
Полная версия:
Стихотворения

Виктор Петрович Буренин
Стихотворения
Парижский альбом (Посвящается А. Н. Майкову)
1
В русской церкви за обеднейВесь beau monde наш собрался;Там Тургенева я встретил;Поболтали с полчаса.«Каково, Иван Сергеич,Поживаете?» – «Merci.Всё пишу о нигилистах –Русь от них Христос спаси!»«Нет ли с Севера известий?»– «Вот Некрасов пишет мне,Будто всякий день ему яВсё мерещуся во сне».«Что вы?» – «Право! зазываетВ «Современник»; ну, да яНе поддамся, симпатиюВ сердце к «Вестнику» тая».2
Я любил за чашкой кофеВосседать в cafe Durand.Там февральской революцьиНачался плохой роман.Там фразерствовал когда-тоБлагородный гражданин,Автор разных медитацийИ виконт де Lamartine.Там в дни оны «депутаты»Проживали годы в час,Революцью создаваяИ волнуясь из-за масс!А теперь сидят там чинноБуржуа и пьют лафит,И пред входом полицейскийХодит мрачен и сердит…3
Diable m'emporte! Гулять я вышелОт Concorde и вдоль «аркад».Что ж? – едва ль не в каждой аркеПолицейские стоят!Sacrebleu! До Tour Saint-Jacques яПрошагал всю Риволи –И клянусь вам, полисменыНепрерывной цепью шли!Sacristie! К Пале-РоялюВыхожу я: тут и тамПолицейские повсюду –Посредине, по углам!Cent milles diables! Иду я дальше:Rue Saint-Marc, quartier BredaОхраняет равномерноПолицейская орда!Ventre-saint-gris! Вот на бульварыЗанесла меня судьба.Что же? – вижу полисменовЯ у каждого столба!1863Драматические сцены по поводу выхода «Современника»
1. В Москве
Магазин Базунова. Два «благонамеренных».
1-й благонамеренный
Кто сей толстый, БазуноваЗапрудивший магазин?2-й благонамеренный
Это _он_ явился снова,Нигилизма ярый сын!1-й благонамеренный
Что ж, воздержанный начальством,Стал ли нынче он смирней?2-й благонамеренный
Нет, увы, с былым нахальствомВсё шипит, шипит, как змей!1-й благонамеренный
Что ж, великого Каткова,Заслужившего хвалу,Он…2-й благонамеренный
Отделывает снова,Изрыгнув Москве хулу!1-й благонамеренный
Что ж, исполнен прежней блажи,Отвергает дерзко онДаже?..2-й благонамеренный
Ну, ему все «даже» –Бред, сумбур, мечтанья, сон!1-й благонамеренный
Что ж, ужель опять скандалыОн пускает, как пускал?2-й благонамеренный (махнув рукой)
Что тут! все как есть журналыПоголовно обругал!1-й благонамеренный
Что ж, ужель опять «мальчишки»В нем найдут себе притон?2-й благонамеренный
Да уж в этой первой книжкеИм хвалы слагает он!1-й благонамеренный
Что ж, ужель раздастся сноваВозмутительный «Свисток»?2-й благонамеренный
Да, сей бич всего святогоВ надлежащий выйдет срок!Оба вместе (с ужасом)
О, бежим от Базунова:Нас враждебный гонит рок!2. В Петербурге
Невский проспект. Сходятся: М. Достоевский, Громека и Краевский; у каждого «Современник».
