скачать книгу бесплатно
Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды
Роман Булгар
Подчинив себе Великую степь, Чингисхан сокрушил китайскую империю и обратил свой взор на Запад, на страны Заходящего солнца, возжелал он расширить границы своей державы, достичь берегов Последнего моря, распространить власть монголов на весь мир. Под сокрушительными ударами монголов пал могучий Хорезм, потерпело поражение русское войско на реке Калка… Орда подступила к Великой Булгарии… Продолжение романов «Хождение в Великие Булгары», «На руинах империи гуннов» и «Татары, которые монголы».
Пропавшее кольцо императора
IV. Нашествие орды
Роман Булгар
© Роман Булгар, 2016
© Валерий Долженко, фотографии, 2016
ISBN 978-5-4483-6044-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Школьный курс по истории Руси весьма скупо повествует нам о сокрушительном нашествии орды монголо-татар. Туманно и крайне неясно поясняют нам историки, каким ветром занесло объединенное войско русичей на берега реки Калка, где оно потерпело разгромное поражение от диких кочевников.
И вовсе стыдливо умалчивается о том, что это самое непобедимое войско монголов, возвращающееся с богатой добычей, было в пух и прах разбито волжскими булгарами. Как будто бы для русских историков и не существовало веками на берегах Волги и Камы государства Великих Булгар, не уступающего по мощи самой Руси. Словно и не было в нашей общей истории народа, который через много веков намеренно назовут другим именем, чтоб навечно вытравить из сознания людей память о народе Великих Булгар.
Потеряв татар после битвы на Калке на целых двенадцать лет, мы их «неожиданно» вдруг обнаруживаем у границ Рязанского княжества. Благодаря замалчиванию отдельных исторических фактов, простому обывателю никак не понять того, как монголы смогли незаметно для русичей преодолеть тысячи верст Дикого поля, что к их приходу Русь оказалась совершенно не готова…
Ответ прост. Татары-монголы стояли рядом. На протяжении десятка лет орда предпринимала попытку за попыткой, чтоб силой сломить сопротивление булгар, отомстить за обидное поражение. Год за годом они все ближе подбирались к столице булгарской державы.
За год до нашествия на Русь полчища Батыя снова напали на Волжскую Булгарию. С огромными потерями смогли татары покорить Великих Булгар, которые так и не дождались помощи от Суздальского князя.
А вот русичи не протянули руку в беде, желая всецело ослабить своего богатого соседа, чтобы потом сполна воспользоваться его бедственным положением. Грезили князья русов о том, что после ухода татар сами нападут на булгар, легко повоюют их земли…
Расплата не заставила себя долго ждать…
Часть первая
Незваные гости
Глава I. Тревога в лесуропавшее кольцо императора
На небе, потерявшем бездонную глубину, растворяясь в медленно удаляющейся Вечности, устало перемигиваясь, погасли звездочки. Посерело, потянуло свежестью.
Над дремучими урманами, прыгая по верхушкам, раскачивая их и ловко отталкиваясь от них, набираясь силенок перед своим очередным прыжком, заскользил утренний ветерок. Тихонечко шелестел задира-баловник листочками, потерявшими к исходу лета всю радующую глаз сочно-зеленую свежесть, и убаюкивал лесных обитателей.
Вернувшийся с ночной охоты на расплодившихся полевок, филин хищно зыркнул, поведя не моргающим взглядом из стороны в сторону, вжал круглую голову, весь нахохлился и прикрыл глаза. Лесное царство сковывающей пеленой сладко укутал предрассветный сон.
