Прости за любовь. Эротика

Он снова развернул её спиной к себе, и она, поддавшись, замерла в той же позе, что и раньше, когда наслаждалась звёздами. Теперь она не закрывала глаза – она хотела чувствовать, хотела больше, чем далёкие звёзды могли ей дать. Лёгкая боль смешивалась с наслаждением, и от этого ощущения становились только острее.

Он что—то говорил, но она не слышала. Она не хотела слышать, только чувствовать. И она чувствовала. Когда всё закончилось, он отступил на шаг, но она ещё долго стояла, наклонившись, с приспущенными брюками, будто не могла отпустить этот момент.

– Тебе хорошо было? – спросил он, нарушая тишину.

Это был второй мужчина в её жизни, и второй раз она слышала этот вопрос. Ответ остался тем же:

– Заебись.

Костя не ожидал от неё такого слова, но оно ему понравилось, добавило какой—то дикой, необузданной близости.

– Почему ты не девственница?

– Потому.

Она долго приводила себя в порядок, разворачивалась, осматривала себя, отряхивала брюки, хотя они и не касались грязи. Внутри её терзало желание что—то очистить, смыть, постирать. Ей было стыдно, но в душе царил странный покой.

К моменту получения диплома они уже были женаты, и у них родился ребёнок.

К двадцати семи годам Лера стала ведущим специалистом в компании, где они с Костей начинали работать после университета. Через год он перешёл в другую организацию, получив повышение. Их рабочие графики совпадали, и семейная жизнь текла ровно: вечером они возвращались в свой большой, красивый дом на окраине города, куда переехали год назад. Ссоры случались редко – оба старались сдерживать эмоции, а потом спокойно всё обсуждать.

Но однажды, уже не вспомнить из—за чего, они серьёзно поругались. После работы Лера решила не ехать домой сразу, а прогуляться по городу. Она разглядывала здания, памятники, тянула время, чтобы отложить возвращение. Проходя мимо университета, где училась, она захотела взглянуть, изменилось ли там что—то. На первый взгляд всё было как прежде, разве что фасады где—то подкрасили, но она не помнила их прежнего цвета. Затем её потянуло к той самой дискотеке, куда они с Костей ходили на танцы.

Ещё издалека стало ясно, что там снова вечеринка. Лера чувствовала себя семейным человеком, даже немного постаревшей. Она прошла вдоль знакомых зданий и села на ту самую скамейку, где они когда—то сидели с Костей. Воспоминания нахлынули, острые, почти осязаемые.

Поняв, что уже поздно, она решила выйти на дорогу и поймать такси. Чтобы сократить путь, направилась через гаражи. Внезапно из тени выступила группа молодых людей. Лера замерла, сердце заколотилось от страха. Она хотела развернуться, но её окликнули, и ноги будто приросли к земле.

Они окружили её, бросая грубые слова, явно не из литературного словаря. Страх сковал её ещё сильнее.

– Что вам надо? – спросила она, стараясь звучать твёрдо.

Толпа загоготала.

– Ясно дело, не жвачку, хотя дай жвачку, – бросил один.

– Нет у меня жвачки.

– А что есть?

Она молчала, не зная, что ответить. Вдруг один из них схватил её за руку и молча повёл в узкий проход между гаражами. Он резко задрал её юбку, отодвинул тонкие кружевные стринги, чёрные, как ночь, и вошёл в неё с грубой силой. Она ощутила, будто тысячи муравьёв кусают её кожу, но вскоре страх отступил, сменившись странным, почти животным желанием. Её тело откликнулось, предавая разум, и она почувствовала, как жар разливается внутри.

Первый, закончив, оставил её в липком хаосе, и она, коснувшись себя, поняла, что это не её влага. Поднеся пальцы к губам, она облизала их, сама не понимая, зачем. Затем был второй, третий – она сбилась со счёта, не видя их лиц, чувствуя лишь их напор, их грубую страсть.

– Всё, иди, – бросил кто—то, и наступила тишина.

Она продолжала стоять, наклонившись, как тогда, с Костей, возможно, в том же самом месте между гаражами. Никто не протянул ей руку, не помог выпрямиться. Спина затекла, но она не могла сдвинуться с места.

Домой она вернулась за полночь, еле поймав такси. Её внешний вид и грязь на одежде говорили сами за себя – явно не в библиотеке она провела это время. Муж, оценив ситуацию, провёл рукой по её телу, ощутив липкие следы чужой страсти, всё ещё вытекающие из неё.

