из дома с окровавленной рукой.
Скориков прислушался к звукам, доносившимся из квартиры Иволгиной. По тому, как они постепенно исчезали, подполковник догадался, что Зивелеос приступил к осуществлению обещанного и ликвидирует установленные прослушки.
_______________________________________
– Надежда Тимофеевна, можно уже разговаривать без жестов, – смеясь, произнёс Николай в ответ на знаки, подаваемые Иволгиной. – Я обезвредил все подслушивающие устройства. Можно спокойно разговаривать.
– Коля, я очень боюсь. Подошла к балкону и слышу, что внизу много голосов. По-моему, там целое собрание журналистов. Они могут пойти сюда.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, Надежда Тимофеевна. Мы сделаем проще: я сам к ним выйду. Но хочу сначала дать вам деньги на предстоящую операцию. Вам же потребуются лекарственные препараты и прочее. Надо будет заплатить за работу медсёстрам, ассистентам и попросить не распространяться об уникальной операции.
– Я понимаю. Спасибо за деньги. Они действительно нужны будут, – прозвучало в ответ от принимавшей пачку сторублёвых купюр Иволгиной. – Но, Николай, нужно ли вам выходить к журналистам? Это же опасно. Вдруг лифт по пути остановится и вы застрянете между этажами?
– А я не поеду лифтом – рассмеялся Самолётов. – У меня свой транспорт. Я продемонстрирую, наконец, всему миру себя во всей красе полёта.
Зивелеос включил необходимые устройства, вышел на балкон и прогремел на всю улицу:
– Товарищи журналисты, я иду к вам. Встречайте.
Головы всех находящихся внизу людей сразу поднялись вверх. Перед ними открылось восхитительное зрелище. Над балконом, откуда только что донёсся голос, легко поднялась фигура в знакомой уже экипировке и неторопливо начала парить в воздухе перед взметнувшимися вверх объективами кино и фото камер. Полетав несколько минут в разных направлениях, Зивелеос опустился на землю, представ во всей красе перед растущей толпой корреспондентов и простых прохожих, оказавшихся в непосредственной близости.
Теперь каждый мог увидеть собственными глазами спокойно стоящего Зивелеоса и слышать его громовой голос:
– Я Зивелеос. Готов отвечать на все ваши вопросы. Но для начала нашей беседы хочу сообщить, что намерен открыть специальный корреспондентский пункт в помещении газеты «Московская Невралька», куда все читатели смогут обращаться ко мне с вопросами, предложениями и просьбами. Понятно, что я могу многое, но не всё сразу. Мне нужны помощники. Работа каждого, естественно, будет оплачиваться.
Один из стоявших близко от Зивелеоса журналистов сделал решительный шаг вперёд и спросил:
– Оплата будет производиться из тех денег, что вы успешно грабите?
– Некорректно поставлен вопрос, товарищ Лобызайкин. Я узнал вас, вы телеведущий программы «самое свежее враньё» – прогремел Зивелеос на всю округу. – Я никого не граблю, а занимаюсь пока лишь перераспределением награбленного другими. Но я распределяю эти деньги не между грабителями, а в пользу тех, у кого они были награблены. Кто из вас осмелится утверждать и докажет это, что наши современные нувориши, или, как мы их называем теперь, олигархи получили свои миллиарды честным трудом? А я помогал до сих пор детям. Но это только начало.
– Вы планируете переделать мир? – спросил тонкий женский голос.
– Да, планирую.
– Но ведь вы, как все думают, не можете появиться дальше Москвы. А мир огромен.
– Это заблуждение. Я могу появиться в любом месте земли, и скоро вы в этом убедитесь. Просто сейчас у меня хватает дел в столице.
– Вы собираетесь терроризировать весь мир?
Этот вопрос прозвучал из середины толпы, так что не было видно спрашивающего. Самолётов чуть взлетел в воздух и заметил человека, старавшегося отвести свои глаза и не смотреть на Зивелеоса.
