Зивелеос. Книга вторая. Поляна Лысой горы

– С коньяком вы, наверное, зря…– начал было Дотошкин, однако сразу же встретил безапелляционное возражение хозяйки:

– Ничего не зря. Вы, я вижу, человек военный, большой начальник и кофе без коньяка не привыкли пить, а я принесла кофе, так что прошу за стол.

Садясь на предложенный стул, генерал смущённо спросил:

– Почему вы решили, что я военный да ещё большой начальник? Чем это я себя выдал? Вроде бы портретов моих нигде не печатают?

– Портретов ваших я действительно не видела, – усмехнувшись, произнесла Иволгина, – однако я по профессии врач и обязана быть психологом с пациентами. Вы, во-первых, редко, как мне кажется, надеваете гражданский костюм, поэтому носите пиджак так, словно на нём большие погоны. Во-вторых, вы по-военному как-то вручили мне цветы и конфеты. Ну и, в-третьих, упоминание о кофе и коньяке само уже говорит о том, что передо мной либо интеллигент, к которым вас, извините, вряд ли можно отнести, либо большой начальник, привыкший пить коньяк в любое время дня, как со своими коллегами, так и с вышестоящим начальством.

Говоря это, Надежда Тимофеевна хитровато улыбалась, что не позволяло собеседнику даже подумать об обиде, и начала разливать коньяк по рюмкам.

– Да-а-а, – протянул Дотошкин, не скрывая в голосе восхищения. – Я знал, что вы умная женщина, но не предполагал, что ясновидящая да ещё такая красивая.

– Ах, с комплиментами давайте воздержимся. Спасибо, конечно, однако скажите лучше, с кем же я собираюсь пить коньяк?

– Между прочим, – заметил Дотошкин, оттягивая ответ на прямо поставленный вопрос. Он всё ещё не мог решить для себя, как начинать разговор о причине его прихода. – Врачи, как я понимаю, тоже предпочитают коньяк, если он у вас всегда наготове?

– Доля правды в этом есть, – согласилась Надежда Тимофеевна. – Насмотришься иногда такого во время операций, что, как ни привыкаешь, а порой долго успокоиться не можешь, вот и пьём коньячок, чтобы расслабиться. Благодарные пациенты обычно водку не приносят, а делают упор на коньяк и конфеты. Да и студенты во время сдачи экзаменов любят баловать преподавателей этим напитком. Так что я не специально держу его у себя наготове, как вы изволили выразиться, а, можно сказать, вынужденно. Но скажите же всё-таки как вас величать, таинственный незнакомец? Неудобно пить втёмную. – И мягкий бархатистый смех ударился в стекло поднятых рюмок.

– Да-а-а, – опять протянуто сказал Дотошкин, – я ведь и в самом деле лицо официальное, хотя пришёл к вам, как говорится, по-дружески, а потому в костюме, а не в генеральском мундире.

Тут он поднялся, поставив рюмку на стол, и почти отрапортовал громким военным голосом:

– Разрешите представиться: генерал-лейтенант ФСБ Дотошкин, – но, заметив, как ему показалось, саркастическую улыбку сидевшей напротив женщины, сконфуженно добавил, садясь и беря снова рюмку: – но, честное слово, для вас я просто Сергей Сергеевич и давайте выпьем за наше знакомство. Оно мне очень нравится.

Надежда Тимофеевна и в самом деле улыбалась, но не то чтобы саркастически, а, скорее, с некоторой грустью, так как поняла сразу, что гость не из числа возможных ухажёров и пришёл не ради удовольствия видеть её, а по делу, от которого не следует ожидать приятных последствий. Однако, привыкшая в жизни к самым различным ситуациям – у врачей такого уровня неожиданностями усеян весь путь – она спокойно подняла свою рюмку и, чокнувшись с генералом, сначала вдохнула в себя коньячный аромат, после чего только пригубила напиток, взяла ломтик присыпанного сахаром лимона, с удовольствием закусила им, нейтрализуя крепость коньяка, положила лимонную корку на блюдце, взяла кофейник, разлила кофе по чашкам, отпила глоток и только после этого заговорила:

– Не знаю даже, что вам ответить, Сергей Сергеевич. Знакомство с таким высоким чином для меня крайне неожиданно. Прошу понять правильно. Я не испытываю большого пиетета к вашей организации, особенно после недавнего требования вашего офицера сесть в машину и последующими его извинениями за то, что он взял меня по ошибке.