После развода она его больше не видела.

Глава 6. Скамейка

Улица, по которой шагал Алексей, была усыпана тополиным пухом. Его было так много, что время от времени приходилось отряхивать штаны, которые он облеплял снизу, словно белый снег. Дорога, тянувшаяся вдоль городского парка, казалась бесконечной, изредка загибаясь в сторону зелёных аллей.

Из парка доносилась музыка, будившая в Алексее тёплую ностальгию по юным годам.

Тогда они с друзьями носились по этим тропинкам днём напролёт, не думая о проблемах, которые теперь порой не дают ему сомкнуть глаз до самого утра. Пять лет работы в охране подкосили его организм: цикл сна и бодрствования сбился, ночи стали беспокойными. Любой шорох, даже лёгкий, мог вырвать его из дрёмы. А кондиционер соседа, который тот включал даже ночью, доводил до белого каления. Алексей не понимал, зачем гонять эту шумную штуку, когда можно просто открыть окно и впустить прохладный ночной воздух.

Сегодня у него был выходной, да и завтра тоже. Жара стояла невыносимая, и, предчувствуя гул кондиционера, он решил прогуляться в парке, а заодно, может, перекусить чего—нибудь. Через каждые пятьдесят метров от пешеходной дорожки отходили тропинки, уводящие вглубь парка, где тень деревьев обещала спасение от палящего солнца.

Солнце медленно клонилось к закату, скатываясь за склон предгорья, словно прощаясь до завтра. Но никто не мог поручиться, что завтра оно покажется из—за туч или густого тумана, который в этом городе был частым гостем. Закат навеивал лёгкую грусть, будто что—то важное уходило навсегда.

Музыка из парка становилась громче с каждым шагом. Алексей силился вспомнить мелодию, хотя слышал её, наверное, сотню раз. В местных кафе подавали простую, но вкусную еду: пирожки, люля—кебаб, шашлык – всё, что идеально шло под пиво. Сам он спиртное не жаловал, предпочитая запивать мясо чаем, то зелёным, то чёрным, без особых предпочтений.

По обе стороны парковой аллеи стояли удобные скамейки, на которых можно было сидеть часами. Воздух здесь, даже в жару, оставался свежим и прохладным. Температура в городе редко поднималась выше тридцати, а если и случалось такое, то ненадолго. В такие дни все изнывали от зноя, прячась в тени. «Как люди вообще живут в Африке, где под сорок всю жизнь?» – часто думал Алексей, иногда озвучивая эту мысль друзьям, но чаще оставляя её при себе. Он вообще был не из разговорчивых: больше молчал, размышлял. Думать он любил, и каждый раз о чём—то новом.

Парк, несмотря на расположение в малонаселённом квартале, был полон людей. Сюда специально приезжали, и часто это были знакомые лица, только в разной одежде. Проходя мимо одной из скамеек, Алексей заметил девушку. Она сидела, слегка сгорбившись, с грустным выражением лица. На ней была белая футболка и синие джинсы. Собравшись с духом, он решил подойти и познакомиться – хотя бы попытаться. Высокий, крепкий, с мощной фигурой, он нередко пугал девушек при первом знакомстве. Раньше это его задевало, но со временем он придумал себе объяснение: «Ну, боятся, наверное, вот и отказывают». Эта мысль успокаивала.

– Привет.

– Мы знакомы?

– Нет, но могли бы познакомиться.

– Ну, давай попробуем, – сказала девушка, окинув его оценивающим взглядом, и добавила: – Надя.

– Алексей, – ответил он, широко улыбнувшись, чувствуя, что она не против общения.

– Присаживайся.

– С удовольствием, в ногах правды нет.

– А где она, правда? – кокетливо спросила Надя, глядя ему прямо в глаза.

Их взгляды скрестились, и беседа потекла легко и непринуждённо. Они проговорили так долго, что не заметили, как стемнело. Свет теперь лился не от солнца, а от ярких фонарей, расставленных по всему парку. Тени почти исчезли в этом мягком сиянии.

Вечерний свет фонарей сделал лицо Нади ещё красивее. Её кожа словно светилась, а силуэт стал контрастнее, подчёркивая изгибы тела. Алексей заметил, как через тонкую ткань футболки проступают её очертания – она была без белья. Он запнулся на полуслове, забыв, о чём говорил.

– Может, перекусим мясо?

– Наверное, там уже закрыто.