Сверху и прозвучал его ответ:
– Не прячьтесь, Лизоблюдов. Я узнал ваш голос, а то думал, что вас ещё нет здесь. Если вы убеждены в правоте своих утверждений, то почему же скрываетесь, задавая вопрос? Отвечаю. Вы прячетесь, так как сами знаете, что неправы, но продолжаете служить своим господам, которые хорошо платят за ваше враньё. Я не терроризирую мир, а хочу помочь привести его в порядок, главным законом которого будет справедливость и равноправие.
– Мы уже это слышали, – откликнулся кто-то.
– Очень хорошо, но кто из вас, кроме «Московской Невральки» написал или рассказал об этом в своей передаче? Я предлагаю объединить наши усилия, и мы сделаем мир лучше и чище.
Зивелеос снова опустился на землю.
– Но мы не Зивелеосы, – послышалось с нескольких сторон. – Мы не можем быть всесильными. Дайте нам вашу власть. Скажите номер вашего телефона. Давайте откроем горячую линию.
Последнее предложение понравилось Николаю.
– Горячая линия – это дело. Я подумаю над этим. Проблема лишь в том, что, если просьбы посыплются со всех сторон, в чём я не сомневаюсь, то я не в состоянии буду лететь одновременно в разные концы. Но мысль интересная. Думаю, что горячую линию можно организовать в том же корреспондентском пункте. Помимо этого, я открою свой сайт в Интернете. Знаю, что Интернетом пока в нашей стране по причине его дороговизны для многих пользуется лишь незначительное меньшинство, поэтому на него я не особенно уповаю, но всё же это свободный доступ. Можете сообщить и об этом своим читателям. Найти его будет легко. Пусть набирают Зивелеос, точка, ру.
____________________________________
Подполковник Скориков мчался на «мерседесе» к дому Иволгиной. По радиосвязи он слушал всё, что там говорилось журналистами и самим Зивелеосом. На заднем сидении машины сидели три молодца из спецгруппы, готовящейся к захвату спецобъекта, как называли Самолётова. Это были крепкие мускулистые парни, обученные одним ударом ноги или руки дробить кости, сбивать с ног, обрывать дыхание. Но помимо многочисленных приёмов боевой борьбы у них было новое оружие, совершенно засекреченное и предназначенное специально для Зивелеоса. У каждого из них имелись необычные пистолеты, заряженные иглами с мгновенно действующим сильным снотворным на конце.
Да, это была идея генерала Дотошкина. Ему пришла гениальная, как он считал, мысль найти возможность не ликвидировать Зивелеоса, а усыпить в тот момент, когда всемогущий молодой человек отключает свою систему защиты, чтобы сесть или что-то взять в руки. Учёные не знали, каким образом производится отключение системы, но она отключалась и включалась буквально в доли секунды. Им не было известно, что, прежде чем облачиться впервые в свой замечательный костюм, Николай долго тренировался. Наукин сделал специальный тренажёр для пальцев ног и рук, чтобы Николай мог автоматически управлять включением скорости, подъёма и снижения, изменением направления полёта и другими необходимыми функциями костюма, включая его обогрев в нужное время при подъёме в холодные слои атмосферы или в холодное время года, создание светящегося облака, скрывающего тело человека. У каждого пальца была своя задача.
Учёные не знали таких деталей, но поняли одно, что для контактов с внешними предметами и людьми Зивелеосу необходимо отключить свою защиту. Этим и предлагал воспользоваться генерал Дотошкин. Это и хотел применить подполковник Скориков, подъезжая к дому Иволгиной.
Самолётов ничего не знал о том, что стало понятно учёным и сотрудникам спецотдела ФСБ.
__________________________________
Не знал ничего о догадке коллег по академии и Наукин. Но в этот раз, отправляя Самолётова в дом к Иволгиной, когда они по своему устройству услышали появление там генерала Дотошкина, он установил на костюме Николая новшество. В его шляпу было вмонтировано четыре миниатюрных видео камеры, которые позволяли Тарасу Евлампиевичу видеть всё окружающее Зивелеоса. Технически это было не очень сложно. Видеотелефоны и компьютерная видеосвязь изобретены другими людьми и находились в свободной продаже. Тарас Евлампиевич приобрёл всё необходимое на рынке, оставалось только усовершенствовать камеры для использования в своей собственной связи, чем Наукин и занимался в свободное от контроля за полётами Зивелеоса время. Без дела он никогда не сидел.
