Законы улиц. сборник

– Дочка, мне ребрышек взвесь, пожалуйста, рублей на двести, – шамкала беззубым ртом старушка, теребя в руках мятые купюры. Продавщица, взвешивая мясо, бросила Сиплому:

– Петь, еще наруби.

Сиплый угрюмо кивнул, извлекая из холодильника кусок неразделанного мяса с синей печатью ветинспекции. Сидякин в это время промывал под краном говяжье филе, изредка косясь на Сиплого. Тот выглядел хмурым и озадаченным.

– Петро, все нормально?

– Пойдет, – кратко бросил тот и, пристроив на разделочном столе кусок мяса, взмахнул топором.

Давыдов уже несколько дней дежурил в павильоне напротив. Фотоаппарат был нацелен на отдел номер «15». На дисплее фотокамеры мелькали подходящие и уходящие покупатели. К этому времени все эти люди для Давыдова слились в одну серую массу. Он коротал время, листая мужской журнал и лишь изредка поглядывая на дисплей фотоаппарата.

Но, бросив на камеру очередной взгляд, Давыдов нахмурился.

Около отдела номер «15» стоял высокий и худой тип в джинсовой куртке. Ему было чуть меньше 30. Поигрывая в руке ключами от машины, он обратился к продавщице:

– Фарш говяжий есть?

Сиплый напрягся, услышав знакомый голос. Он обернулся, обменявшись взглядами с покупателем. Вытерев руки об халат, Сиплый подошел к прилавку.

– Валь, это последний. Выбери пока кусок, который накрутить надо. А я покупателя отпущу.

– Это с каких пор…? – начала было удивленно возмущаться продавщица, но Сиплый цыкнул на нее:

– Иди.

Лютый взгляд Сиплого заставил ее оторопеть, и она, ни слова больше не говоря, юркнула вглубь отдела. Сиплый встал за прилавок. Отрывая пакет, он осведомился:

– Сколько?

– А сколько здесь? – худой покупатель ткнул пальцем в лоток с фаршем.

– С полкило.

– Ну вот это и давайте.

Пока мясник лопаточкой перекладывал фарш в пакет, худой покупатель очень тихо, чтобы его слышал лишь Сиплый, произнес:

– Ты под колпаком. Сворачивайся.

По лицу Сиплого пробежал страх, но он быстро взял себя в руки. Плюхнув пакет на весы, он громко сообщил:

– Шестьсот грамм. Пойдет? – и тихо добавил: – Как, б… дь, они умудрились?

– Кто знал? – Сиплый покачал головой, принимая у покупателя деньги. – А симка? Кто тебе ее купил?

Сиплый обернулся на Сидякина. Худой покупатель кивнул и, принимая пакет, дежурно улыбнулся:

– Спасибо.

– Приходите еще, – хмуро буркнул Сиплый, провожая подельника взглядом.

За всем, происходящим у прилавка, в объектив фотоаппарата пристально следил Давыдов. Пока Сиплый говорил о чем-то с высоким типом в джинсовке, незнакомец стоял спиной к камере – Давыдов мог видеть лишь его затылок. Но когда тип уходил, Давыдову удалось разглядеть его лицо.

– Охренеть! – выдохнул он, делая снимок. После чего сорвался с места и, вылетев из отдела, побежал по коридору. На ходу Давыдов выхватил телефон и набрал Аксенова. – Дэн, Худой был у Сиплого! Он сейчас уходит!

– Можешь догнать?

– Пытаюсь!

– Ничего не делай, проследи его до тачки. Он на колесах! Нам просто нужен его номер!

Давыдов, пряча телефон в карман, уже бежал вниз по лестнице. Быстро пересек проход в торговом зале первого этажа, в дверях чуть не сбил грузчика с коробками и вылетел к мясному павильону. Повсюду были люди. Быстро озираясь, Давыдов разглядел в двух десятков метрах от себя макушку Худого – тот удалялся вдоль торговых рядов. Давыдов направился за ним.