– Надо глянуть, вдруг успеем. Ну что, идём в кафе?

– Пошли.

Они поднялись, и Алексей невольно задержал взгляд на её фигуре. Тонкая футболка обтягивала её формы, делая их ещё более выразительными. Она едва прикрывала пояс, открывая полоску белоснежной кожи, словно свет, пробивающийся сквозь занавеску. Джинсы, скорее, напоминали лёгкую ткань, окрашенную в классический синий цвет, и так плотно сидели, что подчёркивали каждый изгиб её бёдер. Алексей почувствовал, как кровь стучит в висках, но усилием воли сдержал себя, решив играть роль джентльмена, хотя это давалось с трудом.

Свежий воздух парка кружил голову, наполняя лёгкие прохладой. Алексей заметил, как Надя, шагая рядом, иногда закатывает глаза. Он придумал простое объяснение: ткань футболки, вероятно, трётся о её кожу при каждом движении, вызывая лёгкое волнение. Эта мысль только сильнее разжигала его воображение.

– С тобой всё нормально? – спросила она, положив руки на бёдра.

– Да, я в порядке.

Они направились к кафе, держась на расстоянии. Алексей боялся взять её за руку, чтобы не спугнуть, не показаться слишком напористым.

У кафе их ждало разочарование: дверь была заперта. На уличных столиках ещё сидели люди – разношёрстная компания: кто в костюмах, кто в шортах, разных возрастов. Среди них выделялась пожилая пара, лет семидесяти, но они выглядели такими счастливыми, держась за руки и мило улыбаясь друг другу. Алексей поймал себя на мысли, что хотел бы такого же в старости – женщину, которая будет рядом, несмотря на годы.

За другими столами сидели молодые компании, где взгляды и жесты выдавали желание сблизиться. В воздухе витал запах пива, смешанный с предчувствием ночных страстей. Казалось, сам воздух пропитан животной, почти дикой энергией.

На Алексея и Надю никто не обратил внимания – все были погружены в свои разговоры. Он дёрнул ручку двери, убедившись, что кафе точно закрыто.

– Опоздали.

– Да, жаль. Мы опоздали, – сказал Алексей, улыбнувшись, чтобы поднять ей настроение.

Надя, похоже, не сильно расстроилась. Она предложила просто погулять по парку, теребя руками то живот, то бёдра, будто проверяя, не прицепилось ли что сзади. Алексей решился взять её за руку, и с видом человека, который готов к любому исходу, повёл её обратно по тропинке.

Они шли молча. Фонари, расставленные в шахматном порядке через каждые тридцать метров, создавали игру света и тени. В некоторых местах было так темно, что лиц почти не разглядеть. Алексей чувствовал, как его бросает в пот, и заметил, что ладонь Нади тоже стала влажной.

– Жарко, – томно произнесла она, но руку не отводила.

– Ага, и не поели, будем голодать.

– Говорят, это полезно.

– Но не для всех. Мне надо быть в форме, хорошо жрать.

– А тебе завтра на работу?

– Не, выходной, только послезавтра.

– А я в отпуске. Всегда беру летом, хоть никуда и не езжу. Люблю лето, просто гулять в парке. Не понимаю тех, кто тратит бабки, чтобы потеть две недели на жаре где—то за границей.

– Я о том же. Хотя, с другой стороны, там другая архитектура, природа, люди на незнакомом языке.

– Я раньше летала, когда больше зарабатывала. Сейчас приземлённее стала.

– Ну, человек должен стремиться к лучшему, если есть возможность.

– Согласна.

В этот момент Алексей обхватил Надю за талию. Она была такой тонкой, что он боялся сжать слишком сильно, будто мог сломать её пополам. Её бёдра коснулись его ног, и он почувствовал, как волна жара прокатилась по телу. Пришлось сделать пару глубоких вдохов, чтобы справиться с собой.

Он повернулся к ней, медленно и плавно притянул к себе, так что она даже не заметила, как его руки скользнули ниже, к её упругим изгибам.

– Увидят, – прошептала она.

Сдерживаясь из последних сил, Алексей отпустил её. Они пошли дальше, держась за руки, и их качающиеся ладони издалека напоминали пустые качели на ветру.

Разговоры о жизни, детях и одиночестве привели их к самой дальней скамейке у забора парка. Они присели, продолжая беседу о прошлом и будущем, о смысле и бессмысленности. Ночь становилась всё глубже, звёзды над головой казались россыпью светящихся пятен.

