
Полная версия:
Пятьдесят оттенков хаки
– Из собственного кармана?
– Ни у нас с тобой, ни у всего космодрома, боюсь, не найдется требуемой суммы. Так что берись за работу, как это ты умеешь делать, а я отлучусь в контору к «особенным» ребятам. Есть у них какие-то вопросы по нашему столу.
В гостиницу Андрей вернулся во второй половине дня и первым делом поинтересовался у Матвеева, как идет работа. «Испытания завершены! – в шутку вытянулся Виктор. – Везем аппаратуру в МИК». – «Лады», – улыбнулся Тополевский, направляясь к иностранцам. Сытые после обеда и довольные проделанной работой немецкие специалисты с торжественным видом передали коллегам из самарского КБ свое «детище», заботливо установленное в специальный контейнер размером с обычную обувную коробку. Отъезжающий автобус они проводили радостными возгласами и бурными аплодисментами, будто спустили на воду гигантский корабль.
Когда экспедиция с «Козимой» прибыла в МИК за сорок километров от гостиницы, там шли работы по сборке ракеты-носителя, а на специально отгороженном от посторонних глаз участке проводились испытания спутника. Руководил этими процессами полковник Гринин. «Распаковывайте аппаратуру и готовьте ее к установке на борт, – распорядился он, пожимая руку Андрею, и строго напомнил: – Попрошу лишних не толпиться у стапеля». Двое самарцев бережно достали прибор из контейнера и после «заземления» на специальном устройстве подняли его к борту космического аппарата.
– Василич, пойдем, перекурим, – предложил Андрею Гринин. – Пока идет установка, у нас есть минут десять – пятнадцать.
Они вышли на улицу и направились к курилке. Там было достаточно многолюдно. Завидя руководство, солдаты согласно поговорке «Подальше от начальства, поближе к кухне» предпочли незаметно ретироваться. Офицеры, до того что-то живо обсуждавшие, после приветствия руководства замолчали.
– Чего притихли, орлы? – обратился к ним Гринин. – Небось, наши кости перемывали?
– С чего бы? – стряхнул пепел Матвеев. – Просто я вспомнил, как однажды, когда служил в соседней части, «перекладывался» домой. Выхожу, и на мое счастье летит «брезентовый автобус».
– А это что такое? – удивился Гринин.
– «Семен Семенович», – иронично поддел Андрей. – Это бортовая машина, крытая брезентом.
Матвеев утвердительно кивнул и продолжил:
– Я на удачу махнул рукой. Пронзительно визжа тормозами, это чудо военных строителей резко остановилось. Когда распахнулась дверь кабины, я опешил, – он затянулся и выразительно выдержал паузу. – Сидений в кабине не было. Водитель, черноволосый джигит, как орел на горной вершине, сидел за рулем на… обычной табуретке. Рядом стояла точно такая же табуретка для пассажира, на которую он любезно предложил присесть мне… Только я устроился поудобнее…
– Шутки в сторону, Виктор, – жестом остановил его Андрей, рассматривая спешащего к ним немолодого человека. – Боюсь, у нас нештатная ситуация, если самарцы забегали.
Невысокий грузный мужчина неуклюже семенил к курильщикам. Бежать ему было нелегко – мучила одышка. Он прижимал руку к сердцу и что-то бормотал себе под нос. Тополевский с интересом наблюдал за всегда степенным коллегой из Самары
– Андрей Васильевич, попытки штатно запустить «Козиму» от бортовых систем спутника оказались безрезультатными, – отдышавшись, доложил технический руководитель.
– Что предпринято дополнительно? – на ходу уточнил полковник.
– Выполнено несколько технических заданий для различных режимов. Ничего не получается. Видимо что-то в самом интерфейсе.
– Ваши предложения?
– Надо везти сюда немцев и вместе разбираться.
– Вы не хуже моего знаете, что это исключено! Такую поездку придется долго согласовывать с Москвой, а у нас времени – в обрез.
– Тогда нам с аппаратурой необходимо вернуться в гостиницу и разобраться по месту. Мне кажется, это они что-то там напортачили.
– Что ж, пакуйтесь и – в дорогу.