Генерал не знал значения слова «пиетет», но высказанную мысль понял правильно, потому, хлопнув рюмку коньяка залпом, как пьют обычно водку, он поспешил прервать хозяйку словами:

– Уважаемая Надежда Тимофеевна! Именно эта ошибка моего подчинённого заставила меня придти к вам с извинениями. Я догадываюсь, что сам он не смог этого сделать достаточно хорошо, потому решил принести вам извинения от нашего ведомства, как говорится, собственной персоной. Понимаете, служба у нас очень непростая. У врачей ведь тоже бывают ошибки, от которых даже люди гибнут. Вот и у нас, к сожалению случается. Полковник понёс наказание и отстранён от операции.

– О какой операции вы говорите? – поинтересовалась Надежда Тимофеевна.

– Простите, оговорился. Он отстранён от службы в нашей системе.

– Таким был важным его просчёт относительно меня?

– Это не просто просчёт, а служебное несоответствие, по-нашему. Но давайте не будем об этом. Мне бы очень хотелось, чтобы вы судили о нашем ведомстве не по таким людям. Неудачные сотрудники бывают везде. В целом же наше ведомство обеспечивает безопасность всей страны, а, значит, и каждого из нас. Так что, я думаю, народ нас должен поддерживать и помогать.

– Во имя чего и кому помогать? Вот вопрос, – не удержалась от комментария Надежда Тимофеевна.

– Вы умная женщина, – ответил генерал, отхлёбывая кофе из чашки. – Профессор, доктор наук. А я чиновник. Моё дело сохранять установленный порядок в государстве.

– Какой порядок? Чтобы богатые обирали бедных?

– Почему вы так говорите? – спокойно продолжал Дотошкин. – Вы ведь не из числа бедных, насколько мне известно. Пациенты за консультации у вас хорошо платят. Вы же при этом не считаете, что обираете их, поскольку получаете гонорар за свои знания, за ваш большой опыт. Так же зарабатывают и другие. Я тоже получаю за свои знания и опыт. А руководители или владельцы бизнес структур получают за умение управлять своими делами. Какая разница? Люди, которые не имеют достаточных знаний и умений, получают меньше. Вот и всё.

Генералу хотелось привлечь собеседницу на свою сторону, убедить её, что они оба из одного круга и только потом уже говорить о Зивелеосе. Ему казалось, что возражать его доводам невозможно. Однако доктор Иволгина находила аргументы, говоря гостю:

– Позвольте, Сергей Сергеевич, высказать вам несколько иные соображения, взятые из жизни. На днях у меня был пациент, который действительно заплатил приличную сумму за консультацию в нашей академической клинике. Но он богатый бизнесмен и может себе это позволить. Так вот в пылу откровения он рассказал мне о своём бизнесе. У него несколько швейных фабрик в разных городах. На каждой фабрике более сотни швей готовят одежду для мужчин и женщин. Хорошее дело, не правда ли?

– Чудесный бизнес – согласился генерал. – Думаю, его продукцию раскупают, несмотря на экономический кризис, если у него несколько фабрик.

– Раскупают, – подтвердила Надежда Тимофеевна. – Только тут есть некоторые детали, которые заставляют задуматься о правомерности такого бизнеса и тех, кто этот порядок защищают. Владелец этих фабрик, которыми руководят его сыновья и другие родственники по праву семейственности, а не по праву знаний и умений, признался, что швеи работают у него по десять часов ежедневно на официально зарегистрированный бизнес, за который собственник платит налоги государству, а потом работают сверх этого времени, как он выразился, на себя, выпуская продукцию из неучтённого материала для продажи на неучтённых рынках, то есть для получения так называемого чёрного нала. Это означает, что без ведома государственных органов часть продукции продаётся на рынках, и эти чёрные наличные деньги распределяются и частично выдаются в конвертах работающим сверхурочно женщинам, которые, кстати, используют своё умение и свой богатый опыт для профессионального изготовления одежды, а мы с вами не гнушаемся её покупать.

Нахмурившийся было Дотошкин вдруг просветлел и весело сказал:

– Ну что ж, Надежда Тимофеевна, тут есть, конечно, определённые нарушения законности, и с ними, я уверен, борются налоговики, но ведь вы обратили внимание на то, что этот бизнесмен не забывает о своих работницах, доплачивая им за дополнительную работу.