В тесной норе под замшелой корягой, прижимаясь к теплому брюху матери, причмокивали лисята. Пугливые зайчата спрятались, покрытые нежным серым пушком, подрагивали во сне пушистыми хвостиками. На обратном склоне холма устроила свое логово матерая волчица. И она тоже дремала, прикрывая своим телом волчат. И во сне ее острые клыки угрожающе торчали из приоткрытой хищной пасти…
Весь мир, словно убаюканный, погрузился в предрассветный, самый крепкий и сладкий сон. Тишина. Ничто, ничто не тревожит ее…
Чу! Послышались осторожно приближающиеся, крадущиеся шаги. Увы! Не все божьи твари спали в час коротенькой утренней зорьки.
В столь раннюю пору давно бодрствовали те, кто по матушке-земле передвигался на двух ногах. Раздвигая густые ветви, на опушке вековой дубравы показалась дочерна загорелая круглолицая мордашка с широко расставленными узкими глазками.
Чуть ли не на самые черные пронзительные глаза была натянута облезлая меховая шапка, отороченная драным и облезлым, а когда-то пышным, огненно-рыжим лисьим хвостом. Из-под малахая торчали безобразно спутанные, грязные лохмы иссиня-черных, как смоль, волос.
Любопытно вытягиваясь из-за шелестящего, мелко подрагивающего на ветру укрытия, широкоскулая взлохмаченная башка приподнималась, и вот показались узкие плечи в накинутом на них рваном и коротком нагольном овчинном полушубке. Ветки еще скрывали плотно скроенное туловище на коротких и кривоватых ногах в толстых меховых штанах.
Стоптанные сапоги прочно и по-хозяйски упирались в сырую землю, заботливо покрытую мягкой зеленой травушкой-муравушкой, жалобно пригнувшейся под широко расставленными ногами степняка.
Тяжелый, недобрый взгляд его напряженно ощупывал свободную от деревьев полоску равнины, полого опускающейся к берегу темнеющей впереди речки. Не зная броду, чужак пытался найти переправу и это ему удалось. Чуть левее того места, откуда он наблюдал, река, вырвавшись из теснивших ее крутых холмов, разливалась широко, и она несла воды спокойно и неспешно. Именно там следовало искать мелководье, на что недвусмысленно намекали переливающиеся на свету буруны.
Небольшой конный отряд, оставляя после себя росистый след на примятой копытами траве, гуськом пересек неширокий заливной луг.
Высокая трава по брюхо скрывала в себе низкорослых, мохнатых и с виду неказистых, но без меры выносливых лошадок. Неприхотливые и привычные к подножному корму коники. Способны они прокормиться зимой там, где, казалось бы, вовсе и не имелось какой-либо пригодной к пищи растительности. Откапывают кони копытами ее из-под слоя снега.
Передовая лошадь, понукаемая твердой рукой, принюхиваясь и фыркая, настороженно прядая ушами, сторожко вступила в прозрачную воду. Пару раз переступив, она, хрипя, осаживаясь на задние копыта и забрасывая вверх передние копыта, все же пошла. За ней потянулись остальные. Добравшись до противоположного и более крутого берега, привычные к горам лошадки легко преодолели осыпающуюся кручу.
Перед глазами открылась ставшая уже в последние дни привычная картина: за небольшим лугом снова начинался лес…
Недремлющая на сосне сойка заметила чужаков, вскрикнула. Хлопая крыльями, она взлетела, закружила над верхушками деревьев, полоша, поднимая тревогу и будя, прерывая сладкий сон, стряхивая его остатки с тех, кто жутко любил понежиться на исходе утренней зорьки.
Поднялся и, хрустя валежником, неторопливо потрусил в другую сторону от надоедливого шума мохнатый зверь – хозяин урмана.
Отъевшийся сладкими ягодами мишка был в то утро по горло сыт. Встречаться же на полный желудок с неведомым чужаком, возможно, представляющим для всех немалую опасность, желания особого он в себе не нашел и счел за разумное попросту на время ретироваться.
Рассудил косолапый, что лучше-де будет в стороне пока отсидеться, переждать смутную тревогу, поднятую бдительной птахой.
