Космический маразм

– Не могу знать, херр Гроссман.

Херр Гроссман приблизился ко мне и вгляделся прямо в лицо, поблёскивая сквозь очки малюсенькими голубыми глазками.

– Этот вроде не еврей, – сказал он с сомнением.

– Не могу знать, – повторил Зигмунд, неуклюже пожав плечами.

– Но и на арийца не похож, – продолжил Гроссман. – А разве другие нации бывают?

– Ещё коммунисты бывают, – ответил Зигмунд.

– Русский я, – наконец решил я подать обиженный голос. – Беспартийный, но могу и того, вступить… Их бин плёхо говорить фашистский, ферштеен?

– Что он там лопочет, Зигмунд? – коротышка поправил очки.

– Должно быть, что-то романтическое, в духе Шиллера, – предположил тощий.

– Подозрительно, – Гроссман повёл носом и повернулся к Конотопу, который смотрел на него недобрым взглядом.

– Ну, этот-то точно еврей, – сказал Гроссман. – Посмотри на хвост. У арийцев разве бывают такие хвосты?

– Не могу знать, – отозвался Зигмунд.

– Расстреляйте всех, ради Бога,– Гроссман развернулся на месте и сложил руки за спиной.

Я хотел что-то ещё сказать, но ближайший фашист замахнулся на меня прикладом «шмайсера», и наступила темнота.

Глава 6. Чемодан

Никогда я не понимал расизма. Нельзя же ненавидеть человека только за то, что он еврей, русский или таджик. У каждой нации есть свои герои и злодеи. А теперь, когда я видел инопланетян, которые разительно отличались от всех земных жителей, мне и вовсе казалось, что человеческие национальности – несущественная мелочь, которая абсолютно ничего не значит по сравнению не только с мировой революцией, но даже и с тарелкой макарон по-флотски.

Вот, например, Ле Сист. Лидер фракции, но совсем не человек, а какая-то неудобоваримая смесь лошади и осьминога. Но он же хороший, разумный, вменяемый. То есть, нет, он не очень хороший и не то чтобы вменяемый, но ведь вовсе не потому, что он лошадь. Лошади вполне могут быть вменяемыми – нет, не в человеческом смысле, но, может быть, кто-то из лошадей намного разумнее Ле Систа, а про осьминогов я и вообще молчу. Так что щупальца совсем не признак идиотизма, скорее даже наоборот, но и то, что человек их лишён, ничего особенного не значит… Я запутался в рассуждениях и очнулся, пытаясь понять, почему мои руки подняты вверх, и я не в состоянии их опустить.

Мы стояли возле длинной кирпичной стены, прикованные к ней цепями за запястья на расстоянии пары метров друг от друга. Сначала Кентел, потом Сам Дурак, потом я, следом Вам Кого, а затем и Конотоп, которому повезло меньше всех. Его для чего-то поставили на задние лапы лицом к стене, а передними приковали. Он вертелся, дёргал цепи и рычал, но ничего не мог поделать.

– Пришли в себя, Володя? – поинтересовался Вам Кого.

– Относительно, – ответил я. – Голова гудит. Что мы здесь делаем?

– Сейчас расстреливать будут, – вздохнул Вам Кого. – Конечно, вряд ли у них это получится, но, в любом случае, в мои планы это не входило.

– У меня меч остался, – сказал Сам Дурак, – но что толку? Придётся ждать.

– Чего ждать? – не понял я.

– Ну, чем-то всё это должно закончиться.

Я вздохнул. Хотел сказать, что у меня тоже флистер на поясе, но решил, что это снова будет выглядеть глупо, как и всё, что я обычно говорю.

Справа показалась колонна марширующих гитлеровцев с винтовками на плечах. Возглавлял их Зигмунд. Поравнявшись с нами, они повернулись налево и по его команде вскинули винтовки.

– Чёрт побери, надоело уже умирать, – пробормотал Вам Кого.