Ответ был обескураживающим:

– Вы явно далеки от экономики, генерал. Вам, я убеждена, трудно себе представить зарплату в десять тысяч рублей, но именно столько этот бизнесмен платит своим работницам за десять часов такой официальной работы. Мы с вами помним ещё старое советское время, когда по закону рабочий день не мог продолжаться более восьми часов. Этот закон отменён. Да, бизнесмен доплачивает наличными по пять тысяч в месяц за нелегальную работу своим швеям. Вот и посчитайте – женщины получают по пятнадцать тысяч за фактически рабский труд в течение двенадцати, а то и больше часов в сутки, тогда как в иной страховой компании какая-то секретарша может получать вдвое большую зарплату, сидя на телефоне в течение восьми часов. Но ведь доход от продаваемого нелегально изготовленного товара гораздо больше, чем получают швеи. Бизнесмен из этого чёрного нала оплачивает взятки тем же налоговикам, людям, которые выписывают фиктивные документы на якобы меньшее количество полученного материала, ну и самому себе, как организатору такого бизнеса для его дальнейшего развития. Начиналось всё с одной фабрики, а теперь их стало несколько. И всё это благодаря чёрному налу и малой заработной плате основным исполнителям работ, обладающими, как я уже говорила, и умением работать, и большим опытом. Но именно эти специалисты своего дела не смогут оплатить консультацию в нашей клинике, получая столь низкую заработную плату. Я уж не говорю о дорогостоящих операциях, выполняемых теперь зачастую за деньги больных. Не по моей вине в стране внедряется платное лечение. И вы полагаете, что я согласна с таким порядком и буду помогать его охранять?

Дотошкин откровенно растерялся при таких словах и не сразу нашёлся, чем на них ответить. Он допил кофе, и рука автоматически потянулась к бутылке с коньяком, но тут же остановилась.

– Ой, извините, – пробормотал он. – Совсем забыл, что не у себя в кабинете.

– Ну что вы, наливайте, пожалуйста. Я, очевидно, плохая хозяйка.

– Спасибо-спасибо! – Дотошкин откашлялся, продлевая паузу для размышлений и наполняя свою рюмку, заметив останавливающий жест хозяйки квартиры, когда он хотел долить коньяк сначала в её почти полную рюмку. – Хозяйка вы замечательная и очень сильный агитатор. Любой под вашими чарами может стать коммунистом. Но у нас сегодня другая страна. Я получаю деньги за то, чтобы она такой и оставалась без войн и всяких насилий. Но у нас вот непонятно откуда появился этот Зивелеос, считающий возможным насильно отнимать деньги у вполне уважаемых людей. Вы же, надеюсь, не считаете такие действия правомерными? Владелец фабрик, о котором вы рассказали, нарушает закон. Назовите его фамилию, и я с ним разберусь. Это в наших силах и возможностях. Но его сотрудницы работают у него добровольно. Тут вы не станете спорить. А Зивелеос применяет откровенное насилие, и мы пока ничего с ним сделать не можем. Вот в чём проблема.

Улыбка на губах Надежды Тимофеевны выглядела грустной, когда она опять заговорила:

– Называть вам фамилию бизнесмена я не буду по простой причине: откровенничая со мной, он отметил две вещи. Первая – это то, что если бы я вдруг захотела кому-то на него пожаловаться, то у меня ничего из этого не выйдет, так как все документы у него в порядке и доказать ничего невозможно. А вторая заключается в том, что такой порядок существует не только у него, но и во всей стране, и об этом все хорошо знают, но делают вид, что так и надо, поскольку каждая из ключевых фигур в этом деле получает свой кусок пирога. Что же касается Зивелеоса, то я ему не судья. Мне не доводилось с ним встречаться и спорить, как сейчас с вами, потому я не знаю его доводов и стремлений. Мне известно, что он спас мою внучку от бандитов, желавших её изнасиловать. За это я ему по гроб жизни обязана. Я слышала и читала, что он забирает деньги у богатых и отдаёт их бездомным детям. Пусть это насилие, но оно оправдано, как я понимаю, высокой целью. Не вижу тут ничего общего с теми нарушениями морали и закона бизнесменом, о котором мы вели речь.

Генерал сделал вид, что сильно удивлён словами собеседницы и, широко раскрыв глаза и разведя руки в стороны, спросил:

– Как же так, Надежда Тимофеевна? Вы говорите, что не встречались с Самолётовым, но ведь он у вас бывал в квартире, я даже предполагаю, что совсем недавно, не так ли?

