Под Южным крестом

Земля, на счастье, оказалась очень рыхлой; она состояла из песка и растительных остатков. Работа, несмотря на трудность, подвигалась с удивительной быстротой. Тяжелый нож, направляемый рукой неутомимого сапера, быстро и неуклонно проникал все дальше и дальше в землю, которая сыпалась на дно ямы.

Таким образом Фрикэ довел свой, как он выражался, лаз почти до самого выхода из ямы; до уровня земли осталось метра два. Нужно было спуститься назад и отбросить скопившуюся у основания землю, чтобы оставить доступ воздуха.

Обрадованный успехом своего предприятия, он соскользнул вниз на кучку мягкой земли и увидел, что тигр, заинтересовавшись таинственной работой, подошел к лазу и сунул морду в его нижнее отверстие.

Это любопытство встревожило Фрикэ.

– Приятель, больно уж ты любопытен. Так можно все дело испортить. Знай, что я работаю для нашей общей пользы… Когда я выйду, ничто не помешает выбраться на волю и тебе. А теперь уходи в свой угол и не мешай мне. Да ну же, ступай! Или, может быть, ты голоден? Так не угодно ли: стол накрыт, насыщайся, сколько душе угодно… А, ты все-таки не уходишь. Постой же. Вот это тебя заставит уйти.

Он взял револьвер и выстрелил над головой зверя, но так, чтобы не задеть его и не ранить. Фрикэ знал, что нет ничего опаснее раненого тигра. Выстрел возымел свое действие. Оглушенный зверь отскочил назад и снова улегся в своем углу.

Не заботясь о нем больше, Фрикэ отрезал ломоть от оленя, так как чувствовал страшный голод и проглотил его не разжевывая. Потом не вытерпел и, сжалившись над тигром, который выказал такое смирение и послушание, отрезал от оленя огромный кусок мяса и кинул голодному зверю, говоря:

– На, ешь!.. А ты, обезьяночка моя… очень жаль, что ты не ешь мяса. Больше мне угостить тебя нечем. А живот тебе, небось, сильно подвело от голода… Ну, ничего, потерпи! За это я тебя так накормлю, когда выйдем отсюда, что просто чудо. А теперь за работу.

Парижанин был неутомим. Настала ночь, а ему и горя мало. Копает да копает ножом. В глаза ему насыпалось земли, они распухли и болели, вывихнутая нога ныла, но он не обращал на это внимания и продолжал свое дело.

Прошли сутки. Фрикэ все рыл и рыл без отдыха, зная, что если только он сделает передышку, то будет не в силах продолжать: до того он утомился и измучился. И странное дело: звери вели себя тихо, точно понимали смысл его работы. И особенно тих был тигр, проученный выстрелами и, быть может, привыкший к присутствию человека.

Настало новое утро. Фрикэ почувствовал, что час освобождения близок, и энергичнее прежнего заработал ножом. До поверхности земли оставалось не более нескольких сантиметров. Вдруг парижанин услыхал внизу, в яме, жалобный крик.

– Что там такое? Уж не тигр ли напал на мою обезьяну? Надо посмотреть. Да, кстати, напьюсь: жажда просто измучила, а в шапке у меня есть немного воды.

Но Фрикэ думал на тигра напрасно. Тот лежал на своем месте, а обезьяна, умирая от голода и жажды, каталась по земле в страшных судорогах. Фрикэ самого мучила жажда, и он машинально поднес шапку к губам. Но потом его взгляд упал на обезьяну, которая глядела с такой тоской, что у Фрикэ сердце облилось кровью. Он нагнулся, приподнял обезьяне голову и влил ей в рот немного воды. Обезьяна жадно схватила шапку руками и выпила все до капли, потом опять легла на землю и успокоилась.

– Бедное животное! – сказал молодой человек. – Не дать тебе напиться было бы грешно. Я так рад, что спас тебя от смерти, так доволен, что даже пить перехотелось. Да и ученые утверждают, что человек происходит от обезьяны; выходит, что я спас жизнь своему предку.

Пять минут спустя он уже буравил толстый слой листьев, покрывавших почву. Он был свободен! У него хватило еще силы проползти несколько шагов от отверстия, которое было не шире лисьей норы, но тут усталость овладела всем его телом, и он впал в крепкий, тяжелый сон.