Издалека учуяв выставленным вперед рылом приближение старого и могучего самца-медведя, покрытый густой, со временем поседевшей шерстью, кабан перестал чесаться спиной о ствол дуба. Призывно он хрюкнул, вытягивая по ветру длинную морду, развернулся и засеменил. За ним живо пристроилось семейство поросят. Замыкала шествие матка, с тревогой похрюкивавшая и подгонявшая своих неразумных деток.
Надвигающееся хрюканье выгнало из норы взволнованную волчицу. Она предупреждающе выгнула спину. Шерсть угрожающе вздыбилась.
Глаза ее загорелись неистовым огнем, и бегущий впереди косач не стал испытывать на себе судьбу. Он круто завернул, предусмотрительно обойдя волчье логово. Подгоняемый страхом, хряк опустил голову и дал деру, не разбирая дороги, сметая все на своем пути.
Огненно-рыжий хвост едва успел отскочить в сторону. Шустрыми язычками пламени разлетелись веером неразумные лисята. Разбежались они в разные стороны, толкая перед собой расширяющиеся волны страха, неведомо откуда взявшегося, непонятного, а оттого еще более пугающего. Обморочный страх гнал вперед зайчишек и бельчат…
Неширокая лесная тропа совершила крутой поворот. Тенистые кущи могучего дубняка сменились густыми зарослями колючего шиповника и ломкой бузины. Всадники в них едва скрывались.
Отступили на время чуждые душе степняка и угнетающие запахи лесной прели. Поднимающийся утренний ветерок донес свежий запах летних трав вперемешку с красноталом, просочилась дразнящая струйка влажной прохлады.
Кося огромным глазом и вытягивая шею, поворачивая морду, конь под передним всадником зафыркал, и монгол легонько натянул поводья, умерив прыть длинногривого и плотного рыжеватого мерина.
Шедший сбоку на короткой привязи заводной жеребец мышастой масти посунулся, было, вперед, дернул повод, недовольно всхрапнул, кося диковатым фиолетовым глазом. Он тоже учуял близость реки или озера. Ему мерещилась сладкая вода в зеленых берегах. Не та горькая, степная, на которой возрос он в полудиких табунах, а та упоительно сладкая лесная влага. Он уже чувствовал ее в сухом воспаленном горле и не мог понять, отчего хозяин медлит и не спешит к водопою.
Всадник остерегающе гукнул на жеребца, подтянул повод, любовно коснулся длинной лошадиной шеи жесткой рукой, и конь успокоился. Едущие следом сбавили шаг лошадей, чтобы не нарушать дистанции.
Глухой стук копыт по сухой земле вспугивал мелких зверюшек и птиц. Они, всполошенные, то и дело мелькали в кустах, рассыпаясь по сторонам, похожие на призраки в пестроте полуденных теней.
Но вот кони испуганно захрапели, резко остановились, не слушая хозяев, зло прижимая уши. Небольшая стая хищных серых зверей сидела на их тропе, ожидающе, безбоязненно щуря дремучие холодные глаза и обнажая белые ряды зубов в свирепой звериной улыбке-оскале.
– Хук! – всадник поднял правую руку с тяжелой ременной плетью, в широкий конец которой был зашит кусок свинца, резко взмахнул ее, со свистом рассекая воздух. – Прочь! Пошли прочь!
Понукаемые всадниками, кони с усилием, как бы раздвигая вязкую массу страха, пошли вперед, часто перебирая ногами. Но звери остались на своем месте, сильнее ощерив сахарные острые клыки. Вздрагивала от ярости сморщенная верхняя губа самого ближнего хищника.
По сигналу командира один из всадников неуловимым движением выхватил из пристегнутого к седлу саадака черный лук. В следующий миг длинная стрела легла на тетиву. Не останавливая коня и почти не целясь, монгол выстрелил. Выпущенная умелой рукой, длинная стрелка тоненько запела, неся с собой своей жертве неминуемую смерть.