Они шли вдоль рядов, поворачивая. Худой не спешил, но нигде не задерживался. Его затылок Давыдов постоянно видел впереди, в окружении толкающихся в проходах людей. Обходя их, Давыдов догонял Худого. И не сводил с него глаз.

– Осторожнее, твою мать!

Давыдов едва не налетел на тележку с товаром, которую толкал грузчик. Давыдов отскочил в сторону. Грузчик, матерясь сквозь зубы, протащил тележку, и Давыдов бросился вперед. Но вдруг с ужасом понял, что не видит Худого. Он исчез! Давыдов ускорил шаг, отчаянно вертя головой и скользя глазами по каждому затылку.

Вокруг были десятки, если не сотни людей: бродили по рядам, приценивались, торговались, покупали и продавали. Но Худого среди них не было.

– Твою же налево, – чертыхнулся Давыдов.

А в мясном павильоне никто и не подозревал о попытке установить личность Худого. Но после визита незнакомца Сидякин обратил внимание, что Сиплый замкнулся и ощетинился – и до вечера он вел себя, как бирюк. Когда Сидякин пытался заговорить с ним, тот отделывался односложными репликами. По окончании рабочего дня Сидякин, как обычно, хотел предложить Сиплому выпить по бутылке пива и посидеть на остановке, но тот лишь буркнул «У меня дела».

Возвращаясь домой на маршрутке, Сидякин нервничал. В его душе копошилось ощущение, что произошло что-то непоправимое, страшное. Сидякин пытался развеять его, но ощущение не уходило. Что с Сиплым? Да, Сидякин сдал его ментам, но… но ведь Сиплый просто не мог этого знать! Все, что Сидякин сказал ментам – о планирующемся разбойном нападении на супермаркет. Однако налет планировался на выходные – а сегодня только пятница. Телефон Сиплого? Если бы он связался с Жилой по этому телефону, менты уже бы повязали их обоих. Сиплый просто не появился бы сегодня на работе.

Что происходит, Сидякин не знал.

Сиплый вечером делал все, как обычно. Выбравшись на остановке из автобуса, он двинулся к дому. По пути зашел в магазин, купил пельменей и пива. Двигаясь по двору, он пытался разглядеть кого-то, похожего на мента. Из незнакомцев были лишь двое мужиков, которые матерились и копались под капотом старенькой «пятерки». На ментов не похожи.

Когда Сиплый скрылся в подъезде, один из мужиков вытер руки тряпкой и сообщил по рации:

– Объект в адресе, можно крепить.

Как раз в это время Сидякин подходил к своему дому. Отперев калитку в воротах, он вошел во двор и двинулся к дверям дома. Пока Сидякин отпирал замок двери, он услышал звук подъезжающей машины. На секунду в голове мелькнула мысль: «Неужели опять мусора?». Поколебавшись, он шагнул к воротам.

В это время в калитку вошел Жила. Увидев бритоголового амбала, широченного и высокого, на полторы головы выше хозяина дома, Сидякин почувствовал, как сжимается от ужаса его сердце.

– Ты… Ты от Сиплого?

Жила шел прямо на Сидякина. Его лицо имело такой свирепый и безжалостный вид, что Сидякин сразу все понял. Жила пришел за ним.

Выставив перед собой ключ и держа его, как нож, Сидякин выдавил:

– Э, не походи! Что тебе…?

Жила не останавливался. Сидякин бросился бежать, но тут же мощная рука схватила его за воротник и дернула назад. Чувствуя, что падает, Сидякин изловчился развернуться и попытался со всех сил оттолкнуть амбала.

Жила одним движением левой перехватил его руку и врезал правой по локтю Сидякина. Сидякин услышал чавкающий-хрустящий, тошнотворный звук, увидел, как его рука вывернулась в локте назад – и лишь после этого его пронзила такая боль, что он заорал:

– Аааа! Не надо! Я ничего не…!