– Маленьки цыпляточки царап, царап за пяточки, – подтвердил Кентел.

– Огонь! – громко и пискляво скомандовал Зигмунд.

Последовал оглушительный выстрел. Одна из пуль ударилась о стену возле моей шеи. Я огляделся. Все стояли целенькие, переминаясь с ноги на ногу.

Зигмунд выглядел раздосадованным. Он пристально рассмотрел всех нас сквозь очки, не сдвигаясь, впрочем, с места, затем снова скомандовал:

– Заряжай!

У меня сильно зачесался нос. Я попробовал освободить руку, но кандалы держали крепко, так что пришлось ограничиться попыткой потереть нос о плечо.

– Огонь! – выкрикнул Зигмунд.

Последовал ещё один залп, и ещё одна пуля стукнулась о стену рядом со мной.

– Сколько это будет продолжаться? – проворчал Вам Кого. – Руки уже затекли, башка болит, и жутко хочется выпить.

Зигмунд снова принялся разглядывать нас, но на этот раз его внимание привлекло нечто, спускающееся сверху. Я тоже поднял взгляд и увидел, как между стеной и фрицами снижается большой ворох разноцветных воздушных шаров. Уцепившись за связку одной рукой, под шарами висел наш старый знакомый скелет в перчатках. Во второй руке он держал пистолет с длинным блестящим стволом. Ствол был направлен в середину строя фашистов, которые растерянно смотрели в небо.

Грохнул выстрел. Все немцы, включая Зигмунда, одновременно попадали на землю и не шевелились.

– Как это он так, одной пулей? – удивился я.

– Он же йокес, – ответил Сам Дурак. – Повезло.

Тем временем скелет на шариках постепенно поворачивался в воздухе, направляя дуло прямо на меня. И мне стало страшно. Ведь если йокесам всё время везло, то выстрел Естера мог тоже оказаться успешным, и кто знает, не наступила бы в результате для меня настоящая, окончательная и бесповоротная смерть.

Ствол полыхнул яркой вспышкой, что-то звякнуло сверху, и я почувствовал, как с меня свалились кандалы. Причём, судя по всему, не только с меня, так как Вам Кого тоже опустил руки, а Конотоп принял горизонтальное положение.

Я схватил флистер, направил прямо в скелета и выстрелил. В связке лопнул один шарик.

– Володя! – крикнул Вам Кого, пытаясь схватить мою руку. – Что вы делаете?

– А пусть почувствует, – огрызнулся я, – как это – когда в тебя стреляют.

Тем временем шары с йокесом относило в сторону ветром.

– Во всяком случае, он нам помог, – заметил Вам Кого. – Уж не знаю, сознательно или нет.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, опустив флистер.

– Он стрелял в нашу сторону. Может, ему повезло, и попал он не в нас, а в цепи. Но чего он хотел добиться, неизвестно.

Шары со скелетом уже унесло довольно далеко. Мы собрались в кучку и двинулись в путь по тропинке, которая шла к вершине ближайшего холма.

– Мне кажется, вся эта история с фашистами, – сказал Вам Кого спустя минуту, – показывает, что нельзя менять планы. Решили вести случайный поиск – так и надо им заниматься, а не отвлекаться на экскаваторы и прочую ерунду. Где, интересно, мы находимся?

– Вон там написано, – Сам Дурак указал мечом вниз, к подножию холма.

Мы двигались к окраине небольшого городка, который был совсем не похож на Москву. Однако же, на ближайшем здании явно читалась надпись «Курский вокзал».

– Ну что же, – сказал Вам Кого воодушевлённо, – у нас есть отличная возможность проверить ещё один вариант действий. Попробуем поехать на Байконур?

– Вам Кого, – ответил Конотоп с иронией в голосе, – не ты ли только что говорил, что нужно держаться одного плана и не отвлекаться на экскаваторы и Курские вокзалы?