– А ты далеко живёшь? – спросил Алексей.

– Нет, тут рядом. У фонтана.

– А, знаю, где памятник.

– Да.

– Ясно. Значит, соседи. А что любишь из еды?

– Мясное, белковое. Да я не привередлив. Буду жрать, что есть, если другого нет, – улыбнулся он.

– Я только услышала слово «есть» четыре раза, – рассмеялась Надя, положив руки ему на колени.

Её тёплые ладони согрели его, особенно в ночной прохладе. Перепады температур в этом городе были резкими: днём жара, ночью – зябко.

– Я тебя провожу домой.

– Хорошо.

Они медленно шли через парк, наслаждаясь последними тёплыми минутами лета. Луна светила мягким, почти призрачным светом, не давая настоящего освещения. Тропинка вывела их на широкую дорогу с проезжей частью и пешеходными тротуарами. На красном светофоре они остановились, хотя машин не было. Алексей обнял Надю сзади, прижав к себе, и они замерли, глядя на неподвижный сигнал.

– Может, он сломался?

– Надо подождать ещё.

Им не хотелось, чтобы что—то менялось. Стоять так, чувствуя тепло друг друга, казалось вечностью. Надя ощущала его близость, его дыхание на шее, и это заставляло её сердце биться быстрее. Она крепче сжала его руку, не говоря ни слова.

Когда светофор переключился на зелёный, они неохотно двинулись дальше. Двор Нади был тёмным, но полным странных звуков: шорохов травы, фырканья ежей или кошек. Ни о чём этом думать не хотелось. Они просто шли, погружённые в свои ощущения.

– Пошли сядем, там у нас скамейка есть, – предложила Надя.

Она повела его через темноту к простой скамейке без спинки. Алексей обнял её осторожно, понимая, что соседи могут увидеть, и не желая её компрометировать.

– Ты хочешь кушать?

– Да, я зверски изголодался.

– А ты сам готовишь?

– Да, я один живу. Не то чтобы люблю, просто приходится. Не задумывался даже.

– Я вот не люблю готовить. Может, потому, что сама мало ем. А если бы для кого—то, то, наверное, да.

– А ты на каком этаже живёшь?

– На третьем, лифтом не пользуюсь.

– Ну, это понятно.

– Пошли ко мне, – решительно сказала Надя.

Алексей оживился, улыбнувшись так, что она это заметила даже в темноте.

– Раз настаиваешь, то да, – ответил он.

Она схватила его за карман и засунула туда руку. Карман был глубокий и слегка порванный внутри – Алексей всё собирался его зашить, но так и не нашёл времени. Её маленькая ладонь скользнула дальше, коснувшись его бедра с внутренней стороны.

– Ой, извини, я порвала тебе карман. Ничего, я зашью.

– Не расстраивайся, искуплю вину, – добавила она, взяв его за руку.

Они быстро поднялись на третий этаж. Квартира Нади находилась напротив лифта, чуть правее. Свет в подъезде был тусклым, но достаточным, чтобы разглядеть её лицо. Звук ключа в замке показался почти волшебным, опьяняющим. Они вошли в уютную прихожую, и Надя, не сдерживаясь, прижала Алексея к закрытой двери. Её рука снова скользнула в тот самый порванный карман, будто это был портал к запретным желаниям. Она дёрнула край его белья, ощутив его напряжение, его жар.

Её движения были то быстрыми, то замирающими, словно она играла с ним. Затем она опустилась на колени, стянула с него штаны и нежно поцеловала его живот.

– Я в душ, – сказала она, поднимаясь.

Пока она была в ванной, Алексей приготовил ужин: поджарил яйца, подогрел суп. Надя вернулась, пахнущая мылом и шампунем, и обняла его сзади. Её тёплые руки скользнули по его поясу, а запах напомнил ему деревенскую баню, где он не был уже лет десять.

После ужина они переместились в спальню. Большая кровать занимала почти всё пространство, обещая комфорт даже для высокого роста Алексея. Никто никого не уговаривал – всё произошло естественно, с лёгкой, почти невесомой нежностью.

Они не торопились, словно стараясь запомнить каждый вздох, каждый взгляд. Но страсть, нахлынувшая волной, диктовала свои правила. Алексей сел на край кровати, быстро скинул одежду, сложив её на комод.

– Встань сюда, сними штаны, – сказал он.