Достоевский
Появился!Громека
Вот он!Краевский
ЭкаТолщина-то, толщина!Громека
Да… а кто ж, как не Громека,_Разрешению_ вина?В прошлой «хронике» я смелоСтал начальству объяснять,Что теперь пора приспелаНигилистам волю дать.Достоевский (язвительно)
Ну, почтеннейший мой, смеюОбъяснить вам, на своюНаписали вы на шеюЭту мудрую статью!Вот уж с ними солидарностьВы иметь бы не должны:Посмотрите, в благодарностьЧто вам пишут «свистуны».(Показывает ему какую-то статью.)Громека
Что? невежда я и школьник?!(Громовым голосом.)Ну так слушай, Невский град:«Современник» есть крамольник!Нигилизм – ужасный яд!Достоевский (Краевскому)
А меня на «почве» милойОскандалили!Краевский (меланхолически)
Грущу…Достоевский
Ну, да я сберуся с силой:Купно с Федором отмщуИль Косицу напущу!Голоса благонамеренных из атмосферы
Сей журнал – исчадье мрака!В нем хозяин – сатана!Краевский
Так, друзья мои; однакоТолщина-то, толщина!1863После первого чтения г. Юркевича по «Философии»
Грянул гром не из тучи…Ах я грешник окаянный!Я себя в восторге чистомДо сегодняшнего полдняНазывал матерьялистом.Был я к Бюхнеру привязан,Покоряясь общей моде,И читал его девицамВ запрещенном переводе.Наводил на дам московскихБольше, чем все черти, страха,Проповедуя идеиМолешотта, Фейербаха!Но ко мне внезапно в душуБлагодать сошла господня:Мне Юркевич многоумныйСвет ее открыл сегодня.Доказал он мне – о небо,Я предвидеть это мог ли! –Психологии незнаньеВ обожаемом мной Бокле!Горько плачь, несчастный Бюхнер,Достодолжную острасткуОбещает дать тебе он,Сняв с твоей системы маску!Для девиц и дам московскихТы не будешь страшной тенью,Не привьешься гнойной язвойК молодому поколенью!Вот тебе пример: навекиЯ прощаюся с тобою,Породнил меня ЮркевичС философией иною;Почитать я буду старших,Полон к ним благоговенья,И в великий пост намеренСправить ровно два говенья!1863Главы из «Благонамеренной поэмы»
Песнь первая
Слава нам! В поганой лужеМы давно стоим,И чем далее, тем хужеМы себя грязним!Конрад Лилиеншвагер3«Велика и обильна родная земля» –Мы читали из школьных тетрадок;«Но порядка в ней нет» – прибавлялось; теперьПоложительно есть и порядок.Не угодно ль взглянуть – поразительный вид:Вот народ в шестьдесят миллионов,Что в любви и примерном согласьи живетПод эгидою мудрых законов.Всем известно, на праве основан закон…Как бы здесь мне хотелося здравоБросить взгляд на идею, значенье и цельВысоко мною чтимого права.Изъяснил бы весьма юридически я,Что спасительна порка для вора,Как толкуют Капустин, Чичерин БорисИ юристов немецкая свора.Но боюсь от предмета отвлечься… К тому жИ «причин независящих» безднойРуководствуюсь я… Так не лучше ль опятьВозвратиться к отчизне любезной?Мы сказали, порядок у нас и во всемРавновесие сил разнородных:В низших классах наивная честность, затоЕсть лукавство рабов в просвещенных.Все сословья концерт у нас общий дают;Что за звуки! разлив их так ровен,Так приятно согласен! В гармонии намУступают Моцарт и Бетговен!..Это точно, была роковая пора,Взволновались однажды мы очень,В оны дни, как солидные лица своиУдостоивать стали пощечин.Жажда плюх, как известно, пришла из Москвы:Там, великих начал провозвестник,Первый начал валять по ланитам себяДжентельмен раздражительный «Вестник».Мудрый Кокорев в такт ему вдруг заушилТучный лик свой, и вслед им ПогодинЭнергично взялся за ланиты свои,Находя, что сей акт благороден.Петербургу понравилось это; и мыГода два перед взором ЕвропыКолотили себя и в то время нашли,Что не надо и розог!..(Говорят – не ручаюсь за верность молвы, –Что в те бурные дни из аптекиДля целения арнику больше всегоОтпускалось Степану Громеке.)