скачать книгу бесплатно
– Я проявлял бдительность вместе со всеми… Как все.
– Нет, – затряс головой Пеликанов, опять зажег новую папиросу. – Нет. В изучении языков вы проявили активность намного большую, чем остальные ваши соученики. Вот вас и в ассистенты берут. Всех – не берут, а вас – берут. А вот в помощи органам вы проявили намного меньшую активность, чем все. Совершенно неизвестно еще, достойны ли вы занять должность ассистента на кафедре, будете ли вы хорошим советским специалистом.
Пеликанов подчеркнул именно слово «советским». В комнатке повисло молчание. Петя (сухо во рту, колотится сердце…) начал было бормотать, что он успешно поможет… он еще докажет… А Пеликан уже спрашивает про другое:
– А почему вы, товарищ Кац, ничего не рассказываете, как вы мешали переизбранию секретаря комсомола вашего курса, товарища Чебрикова?
Петя сам понимал, как хрипло звучит его голос:
– Я не мешал… Меня друзья попросили помочь избрать Колю… Колю Севастьянова…
– Товарищи? Кто именно? Когда и о чем просил?
– Мы собирались… у Васи… Собирались и решили поддержать Колю. Нам Коля больше нравился… всем…
– Собрались… Кто? Сам Николай Севастьянов там был?
– Коли не было… Были Вася Нефедов… Алеша Дорофеев… Саша Алекшин… Мила Сотникова…
– И все были за избрание Коли? Против мнения партийных товарищей?!
– Все… Поэтому я и выступал…
– Ну вот теперь вы молодец, товарищ Кац. А то все думают: как это избрали не того секретаря, которого выбрали старшие, опытные товарищи. А тут, выходит, целый заговор. Вот сколько народу собралось… И никто не посоветовался…
Пеликанов назидательно поднял прокуренный палец.
– Заметьте, никто, ни один человек в этой компании не посоветовался со старшими товарищами. И с компетентными органами тоже никто не посоветовался.
– Мы думали сами… Разве мы сами не можем?.. Мы ничего плохого не хотели…
По лицу Пеликанова разлилось выражение прямо-таки сусальной святости.
– Неужели вы будете рассказывать сказки, что в этой компании не велись антисоветские разговоры?
– Нет, конечно!
– А вот у меня другие сведения!
Пеликанов сунул очередной «бычок» в уже полную с краями пепельницу, торжествующе ткнул в сторону Пети новой, еще не зажженной папиросой:
– И если верить этим сведениям, вы очень даже участвовали в этих разговорах, товарищ Кац!
«Так он же просто играет со мной, скотина!» – вспыхнуло вдруг в голове Пети. И, усмехнувшись почти нахально, Петя бросает:
– А я вот антисоветских разговоров не припомню. У нас компания нормальных советских людей.
С четверть минуты Пеликанов изучал Петю, склонив к плечу голову. «Неужели так удобно?!» – думал Петя.
– Петр Исаакович… Товарищ Кац… А ведь вы неправильно понимаете… и политику партии вы неправильно понимаете, и своих товарищей тоже. Думаете, на вас сигналов не было? Были!!! – рявкнул вдруг в полный голос Пеликанов и рванул кулаком по столу. – Были на вас сигналы!! От Василия Нефедова? Были! От Александра Алекшина? Были!
С этими словами Пеликанов бросал на стол перед собой какие-то бумаги, отпечатанные на машинке.
– И обратите внимание, органы до сих пор не приняли никаких мер. А почему? Почему, а? Вы не задумывались, товарищ Кац?
Петя пожал плечами… Он сам знал, что вид у него самый жалкий.
– Да потому, что органы вам верят… все еще верят! А вот вы, я вижу, совершенно не верите органам.
«Яхве! Яхве! Яхве!» – подумал Петя, в точности как дедушка. Вот сейчас он и начнет разговор о том самом проклятом нападении… Но Пеликанов заговорил о другом… Он сделал эффектную паузу, опять раскурил папиросу.
– Я верю… верю органам! – жалко пискнул Петя.
– Но ваши друзья пишут о вас, а вы ничего нам не пишете. Поставьте себя на наше место и сделайте выводы.
Пеликанов замолчал, занялся какими-то бумагами. Сидел, ковырялся, писал. Да и что ему? Он-то наверняка выйдет из той комнаты. А Петя? То есть выйдет, конечно, но куда?! Нахлынул душный ужас, с потной шеей и затылком, со струйками пота вдоль позвоночника и помутнением сознания, с идиотской жалостью к себе. Мало того, что его сейчас заберут… Где-то ведь есть еще и Чаниани… Как только его заберут, им займется еще и Чаниани…
– Я напишу все, что вы скажете.
Петя сам не узнавал своего голоса в раздавшемся здесь сиплом карканье. Пеликанов вскинул голову:
– Я ничего вам не собираюсь говорить. Если вы что-то напишете, то только то, что сами считаете нужным.