Часа через три он проснулся от страшной рези в животе. Он открыл глаза, потянулся и вскрикнул от изумления. Тигр и орангутанг, выползшие из ямы вслед за молодым человеком, мирно лежали на земле рядышком около него, дожидаясь его пробуждения.

Глава VIII

Красавица и зверь. – Твердость девушки. – Атаман озадачен. – Страшные, но правдивые сцены разбоя. – Корабли-гробы. – Морской разбой и английский парламент. – Взрыв на бременском рейде. – Разбойники и корабль-призрак. – Драматическое свидание прежних друзей. – Последняя воля осужденного. – Темная история Флаксхана. – Опека «in extremis». – Обманчивая безопасность.

– Скажите же наконец, милостивый государь, что вам от меня нужно?

– От вас ничего. Я только хочу вашего счастья.

– Моего счастья?

– Конечно. Вы будете счастливы, хотя бы для этого мне пришлось поставить вверх дном весь архипелаг и поджечь с четырех концов остров.

– Все те же речи, все то же насилие!

– А от вас – все то же презрение ко мне, все то же упорство.

– Потому что я вас боюсь, и ваши предложения меня совершенно не интересуют.

– Почему? Что я вам сделал?

– Как что сделали? Я прошу вас меня отпустить, а вы держите меня силой… Это оскорбительно…

– Бланш!

– Меня зовут мисс Флаксхан.

– Мисс… простите. Ах, если бы вы знали…

– Нечего мне знать. Я знаю, что я пленница.

– О мисс…

– Да, да, пленница или узница, если хотите. Что же этот дворец, как не тюрьма? Меня здесь держат насильно. Зачем меня отняли у опекунов?

– Авантюристы они, ваши опекуны, как вы их называете.

– Не смейте говорить о них таким образом. Им меня вверил, умирая, мой отец. Они честно заботились обо мне, трудились для меня, давали мне кусок хлеба…

– Да чего же вам здесь не достает? Обстановка у вас роскошная, царская. Ваши ноги ступают по мягким восточным коврам, стены вашего жилища обиты дорогими тканями, у вас целая толпа рабов всех восточных национальностей. Дорогие камни, которые вы презрительно отбрасываете, годятся в любую царскую диадему. Золота, от которого вы отказываетесь, хватило бы для сотен тысяч бедных туземцев. Вы повелеваете целым городом; захотите – и будете царицей Океании.

– Когда я была совсем маленькой девочкой, я жила с матерью. Это была тихая, грустная, бледная женщина. Мы были очень бедны, она кормилась своими трудами, но никогда не жаловалась на судьбу. Изредка к нам приезжал человек высокого роста и гордой наружности. Я помню, как крепко он целовал меня, прижимая к груди. Это был мой отец, он был моряк. Вскоре он погиб в море. Вы знаете это, потому что сами говорите, что были с ним знакомы. Слышите, сударь?

– Слышу, мисс, но нельзя ли спросить: к чему вы это говорите?

– А вот к чему. Моя мать жила и умерла в бедности, научив и меня презирать богатство; а мой отец, герой войны за независимость, передал мне любовь к свободе. Когда он умер, то человек, которому он меня поручил, продолжил со своими друзьями мое воспитание в том же направлении. Я им всем обязана. Благодаря им, я стала тем, что я теперь. А вы, милостивый государь, что вы для меня сделали? За что я должна быть вам благодарна? Недостойной хитростью, бесчестным подлогом вы меня выманили из пансиона и поселили в этом дворце, который хуже тюрьмы. Я люблю простоту, а вы окружаете меня роскошью. Вы меня принуждаете к тому, что мне не нравится. Очевидно, ваши намерения бесчестные, бессовестные.

– Как, мисс? Разве я не относился к вам с глубокой преданностью, глубоким уважением?

– Еще бы! Не доставало только, чтобы вы к бесчестности присоединили грубость.

– Мисс!..

– Знайте, сударь, что если б я не надеялась, что рано или поздно придет час моего избавления, то давно прибегла бы к смерти, как к надежной избавительнице от позора.

– К смерти! Сохрани Бог!.. Что вы такое говорите!

– А что? Вас это удивляет? Знайте, что во мне с детства развито презрение к смерти. Я не побоюсь ее, я предпочту ее позору.