Воспевали поэты в высоких стихахЗаушения подвиг отменныйИ пророчили нам, что в грядущем за тоВознесемся мы в целой вселенной…Появились, однако, тогда ж господа,Что немножко в скептическом духеОбъясняли всеобщую жажду – себеЗадавать с наслаждением плюхи.Эти скептики нам утверждали, что мы,Потеряв на ланиты чужиеНаше прежнее право, себя по щекамПринялись колотить, как шальные!Впрочем, плюхи звучали… и стихли потом;Раздалась на железной дорогеВновь одна, но уж та по чужому лицу,И – порядок остался в итоге!5Я, читатель, от няни-старушки слыхалВ дни волшебно мелькнувшего детстваМного сказок чудесных: один этот кладМне она завещала в наследство.На меня не посетуют, если теперьСказку я расскажу: отчего намНе запеть, как певалось в минувшие дни,Простодушно-младенческим тоном?Я люблю звуки песен былого, люблюЭтих звуков волшебные песни;Сердцу сладко минувшие дни вспоминать,С ними жизнь и светлей и чудесней!..Так начнем же: далеко, в заморских краяхЖил волшебник Прогресс благодушный,Правил мирно страной да творил чудеса,И Прогрессу все были послушны.Жил Прогресс, не тужил; да случилось, узнал,Что есть целые грады и веси,Где в спокойствии добрые люди живутДа и знать не хотят о Прогрессе.Он разгневался. «Ну, – говорит, – коли так,Сам иду я, своею персонойК этим людям: посмотрим мы, как-то у нихБудет принят властитель законный?»Собрался он без свиты; шел день, может, два,И пришел наконец: ничего-тоНе видать – ни долинок, ни речек, ни гор,Лишь зловонное видно болото.Люди разных чинов и сословий сидятВ том болоте средь грязи смердящей,Жрут ее да хвалебные песни поют,Полагая, что пищи нет слаще.«Что за мерзости!» – плюнул волшебник Прогресс,Да и прочь было… глядь: вместо сушиОчутилась трясина под ним – и завязОн в трясине по самые уши!Оглянулся он в страхе: толпою к немуРазноцветные люди всплывали –На лицо ему плюнули грязью, потомСами грязь ту облизывать стали…И сидит в том болоте Прогресс, и досельОн не может уйти из болота…«Ну уж сказка!» – кричат мне. Соскучились вы? –Самому мне невесело что-то…«Для чего же рассказывать было ее? –Что за басни, давайте нам дело!»Для чего? «Есть причина, но я не скажуЕе звездам небес!»… (из «Отелло»).Впрочем, если угодно, вам можно теперьНасладиться приятной мечтою;………………..То ли дело у нас-то, такой ли приемБыл оказан прогрессу сынамиМилой родины? принят он был, восхваленИ осыпан в восторге цветами.На Скарятине въехал он в славе; в МосквеБыл он встречен Катковым, лорд-мэром,На пути ему Павлов песок посыпал,И скакал Розенгейм пионером.Все младенцы ему воспевали хвалу:Калиновский, Громека, Чичерин,Князь Черкасский с березовой ветвию шел,Заливался Скарятин, как мерин…6Ах, куда мы идем? до чего мы дойдем? –Часто слышатся эти вопросыВ нашем обществе мудром, и часто от нихСильно духом смущаются россы.Отвечают одни: мы идем всё вперед;Но другие, исполнясь тревоги,Возражают: да что же нас ждет впереди?И не лучше ль присесть на дороге?Может быть, впереди-то – спаси нас господь –Сами будем мы жизни не рады;Ну, как месяцы вроде «плювьёзов» пойдут,А недели заменят «декады»?Ну, как вдруг, например, на Арбате, в Москве,Развернутся деревья свободы?И под ними российские девы начнутВ белых юбках водить хороводы?Ну, как вдруг целовальник у нас с мясникомЗашумят, загуляют не в шутку?И нельзя будет их на веревке свести,Для смирения должного, в будку?Ну, как «Почты» редактор Иван ГончаровОбратится внезапно в Марата,Кохановская выйдет подобьем Roland?..Что-то мы затолкуем тогда-то!Но к столь страшным мечтаниям склонны умыТолько слишком наивного свойства,Я сказал уж однажды: порядок у нас –Так какие же тут беспокойства?