– Бумага…
– Вот, берите сколько нужно. И чернила… Да сядьте! Сядьте вот тут, за стойку, тут будет удобно писать.
Петя как сомнамбула потянул на себя дверцу… Вошел… Теперь Петя сидел перед стопкой бумаги, совершенно не зная, что писать. Антисоветские разговоры? Но ведь и правда никто не вел этих самых… антисоветских… Никому это не было нужно… Подставить… Но кого?! Мальчик с хорошим воображением и гибкой психикой, Петя представил себе, что обвинил Васю в попытке застрелить Кирова… Нет, это полная глупость… А! Вася оправдывал убийц Кирова… И вот Васю забирают, Вася в органах с недоумением рассказывает, что это все Петя придумал. А остальные ребята с той вечеринки? Они дружно пожимают плечами и подтверждают слова Васи. И смотрят на него, Петю… Петя вспотел еще сильнее, живо представляя эти взгляды.
Пока Петя думал, с занесенного было пера упала капля – как раз туда, где должны были появиться описания преступных речей. И зазвонил телефон! Что удивило Петю, Пеликанов говорил о Пете совершенно открыто:
– Да… сидит у меня, все в порядке… Думаю, проблемы не будет… Нужна будет группа, я скажу.
«Это он про меня говорит! – с ужасом выдохнул Петя, буквально плавая в собственном поту. – Будет надо, вызовет целую группу!» Пот тек по позвоночнику, по животу; пот пахнул не как обычно, а неприятно, как-то обреченно, кисло. На собственном опыте Петя познавал, что такое «ледяной пот». И как пахнет смертный ужас.
– Я выйду ненадолго, – самым светским образом сообщил Пеликанов. – А вы пока подумайте еще.
Он аккуратно запер бумаги в сейф, так же аккуратно запер Петю и ушел с самым непроницаемым лицом. А Петя стал читать стихи, аккуратно пришпиленные кнопкой к стене. Перед самим стихотворением сообщалось, что Первое мая – не только великий пролетарский праздник, но день рождения несгибаемого борца с троцкистско-бухаринско-зиновьевскими выродками, верного сталинца Николая Ивановича Ежова.
В сверкании молний ты стал нам знаком,
Ежов, зоркоглазый и умный нарком.
Великого Ленина мудрое слово
Растило для битвы героя Ежова.
Великого Сталина пламенный зов
Услышал всем сердцем, всей кровью Ежов.
Когда засияли октябрьские зори,
Дворец штурмовал он с отвагой во взоре.
Сверкая булатом, он смело ведет
В атаки одетый в шинели народ.
Он бьется, учась у великих батыров,
Таких, как Серго, Ворошилов и Киров.
С бойцами он ласков, с врагами суров,
В боях закаленный, отважный Ежов.
Когда над степями поднялся восход
И плечи расправил казахский народ,
Когда чабаны против баев восстали,
Прислали Ежова нам Ленин и Сталин.
Приехал Ежов и, развеяв туман,
На битву за счастье поднял Казахстан.
И вторит народ, собираясь вокруг:
– Привет тебе, Сталина преданный друг!
А враг насторожен, озлоблен и лют.
Прислушайся: ночью злодеи ползут.
Ползут по оврагам, несут изуверы
Наганы и бомбы, бациллы холеры…
Но ты их встречаешь, силен и суров,
Испытанный в пламени битвы Ежов.
Враги нашей жизни, враги миллионов,
Ползли к нам троцкистские банды шпионов,
Бухаринцы, хитрые змеи болот,
Националистов озлобленный сброд.
Они ликовали, неся нам оковы,
Но звери попались в капканы Ежова.
Великого Сталина преданный друг,
Ежов разорвал их предательский круг.
Раскрыта змеиная вражья порода
Глазами Ежова – глазами народа.
Всех змей ядовитых Ежов подстерег
И выкурил гадов из нор и берлог.
Разгромлена вся скорпионья порода
Руками Ежова – руками народа.
И Ленина орден, горящий огнем,
Был дан тебе, сталинский верный нарком.
Ты – меч, обнаженный спокойно и грозно,
Огонь, опаливший змеиные гнезда,
Ты – пуля для всех скорпионов и змей,
Ты – око страны, что алмаза ясней.
Седой летописец, свидетель эпохи,
Вбирающий все ликованья и вздохи,
Сто лет доживающий, древний Джамбул
Услышал в степи нарастающий гул.
Мильонноголосое звонкое слово
Летит от народов к батыру Ежову:
– Спасибо, Ежов, что, тревогу будя,
Стоишь ты на страже страны и вождя!
«Это же мы – «ядовитые змеи» и «скорпионья порода»! – задыхался от ужаса Петя. – Это же нас выкуривает Пеликанов! Мы – звери, которые попали в его капканы!»
Полной дуростью оказывалось все, что Петя пытался писать. Он напишет, припишет друзьям «антисоветские речи». А потом их так же посадят, скажут каждому, что другие уже донесли, и они тоже напишут, какие антисоветские речи вел Петя. Всех их посадят как врагов народа, а Пеликанов перевыполнит план по арестам.