Немцы, все это время с нетерпением ожидавшие результатов испытаний своего детища, были весьма удивлены рассказом Тополевского о возникших неполадках. Они аккуратно извлекли аппаратуру из транспортного контейнера, внимательно осмотрели ее, включили и продемонстрировали – работает!
– Ничего не понимаю, – огорчился техрук. – Я грешным делом был уверен, что-то сбилось в настройках при транспортировке.
– Может, этому техническому буржую здесь не климатит? – пошутил Матвеев. – Или он не доволен нашими бытовыми условиями.
– Но у немцев-то работает, – в тон ему возразил Тополевский. – Стало быть, протест чисто политический.
– А, может, он работает только в каких-то определенных режимах, которых нет на борту спутника? – предположил Виктор.
– А что? Вполне может быть! – обрадовался техрук.
Переводчик озвучил иностранцам предположения самарца.
– Этого не может быть, – с горячностью возразил господин Йорк. – Вот смотрите, – и он продемонстрировал россиянам устойчивую работоспособность «Козимы» при крайних значениях задаваемых для нее параметров. – Мы готовы вместе с вами выехать в МИК и доказать, что аппаратура на борту спутника функционирует.
– К сожалению, по независящим от нас причинам сделать это невозможно, – остановил порыв немецкого коллеги Андрей и распорядился: – Собирайте аппаратуру, мы выезжаем в МИК.
За сорок минут «экспедиция» добралась на участок испытаний спутника. Присутствующие, не скрывая волнения, ожидали результатов. При попытке включения «Козимы» у всех перехватило дыхание, но она так и не заработала. Представительный «консилиум» выполнил несколько технических заданий – аппаратура по-прежнему не подавала признаков жизни. Тополевский предложил не терять время и возвращаться в гостиницу. Техрук огорчился, но возражать не стал.
– Только прошу иметь в виду, – напомнил Гринин, – если завтра к семи утра это чудо немецкой мысли не оживет, спутник будет пристыкован к ракете без него.
– Не горячись, Владимир Александрович, и помни про неустойку, которую в этом случае придется платить нашей стране, – с горечью подытожил Андрей.
– А, может, рискнем и на свой страх втихаря привезем сюда этих «басурман»? – отведя его в сторону, предложил Гринин.
– Особые органы позаботятся, чтобы этот визит стал нашим с тобой последним решением на воле, – удержал его от поспешного шага Тополевский. – Не торопись, есть же еще резервная дата пуска.
– Резервный день – на случай неполадок на старте – там они возникают куда чаще, да и время спрессовано так, что не тебе рассказывать.
– Утро вечера мудренее, поехали!
На крыльце гостиницы шел оживленный диспут по поводу очередной неудачи. В тревожном ожидании все непрестанно дымили, прикуривая одну сигарету за другой. Переводчик с трудом ворочал языком. Руководитель немецкой делегации господин Пинк, то ли в шутку, то ли всерьез попросил принести ему пистолет и характерным жестом приставил указательный палец к виску: мол, живому возвращаться домой ему не следует.
– Ну, это всегда успеется, – шутливо отреагировал на пантомиму гостя Андрей и предложил пройти на рабочее место.
У двери его нагнал Матвеев и попросил разрешение ненадолго отлучиться, чтобы забрать из сада сына и передать его на попечение дочери. Тополевский не стал возражать, но счел нетактичным поинтересоваться, почему это не может сделать супруга.