Надо только одним призаняться: чтоб мыБыли в жизни невинны и чисты,Яко голуби, и да исчезнут, как дым,Из родимой земли нигилисты!Это мирного общества нашего зло,Это Запада гнойного дети;Им не свято отечество самое, имНичего нет святого на свете!Им благие реформы дают: например,Улучшая цензуру, хлопочут«Предварение» вместе с «каранием» слить –А они безобразно хохочут!Вред их обществу сознан давно; и теперьНигилистов смиряют отлично:В Петербурге келейно их правят, в МосквеИсправляет Юркевич публично.Мне, однако, читатель, казались всегдаЭти меры медлительны очень;Как быстрей нигилизм истребить до конца –Этим я горячо озабочен.Порошок я хочу изобресть, чтоб сморитьПорождение злых элементов:Свистунов, журналистов, писателей всехИ, особенно, дерзких студентов.………………7Ну, однако, довольно, малютка моя,Будет петь нам… Уж скоро ведь, светел,На востоке заблещет небес горизонт,Уж два раза выкрикивал петел…На плечо ты склоняешь головку ко мне,И повязка чела золотаяАроматные кудри не может сдержать…Я дремлю, эти кудри лаская…И как будто нисходит желанный покой…Но покою нельзя мне отдаться;Нет, малютка моя, не давай мне заснуть:Мне всегда сны ужасные снятся!Невеселые сны! Всё-то слышу я в нихБезотрадные вопли и скрежет,Слышу песни ликующих праздно… и мнеЗвук той песни, как нож, сердце режет!Снится мне: воет грустно метель и снегаЗаметают деревню… Под кровомПолусгнившего сруба рыдает бедняк,Истомлен боем с жизнью суровым…И зачем он рыдает безумно? когоО спасеньи, о помощи просит?Снится мне, что рыданья и вопли егоТолько ветер да вьюга разносит!Страшны мне эти сны, надо мною ониПролетают всю ночь до рассвета…Но увы! На вопрос о значении сновНе дает моя Муза ответа.1863<Гражданская казнь Н. Г. Чернышевского>
Это было печальное утро: туманНад столицей свой саван гробовыйРаспростер, с неба дождь, будто слезы, лился,Веял холод повсюду суровый…Я на площадь пришел… Там толпа собралась,Эшафот поднимался там черный:Три ступени, дощатый помост и на немСтолб с тяжелою цепью позорный.В строй сомкнувшись, солдаты стояли кругом,Палачи на помосте гуляли,И жандармы задами своих лошадейС наглым видом толпу оттесняли.Отделения Третьего мерзостный штабТут же был – и с султанами кепиЛюбовались с злорадством жестоким, когдаУкрепляли железные цепи…Небо было темно, ветер жалобно выл…Час за часом тянулся уныло…Сердце было мучительной пыткой полноИ тоской ожидания ныло…Раздался стук колес… Загремел барабан,И карета подъехала… ВышелИз нее человек – и его на помостПалачи повели… Я не слышалВздохов скорби в толпе: каждый в сердце таилМуки сердца… но взоры сверкалиСкорбным гневом… Он шел мимо нас, и пред нимВсе мы головы низко склоняли.Бледен лик его был, но смотрел, как всегда,Он с иронией горькой… СвоимиПалачами он был окружен, но в тот мигНе они – он смеялся над ними…Но когда, приговор прочитавши, к столбуПритянули ему цепью рукиИ с открытым челом он стоял под дождемС бледным ликом, исполненным муки, –О, тогда вздохи скорби толпа не моглаПревозмочь… и у женщин катилисьСлезы, горькие слезы из глаз,И сердца наши злобою бились…Палачи! Как Христа, приковали егоУ столба казни цепью позорной,Приковали за то, что к свободе он звал,Что насилья был враг он упорный!..1864Из поэмы «Прерванные главы»