Позже Петя даже немного гордился, что так ничего и не написал. Хотя понимал – гордиться нечем, просто Пеликанов большой дурак. Тогда же Пеликанов вернулся нескоро, довольный и сытый. Аккуратно, деловито отомкнул сейф, так же деловито выдернул у Пети единственный почти чистый лист бумаги.
– Не написали? Так я и думал. Скрываете своих соратников… Похвально! Очень по-белогвардейски. К тому же осмелюсь напомнить: ухаживаете за дочерью сомнительного специалиста… Было дело? Или осмелитесь отрицать?
– Профессор Бурдуков – не враг народа!
– Пока не выведен на чистую воду, так точнее. Еще точнее – пока что профессор Бурдуков ничего не сделал, но мы к нему очень присматриваемся! Очень! А вы ухлестываете за его дочкой. Подобное, как я понимаю, к подобному тянется.
– Я и не отрицаю, что ухаживаю за Татьяной… Но Бурдуков вовсе не враг!
– Не отрицаете? Это хорошо, хоть здесь правду сказали. Похвально-с. Только вражеское кубло все же на вашем курсе есть, и вам это кубло распрекрасно известно. И в другом месте тоже ошибочка вышла. Продолжаете утверждать, что вы Кац? Петр Исаакович Кац?
– Да. Конечно, утверждаю, это я.
– А вот и нет! – обрадовался Пеликанов. – Вот и нет, вы вовсе даже и не сын гражданина Каца.
– Вы ошибаетесь… Я сын!
– Да помолчите вы… – Пеликанов даже повысил голос, ладонью хлопнул по столу. – Органы знают.
Петя дико смотрел на Пеликанова. Тот даже ухмылялся эдак злобно и вместе с тем победно: вот я знаю, а ты вовсе и не знаешь.
– Никакой вы не сын Исаака Иосифовича Каца… – напряженно, с ударением произнес Пеликанов, внимательно глядя на Петю. – И вот как раз это обстоятельство вы совершенно напрасно скрыли от органов.
Незнакомец
Нельзя сказать, что Пете захотелось убить Пеликанова. Захотелось со всего размаха двинуть ему, как говорили в школе, «с разворота в глаз». Или пнуть в бок, целя носком сапога в печенку. Давно хотелось, но тут захотелось так сильно, что даже стало трудно с собой справиться. Так они с Пеликановым и меряли друг друга взглядом, когда вдруг открылась дверь, обычнейшая дверь позади Пеликанова: дверь в другую комнату Первого отдела, где хранятся всякие важные документы.
Петя как-то и не думал, что кто-то может сидеть в комнате, пока он беседует с Пеликановым… Но вот дверь открылась, и вышел из двери такой незаметный, неприметный человек лет тридцати пяти – сорока. Очень обычный человек, с очень обычным, невыразительным лицом. Петя не уверен, что смог бы узнать на улице этого неприметного человека. Много таких пролетарских лиц, лиц умных деревенских мужиков, попадается на улицах, в магазинах, пивнушках, трамваях… словом – решительно везде.
А вместе с тем незнакомец Пете понравился. Чувствовался в нем ум, и чувствовалась в нем сила. Сила была в жилистой фигуре, крупных кистях рук с набрякшими венами. В энергичной сторожкой походке. Человек двигался, стоял, прислонившись к косяку двери, даже разминал папиросу как сильный, опасный зверь… В нем неизвестно почему очень угадывалась способность быть смертельно опасным.
С первого взгляда Пете напоминал он ягуара. Почему ягуара? Непонятно… Наверное, потому, что Петя знал: леопард – самый мелкий из крупных хищных кошек. А этот стоящий человек никак не мог быть самым мелким… Как-то с ним это совсем не сочеталось. Человек улыбался Пете… Не широко – одним уголком рта, но улыбался. Вид у человека был такой, словно Петя ему тоже нравился.
При появлении человека Пеликанов вскочил, уронив что-то со стола, вытянулся по стойке «смирно».
– Погуляйте пока, – небрежно бросил человек. Пеликанов даже засопел от спешки, выматываясь из кабинета.
– Впрочем, мы тоже уйдем, – сообщил незнакомец Пете Кацу. – И скажи-ка, а не пора тебе обедать?
– Еще не знаю… – разлепил губы Петя. – Вы кто?
– Зови меня товарищ Васильев, ладно? А обедать нам и правда пора. Пошли, Петя, пора поговорить с тобой серьезно.
После всех событий и чудес последних дней Петю трудно было удивить. Тем более «товарищ Васильев» внешне был приятнее даже Арнольдова, не говоря о Пеликанове, милицейском следователе и Чаниани. Не говоря о том, что речи вел приятнее и тембр голоса у него был нормальный, мужской, а не визгливый мяв, как у Пеликанова.
Но куда он ухитрился угодить?! Чего от него нужно всем этим людям?! Петя никак не мог понять.
– Давай, товарищ Кац, сядем вот тут…