Такой разговор происходил во дворце борнейского магараджи. Девушка, говорившая так смело с человеком, привыкшим ко всеобщему преклонению и трепету, была совсем еще молоденькая, почти ребенок.

Семнадцати лет, стройная, высокая, молодая мисс бесстрашно глядела на своего собеседника, ставя его в тупик смелыми речами и взглядами. Голос ее по временам дрожал от негодования, и на глазах выступали непрошеные слезы, но пламя, сверкавшее в молодых черных глазах, сейчас же осушало их. Прелестный контраст с черными глазами составляли белокурые волосы, падавшие густыми, тяжелыми косами из-под легонькой фетровой шляпки с белым страусовым пером. Кожа на лице, под которой текла алая горячая кровь, была нежна, как бархат, а яркий цвет ее еще не успел поблекнуть от горя и забот. Правильный нос с небольшой горбинкой и нервными ноздрями придавал, в сочетании с глазами, решительное выражение лицу, но это выражение смягчалось алыми губками необыкновенно нежной формы.

Несмотря на ранний утренний час и на тропический зной, мисс Бланш была одета в полный костюм из легкой серой материи с короткой юбкой; на ее крошечных ножках были надеты высокие ботинки; это был настоящий дорожный туалет. Бланш носила его постоянно, в любую минуту готовая ко всем случайностям.

Ее собеседник был тот самый человек, который привез на «Конкордию», находившуюся на карантине, экипаж из малайцев. Тот самый человек, который напугал синьора Пизани и перед которым трепетали и преклонялись все бандиты моря, – одним словом, это был сам атаман. Изящно одетый в европейское платье, он для беседы с молодой особой отложил в сторону зеленую чалму и одежду меккского пилигрима, которые внушали фанатичным мусульманам Борнео такое почтение к неведомому пришельцу.

Несмотря на учтивое, почтительное обращение атамана с девушкой, во всей его джентльменской внешности виден был дикий зверь. Печать неукротимых страстей лежала на его бледном, бескровном лице с синими жилами на лбу. По временам эти жилы надувались при особенно резких выражениях девушки, но в ту же минуту он подавлял в себе гнев и принимал бесстрастный, холодно-учтивый вид благовоспитанного человека. Несмотря на сдержанность, улыбка бледных губ под крючковатым носом делала его похожим скорее на черную пантеру, чем на человека.

Атаман был удивлен сопротивлением, которое оказывало ему юное, слабое созданье. Молодая девушка знала, что, находясь в его власти, она играет в опасную игру, но храбро шла навстречу опасности. Он видел, что она не шутит, что способна сделать так, как говорит, и потому ничего не ответил на ее резкости.

Какими судьбами молодая девушка очутилась с атаманом в городе Борнео, во дворце у раджи? Каким образом попала красавица к зверю?

Расскажу все по порядку, начиная с истории отца мисс Флаксхан и того человека, который завладел ею.

В 1876 году и особенно в 1877 году число морских катастроф до такой степени увеличилось, что не могло быть сомнения в том, что тут действует чей-то злой умысел. Правительства заволновались, в палатах были сделаны запросы, и, между прочим, в английском парламенте, где лорд Гранвилль сказал замечательную речь, результатом которой было назначение секретной конференции между представителями держав. «Милостивые государи, – сказал этот выдающийся государственный деятель, – вероятное увеличение числа кораблекрушений за последние годы приводит меня к убеждению, что нет национальности, корабли которой были бы в настоящее время в безопасности на море. Для меня, как и для многих из вас, нет сомнения в том, что существует целое сообщество кораблекрушителей. Я могу представить документы, которые доказывают, что это общество в широких масштабах эксплуатирует страховые компании, уничтожая корабли с грузом, застрахованным по высокой цене…»

Документы, представленные лордом Гранвиллем, были как нельзя более убедительны. Перечислив все корабли, исчезнувшие за последний короткий период, он привел точную цифру их действительной стоимости, терпеливо разыскав ее по ведомостям всех портов, и сопоставил с итогом страховых полисов. Громадная разница между двумя цифрами вызвала всеобщее изумление. Стало очевидно, что ради наживы приносились в жертву тысячи людей и что многие миллионы обманом перешли в руки неведомых негодяев.