Она подчинилась, двигаясь медленно, словно в замедленной съёмке. Под одеждой не оказалось белья – она и не надевала его перед прогулкой. Её кожа, мягкая и тёплая, сияла в тусклом свете ночника. Тонкие кружевные трусики, которые она могла бы надеть, остались в шкафу, и это только усиливало её притягательность. Её тело, изгибы бёдер и плавные линии талии, казалось, созданы для того, чтобы сводить с ума.

– Нагнись. Стой, покажи себя, – его голос был низким, с хрипотцой.

Она выполняла всё, что он говорил, и даже просила продолжать.

– Приказывай, я твоя раба, – прошептала она.

Он приблизился, его дыхание касалось её кожи, заставляя её дрожать от предвкушения. Её стоны, первые за этот вечер, наполнили комнату, и их страсть разгоралась с каждой секундой. Казалось, малейшее прикосновение могло растопить её, словно лёд под жарким солнцем, оставив после себя лишь влажный след желания.

Алексей лёг на спину, и теперь Надя дарила ему наслаждение, её губы и руки двигались с жадной нежностью. Она словно утопала в этом моменте, а он – в её тепле. Их ночь была полна таких мгновений, когда тела и души сливались в едином ритме.

Они то засыпали, то снова терялись друг в друге, не замечая времени. Соседи, возможно, не спали из—за их страсти, но это не волновало ни одного из них. Слова растворились в ночи, остались только вздохи, шёпоты и глубокое дыхание.

Утром, когда солнце уже ярко освещало комнату, Алексей тихо сказал:

– Я закрою дверь. Пока. Я тебе позвоню.

Глава 7. Вода

Осень ворвалась в город с такой скоростью, что после жаркого августа сразу хлынули моросящие дожди. Люди, растерянные от резкой смены погоды, часто одевались невпопад: кто-то кутался в зимние куртки, кто-то дрожал в тонких ветровках. Те, кто выбрал тяжелую зимнюю одежду, выглядели нелепо, словно медведи, выползшие из спячки раньше времени. Прохожие сторонились их, будто опасаясь подхватить какую-то заразу.

Татьяна же донашивала вещи до последнего. В этом сезоне ей, похоже, придется раскошелиться на новую куртку – и осеннюю, и зимнюю. Старые, потрепанные временем, окончательно пришли в негодность: после стирки она вывесила их сушиться на балкон, а порыв ветра сбросил одежду вниз. Там по ним прошлись бродячие псы, оставив когтями рваные следы. Теперь эти куртки годились разве что для домашних дел во дворе.

На работе у Татьяны недавно случилась перемена: после смены руководства её назначили старшей отдела по работе с клиентами. Прошел уже месяц, и она втянулась в новую роль. В голове сложились четкие алгоритмы: куда отправить документ, что сказать клиенту, где искать причину очередной проблемы. Бумажной возни стало меньше, но ответственность выросла в разы. Если раньше она отвечала только за себя, то теперь за весь отдел. Поначалу это бесило: почему она должна отдуваться за косяки Елены, которая три года в компании, а до сих’t исправляет одни и те же ошибки в документах? Иногда из-за таких мелочей приходилось разбираться через суд. Одна-две ошибки – пустяк, но их были сотни, тысячи за месяц. Каждая мелочь выматывала, высасывала силы.

Сон у Татьяны сбился напрочь. Раньше, если уставала, вырубалась моментально, не видя снов, – ночь пролетала в одно мгновение, а утром её будил только треск будильника. Теперь же она ворочалась часами, не смыкая глаз. Даже желание, которое раньше вспыхивало в ней ярким пламенем, угасло. Она перестала ухаживать за собой, забросила привычные ритуалы. Когда пыталась вернуть себе искру, касаясь своего тела, всё выходило блекло, без огня. Даже игрушки, которые раньше дарили наслаждение, теперь только раздражали, несмотря на обилие смазки.

Она не спала сутками, но лекарства, прописанные невропатологом, принимать отказывалась. Прочитав отзывы о препарате, решила, что не станет травить себя химией, пока не дойдет до точки. Страх привыкания пугал больше бессонницы – а вдруг без этих таблеток она вообще не сможет уснуть?

Вечером, после работы, Татьяна заехала в магазин спортивных товаров. Бродя между витринами, она наткнулась на шикарное пальто – демисезонное, с переходом на зиму. Инновационный утеплитель, вентиляция – идеально для переменчивой погоды. Тело в такой одежде будет дышать, не перегреваясь и не замерзая. Она выбрала два размера: свой и на один больше. Рост выше среднего всегда создавал проблемы с подбором одежды, так что примерка была обязательной.