В комнате для испытаний немцы уже колдовали над своей аппаратурой, что-то горячо обсуждая при этом. В противоположном углу наши специалисты наперебой рисовали свои варианты решения. Атмосфера была наэлектризована до предела. Казалось, любой жест мог спровоцировать международный скандал. В самый разгар споров в дверях возник в суете всеми забытый представитель Самары, которого коротко, но уважительно величали Степаныч. Его внешний вид – сильно помятый спортивный костюм, домашние тапочки и характерный запах алкоголя, в простонародье именуемый шлейфом, красноречиво свидетельствовали о том, насколько плодотворно он провел этот день. Обведя комнату еще неясным взором, Степаныч попытался привлечь к себе внимание окружающих. С удивлением глядя на часы, он вежливо осведомился: «Над чем бьетесь, чудаки?» «Отстань, Степаныч, не до тебя, – отмахнулись земляки. – «Козима» не включается на борту». Почесав затылок, тот мгновение соображал, одними губами помянув мать, а затем громко посоветовал: «Да вы соберите интерфейс, как на «Коб…» Услышав первые буквы названия военного спутника, россияне разом зашипели на него. Степаныч, входя в раж, не растерялся. «Да, че, я глупый что ли? – он хитро оглянулся и зашептал: – Могу нарисовать схему прямо сейчас». Кто-то от безысходности протянул ему ручку и оказавшийся под рукой кусок бумажной салфетки. Мужчина пошатнулся, но удержался на ногах и, чуть высунув язык, склонился над столом. Трясущейся рукой он старательно вывел на бумаге электрическую схему. Разработанная им еще в студенческие годы, она, видимо, жила где-то в потаенных глубинах изрядно помутившегося сознания, потому как буквально через пару минут в режиме «автопилота» была воспроизведена на бумажном носителе.
Появился Матвеев и поднятием руки показал Тополевскому, что вернулся. Андрей кивнул в ответ и через плечо Степаныча заглянул в его «творение». К ним обреченно подтянулись остальные.
– А что вы думаете, это вполне может сработать, – после краткого инженерного анализа облегченно вздохнул техрук.
– Еще бы, – важно добавил Степаныч и, обводя всех взглядом победителя, гордо заявил: – У нас это работает уже больше десяти лет.
– Тогда – за работу, – поторопил Тополевский. – Выгребайте из своих загашников необходимые детали и беритесь за пайку.
– Все загашники в МИКе, – удрученно заметил техрук. – Я же говорил, нахлебаемся мы с такой организацией работ.
Андрей выразительно посмотрел на него и подозвал переводчика:
– Может, немецкие коллеги нас выручат? По-моему, они неплохо технически оснащены.
– К сожалению, из всего перечисленного у нас есть только монтажный провод, изолента и паяльник, – развел руками Пинк.
Матвеев отвел Тополевского в сторону и сообщил, что у него в гараже есть буквально на днях собранный из требуемых элементов прибор для диагностики своего старенького «Запорожца». Виктор был готов пожертвовать им на благо общего дела при условии, что самарские ребята после пуска вернут ему необходимые детали, которые офицер почти год собирал по свалкам списанной техники. Андрей согласился, и спустя полчаса самодельное устройство, из которого осталось выпаять необходимые детали, лежало на столе.
– А какие у них характеристики? – по-деловому уточнил техрук.
– Вот справочник по радиодеталям, – Матвеев протянул изрядных размеров «гроссбух», – а здесь выписанные из него параметры элементов, – он показал обычную школьную тетрадь.
Техрук, не задумываясь, отложил книгу и начал сверять характеристики деталей с записями от руки. «Годится, – заключил он и, найдя глазами своего монтажника, предложил, – Юра, берись за работу». Присутствующие плотным кольцом окружили рабочий стол и внимательно наблюдали за процессом появления на свет нового устройства. Но, к несчастью, пайка интерфейса у Юры не заладилась. «Детали слишком мелкие», – оправдывался он, не желая признаться в отсутствии мастерства. Пинк посадил на его место своего умельца. Но и Йорк после нескольких попыток развел руки – ничего не вышло. И тут снова появился Степаныч, отлучавшийся, видимо, для очередной «дозаправки».
– Готово? – икнув, поинтересовался он.
– Не удается собрать, – посетовал техрук. – Детали мелковаты.
– Так вы «Левшу» пригласите, он в соседнем крыле живет.
– Степаныч, приведи его, – техрук умоляюще скрестил руки на груди. – Ничего, что уже второй час ночи?
– Ничего. Он привычный. Главное, чтобы на рыбалку не свинтил.