Итак, было официально констатировано существование кораблей-гробов, то есть кораблей с застрахованным грузом, заранее предназначенных к потоплению; а затем в один прекрасный день был открыт и способ «крушить» корабли. На бременском рейде стоял купеческий корабль «Мозель», готовый к выходу в море. Погрузка была закончена. На другой день предстояла посадка пассажиров. Оставалось погрузить еще несколько тюков, как вдруг на верфи, около которой стоял «Мозель», раздался ужасный взрыв. Четыре носильщика были убиты наповал. Собственник груза, некто Томас, дрезденский уроженец, наблюдавший за погрузкой, получил смертельную рану. За несколько минут до смерти этот человек раскаялся и сознался, что в тюках было огромное количество динамита. Взрыв должен был произойти после выхода корабля в море с помощью особой пружины, приведенной в действие часовым механизмом. Этот взрыв должен был полностью уничтожить корабль. «Мозель», застрахованный в нескольких обществах в десять раз дороже стоимости, спасся лишь чудом.

Томас так и умер, не выдав своих сообщников.

Таким образом случайное обстоятельство выявило один из способов, используемых кораблекрушителями. Оставался открытым вопрос о нападениях на корабли, который был еще сложнее и запутаннее. На помощь снова пришел случай и открыл, наконец, тайну.

Один из самых блестящих офицеров нашего флота, богатого талантливыми людьми, решился взять на себя преследование кораблекрушителей. При поддержке министерства, которое предоставило в его распоряжение крейсер третьего ранга, этот офицер по имени барон де Вальпрэ после недолгого плавания убедился, что какое-то необычайно быстроходное судно, снабженное боевым тараном и грозной артиллерией, являлось исполнителем замыслов тайного общества. Этот таинственный корабль обладал способностью постоянно менять свой внешний вид до неузнаваемости, он плавал под всевозможными флагами, корабельные книги и документы были у него всегда в полном порядке и написаны на всех языках, так что морское начальство не могло ни к чему придраться. Обязанностью этого морского палача было грабить и топить почтовые и торговые суда, указанные ассоциацией. Цель почти всегда достигалась, и богатство преступного общества все росло и росло.

Центральное управление пиратской компании находилось в Париже, а рядовые агенты были рассеяны по всему земному шару. Директор компании, при котором был создан особый совет, официально принадлежал к классу парижских финансистов. Он имел крупные связи в свете и вел роскошную жизнь денежного туза. Его агенты, принадлежавшие к различным классам общества, набирались из разных национальностей. Здесь был гордый немецкий чиновник и дикий паликар, чопорный англичанин и хвастливый бразилец, хитрый китаец и грубый янки, косоглазый малаец и людоед-зеландец, работорговец с гвинейского берега и упивающийся маслом камчадал, живорез-индус и фанатик-занзибарец, – и весь этот сброд повиновался одной общей власти; каждый получил от общей прибыли сообразно со своими заслугами.

Несмотря на превосходную организацию этого общества, барону де Вальпрэ удалось нанести ему смертельный удар. Он узнал от одного из матросов таинственного судна некоторые подробности, которые позволили застичь пиратов в их логове. В экспедиции барона, командовавшего крейсером «Молния», участвовали, между прочим, и Андрэ Делькур, доктор Ламперриер, Пьер де Галь, Фрикэ и Князек.

Преследуемый корветом «Молния», корабль пиратов, прозванный французами «Хищник», на глазах моряков погрузился вдруг во внутреннюю лагуну одного аттола. Очевидно, это был один из привычных маневров бандитов моря. Сидевшие на корабле пираты укрылись в подземных пещерах, устроенных природой в коралловых стенах рифа. Эти пещеры были обставлены с невероятной роскошью и служили для бандитов, убежищем и местом отдыха. С «Молнии» был спущен небольшой десант, который проник в грозно защищенное подземелье. Героизм французских матросов преодолел все препятствия, и убежище было захвачено. Проходя по темному коридору, изредка освещавшемуся выстрелами, Андрэ Делькур наткнулся на плотную дверь из текового дерева. Он уже поломал об эту дверь топор и позвал друзей на помощь, как вдруг дверь сама растворилась и на пороге появился человек, вооруженный револьвером. Произошел короткий, но отчаянный бой. Молодой француз одолел и обезоружил противника. Когда свет, шедший из двери, упал на лицо побежденного, Андрэ вскрикнул от испуга и горя. Он узнал одного из героев междуусобной войны в Северо-Американских Штатах, который впоследствии храбро отражал прусское нашествие на Францию. Этот человек был американец Флаксхан, капитан Флаксхан, даровитый, храбрый моряк. В последнее время Андрэ встречался с ним редко, и во время этих редких встреч капитан казался каким-то грустным, расстроенным. Разговор между приятелями был недолог. Андрэ избавил друга от позорной казни и дал ему возможность покончить с собой. В благодарность американец рассказал Андрэ, каким образом он погрузил корабль в бездну.