– Я политик, – махнул рукой Вам Кого. – Моё слово ничего не стоит. Так что давайте уже искать подходящий поезд.

Приблизившись к вокзалу и изучив расписание, мы увидели, что поезд Москва-Байконур отходит от платформы номер 761 через 20 минут. В кассе не оказалось очереди, и мы легко купили пять билетов в одно купе.

– А ничего, что в купе четыре места? – уточнил я у кассирши на всякий случай.

– Ну что вы, не поместитесь? – удивилась она. – У вас же один билет на кошечку. Да и вагон почти весь свободный, если что.

– Сама она кошечка, – прошипел Конотоп, когда мы отошли от кассы и направились на выход к поездам.

Вокруг царила традиционная вокзальная обстановка – проспиртованные бомжи, сомнительные полицейские, усохшие пирожки с начинкой неизвестного происхождения.

Голос с небес объявил громогласно:

– В связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья в расписание электропоездов вносятся изменения. Поезд отправлением…

– Удивительно! – перекричал Вам Кого динамик. – И платформа нужная на месте, и поезд. Как будто маразма никакого нет. Может, нам и вправду повезёт, и мы скоро будем на Байконуре?

– Хочу напомнить, – произнёс Сам Дурак, нахмурившись, – что нашей целью всё-таки является Эгозон.

– Хм, – ответил Вам Кого. – Ну, не всё же сразу.

Мы подошли к вагону, и Вам Кого протянул билеты проводнику в аккуратной синей форме – не то узбеку, не то таджику.

– Нельзя, – сказал он, замахав руками. – Тигр нельзя.

– Позвольте, – опешил Вам Кого. – Как нельзя? Билет же продали.

– Не понимать по-русски, – сказал проводник. – Тигр нельзя.

– Чёрт знает что, – сказал Вам Кого. – А может, вам можно заплатить? Даю две единицы, – и он достал из кармана свой приборчик для оплаты.

– Не понимать по-русски, – повторил проводник.

– А так? – уточнил я, протягивая ему тысячную купюру.

– Конечно, – проводник осклабился и посторонился, пропуская нас. – Тигр – он ведь тоже человек.

Мы втиснулись в вагон и нашли своё купе. Конотоп сказал, что внутрь он не пойдёт – слишком тесно, и улёгся в коридоре. Остальные сели вокруг столика.

– Хм, – сказал Вам Кого, постучав костяшками пальцев по столу. – Что-то уже есть хочется. Да и выпить не мешало бы. Володя, а вы не сгоняете за водочкой?

– Без проблем, – сказал я.

– И огурчиков, пожалуй, – добавил Вам Кого. – До отправления ещё пятнадцать минут.

Я вышел из поезда и осмотрелся в поисках торговых точек. Обратился к проводнику:

– А где здесь еды можно купить?

– Не понимать по-русски, – ответил он.

Я вздохнул и поплёлся к концу платформы. Пройдя мимо палатки с шаурмой и газетного киоска, я уткнулся в забор. Повернулся обратно и попытался вернуться к поезду, но там тоже оказался забор. Пошёл направо, вдоль забора, который всё никак не кончался.

– Я идиот, – пробормотал я. – Ведь такое было уже. Тут ведь если уйдёшь, то совсем не обязательно вернёшься…

Мне очень не хотелось снова оказаться одному. Внезапно забор кончился, и я увидел, что вышел на улицу возле огромного завода. У проходной подметал дорожку дворник в фартуке, в котором я через мгновение узнал чернокожего разведчика Пахома.

– Здравствуй, мил человек, – сказал он. – Куда путь держишь?

– Здравствуйте, – сказал я. – А не подскажете, где здесь водку можно купить и огурцы маринованные?

– Нигде, – ответил Пахом, улыбнувшись рядом белоснежных зубов. – Или везде, это уж как повезёт. Хочешь, я дам? Бесплатно.

– Даже и не знаю, – ответил я. – Теперь-то я знаю, что вы йокес. А йокесам доверять нельзя.