Глава 4Я всегда осуждал направление тех,Кто порядком вещей недоволенИ в наш век положительный жаждой реформИ утопий мечтательных болен.Мне порядок иной непонятен, как тот,Освященный веками, с которымСуществует весь мир: удивительный видПредставляет пытливым он взорам.В основаньи его вложен строгий принцип –Нуждам разных людей соразмерноПотребленье давать: так, богатым всем житьХорошо суждено, бедным скверно.В самом деле, нельзя же равнять меж собойБедняка с богачом; ведь бедняк-тоС колыбели к лишеньям привык: меньше естИ желает скромнее он как-то.А богатый – он роскошью вскормлен, повитКружевами, парчою и шелком,Он привык жить просторно, свежо и тепло,В аппетите равняется с волком.Строго мысля, читатель, бог знает зачемФилантропам сочувствуем все мы:Ведь стремление их бедным братьям помочь –Нарушенье разумной системы.Понимают ли сами они, что творят,Извлекая из бездны проклятойНищеты и несчастья детей? Ах! какойИх добро отзовется им платой!Эти страшные люди, которым ониПодадут нежно руку спасенья,Эти люди на место себя их столкнутВ бездну зла – в этом нету сомненья.Филантропии, думаю я, путь инойНужно выбрать, чтоб братии нищейРадикально помочь: нужно бедных людейНасыщать идеальною пищей.Эстетических прелестей тайну открытьНужно им, красоты тронуть стрункиВ их сердцах, объяснив, что лохмотья нужды,Ветхий кров хороши… на рисунке;Что стенанья, мольбы голодающих масс,Вид нужды, скорбный вид угнетеньяМного песен гражданских внушают певцам,Возбуждая в певцах вдохновенье;Что богатый на золото всё покупать –И картины и песни обязан,А бедняк в отношеньи таких же вещейЗатрудненьем подобным не связан:Стоит только взглянуть на свой ветхий костюмИль на кровлю, как дождь в нее льется,Иль прислушаться к стонам своим – и душаЭстетическим жаром зажжется!Здесь я с гордостью должен признаться: у насБлагодетели есть для народа,Что советуют меры на пользу емуСовершенно такого же рода.Радикалы, поборники крайних началИх бездушными шельмами, может,Назовут; но ведь мнения крайних людейВ наши дни никого не тревожат.Что касается лично меня, я вполнеБлагодетелям верю и внемлюС восхищеньем их мудрым советам: отнятьУ крестьянина право на землю.Разумеется, землю господь сотворилЛишь для избранных лиц, как трудитьсяПредоставил на ней он одним, а другимЕсть плоды тех трудов и лениться.Неужели в народ добровольно вноситьТунеядство должны мы? Ах, верьте,Что мужик оттого на работу идет,Что боится голодной он смерти!Благодетельный стимул такой отстранятьНеразумно из жизни народной;Крепостным вечно впроголодь жил «мужичок»,Пусть он так же живет и свободный!Состоянье такое имеет в себеБлаг так много: умеренность в пищеНашу плоть укрощает и делает духБлагородней, светлее и чище.При желудке пустом обращается мысльИсключительно к хлебу и, праздноНе стремясь к разъяснению тайн бытия,Охраняет себя от соблазна.………………1865Песнь о педефиле и педемахе
1Патриоты и пророкиПедефил и ПедемахЗа любезную отчизнуОщутили в сердце страх.И была причина страху:От полярных хладных льдовИ до «пламенной Колхиды»Зрится гибель всех «основ».Разложение прониклоВ нравы, в мысли и сердца,Благочиние в презреньи,Беспорядкам нет конца…2Основанье государстваЕсть семья – ковчег всех благ;Что же зрят в семье российскойПедефил и Педемах?Дети грудь сосут и мыслят –Чтоб развиться поскорей –О химическом составеМолока их матерей!Пососавши, начинаютО семейном рабстве речь,Утверждая, что отцы ихНе имеют права сечь!3Чем народы крепки? – веройВ провидение; но ах,Веры сей не зрят в отчизнеПедефил и Педемах.Благочестие утратив,Миллионы россиянУбеждаются, что людиРодились от обезьян;Что из всех законов вечныхЧеловечеством одинРуководит – тот, которыйВ наши дни открыл Дарвин.4Отторжение окраинМожет Русь низвергнуть в прах;Что же видят по окраинамПедефил и Педемах?Видят ковы и интриги,Равнодушье «высших сфер»К обрусительным приемамИ забвенье прежних мер,Видят вывески на польском,На немецком языках –И трепещут патриотыПедефил и Педемах.5Пресса здравая есть признакЗдравой жизни; что ж в статьяхРусской прессы обретаютПедефил и Педемах?