– Андрэ, – сказал он, – теперь для меня великая минута. Я умру, искупив свою вину. Времени у меня немного, слушай, что я тебе скажу… Я стал бандитом и капитаном «Хищника» из-за страсти к игре. Игра меня разорила. Однажды вечером я проиграл все, что имел, и хотел застрелиться, но вспомнил о дочери.

– У тебя есть дочь? – воскликнул Андрэ.

– Да, и я ужасно ее любил. Мне не хотелось оставить ее сиротою без средств. В самую критическую минуту появился мой счастливый партнер, обыгравший меня. Это был богатый финансист. Он отнял пистолет, который я уже приставил к виску, согласился взять вексель вместо наличных денег и предложил мне место капитана на корабле, хозяином которого он был. Я, ничего не подозревая, с восторгом принял предложение. Судно вышло в море и… понимаешь… это судно оказалось «Хищником»!.. Тщетно я старался потом сбросить с себя цепи. Эти негодяи похитили мою дочь, сделав ее заложницей моего смирения. Я боялся, что ее убьют, если я не буду повиноваться. Так я превратился в злодея. Я стал убивать, чтобы жива была Бланш! Ты понимаешь это? Понимаешь весь ужас моего положения?.. Постепенно я свыкся с ним, втянулся и стал спокойно исполнять отвратительную обязанность морского палача… Изредка мне, как бы в награду за усердие, позволяли видаться с дочерью. Вырвать ее из рук негодяев я не мог. Мне было решительно заявлено, что малейшая попытка с моей стороны будет для девочки смертным приговором. Впрочем, моя дочь получала хорошее воспитание: она воспитывалась вместе с дочерью того господина, который держал в своих ежовых рукавицах всю пиратскую орду. Этот человек и сейчас занимает в обществе высокое положение, пользуясь самой безупречной репутацией. Теперь, Андрэ, ты знаешь все. Через две минуты меня не будет в живых. Вот бумаги, относящиеся к нашей ассоциации. В твоих руках они будут грозным оружием. С их помощью ты сможешь отнять у негодяев мою дочь. Сделай это, непременно сделай. Я тебя умоляю. Тем более, что после моей смерти им не будет никакого смысла держать ее у себя. Пусть Бланш не знает, кем я был… Стань для нее отцом.

– Клянусь тебе, Флаксхан, что твоя дочь будет моей дочерью. Твоя память останется для нее незапятнанной, священной. Умри спокойно! Прощай!

Через несколько минут американец умер, погубив вместе с собой бандитов, укрывшихся в пещерах.

Возвратясь во Францию, Андрэ Делькур сдержал свое слово. Пустив в ход шантаж, он добился, чтоб ему отдали девочку. Потом, вместе с бароном де Вальпрэ, он сделал властям весьма важное заявление, вследствие чего было отдано распоряжение об аресте финансиста. Предупрежденный своими шпионами, глава ассоциации, должно быть, попытался бежать через водосточную трубу, связанную с его домом, потому что на другой день, после проливного дождя, на мостовую выплыл труп, очень похожий на преступного финансиста, хотя лицо у трупа было изъедено крысами.

После затопления пиратского корабля и исчезновения главы преступной ассоциации наши друзья успокоились, полагая, что общество рассеяно навсегда. Они прожили три года безмятежно, как вдруг над ними разразилось несчастье, разорившее их почти до нитки.

Андрэ не хотелось, чтобы его приемная дочь узнала когда-нибудь нужду. Посоветовавшись с Фрикэ и доктором Ламперриером, он решился отправиться искать счастья на Суматру. Доктор предоставил в распоряжение друзей все свое состояние. Составилось маленькое общество, которое они сообща окрестили «товарищество странствующих плантаторов».