– Почему это? – удивился Пахом. – Или тебя кто из наших обидел?

– Ваш скелет хотел нас убить, – я шмыгнул носом.

– Йок? – Пахом рассмеялся. – Ну что ты! Йок и мухи не обидит. Это он шутил, должно быть. А если бы захотел, то убил бы.

Я вспомнил мёртвых гитлеровцев и подумал, что Пахом преувеличивает насчёт мух.

– Не веришь, я гляжу, – Пахом покачал головой. – А ты знаешь, почему Йок Естер – скелет? Он сказал, что мясо ему без надобности, йокесы всё равно не умирают. Срезал мясо и раздал голодным на планете Голопера. Так что зря ты так презрительно о йокесах говоришь… Есть, конечно, отщепенцы, – вздохнул он. – Вот Рубель, к примеру. Он тоже наш был, а потом откололся. Злобный, любил поиздеваться над другими. И женщинами чересчур увлекался.

– Что ещё за Рубель? – не понял я.

– Да демон один. Неважно. Ну что, будешь водку брать? Вряд ли где ещё найдёшь.

– Ну, давайте.

В руке Пахома из воздуха сформировался пакет, который он передал мне.

Заглянув внутрь, я обнаружил там две бутылки водки, большую банку огурцов и одноразовые стаканчики.

– Спасибо, – сказал я. – Что я вам должен?

– Ничего, – ответил он. – Я же слышал, как ты про Африку кричал. Молодец. Только я бы на твоём месте поторапливался, а то твой поезд уже уходит.

– Где? – забеспокоился я. – Как туда попасть?

Пахом усмехнулся и растаял в воздухе, а завод за ним внезапно расступился, и я понял, что стою прямо посреди платформы, а поезд медленно проплывает мимо.

Вот как раз проезжал тамбур моего вагона с тем самым узбеком-проводником, который смотрел на меня через открытую дверь.

– Эй! – крикнул я. – Возьмите меня! Я с этого поезда! У меня и билет есть.

– Не понимать по-русски, – ответил проводник.

Поезд набирал ход, и мне пришлось бежать довольно быстро, чтобы не отставать от тамбура.

– Как это сказать-то? – я попытался припомнить что-то из иностранных языков. – Фемина романа сум! Адым Айше!

Узбек не реагировал и попытался закрыть дверь.

Тут я достал из кармана тысячную купюру и помахал ей в воздухе.

– Как хорошо, что вы успели, – улыбнулся проводник, приглашая меня внутрь.

Я запрыгнул в поезд и отдышался. Двинулся по коридору в сторону купе, возле которого, поджав по себя лапы, царственно возлежал Конотоп.

– Вот и Ясоний пришёл, – сказал он. – Вам Кого, твои опасения были беспочвенны, – Конотоп повернул ко мне голову. – Вам Кого уж было решил, что ты решил сбежать вместе с водкой.

– Не обращайте внимания, Володя, – отмахнулся Вам Кого. – Это был типичный бред старого алкоголика, отлучённого от выпивки. Давайте её сюда, – я протянул пакет. – О, да вы и стаканчиками запаслись. Предусмотрительно.

– Это не я, – ответил я, присаживаясь возле Вам Кого, напротив Сам Дурака. – Это Пахом. Он мне всё это дал. Он про йокесов рассказывал. Про то, что Йок Естер срезал с себя мясо и раздал голодным…

– Я слышал другое, – возразил Сам Дурак. – Говорят, он просто очень старый и мясо давно сгнило. А не умирает, потому что очень везучий. Он может даже развалиться на части, а потом собраться вместе.

– Ну, как бы то ни было, – Вам Кого торжественно откупорил бутылку, – а у нас есть водочка. Кентел, тебе не наливаю, ты с водкой непочтительно обращаешься.