Жила не собирался ничего слушать. Короткое движение – и между ребер Сидякина, прямо в районе сердца, вонзилось широкое зазубренное лезвие десантного ножа.

Через полтора часа в полумраке двора стоял Аксенов, освещая фонарем растерзанный труп Сидякина, утопающий в луже собственной, уже запекающейся крови. Паталогоанатом равнодушно комментировал:

– Удар профессиональный, сильный, прямо в сердце. Вторым ударом ему перерезали горло. Знакомый почерк?

– Знакомый, – сдержанно ответил Аксенов.

Он был подавлен. Очередной труп. За этот месяц Аксенов увидел больше крови, чем за последние два года. Ханыгина. Долгов. Молотов. Охранник в «Почти даром». Теперь Сидякин… Жила оставлял за собой горы мертвецов. Как киношный маньяк из дешевого американского боевичка. В голове не укладывалось. Все это было за гранью той жизни, в которой привык существовать Аксенов.

Из дома вышел Колокольцев.

– Внутри ничего, ни следов обыска, ни погрома, ноль.

– Жила туда не заходил, – сказал Аксенов. – Он приехал завалить Сидякина.

– Зачем?

Аксенов вздохнул и вышел на улицу. Перед домом стояли несколько полицейских машин, освещая погружающийся в ночь квартал вспышками сине-красных проблесковых маячков. В стороне Фокин разговаривал с соседом. Тот самый сосед, во двор которого вчера вечером Сидякин запустил сверток с анашой.

– Я услышал, как он кричит, – бубнил сосед. – Думаю, опять полиция. Или дружки какие-нибудь. Ну, интересно же! Вдруг опять ко мне во двор закинет какую-нибудь гадость, как вчера?

– Плохая привычка, – согласился Фокин.

– Я в окно выглянул. А перед его домом машина стоит. В нее потом какой-то мужик сел, и машина уехала.

– Что за мужик?

– Я откуда знаю? У меня зрение думаете хорошее? Мне 55 лет!

– А машина?

– Красная. Эта, как ее… «нива» новая.

Аксенов закурил. Со двора выглянул ППСник, подзывая скучающих около труповозки санитаров. Они с носилками двинулись за трупом. Подъехала машина Хохлова. Тот был злой и, судя по скривившемуся рту, страдал от очередного приступа изжоги.

– Аксенов, твою мать, что за дела? Я нач разбойного отдела. Сколько раз мне на труп еще надо будет выезжать? – Аксенов промолчал. Матюгнувшись, Хохлов уже спокойнее спросил: – Как это произошло вообще?

– Жила профессиональный диверсант, – мрачно ответил Аксенов. Говорить это ему не хотелось. – Утром он нас срисовал. Отвечаю, он нас срисовал в парке. Его этому учили, Петр Дмитриевич.

– А вы что, пальцем деланные? – не удержался Хохлов.

– Потом он подослал Худого к Сиплому и узнал, откуда утечка. И сейчас ликвидировал ее.

– На хрена ему подставляться и вешать на себя еще один трупешник? Он что, добивается, чтобы в городе КТО ввели?

Аксенов не знал ответа на этот вопрос. Он лишь пожал плечами.

– Я так думаю, Жила боится, что его сдадут. И сейчас делает все, чтобы те, кто знает о нем, побоялись это сделать. Это демонстрация. Других вариантов я не вижу, честно говоря.

– Не видит он, – проворчал Хохлов. – Сиплому есть что пришить?

– У него алиби. Сидякина мочили как раз в то время, когда Сиплый домой ковылял под прицелом наружки. А шить ему разбои… Мне кажется, лучше держать его под колпаком. Вдруг Худой еще раз выйдет с ним на связь.

– А супермаркет? Облом?

Подумав, Аксенов покачал головой.

– Петр Дмитриевич, мне кажется, надо рискнуть. Сидякин им нарисовал подробную схему супермаркета. График инкассации. График пересменки охранников. У них железная наводка. В выходные в супермаркетах большая выручка. А Жиле нужны деньги… Он может попытаться рискнуть.