Порицание порядка,Непочтительность к властям,Недостаток уваженьяК греко-римским словарям.Вредный дух демократизмаИ глумление – о страх! –Над мужами, коих имяПедефил и Педемах.6Обозрев все эти страхи,Педефил и ПедемахПорешили непреложноСправить Русь во всех частях.Ради цели сей ликейскийХрам воздвигнув в наши дни,В нем работать принялисяДревних мальчиков они.В этих мальчиках лекарствоВсей Руси от гнойных ран,Эти мальчики исправятРадикально россиян.7Но в ликее, что содержатПедефил и Педемах,Дивных мальчиков немного,Русь меж тем обширна страх.«Хорошо бы, – мнят пророки, –Современных всех ребятВ древних мальчиков обделать» –И проект о сем строчат;И поспешно посылаютК славным невским берегамС несомненною надеждой,Что его одобрят там…8«Если нам удастся, – мыслятПедефил и Педемах, –Провести проект, к величьюРусь пойдет на всех парах.Нигилизма дух исчезнетНавсегда – и россов род,Классицизмом просвещенный,Власть над миром обретет.Если наш проект отвергнут,Сгибнет Русь вконец: таковЖребий стран, где отрицаютПользу древних языков!..»ЭпилогСлух идет, что, сею мысльюПедефил и ПедемахЗанимаясь непрестанно,Повредилися в умах!1871Общественное мнение
«Плохо, Петр Иваныч?»– «Плохо, Петр Ильич!Думал, нынче за ночьХватит паралич:Слышали, в суде-тоЧто творится? Ох,Верьте мне: нас этоНаказует бог!Школьникам, мальчишкам –Просто стыд и срам –Поблажает слишкомПредседатель сам!Вежлив, как в салоне:«Смею вам сказать…»В эдаком-то тонеС ними рассуждать!Ну, и адвокатыТоже молодцы-с!..Русь, вперед пошла ты –Эй, остерегись!Коль в суде так будутВольно говорить,Гласный этот суд-атНадо затворить!Уж и приговоромОдолжили нас!Мы убийцу с воромСтрого судим – да-с!Если ж – вот прогресс-то! –Покарать мятежНадо судьям – тестаМягче судьи те ж!..Коли в этом родеВсё пойдет – ей-ей,Русь на полном ходеК гибели своей!Да-с, прогресс сей ввержетНас злосчастья в ров,Если не поддержитГосподин Катков!»1871Из переводов
Огюст Барбье
Собачий пир
1Ложился солнца луч по городским громадамИ плиты улиц тяжким зноем жег,Под звон колоколов свистели пули градомИ рвали воздух вдоль и поперек.Как в море вал кипит, лучам покорный лунным,Шумел народ мятежною толпой,И пушек голосам зловещим и чугуннымПеснь «Марсельезы» вторила порой.По узким улицам и здесь и там мелькалиМундиры, каски и штыки солдат,И чернь, под рубищем храня сердца из стали,Встречала смерть на грудах баррикад;Там люди, сжав ружье рукой, от крови склизкой,Патрон скусивши задымленным ртом,Что издавать привык лишь крики брани низкой,Взывали: граждане, умрем!2Где ж были вы тогда, в кокардах разноцветных,В батисте тонком, родины сыны,Вожди бульварные, герои битв паркетных,Чьи лица женской красоты полны?Что делали вы в день, когда средь страшной сечиСвятая «сволочь», бедняки, народПод сабли и штыки, под пули и картечи,Презревши смерть, бросалися вперед?В тот день, когда Париж был полон чудесами,Смотря тайком на зрелище борьбы,От страха бледные, с заткнутыми ушами,Дрожали вы, как подлые рабы!3О, это потому, что Вольность не маркиза,Одна из тех великосветских дам,Что падают без чувств от каждого капризаИ пудрятся, чтоб свежесть дать щекам!Нет, это женщина с могучими сосцами,С громовой речью, с грубою красой,С огнем в глазах, проворными шагамиХодящая пред шумною толпой.Ей люб народа крик и вопль кровавой схватки,И барабанов боевой раскат,И запах пороха, и битвы беспорядки,И в мраке ночи воющий набат!Она лишь с тем предастся сладострастью,Тому прострет объятия любви,Кто черни сын родной, кто полон мощной властью,Кто обоймет ее рукой в крови!4Дитя Бастилии, топча ногою троны,Горячей девой к нам пришла она,И весь народ пять лет, любовью распаленный,С ней тешился без отдыха и сна.