– Мало ли кто бывает в моё отсутствие, Сергей Сергеевич, – парировала хозяйка квартиры. – Внучка рассказывала мне, что однажды Самолётов приходил домой к нам как раз тогда, когда к Танюше пришли какие-то два охламона с шампанским, чтобы уговорить её забрать из суда заявление о попытке изнасилования. Тогда Самолётов их выбросил из квартиры. Но внученька не знала в то время, что Самолётов и Зивелеос – одно лицо. Другого случая, чтобы он приходил к нам, я не знаю.

– Но вы же общаетесь с внучкой сейчас? Вы не можете не знать, что она с Самолётовым, иначе вы стали бы её разыскивать.

– Разумеется, я знаю, что она с ним. Вчера, например, она приезжала, представьте себе, не столько повидаться со мною, сколько принять ванну. У них, видите ли, негде помыться – живут, как в походе.

– В лесу что ли?

– Не знаю. Подробности пребывания она не раскрывала.

– Ну и что же, помылась?

– А то нет? Нечто я откажу любимице в такой малости?

– Конечно, зачем отказывать? А разве она одна приезжала? Супруг не сопровождал её?

– Если вы имеете в виду Самолётова, Сергей Сергеевич, то прошу вас говорить прямо. Вы определённо знаете, что они не супруги ещё, так как ни свадьбы, ни регистрации у них пока не было.

– Это я, конечно, знаю, однако современная молодёжь не всегда обращает внимания на такие официальные процедуры. Порой чуть ли не со школьной скамьи называют себя мужем и женой и начинают жить вместе.

– Да-да, это ужасно. Я человек старой закваски и не понимаю такие браки. Но Танюша моя внучка и не позволит себе выскочить замуж, не поставив меня в известность.

– Чудесно, однако вы же за нею не уследите, раз её здесь нет. Вы знаете, где они?

– Генерал… Сергей Сергеевич… уважаемый, – Надежда Тимофеевна говорила с паузами, – зачем вы задаёте второй раз вопрос о месте их пребывания? Неужели я непонятно ответила, что не знаю ничего об этом. Дети не любят посвящать в свои тайны даже самых любимых родителей. С этим приходится мириться. Если вы пришли ко мне для того, чтобы что-то узнать о Зивелеосе, то, честное слово, вы ошиблись адресом.

– Хорошо, Надежда Тимофеевна, – сказал Дотошкин, беря очередной ломтик лимона и кладя его в рот, чтобы растянуть время для размышлений. – Давайте будем с вами откровенны. Вы умная женщина, не боюсь это повторять, но вы видите проблему только со стороны вашей любимой внучки. А я пришёл к вам раскрыть проблему, стоящую перед государством. Попробую объяснить. Каким бы добрым ни был этот молодой человек Самолётов, которого, насколько мы знаем, сделал Зивелеосом большой учёный, но он занимается с точки зрения закона разбоем. Рано или поздно ему придётся за это отвечать перед судом. И чем раньше это произойдёт, тем лучше для него. Помогите же ему и государству, в котором вы живёте.

Слушавшая высокопоставленного чиновника, женщина на последних его словах вдруг резко поднялась и неторопливо подошла к окну. Чувствовалось, что она сдерживает в себе какое-то внутреннее негодование. Отодвинув тюлевую занавеску, она взглянула на раскрывающуюся панораму московских домов, перевела взгляд на шумевшую где-то внизу улицу, затем только обернулась к генералу и произнесла целую речь:

– Вы хотите, чтобы я помогла государству, точнее правительству, которое вы сегодня представляете. Говорите о законности, о недопустимости её нарушения. А знаете ли вы, сколько раз это самое государство меня, как и миллионы других жителей страны, ограбило? Сначала хорошие книги, что я любила покупать в книжных магазинах часто с трудом в очередях, так как они были в дефиците, а читать любили все, вдруг исчезли с прилавков, но зато появились втридорога на уличных лотках спекулянтов. Нам трудно было это понять, так как ещё до войны Сталин торжественно объявил на съезде о том, что со спекуляцией в стране покончено раз и навсегда. А тут оказалось, что я могу купить хорошую книгу только у спекулянтов, чья работа теперь не только не запрещалась, но даже кем-то поощрялась. Эта же спекуляция перекинулась и на другие товары. Мы ещё не знали, что начинали тем самым переход от социалистического государства к капиталистическому. Но денег в моём скромном бюджете уже становилось меньше.

Надежда Тимофеевна прошлась по комнате в раздумье, словно читала лекцию своим студентам, и продолжала говорить ровным голосом. Генерал не перебивал.