Перед тем, как Николай поднялся в воздух, Тарас Евлампиевич включил четыре телевизионных экрана. Первый показывал картинку слева, второй – спереди, третий – справа и четвёртый – то, что находилось позади Зивелеоса. Аппаратура работала исправно. Как только Николай взлетел, экраны отразили движущиеся в небе облака, проносящийся под Самолётовым лес и приближающийся быстро город. Красивыми видами хотелось любоваться, но глаза учёного напряжённо всматривались в экраны. Особенно заинтересовал его вид внизу, и он попросил Николая остановить движение, зависнув на минутку над лесом Лысой Горы.
Радиосвязь у них работала на особых частотах, недоступных профессиональным радиоперехватам.
– Коля, сейчас нам некогда, но на обратном пути зависни, пожалуйста, над нашей лесной дорогой, мне кажется, там не всё в порядке. Нам давно не приходилось ездить по ней.
– Хорошо, я понял, но поспешу к Надежде Тимофеевне. Они с генералом развели философию.
– Действуй, Коля, но будь, пожалуйста, повнимательней. Фэ-эс-бэшники народ непредсказуемый.
– Спасибо, учту.
Наукин сначала взволнованно наблюдал за тем, как Дотошкин выхватил пистолет, но не успел ничего сказать Николаю, как Самолётов уже среагировал, выстрелив из своей лазерной трубки. Она была снабжена небольшой рукояткой, прятавшейся полностью в руке. Выстрел производился нажатием маленькой кнопки безымянным пальцем. При этом автоматически на доли секунды отключалась общая защита Зивелеоса лишь для пропуска почти невидимого луча. Пройдя хорошую школу в десантных войсках, Самолётов оказался талантливым учеником и научился стрелять новым оружием без промаха. Помогало этому и то, что у трубки был специальный луч света. Достаточно было направить трубку на объект и там появлялось нечто вроде солнечного зайчика. Как только это пятнышко света попадало на цель, Николай нажимал кнопку. Самое важное при этом было не позволять руке дрожать и вовремя работать безымянным пальцем. Но нервы у Самолётова были крепкими, и он легко справлялся с задачей.
Тарас Евлампиевич буквально впился глазами в телевизионные экраны, когда Самолётов оказался перед журналистами. Он понимал, что никто ничего с Николаем сделать не может, но чувство беспокойства не оставляло его. Что-то его смущало в этой ситуации. Самолётов легко отвечал на вопросы. Да, предложение создать корреспондентский пункт они обсуждали. А вот идея с горячей линией возникла спонтанно. «Что ж, тоже неплохо», – подумал Тарас Евлампиевич. В этот момент внимание его заострилось на подъехавшей машине, возвестившей о своём приближении специальным квакающим сигналом и мигающим светом проблескового огня. Дверца автомобиля с затенёнными стёклами открылась, и оттуда выдвинулись погоны подполковника.
Наукин не знал, кто это, но сейчас же услышал от Николая:
– О, подполковник Скориков пожаловал с сопровождением. Ещё недавно был майором, когда со мной встречался.
Разговаривая с Тарасом Евлампиевичем, Самолётов отключал усиление своего голоса, делавшегося громовым, и потому даже рядом стоявшие не могли слышать его тихую речь.
– Тарас Евлампиевич, он никогда просто так не приезжает. Его прослушки я убрал, так он самолично примчался узнать, о чём мы калякаем с прессой. Ну и пусть слушает.
Наукин уже много слышал от Николая об этом Скорикове, но впервые видел его лицо. Однако его заинтересовали и крепкие парни, вышедшие из машины вслед за подполковником. Они были в штатской одежде, но все явно богатырского телосложения.
– Коля, – предупредительным голосом проговорил Наукин, – будь внимательнее. Не нравятся они мне.
– Не беспокойтесь, Тарас Евлампиевич, и не такие отлетали от меня. Да я собираюсь заканчивать встречу.
– Хорошо. Закругляйся. И не забудь на обратном пути о Лысой Голове.
– Помню.
Многие журналисты отвлеклись на прибывшую машину, перенаправив объективы камер и вопросы на подполковника. Однако он только отмахивался от назойливых корреспондентов, направляясь прямо к Зивелеосу.