Тополевский с Пинком практически одновременно взглянули на свои часы. До условленного срока времени оставалось в обрез. Выйдя на улицу взбодриться, они синхронно посмотрели на звездное небо и потянулись. Сейчас никто не думал о космосе, который надо было «покорять», о дружеских связях, укрепление которых было велением времени. В этот крошечный отрезок затишья на мгновение хотелось немного отвлечься и расслабиться. Осенняя ночь была на загляденье красивой. Устало улыбнувшись друг другу, коллеги помолчали каждый о своем и вернулись в гостиницу. Следом за ними появился Степаныч с заспанным «Левшой», отличительной приметой которого были очки с толстенными линзами на +6 или даже +8, скорее напоминавшие бинокль. Молча изучив схему, умелец отложил очки в сторону и уже без них уверенно приступил к пайке, чем естественно озадачил всех окружающих. Мужчины в недоумении переглянулись, но замерли в напряженном ожидании. «Принимайте работу», – улыбнулся вскоре «Левша» и снова надел очки, в которых походил на мультяшного Знайку. На столе лежало собранное им небольшое устройство, которое напоминало только что вылупившегося цыпленка. Многочисленные провода торчали во все стороны, а хрупкость конструкции свидетельствовала о неминуемых трудностях при транспортировке и дальнейшей установке на борт спутника.
– Надо его во что-то упаковать, – рассудил Тополевский. – Поднимитесь в номера, поищите похожую по размерам тару. Сбор через десять минут.
Когда все собрались заново, оказалось, что кроме коробки из-под домино, которую принес Степаныч, ничего для корпуса интерфейса не подходит.
– Засмеют ведь, – усмехнулся тот, но умолк под выразительными взглядами земляков.
– Упаковывайте в эту коробку, да зажгутуйте торчащие проводники, – отдал распоряжение техрук. – Время не ждет – выезжаем!
До МИКа добрались затемно и бросились к стапелю. По закону подлости в момент установки аппаратуры на борт космического аппарата во всем здании пропало освещение. «Энергетики, твою дивизию!» – в сердцах чертыхнулся Гринин. Он порылся в карманах и, найдя зажигалку, поднес ее к открытому люку спутника. Примеру полковника последовали все остальные. Стало немного светлее, но устанавливали строптивое устройство практически на ощупь, стараясь не упустить ни одной драгоценной минуты. Затем осторожно спустились по стапелю вниз. И в это время, как в кино, в зале вспыхнул свет. На борт спутника подали напряжение и включили проверочный тест. Повисла гробовая тишина. Все замерли в ожидании. Пробежавшие несколько секунд показались вечностью. «Козима» включилась!» – раздался голос оператора. Тишину нарушил вздох всеобщего облегчения.
– Поздравляю всех. Успели, – Тополевский обвел присутствующих взглядом и, обращаясь к Гринину, добавил: – А вас, Владимир Александрович, прошу организовать выполнение дальнейших работ по графику. Успехов и до встречи на старте…
Андрей рассказывал о событиях десятилетней давности с такими подробностями, будто они случились только вчера. Маша и знающие не один год мужа коллеги не уставали удивляться особенностям его памяти. Сколько бы ни миновало лет, Тополевский не забывал ни одну мало-мальски значимую деталь.
– Как потом прошел пуск? – живо поинтересовалась жена.
– И пуск, и полет, и приземление прошли штатно. Только интерфейс Виктору так и не вернули. Он и сегодня в качестве реликвии выставлен в музее самарской фирмы.
– И здесь потери.
– Ты это о чем?
– Этот проект стал началом краха семьи Матвеевых.
– Сомневаюсь. У них уже давно что-то разладилось. Да и в семье Серебровых не все было гладко. Анна стала для Вячеслава…
– Лучом света? – подсказала Маша.