Кентел, дремавший в углу, приоткрыл глаз и выдал:

– У Хуньдуня лица не было, но насверлили же дырок, – после чего закрыл глаз и тут же захрапел, уронив с головы греческий шлем.

– Нам больше достанется, – прокомментировал Вам Кого. – Сам Дурак, будете?

– Немного, – сказал Сам Дурак. – Что-то я тоже устал. Да и впечатление такое, что в маразме не очень важно, в какой ты физической форме.

– Не скажите, – возразил Вам Кого. – Тут очень важна уверенность. Чем больше человек в себя верит, тем проще ему добиваться цели. Вот у йокесов вера в себя стопроцентная. А если вы будете относиться к себе, как к мешку с жиром, то какая уж тут уверенность?

– На самом-то деле, – сказал Конотоп из коридора, – все мы, по сути, бурдюки с водой, которые пытаются размножаться до того, как окончательно усохнут. Вам Кого, налей и мне уж. Валерьянки я тут вряд ли дождусь.

Мы все, включая Конотопа, который аккуратно ухватил свой стаканчик когтями, чокнулись и выпили. Было хорошо. В открытое окно залетал свежий ветерок, развевающий раздвинутые занавески.

– 

За что пили-то? – уточнил я, вытащив из банки огурчик.

– 

Хм. Ну, пускай за Байконур, – ответил Вам Кого.

– 

Председатель, – сказал Сам Дурак. – Вы уж простите, я человек военный и привык выполнять приказы. Но позвольте мне высказать своё мнение.

– 

Конечно, – кивнул Вам Кого. – Здесь все свои.

– 

Я думаю, что мы зря едем на Байконур. Я провёл на Земле уже достаточно много времени, чтобы понять, что в лучшем случае мы там найдём устаревшие ракеты, неспособные на гиперскачок. А в худшем – вообще ничего не найдём, поскольку маразм всё сильнее.

– 

Возможно, вы и правы,

– вздохнул Вам Кого. – Но нам нужна какая-то ясная цель. Нужно верить. Да, я согласен, что до возникновения маразма с Байконура мы бы не смогли никуда улететь. Но ведь что первое приходит в голову людям на Земле, когда они думают о космосе? Многим – Байконур. Так что вероятность найти космический корабль там всё-таки больше.

– 

А я скорее соглашусь с Сам Дураком, – вставил Конотоп, обмахиваясь хвостом. – То есть вы оба по-своему правы, но ничего особенного я от Байконура не ожидаю. И вот почему. Знаете, особенности маразма мне напоминают один принцип квантовой механики. Володя, ты человек образованный, ты должен помнить. У вас он называется принципом неопределённости Гейзенберга. Знаешь формулировку?

– 

Не помню, – встрепенулся я, услышав своё имя. – То ли «Гейзенберг, в принципе, не определён», то ли «Гейзенберг не определён в принципе»…

– 

Ну, ты даёшь, – крякнул Конотоп. – По сути, этот принцип утверждает, что в квантовом мире невозможно одновременно узнать о частице всё. Можно либо скорость, либо координаты, но не то и другое одновременно. Потому что своими измерениями ты сам влияешь на частицу. С маразмом то же самое. Желая чего-то добиться, ты влияешь на свою цель и искажаешь её, поскольку воздействуешь на неё неосознанно множеством различных способов. Даже если мы приедем в Байконур, то это будем не совсем Байконур, и если мы с него улетим, то не совсем на Эгозон, и Плита окажется не совсем та, и так далее. Хотя, конечно, это только теория, а что случится на самом деле, предсказывать дело неблагодарное.

– 

Эх! – сказал Вам Кого. – Надо ещё выпить.

Пока Вам Кого разливал, я бросил взгляд в окно. Вдоль путей тянулся длинный пустырь, над которым покачивалась безграмотная и грустная надпись «Цырк», написанная огнём прямо в воздухе.