– Николай Степанович, ну что вы тут агитацию разводите? – укоризненно заговорил он. – Отнимаете у людей деньги и ещё оправдание этому находите. Генерала ранили зачем-то. Он теперь в больнице на операции. Палец приходится пришивать.
– Товарищ подполковник, – загремел Зивелеос, – можно вас так называть, или в армии тоже убрали из обращения слово «товарищ»?
– Ну, что вы, Николай Степанович? Мы же старые знакомые. Можете звать по имени Александр Васильевич.
Самолётов усмехнулся, вспомнив, что когда-то президент Ельцин на вопрос журналистов, можно ли его называть товарищем, точно так же ответил, что лучше звать просто по имени Борис Николаевич.
– Хорошо, Александр Васильевич, – согласился Николай, – поздравляю вас с новым воинским званием, но хочу заметить, что будь вы и генерал, советовать мне, что и как делать, вам теперь не с руки. Ваш начальник пытался вторично использовать метод террористического захвата, что не к лицу государственным служащим, за что и получил небольшое ранение в палец. Думаю, ему будет теперь не очень удобно грозить мне или кому-либо другому несколько повреждённым указательным пальцем.
– Давайте не будем о грустном, – нервно улыбнувшись, сказал Скориков. – Я ведь приехал сюда, узнав о вашем визите, с просьбой написать нам ваши условия или требования, которые вы предъявляете власти. Захватил даже красивую папку с бумагой для этого. Мы рассмотрим. Нужно же находить какое-то решение. Можете сесть в мою машину или, если боитесь, прямо здесь на скамеечке.
– А зачем вам мои письмена? – удивился Самолётов. – Я, по-моему, всё чётко высказываю, а вы, насколько мне известно, не пропускаете мои выступления и записываете на магнитофоны.
– Это-то так, но…, – подполковник замолчал на минутку, беря из рук водителя машины папку с вложенными в неё листами чистой бумаги, – Вот и бумага. Ручка, надеюсь, у вас найдётся. Или могу предложить свою. У нас в России такая бюрократия, что без автографа, то есть без лично написанного и подписанного ничего не рассматривается.
Скориков протянул Зивелеосу папку, улыбаясь как можно приветливей:
– Уж вы оставьте, пожалуйста, Николай Степанович, свои мысли для истории. И завтра же, я уверен, о них узнает вся страна. Наше сегодняшнее окружение корреспондентов ничего не пропустит. Каждый делает своё дело.
________________________________
Татьяна Иволгина весь день занималась на тренажёре, почти на таком же, с которым работал Николай, но более усовершенствованном. У неё не будет специального костюма. Вживлённые в тело чипы позволят обходиться без специального снаряжения, кроме обуви на платформе, в которую помещаются принимающие и передающие энергию устройства. Это стало её главным делом. Под наблюдением Маши тренируя пальцы рук и ног, чтобы запомнить до автоматизма расположение важных кнопок, Таня распевала свои любимые песни. Важно было не просто запомнить кнопки, но и научиться управлять ими, то есть нажимать только тем пальцем, который требовался в данный момент. Но Таня, можно сказать, родилась музыкантом, и кнопки она воспринимала как клавиатуру рояля. Привычка играть на инструменте очень помогала. Правда, ногами она раньше нажимала только на педали рояля. Теперь же нужна была особая тренировка пальцев ног.
Таня с Машей упорно работали и отвлеклись, только когда Николай зашёл попрощаться перед отлётом к бабушке Тани, и второй раз, когда услышали, как в соседней комнате у Тараса Евлампиевича Зивелеос стал говорить с журналистами. Таня вскочила и побежала смотреть, позвав с собой Машу. Тарас Евлампиевич не возражал. Момент был очень серьёзный, да и полезный для Татьяны, которая сама скоро может оказаться в такой же ситуации.
Усевшись на стулья рядом с Тарасом Евлампиевичем, девушки молча наблюдали за тем, что происходило на экранах. Самого Николая они видеть не могли, так как камеры показывали только окружение, но могли чувствовать себя на его месте и воспринимать так, как воспринимал бы он и даже лучше, поскольку они видели и то, что находилось за его спиной. И это было особенно важно.