Но ей наскучило быть грубых ласк приманкой,И сбросила она под гром победФригийский свой колпак и стала маркитанткой,Любовницей капрала в двадцать лет!И вот теперь она, прекрасная, нагая,С трехцветным шарфом, к нам опять пришлаИ, слезы бедняков несчастных отирая,В их душу силу прежнюю влила.В три дня ее рукой низвергнута коронаИ брошена к народу с высоты,В три дня раздавлено, как прах, величье тронаПод грудой мостовой плиты!5И что ж? – О стыд! – Париж великий и свободный,Париж, столь чудный в гневе роковомВ тот бурный день, когда грозы народнойНад властью грянул беспощадный гром;Париж с священными минувшего гробами,С великолепием печальных похорон,Со взрытой мостовой, с пробитыми стенами –Подобием изорванных знамен;Париж, обвитый лаврами свободы,Кому дивится с завистию мир,Пред кем с почтением склоняются народы,Чье имя чтут, как дорогой кумир, –Увы, он ныне стал зловонной грязи стоком,Вертепом зла бесстыдного он стал,Куда все мерзости сливаются потоком,Где катится разврата мутный вал;Салонных шаркунов он сделался притоном:К пустым чинам и почестям жадна,Толпа их бегает из двери в дверь с поклоном,Чтоб выпросить обрывок галуна!Торгуя честию и теша черни страсти,В нем нагло ходит алчности порок,И каждая рука лохмотьев павшей властиОкровавленный тащит клок!6Так издыхающий далеко от берлоги,Сражен свинцом безжалостным стрелка,Лежит кабан; под жгучим солнцем ногиОн вытянул, и пена с языкаСтруится с кровию… Уж он не рвет капкана,Он замер в нем… Вздрогнул последний разИ умер, пасть открыв кровавую, как рана…И вот труба победно раздалась:Тогда, как волн ряды, собак свирепых стаяРванулась вдруг, и слышен там и тутВ долине резкий гул их смешанного лая,Как будто псы пронзительно зовут:«Пойдем, пойдем! Кабан лежит сраженный в поле!Теперь настал победы жданный миг,Нас цепь охотника не сдерживает боле,Он наш, он наш! точите острый клык!»И, бросившись на труп в порыве алчной злобыИ когтем и клыком готовая терзать,Вся свора роется внутри его утробы,И каждый пес спешит кусок урвать,Чтоб, встретившись потом на псарне с сукой жадной,Открыв в крови дымящуюся пасть,Ей бросить кость, издавши вой злорадный:«Вот и моя в добыче часть!»<1866>Сара Бернар приехала!
I. Публика
1«Видел ты?» – «Видел вчера!»«Ну, каково впечатленье?»«От Боборыкина слышал – Петра:Гений, талант вне сравненья!Все в ней равно высоко –Мимика, пластика, чувство…Критик известный ЧуйкоЗрит в ней царицу искусства…Стасов в театре кричалГромко, как будто валторна:Сара – актрис идеал,К ней равнодушье позорно!Пролил Грустилин ТарасСлез умиления пару,И под конец десять разПублика вызвала Сару».«Гм… но, скажи, каковоМненье твое-то?»«Да что же…Внешность не очень тово:Кости, брат, только да кожа.Платья, брильянты… Игра?..Ну, да не стоит об этом! –Мне в департамент пора –Завтра прочтем по газетам».2«Искусства дивная Весталка!Верх благородства каждый жест!» –«Эх, что мне жест? Тонка, как палкаИ признака нет этих мест…» –«Но в голосе какие нотки,Каким трагизмом полон взор!..» –«Ну, братцы, бросьте – что за спор!Идем в буфет и хватим водки!»3Мельхиоровый кофейник,Спирт пылает огоньком;То повеет эс-букетом,То запахнет чесноком.Жозефина Стасюлаки,Ривка Шмуль, Орас барон,Ицка Шутин, Мошка Шабаш –В сборе весь синедрион.Ицка Шутин горячится:«Пред талантом Сары в прахНадо падать!..» ЖозефинаСтасюлаки молвит: «Ах!»«Маньифик!» – лепечет Ривка,Изготовив бутерброд;Мошка Шабаш, улыбаясь,Молча смотрит Ривке в рот.Поджимая важно губы,Говорит барон Орас:«Да, мы избранное племя –Сколько гениев у нас!»И кипит кофейник звонко,Спирт пылает огоньком;То повеет эс-букетом,То запахнет чесноком…