Часть 5

В субботу весь разбойный отдел УВД вышел на работу – учитывая происходящее в городе, права на выходные они не имели. Кроме Фокина, который должен был встречать родителей на автовокзале.

Невысокие и полные Роман и Татьяна Фокины, нагруженные сумками, выбрались из междугороднего автобуса, пришедшего из райцентра Новореченское. Мать тут же бросилась тискать Фокина.

– Привет, сынок! Ну как дела? Худой какой! Не ешь совсем?

– Ем, но не всегда, – отшутился Фокин, подхватывая сумки. – Машина за углом.

– Машину купил? – оживился отец.

– Это рабочая, я выпросил, чтобы вас встретить.

– А мог бы и купить. Тогда бы сам к нам приезжал. Мы, честно говоря, не в том уже возрасте, чтобы в междугородних автобусах трястись.

Фокин, натянуто улыбаясь, молча шел к машине. Начинается. Родители были уверены, что Фокин получает едва ли не миллионы в полиции, но почему-то не покупает квартиру, машину, не обзаводиться семьей и вообще не перевозит их к себе.

Затолкав сумки в багажник, Фокин помог матери открыть дверцу – у нее это никак не выходило. Отец бурдел:

– Не сломай ручку! Таня, зла не хватает!

По пути на квартиру Фокин спросил:

– Мам, как твое давление?

– Все так же, – вздохнула она. – Скорую приходится вызывать по два раза в неделю. Сегодня вон таблеток наглоталась, чтобы к тебе приехать.

– Фига се. Может, тогда и не надо было?

– Конечно, зачем нам общаться? – буркнул отец. – Всего-навсего родители и сын. Помрем, ты даже не узнаешь.

– Ром! – одернула его мать. Отец возмутился:

– Что Ром? Что, не так?

Фокин натянуто и криво улыбался, крутя баранку. Ему хотелось курить больше, чем когда-либо.

Тем временем Аксенов отправился к Гулливеру. Опера смущало, что пообещавший позвонить через несколько дней осведомитель не подает никаких признаков активности. Когда он спустился в пивную, «Гулливер» был полон народу. Лакали пиво работяги с расположенной неподалеку стройки. Сдвинув несколько столиков, что-то отмечала компания полумаргинальной молодежи.

Когда стукач за прилавком заметил Аксенова, он напрягся и быстро кивнул ему на подсобку. Аксенов юркнул в дверь, успев бросить взгляд на посетителей – на него никто не смотрел.

Через минуту в подсобку зашел и Гулливер. Аксенов курил, пододвинув к себе приспособленный под пепельницу огрызок алюминиевой пивной банки.

– Ты обещал позвонить. И назвать имя человечка, который может достать стволы.

– Я говорил, что попробую, Саныч, – осторожно поправил Гулливер. – Не обещал.

– Что-то сорвалось?

– Вроде того.

Невооруженным взглядом было видно, что осведомитель нервничает и чего-то недоговаривает. Аксенов нахмурился.

– Гулливер, что за дела? Ты со мной играть захотел? Ты и твой шалман работаете, пока ты мне нужен. А нафига мне ты, если ты молчишь в тряпочку?

Гулливер сел рядом, стараясь не смотреть на Аксенова.

– Саныч, вы же знаете. Я стараюсь помогать всегда. Как только что-то узнаю, сразу звоню вам…

– Последний месяц я этого не ощущаю. Что случилось? У тебя проблемы или как?

– Саныч… Слухи ходят фиговые. Говорят, Жила этот, которого вы ищете… Говорят, они мочат всех.

– Кто говорит?

– Да все, Саныч, – не выдержал Гулливер. – Все, блин! Даже самый последний гопник в курсе. Я… никогда не отказывался. А сейчас я не могу. Только не так. Я жить хочу, понимаете? Хотите закрывать пивную – закрывайте. Я лучше подметалой в ЖЭУ пойду, но жить буду.