Пораженный в шею, зверь рыкнул, подпрыгнул, пластом растянулся поперек дороги, судорожно задергал задними лапами. Волки исчезли в густом терновнике. Товарищи по стае не стали испытывать ненадежную спутницу их жизни – судьбу. Поспешили они уступить дорогу более хищному и опасному зверю.
Щеря редкие зубы в злорадной улыбке, меткий стрелок направил храпящую лошадь к мертвому волку, подхватил зверя за переднюю лапу. Он равнодушно смотрел, как с каленого железного наконечника стрелы, насквозь пробившей толстую волчью шею, капает густая черноватая кровь. Потом монгол выдернул стрелу, вытер о потник заводного жеребца, сунул обратно в колчан – еще не раз она ему пригодится, негоже таким оружием разбрасываться в долгом и опасном пути. А волка он равнодушно отбросил на обочину тропы.
– Извини, брат, твоя охота закончилась…
Снова затопали копыта, и всадник, держась за древко легкого бамбукового копья, вставленного в жесткий опорный чехол, пришитый к стремянке, зорко всматривался в тропу хищными глазами степной кошки – манула. Меховая островерхая шапка, казалось, приросла к его круглой голове. Обнаженные по плечи мускулистые руки были темны, как толстая дубленая кожа доспеха, прикрывавшего его грудь и живот.
И эта кожаная броня тоже казалась навсегда слитой с собственной кожей всадника. Даже висящая сбоку кривая сабля в кожаных ножнах, обтянутых тонкой шкурой сайги, казалось, росла из его кривого бедра.
– Ха! – губы командира расплылись в зловещей улыбке. – Пришло время нашей охоты…
Плечистый, в стальном, тускло поблескивающем шлеме с поднятой кверху стрелкой, в чешуйчатой стальной рубахе с гладко сияющим нагрудником и с оплечьем, в стальных наколенниках, вооруженный булавой с острыми шипами, на металлической цепи, легкой саблей в замшевых ножнах, он сильно отличался от своих подчиненных нукеров.
Широченное и скуластое лицо десятника с жидковатыми отвислыми монгольскими усами походило на неживую маску. Но в глубине его зло сощуренных темных глаз, не затухая, полыхал недобрый огонь.
По прямой посадке, по немигающему, как у ядовитой змеи, взгляду, по тому, как его короткопалая кисть жестко сжимала рукоять булавы, чувствовалось: этот человек умеет приказывать. Он не знает жалости и снисхождения, а узкие глаза его так же привыкли к виду смерти, как привыкли они к созерцанию неба и солнца, травы и деревьев.
Он первым ехал во главе десятка воинов. Синий лоскут трепетал на конце его поднятого вверх копья. Изредка значок десятка склонялся на сторону, медленно покачивался, и тогда все всадники торопили или сдерживали лошадей, растягивали или уплотняли колонну.
– Взять с собой… – Кокчу ткнул рукой в сторону убитого волка.
Его жест повторили, последний, наклоняясь с седла, подхватил зверя, захлестнул петлей аркана, забросил на круп присевшего жеребца.
Тропа ширилась, а кони опять тревожно похрапывали, косясь на близкие заросли. Видно, волки следуют за отрядом, и это добрый знак: звери заранее чуют кровь. Значит, скоро она прольется. Но прежде чем волки получат добычу, всадники заполучат свою…
На опушке лесочка, прижимаясь к самому урману, словно росла из самой земли, прилепилась сама по себе неказистая избушка. Сложенная из толстых бревен, накрытая тесом и обложенная сверху дерном, она издали сливалась с самой природой, которая будто прикрывала жилище от чужих и любопытных глаз. Лишь случайно и лишь близко подойдя и наткнувшись на избушку, можно было обнаружить ее присутствие.