– Если так рассуждать, – заговорил Вам Кого, осушив стаканчик, – то вообще что-либо делать бесполезно. И, когда я пытался покончить с собой, то так примерно и думал. Но со временем у меня появилась надежда, что всё это произошло не зря, что есть во всем этом скрытый смысл. Может, и маразм этот нужен просто для того, чтобы мы чему-то новому научились.

– Кстати, – вставил я. – Я помню, как вы тогда вошли в холодильник со странными словами, смысл которых я не понял. Что-то про брата Али.

Вам Кого опустил взгляд в стол.

– Не Али. Абы, – тихо произнёс он и замолк на секунду. – Об этом почти никто не знает. И я не думал, что когда-то об этом расскажу кому-нибудь. Впрочем, сейчас уже нет смысла хранить секреты, тем более от вас, – Вам Кого вздохнул, налил себе полный стаканчик с горкой и залпом выпил. – Это было давно. Я тогда был молод. И был у меня брат. Мы с ним были похожи, почти как близнецы, хотя он был на два года старше. Разве что он был брюнетом, а я блондином. Но характерами мы различались сильно. Я предпочитал одиночество, книги и покой. Он любил драки, авантюры и девчонок – ну, а потом женщин. Впрочем, не только женщин. Когда ему стукнуло семнадцать, он уже вовсю занимался плотскими утехами со всеми без разбору. Женщины, мужчины, даже животные – его тянуло на всё. Он имел огромную силу обольщения, и сам увлекался каждым новым романом, хотя и ненадолго. Он был импульсивен не только в сексе, но и во всём остальном. Он мог вдруг сорваться с места и уехать на другой конец Галактики, а то и Вселенной, поскольку хотел взглянуть на какую-то диковину или ввязаться в очередную сомнительную историю. Он мог заработать кучу денег, играя в азартные игры, а потом всё спустить, купив, скажем, тонну цветов своей очередной возлюбленной. Он мог украсть и не терзался муками совести. Думаю, что мог и убить, хотя точных фактов, что он это делал, у меня нет. Он был проклятием нашего рода. Как только речь заходила о нашей семье, все сразу вспоминали – а, это те самые, у которых парень попортил всю мою скотину. Или что ещё хуже. Я боялся Абы, но одновременно и восхищался им. Он ничего не боялся. Однако поскольку мы жили на Моуди, а там тогда порядки были намного жёстче, даже чем сейчас, то брат мой оказался вне закона. Хотя бы потому, что мужеложство на Моуди считалось опасной болезнью и подлежало принудительному лечению. Несколько раз Абы помещали в психбольницы, и каждый раз он сбегал. Потом мне посчастливилось встретить Чебура Раха – да, вашего с Кентелом отца, – кивнул он Конотопу, – и он уговорил Абы лечь к нему в клинику. Он пробыл там несколько месяцев, и мы видели улучшения. Во всяком случае, агрессии и желания бунтовать поубавилось. Однако в один прекрасный день Абы из клиники исчез. Я отправился искать его, и, основываясь на слухах, где и когда его видели, добрался до Земли. Здесь и настигло меня известие о его смерти.

Вам Кого замолчал, словно собираясь с духом, и разлил всем остатки спиртного из первой бутылки.

– Тогда я подробностей не знал, но сам факт гибели брата меня шокировал. Я в первый раз напился. Я мотался по Земле, знакомился со случайными людьми, творил чёрт знает что – почти как мой брат, и больших трудов мне стоило прийти в норму и заставить себя вернуться к жизни. Как раз тогда я решил бросить работу и отправиться на Эгозон, в политику. Тогда я наивно полагал, что смогу изменить законы, чтобы они были не такими жестокими по отношению к людям, похожим на моего брата. Но много времени прошло с тех пор, и теперь у меня уже совсем другие ценности.

– А как он погиб? – спросил я.