Бланш была отдана в одно из лучших частных учебных заведений Парижа, и три товарища отправились в Индийский океан, захватив с собою Пьера де Галя и молодого негра, которого они называли Князьком.

Дела товарищества шли отлично вплоть до описанных нами в начале романа событий, а затем Андрэ получил страшную весть о похищении своей приемной дочери.

Имя похитителя было для них грозным откровением. Они знали, что за человек Венсан Боскарен и на что он способен. В следующей главе мы подробно опишем эту темную личность.

Глава IX

Страничка из новейшей истории Японии. – Тайкун и микадо. – Двадцатилетний француз делается японским адмиралом. – Печальные последствия морской битвы. – Полтораста миль в железной клетке. – Торжественное вскрытие живота одного японского дворянина. – Удивительные приключения бывшего адмирала. – Атаман кораблекрушителей. – Учитель и его достойный ученик. – Наследство учителя. – Проекты бандита. – Опасное положение некоего монарха. – Между двух огней.

Если факт восприятия японским народом европейской цивилизации может казаться удивительным, то еще изумительнее краткость времени, в течение которого он совершился; на это потребовалось лишь несколько лет. В 1853 году американский адмирал Парри совершил первую серьезную попытку проложить дорогу в эту империю, которая была так же замкнута, как и Китай. Попытка удалась, и результатами ее воспользовались, кроме американцев, также русские, французы и англичане, открыв себе доступ в некоторые порты Японии. Тайкун Иеоски сделал в этом направлении первый шаг и лишил голландцев исключительной возможности устанавливать связи с Японией, сделав эту привилегию правом всех наций. Японское общество довольно косо посматривало на это нововведение, одобренное принцем Икаммоном, который сделался регентом вместо малолетнего Иесаду, сына и преемника Иеоски. Воспитанная веками ненависть японцев ко всему иностранному вспыхнула с невиданной силой и нашла себе опору в японском дворянстве, которое с ожесточением воспротивилось непопулярной мере. Даймиосы (господа, князья), лишившись права на таможенные пошлины, которые всецело стали поступать в казну тайкуна, возмутили народ и подтолкнули его на насилия и убийства. Во время беспорядков было убито много англичан и французов. Тогда в 1863 году перед Иеддо появился соединенный англо-французский флот, и от тайкуна было потребовано удовлетворение. Тайкун отвечал, что он не виноват и даймиосы ему не повинуются, но все-таки заплатил денежное вознаграждение за убытки, причиненные европейцам. После этого английский флот опустошил гавани князей сатсумского и нагатского.

Явная враждебность населения и двусмысленное поведение правительства едва не вызвали в том же году новых репрессий со стороны названных европейских держав, но в это время (в мае 1863 года) тайкуном сделался энергичный Стотсбахи, сын Мито. С 1863 года до 1868 года Стотсбахи успешно боролся с восстанием южных даймиосов и честно выполнял договоры, заключенные с европейцами, надеясь, что сближение с ними приведет к полному возрождению страны.

В то время в Японии было два государя: духовный – микадо и светский – тайкун. Звание обоих было наследственное; власть тайкуна была ограничена советом даймиосов. Из этого следует, что если тайкун умел заставить даймиосов повиноваться, то был полным хозяином Японии, потому что даймиосы были неограниченными владыками в своих феодальных поместьях. Если же он отдавался даймиосам в руки, то они являлись распорядителями судеб Японии и своевольничали в ущерб народу. Впоследствии в 1868 году микадо Муццукито соединил в своих руках духовную и светскую власть, и звание тайкуна было отменено.

Будучи не в силах полностью подавить восстание и видя, что затяжка ведет к разорению государства, Стотсбахи обратился к микадо с просьбой созвать сейм магнатов империи для пересмотра основных законов и учреждения правительственной власти на более прочном основании. Сейм прошел очень бурно и окончился переворотом, который устроили южные даймиосы. Они вовлекли в свой лагерь микадо и его двор, разогнали приверженцев тайкуна и издали декрет, которым звание тайкуна уничтожалось, а исполнительная власть безраздельно передавалась микадо. Тайкун Стотсбахи приготовился к борьбе, собрал приверженцев и был побежден лишь после отчаянного сопротивления.