Оно не раз уже спасало ее обитателей от недобрых гостей. Но только в это утро семье бортника не повезло. Сами не ведая того, степняки подобрались к ней столь близко, что стали отчетливо видны посеревшие от дождей бревна, нелепым пятном выделившись среди густой зелени.
Вытянув вверх руку, Кокчу остановился. Позади него замерли его воины. Десятник учуял, что в жилище они найдут не только то, чем можно поживиться, но и раздобудут себе толкового проводника.
Вторую неделю плутали они по чужой, незнакомой земле, сбиваясь с пути и кружа, то и дело вынужденные преодолевать многочисленные речушки, студеные ручьи, пробиваться через непроходимые урманы. Еще немного, и они не успеют к назначенному сроку сбора отрядов.
Старый барс с отгрызенной лапой, обожаемый всеми монголами военачальник Субэдэй, будет страшно недоволен, когда узнает, что его любимый десятник Кокчу из личной его охраны не сумел выполнить данного ему поручения.
Никто из других участников предпринятого похода в земли булгар не знал истинной цели его. В их планы входила разведка маршрутов для будущего выдвижения войск, но это было не самое главное.
От лазутчика по имени Саид пришло долгожданное донесение о том, что им найдено кольцо китайского императора с нанесенными на него магическими заклинаниями могущественного Сулеймана.
За чудным кольцом охотился сам Чингисхан. В его поисках орда, возглавляемая им, разгромила все царства в Великой степи, а потом устремилась на заход солнца, к берегу Последнего моря, дошла почти до самого края земли. Но победоносный поход пришлось остановить из-за болезни Повелителя Вселенной…
Ураганным вихрем промчались они по многим странам, обратив их в прах, но кольца Сулеймана так и не нашли. Не оказалось его и у шаха Хорезма. Перстень на пальце шаха оказался лишь жалкой подделкой.
Ярости Чингисхана не было предела. Он отправил на поиски двух самых лучших полководцев, Субэдэй-багатура и Джебэ-нойона.
Верные псы Повелителя Вселенной, выполняя его волю, забрались настолько далеко, что письмо, отправленное им, везли больше года…
Во все дальние и ближние страны отправились тайные лазутчики. Им приказали найти кольцо и немедленно доложить о находке. Долгое время это никому не удавалось. И вот резчику печатей по имени Саид, отправленному в самое сердце Булгарии, удалось напасть на его след, посчастливилось увидеть собственными глазами…
Ему одному, десятнику Кокчу, открыл старый лис Субэдэй тайну кольца, поручил выполнение сложного и небезопасного дела.
Под прикрытием иных отрядов его людям следовало проникнуть в город Биляр, отыскать владелицу кольца и попытаться похитить ее вместе с перстнем. В своем послании Саид сообщал, что племянница эмира – девушка неписаной красоты, и хан Бату возжелал убедиться в этом собственными глазами. Ежели кольца с нею не окажется, то позже булгарскую девку обменяют на него, на магический перстень великого царя Сулеймана. Если булгарский эмир так ее любит, свою племянницу, то он ни перед чем не остановится, чтобы вернуть девушку назад.
Сознание важности выполняемого им поручения переполняло душу честолюбивого монгола. Он уже видел, как привезет с собой и поставит перед степным барсом булгарскую диву, на нежном пальчике которой сверкает изумительный перстень с таинственными заклинаниями.
И его усердие щедро вознаградят. Его сделают сотником. Нет, он станет тысячником. Он первым поведет воинов на штурм Биляра…
– Ты и ты! – очнувшись от сладких грез, Кокчу показал пальцем на двух своих воинов. – Обойдете жилище справа! Ты и ты – слева! Мы ждем. Нападаем по моему сигналу! Никто не должен уйти!
Две пары всадников, слегка углубившись в лес, чтобы скрыться из вида, двинулись вдоль опушки. Они шли напролом, совершенно не разбирая дороги. Хруст валежника под копытами коней растревожил птиц. Галдящая стая тревожно закружилась над лесом.