– Какая-то глупость, – вздохнул Вам Кого. – Зачем-то прилетел на Моуди, залез в монастырь Синего Пламени, стал обхаживать монашек одну за другой. Настоятельница вызвала полицию. Поскольку он был в розыске, понаехала чуть ли не целая армия. Он скрылся в церкви, а во время её штурма пытался бежать, был ранен в ногу и упал в пламя священного костра. Это примерно как у вас вечный огонь, только огромный и зажжён якобы от настоящего Синего Пламени. Так что через некоторое время мне выдали всё, что осталось от моего брата – кучку пепла.

По лицу Вам Кого текли слезы. Он дрожащими руками откупорил бутылку и разлил по стаканчикам.

– Не чокаясь, – сказал он. – По земному обычаю.

Выпили молча. Вам Кого вытер слёзы и неожиданно взбодрился.

– А всё-таки, – сказал он, – в политике я кое-чего добился…

– В этом никто не сомневается, – подтвердил Конотоп. – Если бы не ты, никакого маразма не было бы.

– Кто бы говорил, – хмыкнул Вам Кого, отворачиваясь от Конотопа. – Да если бы не ты… О Боже!

Он вздрогнул, отшатываясь от окна.

Сквозь раскрытое окно к нам пыталось залезть розовое чудище с толстым хоботом, огромными ушами и глазами-пуговицами.

– Слона купите! – послышалось из-за окна.

Поезд, похоже, встал на одной из станций, и с перрона кучка людей настойчиво пихала в наше окно ворох плюшевых игрушек.

– Возьмите медведя ребёнку! Собачка хорошая! А вот Буратино, двойной шов! – кричали они.

– Жуть какая! – пробормотал Вам Кого и захлопнул окно.

Через минуту поезд тронулся, но люди всё продолжали прижимать к стеклу разноцветных плюшевых уродцев.

– Иногда маразм принимает странные формы, – изрёк Конотоп.

Я влил себе в рот немного водки из стаканчика и рассеянно подумал о странных формах. Ведь и правда, некоторые предметы имеют форму продолговатую – как, например, Останкинская башня, этот огурчик – последний, кстати – или Конотоп Рах. А другие предметы более округлы: например, Кентел, розовый шарик из головы Вам Кого или другой шарик, один из тех, на которых прилетел на наш расстрел Йок Естер…

– И всё-таки я не понимаю, – сказал я. – Йокесы – они плохие или хорошие? Цирикс пыталась мне сделать укол с красивыми пятнышками, а потом не стала меня убивать. Скелет этот сначала кидал в нас бомбочками, а потом от фашистов спас. Они шпионили за Так Его, но они же дали нам водку и огурчики. Не понимаю.

– Ну, огурчики-то уже кончились, – ответил Вам Кого. – А закусывать чем-то нужно. Вот в этом как раз и заключается самое паршивое в йокесах – непредсказуемость.

– Прошу прощения, – донеслось из-за двери.

У входа в купе стоял, улыбаясь, розовощёкий толстенький человечек с кудрявыми светлыми волосами, который держал перед собой две большие тарелки.

– Меня зовут Свен. Я случайно услышал, что у вас кончилась закуска, – сказал он. – Дело в том, что я вегетарианец и постоянно вожу с собой запасы овощей и небольшую походную мельничку. Сегодня я распутывал одно сложное дело и, задумавшись, намолол слишком много моркови и свёклы. Боюсь, что не съем, и она пропадёт. Примите, пожалуйста, в дар.

Вам Кого вскочил, пошатываясь, пролез мимо меня, взял у Свена тарелки и, поклонившись, ответил:

– Благодарим покорно. Это очень кстати. Спасибо.

– Приятного аппетита. Рад быть полезен, – Свен удалился, не спуская улыбки с лица.

Вам Кого присел на край диванчика и по непонятной для меня причине находился в состоянии крайнего изумления.

– Надо же, – пробормотал он, потом потряс в воздухе кулаком и добавил: – Если при мне кто-то ещё когда-нибудь произнесёт слова «интеллектуальная собственность», немедленно получит по морде!