– Дедушка, – проговорила Маша, – ты видишь, что все стоят перед Николаем, а вон те три амбала, которые вышли из машины с подполковником, почему-то отошли в сторону, почти за спину Коле?
– Вижу, внучка. Это, скорее всего, обычные охранные приёмы большого начальства. Наблюдать за собравшимся народом лучше со стороны.
– Тарас Евлампиевич, но мне это не нравится, – прошептала Таня.
– Мне тоже, – хмуро бросил Наукин. – Но они ничего не могут сделать. Защита у него стопроцентная.
Трое в комнате разговаривали между собой. Для связи с Самолётовым перед Наукиным стоял на стойке микрофон.
– Дедушка, – сказала требовательно Маша, – скажи Коле, чтобы он убрал этих наблюдателей от спины.
В это время Скориков протянул Зивелеосу папку. Николай, готовый на мгновение отключить защиту, потянулся к ней рукой. Подполковник Скориков, держа папку в правой руке, поднял левую. Трое сзади, как по команде сунули руки в карманы и выхватили пистолеты.
– Стоп! – закричал Тарас Евлампиевич в микрофон. – Не трогай папку! Оглянись назад.
Десантников учат, прежде всего, мгновенной реакции. Николай в ту же секунду отдёрнул руку и обернулся, когда все трое сотрудников службы безопасности от неожиданности нажали на курки пистолетов. Защита не была отключена. Иглы рикошетом отлетели в разные стороны. Инстинктивно Самолётов выхватил трубку из чехла на поясе и трижды выстрелил в противников. Выстрелы не были смертельными, так как направлялись в плечи, но они оказались очень болезненными. Луч лазера буквально прошивал кости насквозь. Болевой синдром повалил всех троих на землю.
Наблюдавшая эту сцену толпа охнула.
Зивелеос обернулся к застывшему в ужасе Скорикову.
– Игры кончились, подполковник, – загремел он по-настоящему взбешённым голосом. – Я ведь чуть не поверил вам и льстивой вашей улыбке. Думал, вы действительно хотите что-то решить миром. Но вы пришли с войной. Чем это они в меня стреляли? Стойте на месте, пока я разберусь, чтобы вас не пришлось догонять в спину моим оружием. Второй раз вам не удастся провести меня.
Зивелеос посмотрел влево, куда, как он успел заметить цепким взглядом, что-то отскочило от него. Неподалеку от него на асфальтовом покрытии тротуара лежала длинная игла. «Не она ли вылетела из дула?», – пришла первая мысль, – «Надо осмотреть пистолеты».
– Тарас Евлампиевич, – проговорил он тихо, отключив громкую связь, – спасибо большое за предупреждение.
– Пожалуйста, – послышалось в ответ. – Я предупреждал об осторожности.
– Согласен. Извините. Последите, прошу вас, пока за подполковником. Сейчас возьму для осмотра пистолет и иглу с земли. Такое впечатление, что стреляли не пулями. Сейчас проверю.
Самолётов протянул руку к земле и втянул в рукав пистолет из руки одного из нападавших, начавшем приходить в себя, но всё ещё лежавшем на земле. Так он втягивал деньги со стола игроков казино. Затем втянул и иглу из-под ног. Минуту спустя, оба предмета оказались в его руке, одетой в резиновую перчатку. Ещё через минуту он поднял их над головой, демонстрируя опешившим журналистам и поясняя:
– Вот с чем пришли ко мне господа государственные террористы. Дважды хотели захватить в заложницы доктора наук, ни в чём не повинную женщину Иволгину Надежду Тимофеевну, а сейчас на ваших глазах сделали попытку усыпить, а потом и обезвредить меня. Я держу в руке пистолет со специальным стволом для стрельбы иглами, начинёнными то ли смертельным ядом, то ли снотворным или иной жидкостью. Обычно так стреляют в опасных зверей, которых не хотят убивать. Если бы хотели убить, стреляли бы нормальными пулями, а тут иглы. Возможно, это и есть один из способов борьбы со мной, о котором говорил генерал Дотошкин, желая предупредить меня, что всё когда-то имеет конец.