Взбешенный Кокчу едва удерживался в седле, чтобы не послать вслед за ними, но изменить что-то, уже было не в его силах. К тому же, он и сам понимал, что им, степнякам, бродить по дремучим урманам непривычно, в лесах они чувствуют себя чужаками, незваными гостями.
Оставалось только надеяться на то, что обитатели избушки никак не заметят устроенного ими лесного переполоха…
Вдоль бережка студеного и в летнюю жару родничка возвращался бортник по прозвищу Корт. Иногда его еще называли Башкорт – голова, старший над пчелами, но он на это прозвище обижался, не хотел, чтобы и его причисляли к народу башкир. А вот на прозвище Корт откликался охотно. Хотя, на самом-то деле, звали его в молодости Нургали.
Кроме занятия с дикими пчелами, не брезговал он охотой на мелкого зверя, ставил хитрые ловушки, плел силки на зайчишек и лисичек. Он заканчивал обход своих угодий. К его немалой радости, он уже успел извлечь двух запутавшихся в тонких сетях зайчишек и одну лисицу.
За отцом вприпрыжку передвигался его старший сын Узун. Назвали мальчишку так, оттого что родился он длинным и худющим. И сейчас в свои неполные пятнадцать лет вымахал повыше своего родителя, верно, пошел в деда по матери. Тот тоже удостоился дивно высокого роста.
Привычные к лесной жизни, они передвигались тихо. И вокруг них не стихало многоголосое пение и щебетание радующихся вставшему солнцу пичуг. И вдруг все в одно мгновенье изменилось. Как будто по единому сигналу, лесные птахи вспорхнули. Они взметнулись, порхая крыльями, в небо, переполошенные, закружились, отчаянно галдя.
Почуяв неладное, бортник заторопился, сошел со своей охотничьей тропы, выбрался на опушку леса. Выглянул из-за веток в надежде, что ничего страшного не случилось, а тревога, что прыжками понеслась по верхушкам вековых деревьев, оказалась ложной, как случалось не один раз. Вот чужой и сильный зверь забрел и распугал местных зверушек.
Но на этот раз беду мимо их избушки не пронесло, она двигалась к ней. Наметанный глаз бортника обнаружил присутствие чужих людей.
Четыре всадника попарно заходили слева и справа, а еще шестеро, низко пригнувшись к конским холкам, неслись по ровному полю.
– О, Аллах! – подрагивая, прошептали побледневшие губы. – Бежим, Узун, бежим! – поторопил бортник своего сына.
Думалось ему, они поспеют, смогут предотвратить страшную беду. Они бежали и понимали, что им никак не поспеть, что вороги первыми поспеют к избушке, в которой незваных гостей никто не ожидал.
От безысходности и отчаяния мужские скулы сводило в страшном оскале, и Корт бежал, не оглядываясь. Он словно понимал, что своим видом в состоянии напугать сына, хотя, на самом деле, ему было в этот момент элементарно не до этой мысли.
Все его мысли роились в избушке, как он хотел бы заглянуть в нее и дать сигнал своим домочадцам о приближающейся беде. Эх, если бы он мог крикнуть и голосом предупредить свою жену. Но вряд ли она его услышит за толстыми стенами, а вот чужаки внимание на его призыв обратят. И тогда он уже ничем не сможет помочь своей семье…
– Узун, – не останавливаясь, отрывисто прокричал он, – беги в аул, предупреди. Давеча там-то на постой встали десятка три конных воев. Пускай, не мешкая, скачут к нам… на подмогу…
След бы ему, глупому-то, раньше додуматься! Столько мальчишка лишнего-то с ним пробежал. Да еще и не в ту-то сторону, а совсем в обратную сторонку. Нет, не поспеть Узуну, не поспеть, не поспеть…
На широких полатях, разметавшись в тихом сне, спала девушка-подросток. По ее юному личику то и дело пробегали тени сладких грез.