– Затем произошло внезапное падение рубля. Вы это тоже хорошо помните. Я не знаю, как вы перенесли это время, а на мне отразилось весьма неприятно. Мы ведь привыкли верить словам правительственных чиновников, уверявших, что всё будет хорошо. Но все мои сбережения в одночасье обратились практически в пыль, на которую ничего не купишь. Это произошло с согласия государственных мужей. Наш народ на виду у всего мира был ограблен. Кто-то в это время покупал заводы, фабрики, предприятия буквально за копейки, привозя мешки обесцененных денег на своих машинах. А кто-то становился совершенно обездоленным. Это была не вина народа, а его беда.

Подойдя к столу, хозяйка налила коньяк в рюмку генерала, сказав «Пейте-пейте, не стесняйтесь», а сама отошла к книжному шкафу и продолжила свою мысль:

– Я могу привести пример с собой. Мои дети до гибели дали мне десять тысяч долларов, заработанные ими честно за границей. По рекомендации знакомого юриста я положила их в новый банк, который возглавил бывший советский министр финансов. И вот то ли его невзлюбили новые русские, то ли ещё по какой причине, однако у банка этого отобрали лицензию, сообщив о банкротстве, и у всех вкладчиков начались мучения. Я и на заседаниях ликвидационной комиссии бывала, и суды прошла. То находилась в числе первоочередников, то после командировки узнала, что пропустила одно заседание и меня перекинули на седьмую очередь. Подала исковое заявление в арбитражный суд. Там в несколько минут решили вопрос в пользу управляющего ликвидационной комиссии Фролова. Словом, никаких денег я не получила вообще, так как потом делопроизводство по этому банку вообще прекратилось. Но недавно услышала в телепрограмме о том, что государство будто бы собирается помочь обманутым вкладчикам. Пошла в юридический центр, куда всех приглашают на бесплатную юридическую консультацию. Внушительного вида серьёзный молодой человек внимательно меня выслушал, просмотрел сохранённые мною все документы и сказал, что дело выиграть, наверное, можно, однако расходы мои на ведение процесса могут оказаться такими, что овчинка выделки не будет стоить. Я потом узнала, что в этом центре уже брали с каждого вкладчика приличные деньги для перекупки долговых обязательств банка, рассылали специально всем по домашним адресам письма, но денег вкладчикам до сих пор никто не вернул. Так что они ещё дополнительные потери понесли. Меня это как-то миновало. Пропустили меня что ли в списке? А то ведь по своей доверчивости могла бы тоже лопухнуться. Самое удивительное в том, что деньги вкладчиков остались у государства, раз никому их не вернули, а бывшим владельцам банков не разрешают ими распоряжаться. Стало быть, государство нас обобрало. Так что изобретение, которое использует Самолётов, вполне своевременно, так как позволяет грабить грабителей.

Генерал почесал пальцем переносицу и продолжал:

– Да, мы пока не знаем, как раскрыть это поистине гениальное открытие и как остановить Зивелеоса. Но на Руси говорят: «Сколько верёвочка ни вьётся, а конец найдётся». Вечно такое положение продолжаться не может. Поэтому не лучше ли было бы Самолётову прекратить необдуманные набеги или налёты на отдельных бизнесменов, а придти в Академию наук, рассказать об открытии, принять участие в совместных научных экспериментах на благо всей науки, что принесло бы большую пользу стране? Мы могли бы закрыть глаза на то, что он уже совершил противозаконного, сохранить созданную им детскую республику и оказывать ей государственную поддержку по специальной программе. То есть всё можно делать разумно.

– Можно, но не делается, – заметила Надежда Тимофеевна. – Почему-то бездомными детьми не занимались должным образом, пока эту обязанность не взял на себя Зивелеос. Да и он не обеспечил всех, а лишь небольшую часть обездоленных. Возьмите остальных на себя.

– Но где найти столько денег на всех?

– Там же, где их находит Зивелеос – у богатых.

– Так ведь они не отдадут, – в изумлении развёл руками генерал.

– Вот именно. Потому, очевидно, Николай и занялся насильственной экспроприацией.