След оружия оборвался, не успев даже проклюнуться.

Аксенов промолчал в отчет. Крыть было нечем.

Фокин пропустил родителей вперед, после чего не без труда затащил в прихожую тяжелые сумки.

– Вы чего туда понапихали? Антивещество?

– Соленья тебе, огурчики, салаты, которые ты любишь, – запричитала мать. – Гостинец на день рождения, мы же пропустили. Я тебе такой свитер купила у нас на рынке. Как увидела, сразу тебя в нем представила.

Отец, хмурясь, прошел в единственную жилую комнату однушки, которую снимал Фокин. Мебели здесь практически не было.

– Тебя обокрали или что?

– С мебелью дороже. А мне многого не надо. Кровать есть, шкаф есть. Зато до работы недалеко. А вы ляжете сегодня на надувном матраце, я на работе у мужиков одолжил…

– Твой дед в твоем возрасте уже дом построил и двух детей родил, – проворчал отец. – Сергей, тебе самому не стыдно? Тридцать лет уже, а все как студент-подросток!

– Рома!

– Что Рома? Что, не так?

– Убейте меня кто-нибудь, – простонал себе под нос Фокин.

Когда они разобрали все сумки, мать бросилась на кухню разогревать тефтели, которые сварила с утра. Разговор с родителями не клеился. Особенно после того, как мать завела любимую песню.

– Сереж, тебе от тети Любы привет. Говорит, я так по Сережке соскучилась! В гости тебя звала. У нее же 50 лет скоро. Говорит, так давно крестничка не видела!

– И не увидит, – буркнул Фокин.

– Сереж, сынок, нельзя же так. Что они тебе плохого сделали? Надо родниться. Это семья.

Тогда Фокин не выдержал.

– А что они хорошего мне сделали? Пока бабка была жива, твоя тетя Люба с вами на улице даже не здоровалась! Только бабке на ухо нашептывала, какая Танька сволочь неблагодарная.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – вставила мать. Фокина убивало, когда она говорила заученными с детства фразами.

– Зато как только бабка умерла, а твоя тетя Люба дом себе захапала – так сразу про сестру вспомнила. Давайте родниться! А где она раньше была? Она моя крестная, и что? Когда мне 10 стукнуло, или 15, или даже 18 – где была твоя тетя Люба? Вокруг бабушки вертелась, чтобы дом захапать. Как крысы в банке! И вот это с ними я должен общаться? Это – семья? В гробу я видел такую семью!

Мать вдруг всхлипнула.

– Почему ты на меня кричишь.

Фокин задержал дыхание, стараясь успокоить нервы. Не получалось. Тогда он просто встал и вышел из комнаты.

Аксенов вернулся домой уже вечером. Неожиданно для него, Ольга была в хорошем настроении. В настолько хорошем, что даже предложила ему пройтись по улицам и развеяться.

– Я сегодня со Светкой созванивалась, – поведала жена. Погруженный в мысли о Жиле Аксенов чуть не вздрогнул:

– С какой Светкой?

– Племянница тети Вали, помнишь? У нее дочка в детсад ходит. Светка говорит, там дико воспитатели нужны. Такая нехватка, что люди уже к родителям обращаются – мол, не хотите поработать?

– Разве так можно? Там же образование специальное нужно.

– Знаешь, когда в половине групп тупо некому с детьми сидеть, не до выбора. Зарплата, говорит, почти 20 тысяч. Неплохо, как считаешь?

– Погоди. Ты попробовать хочешь?

– А почему нет, Денис? Я педагог по образованию, не забыл?

– Преподаватель английского.

– Диплом педа – это диплом педа, – с умным видом парировала Ольга. – Я конечно с детьми никогда не работала, но…

Аксенов пожал плечами.