Схватив обе куртки, она направилась к примерочной. Зимой Татьяна любила свободу в одежде, а летом – обтягивающие наряды, подчеркивающие изгибы тела. Зимой всё равно не особо покрасуешься, так пусть хоть комфортно будет. Начала с размера побольше. Надев куртку, поняла, что сидит неплохо: руки двигаются свободно, ничего не жмет. Меньший размер мерить не стала – и так всё ясно.

– Таня, – послышался тихий, почти шепчущий голос за спиной.

Она напряглась, пытаясь вспомнить, кому он принадлежит, но память молчала. Остановившись, она держала куртку в левой руке, а правой уже рылась в сумке за кошельком, направляясь к кассе. Обернувшись, увидела Валеру – парня, чей номер она давно заблокировала.

– Ты похудела. Ты не болеешь? Я звонил тебе. Ты не отвечала. У тебя нормально всё?

Он повторял "ты" так часто, что даже слепой бы понял: парень втюрился по уши.

– Нормально, занята была, и сейчас времени нет, – холодно отрезала она, возвращаясь к своему маршруту. Куртка в левой руке, кошелёк в правой – она вытащила его из сумки за секунду разговора. Её голос был ледяным, без малейшего намека на тепло.

Валера застыл на месте, словно вкопанный. Его походы в спортзал она даже не заметила. Да и кто бы заметил? Только напольные весы, показывающие минус три кило.

Расплатившись, Татьяна направилась к своему авто – новенькому, взятому в кредит. Должность обязывала иметь личную тачку, и ей намекнули на это без протоколов, вроде как в шутку. Но в этой компании те, кто не понимал намёков, долго не задерживались.

Бросив обновку на заднее сиденье, она завела мотор. День клонился к закату, но город всё ещё бурлил: люди спешили, машины сновали. Выезжая с парковки, её дважды подрезали, но обошлось без аварий.

"Все бегут, бегут, бегут. Куда, блин, бегут?" – думала она, чуть не врезавшись в машину, которая остановилась, чтобы её пропустить.

"Пешком было лучше, – продолжала внутренний монолог. – Может, к психологу записаться? А есть ли они вообще в нашем городе? Хрен знает. Эти кобели уже достали."

Застряв в пробке – то ли из-за аварии, то ли просто затор, – она заметила пару на тротуаре. Судя по возрасту и тому, как они то и дело поглядывали друг на друга, это были любовники. Мужчина раз за разом пытался положить руку на её ягодицы, а она отмахивалась, что выглядело забавно и немного нелепо.

"Жены и мужья не могут всю жизнь жечь друг друга страстью, – размышляла Татьяна, глядя в зеркало заднего вида, которое она чуть повернула, чтобы видеть и себя, и дорогу. – Хотя, конечно, люди разные. Кто-то договаривается об изменах в определённый день, кто-то таскает в постель игрушки. Но без любви это всё фигня, никакого кайфа."

Пробка двигалась еле-еле, и было ясно, что застряла она минут на пятнадцать минимум. Взгляд скользнул по своим ногам, по молнии на брюках. Встреча с Валерой всколыхнула что-то внутри, будто рыбацкая сеть: потянешь за одно звено – и вытаскиваешь всё остальное.

Освободив пояс от тонкого ремня, она побрызгала руки дезинфицирующим средством и, не раздумывая, скользнула пальцами под ткань. Холодные пальцы коснулись тепла её тела, но это не остановило. Она двигала ими ритмично, исследуя каждый изгиб, уделяя особое внимание самым чувствительным местам. То сжимала, то отпускала, то ласкала, чувствуя, как волны желания нарастают внутри.

Автоматическая коробка позволяла ехать плавно, и, как человек, привыкший всё планировать по часам, она дала себе максимум десять минут на этот "проект". Взгляд цеплялся за спортивных парней на улице, представляя, как они овладевают ею, а если те шли с девушками – то прямо при них. Но фантазии не клеились: пешеходы мелькали слишком быстро, а вокруг только машины, асфальт да серые здания. Людей на улицах почти не было.

Пробка начала рассасываться, и рисковать собой или другими она не стала. Вытащив пальцы, она облизнула их, словно сладость, и вернулась к движению. Пояс застегнула только во дворе. Трусики, сдвинутые в сторону, сами встали на место за время пути. На брюках в области бёдер осталось едва заметное влажное пятнышко.