Разговор опять пошёл не в том русле, который намечал Дотошкин. Ему очень хотелось получить поддержку от доктора наук, профессора, умной, как он считал, женщины и он сделал ещё одну попытку переубедить её:

– Я с вами согласен в какой-то степени, уважаемая Надежда Тимофеевна. Все мы, я имею в виду наше поколение, учились в советской школе и помним уроки о равенстве и братстве. Однако сегодня мы живём уже в другой стране, где идеи социализма считаются утопическими. – И, заметив попытку женщины ответить на это, быстро добавил: – Вообще-то я не философ и не стану рассуждать на эту тему. Хочу только повторить ещё раз, что избранный Самолётовым и его компанией путь опасен и грозит большими неприятностями для них в скором времени. Мы же тоже не бездействуем. Так что я хочу обратиться к вашей мудрости. Попытайтесь при встрече с Зивелеосом, которого вы просто называете по имени, и с которым, я убеждён, вы обязательно скоро встретитесь, убедить его отказаться от подобных террористических акций. Кстати, вы никуда не уезжаете в ближайшее время?

– А вы хотите меня сопровождать? – засмеялась Иволгина, оставив вопрос без ответа.

В этот момент раздался негромкий слегка дребезжащий звонок мобильного телефона.

– Это меня, извините, – всполошился Дотошкин, потянув руку во внутренний карман пиджака.

– Генерал! – прогремел внезапно металлический голос. – Можете не трудиться брать трубку. Слушайте меня.

В дверном проёме балкона стоял Зивелеос. Трудно было сказать, когда он там появился. Дотошкин сидел спиной к балкону и за разговором в тёплой обстановке, согреваемой коньяком и приятной женщиной, совершенно забыл о возможности появления предмета застольной беседы.

Он вообще почему-то никогда не думал о личной встрече с Зивелеосом. Ему казалось, что сама должность его и тот факт, что ему поручено персонально заниматься поимкой самого опасного похитителя чужих денег, то есть грабителя, не позволит журналисту Самолётову в облачении Зивелеоса выходить на прямой контакт с генералом. Кроме того, приехав на служебной машине к огромному многоэтажному дому, где жила Иволгина, он проверил у наблюдателей в штатской одежде, выставленных специально следить за входными дверями дома и балконом квартиры Иволгиной, не появлялось ли облако-человек. Проверил на всякий случай, будучи уверенным, что Зивелеосу пока нечего делать у женщины, чья внучка только вчера сама была здесь.

Если бы Зивелеоса заметили, генералу тотчас же доложили бы. Но никто ничего не сообщал, и Дотошкин был спокоен. И тут на тебе – преступник опять ломает все планы. Осознав мгновенно, что просчитался в своих надеждах и за спиной стоит действительно тот самый человек, который может делать с ним всё, что захочет, Дотошкин похолодел от страха. В голове сразу пронеслись вопросы: Где же эти оболтусы-наблюдатели за домом? Почему не сообщили? А может, это они и звонят по телефону? И кто же будет защищать генерала? Что ему теперь делать?

Он медленно повернулся всем телом к непрошенному гостю, занимавшим своей фигурой почти полностью дверной проём и потому казавшийся гигантом, а тот говорил так громко, что слова его, несомненно, можно было услышать и стоявшим далеко внизу наблюдателям.

– Вам не кажется верхом неприличия посещать незамужнюю женщину, пить с нею коньяк и разглагольствовать о всяких пустяках, не ставя об этом в известность свою жену?

Что-что, а этого вопроса Дотошкин ожидал меньше всего.

– Я нахожусь на службе – пробормотал он растерянно и с огромным неудовольствием заметил, что голос его не то чтобы дрожал, но звучал как-то непривычно глухо с хрипотцой, так что пришлось даже прокашляться.

Телефон продолжал звонить, но Дотошкин не осмеливался вновь потянуться за трубкой.

– Да ладно вам, генерал, не оправдывайтесь – продолжал греметь Зивелеос. – Я спросил это в порядке шутки. Имею я на это право или вы мне в этом отказываете, как в праве простому народу жить так же хорошо, как живёте вы – командующие народом? Но не будем философствовать, поскольку, как только что сами признались, вы далеки от философии. Из этих моих слов вы, конечно, поняли, что я слышал вашу милую беседу с Надеждой Тимофеевной. Да, я установил здесь своё прослушивающее устройство. Не только вам дано пользоваться прослушками. Как вы заметили ранее, мне небезразлична судьба хозяйки квартиры. Она под моей охраной. Вам следовало догадаться об этом. Понимаю, что ваши люди уже поднимаются на лифте, чтобы оказать вам посильную помощь, и скоро начнут рваться в дверь. Прошу вас немедленно выйти им навстречу и с ними же удалиться. Ваши прослушки я сейчас же ликвидирую и с этих пор прошу не касаться никаким образом и нигде Иволгиной. В противном случае у вас лично будут большие неприятности от меня. Можете ничего не отвечать. Я начинаю счёт до трёх и потом применяю силу. Раз…