– Воспитатель детского сада…

– Что, плохая работа? Работать всего по полдня. Один день с утра, второй с обеда. Зарплата очень даже ничего, и куча свободного времени. – Ольга улыбнулась. – Ну и плюс… если мы когда-нибудь все-таки заведем детей… Опыт будет. А, главное, денег побольше. Хочется все-таки твердо стоять на ногах.

– А мы как стоим, криво, что ли? – удивился Аксенов. – Оль, у нас машина, квартира, сбережения…

– Машина и квартира только благодаря наследству. Денег в банке, если я вдруг в декрет уйду, хватит на год, не больше. Там же трат будет куча… Да что я тебе рассказываю, мы сто раз об этом уже говорили.

Аксенов был удивлен, и это мягко сказано. Он не мог себе представить Ольгу, по полдня улыбающуюся и ухаживающую за детьми. По крайней мере ухаживать за мужем у нее не очень выходило.

– Не знаю даже, что сказать.

– Я хочу позвонить заведующей детсадом, расспросить поподробнее. Если вдруг все так, как Светка рассказывает… Почему бы не попробовать? Ты что думаешь?

– Не знаю даже, что и сказать, – чувствуя себя идиотом, повторил Аксенов.

В субботу и воскресенье на рынке Давыдова сменил Колокольцев. Приведя из дома раскладное походное кресло, он развалился перед фотоаппаратом и играл в карманную приставку, выпрошенную у племянника. Изредка Колокольцев бросал взгляд на фотоаппарат. Но дисплей камеры отображал обычную работу мясного отдела. Сиплый рубил мясо, крутил фарш, помогал продавщице раскладывать товар на прилавке… Никаких контактов у него не было.

Наружка продолжала следить за Светой. Оперов уже тошнило от этого задания, но выбирать им не приходилось. Каждый день они сопровождали Кибиреву на работу и с работы. С подругой Настей Тимошкиной она после инцидента на квартире больше не виделась. Все случайные контакты Светы отслеживались и проверялись, но ничего подозрительного наружка не замечала. Скрытые камеры на площадке перед квартирой Светы также работали круглосуточно. Но Жила не появлялся.

В воскресенье Света, возвращаясь с похода по магазинам, шла по двору. Опер в машине наружки со скучающим видом провожал ее глазами, после чего буркнул по рации:

– Второй, объект вошел в адрес.

– Понял, седьмой, – также дежурно отозвался диспетчер. За полмесяца все привыкли к монотонному графику Светы и довольно замкнутому образу ее жизни.

Войдя в подъезд, Света привычно остановилась около почтовых ящиков. Открыв ячейку ключом, Света извлекла оттуда ворох бумаг. Счет, реклама, бесплатная газета… Рука Светы замерла, когда в груде корреспонденции она наткнулась на запечатанный конверт. На нем не было ни единой буквы, цифры или символа.

Удивленная, Света вскрыла конверт. И ахнула от неожиданности.

Это было послание от Жилы.

Но никто из оперов наружки об этом даже не подозревал.

Супермаркет «Акция» на улице Гоголя располагался на первом этаже многоэтажного жилого дома. Второй вечер подряд здесь выставлялась полицейская засада. В подсобном помещении, приспособленном под кабинет охраны, на стульях сидели трое спецназовцев. Автоматы на коленях, шлемы в углу на коробке, которая служила столиком. С ними дежурил Давыдов, который сидел перед мониторами. На экраны транслировалась картинка с двух камер наблюдения – одна на парковке перед дверями «Акции», вторая на входе в супермаркет.

Давыдов изредка поглядывал в монитор. Около часа ночи к магазину подъехала «десятка». Качество картинки позволяло разглядеть, что внутри находятся четверо. Вспыхнул огонек – кто-то в машине закурил. Давыдов уставился на монитор, не веря своим глазам.

– Мужики, кажется, это они…

Спецназовцы замерли.

Но через несколько секунд из «десятки», хохоча во весь голос, выбрались трое парней. Переговариваясь и толкаясь, они направились к входу в «Акцию». Давыдов вздохнул:

– Черт. Ложная тревога. Ладно, на меня тоже раздавайте.

Семь групп наружки, отряд СОБРа, несколько единиц спецтехники и опера разбойного отдела были круглосуточно задействованы в работе. Но в раскинутую сеть никто не попадался.

И уже на следующий день стало ясно, почему.

Офис строительной фирмы «Каскад строй лимитед» располагался в двухэтажном здании, отделанном сайдингом, на задворках территории бывшего завода, много лет назад закрывшегося и ставшим пристанищем для самых различных предприятий, фирм и компаний. В рабочие дни двор бывшего завода кишел машинами и людьми, но сейчас, в воскресенье, он был совершенно пуст. Лишь около «Каскад строй лимитед» стояла потрепанная «ока» дежурившего здесь в выходные охранника. Поэтому никто не видел синюю «дэу», которая заехала во двор и притормозила около дверей стройфирмы.

Пожилой охранник разогревал в микроволновке обед, захваченный из дома, когда услышал стук. Он прислушался. Стук повторился.

– Принесла кого-то нелегкая, – проворчал он и двинулся на проходную. За крепкой пластиковой дверью маячил здоровяк в рабочем комбинезоне и в надвинутой на лоб бейсболке. Квадратная рожа, бычья шея, усики и бородка.

– Мы закрыты, – буркнул охранник.

Здоровяк что-то сказал, из-за двери его не было слышно. У него в руках была коробка, которую он показал охраннику.

– Что?

– Я курьер, у меня посылка из Питера, – донесся через дверь до охранника голос здоровяка.

– Мне никто не сообщал.

– Мне ее тут кинуть? Распишись и забери уже свою коробку.

Охранник поколебался. Здоровяк был один, в руках действительно коробка. Сзади синяя «дэу», на которой приехал курьер. За рулем сидит водитель. Вроде бы все нормально.

– Ладно, сейчас…

Охранник взялся за дверь и провернул ручку замка. Приоткрыв дверь, он проворчал:

– Откуда из Питера? Мне никто не сообщал, что…

Но коробка здоровяка больше не интересовала. Он ударом ноги отшвырнул охранника вглубь проходной. Падая, охранник с ужасом увидел, как внутрь врываются двое таких же «курьеров» в рабочих комбинезонах и… натянутых на лица вязаных шапочках с прорезями для глаз. На плечах рюкзаки, в руках дробовики.

Ограбление!

– Не рыпайся! – рявкнул здоровяк, отбрасывая коробку в сторону. Один из налетчиков в масках бросил здоровяку дробовик. Ловко поймав его, здоровяк взял перепуганного охранника на мушку.

– Встал! Вперед! – на негнущихся ногах охранник поднялся. – Есть кто-то еще в офисе?

– Нет, только я…

Двое в масках бросились вглубь офиса, охранник слышал топот их ног. Но смотреть он мог лишь на нацеленное на него ружье.

– Если врешь, я тебя убью! Спрашиваю снова: есть в офисе кто-нибудь, кроме тебя?

Охранник поспешно повертел головой. Потом посмотрел в глаза здоровяку… и побледнел. Это лицо он много раз видел в новостях.

– Знаешь меня? – прорычал здоровяк.

– Да, – сдавленно выдавил охранник.

Двое налетчиков по лестнице взмахнули на второй этаж и подбежали к двери, на которой висела табличка с лаконичным «Бухгалтерия».

– Ломай!

Один из налетчиков сорвал с плеч рюкзак, выудил из него монтировку и со всех сил налег на дверь. Древесина жалобно заскрипела под его тяжестью. Затем с треском вылетел замок, разбрасывая в разные стороны деревянные щепки.

Налетчики ворвались в кабинет. И сразу наткнулись на здоровый сейф, стоящий у стены около стола кассира. Налетчик сорвал с пояса рацию и выпалил:

– Нашли!

Его подельник уже действовал: он распахнул рюкзак и вытащил из него миниатюрный сварочный аппарат.