– Не уверен. Скорее – омутом…
Глава шестнадцатая
Подъехав к подъезду, Серебров отпустил водителя и стремительно поднялся на свой этаж. Перед квартирой он ненадолго замер, прислонившись лбом к двери. Было слышно, что внутри громко работает телевизор, звук которого перекрикивала болтающая по телефону жена. Нахмурившись, Вячеслав спрятал ключи в карман и сделал несколько шагов вниз. Затем, тяжело вздохнув, вернулся. Домой его давно уже не тянуло, но больше податься было некуда. Последние годы их с Лидой объединяли только два штампа в паспорте: о браке и прописке. Серебров был уверен, случись ему не вернуться, жена даже не заметит отсутствия. Он бы и перебрался жить в часть, но не хотел напоследок провоцировать досужую болтовню. Предстоящий перевод полковник дома не обсуждал, твердо решив для себя, что сначала уедет один, а там будет видно. Он долго и тщательно вытирал ноги о входной коврик, нехотя достал увесистую связку ключей и бесшумно открыл дверь. Переодевшись, прошел в кухню мимо зала, даже не заглянув внутрь. Лидия, не отрывая глаз от телевизора, бросила вдогонку привычное: «Ужин на плите» – и с головой окунулась в перипетии экранной жизни. Заморские сериальные страсти интересовали ее куда больше, чем реальные проблемы детей и незаметно отдалившегося супруга.
Серебров молча разогрел то, что едой можно было назвать с большой натяжкой. Без аппетита разжевывая подгоревшие макароны, он полистал газеты, послушал по радио последние известия и только сейчас заметил на холодильнике новую фотографию ребятни.
Недавно отпраздновавшие совершеннолетие двойняшки, сын и дочь, беспрестанно ссорившиеся с раннего детства, даже на портрете смотрели в разные стороны. Вячеславу не удалось поучаствовать в их воспитании. На службу он уезжал, когда дети еще не проснулись, а домой возвращался, когда они видели пятые сны. С годами и дочь, и сын стали воспринимать появление отца как кратковременную гастроль, завершающуюся пополнением семейного бюджета. А разговоры с ним если и заводили, то лишь в канун зарплаты, требуя выделения средств на карманные расходы. Постепенно родитель привык к такому развитию событий и даже испытал облегчение, когда после школы отпрыски покинули родное гнездо и уехали учиться в город, где жила его теща. На расстоянии их общение по-прежнему сводилось к товарно-денежным отношениям, что полковник давно воспринимал как должное. Серебров сознавал, что любить его было не за что, а менять что-либо в образе жизни уже поздно.
Заметив рядом с фотографией вскрытый конверт, Вячеслав прочитал письмо. «Здравствуйте, дорогие родители! Пишу, как и обещала, два раза в месяц. У нас все хорошо. Новостей особых нет. Готовимся к сессии. У меня проблем практически нет, а у Толика один «хвост», но он уверен, что договорится на кафедре. Бабушка исправно кормит нас и сетует, что все дорожает. Иногда она жалуется на боли в сердце, но к врачу не идет. Вот, пожалуй, и все». «Удивительно, что не просят денег», – не веря своим глазам, подумал Серебров, но прочитав дальше, усмехнулся: ошибочка вышла. В письме была приписка: «Хотя, не совсем все. Я хочу купить себе новое пальто или шубу, но нахал Толик объявил, что ему нужны джинсы и куртка. Посоветуйте, как быть. Обнимаем и целуем вас – любящие дети. P. S. Бабушка передает вам привет и благодарит за деньги и посылку». Серебров, протяжно вздохнул и поставил на плиту чайник. «Теща вот не забывает поблагодарить, а дети не считают нужным это делать», – подумал он. За его спиной нарисовалась жена.
– Читал? Детям не в чем ходить, – она демонстративно взяла чашку только для себя и с грохотом поставила ее на стол.
– И?
– Они живут в большом городе и хотят хорошо одеваться.
– По-моему, среди наших родственников нет людей с фамилией Анасис, – резюмировал Вячеслав и намеренно налил чай только себе.
– Ты что, офанарел? – супруга вскочила, и было не ясно, какой из аргументов возмутил ее больше. – Только о себе и думаешь!
Недовольно хмыкнув, Лидия плеснула себе кипятка. Подождав, пока заварка потемнеет, она взяла чашку и направилась в другую комнату, уточнив на ходу, когда можно будет выслать деньги.
– Как обычно, после зарплаты, – твердо заявил Серебров.
– Ну, это когда еще будет! А им срочно требуется.
– Не вижу никакой срочности! Им что, есть нечего?!
– Им ходить не в чем! – взвизгнула Лида. – Они мерзнут!
– А кому мы в прошлом году покупали стильное пальто?
– Мода поменялась, дети хотят выделяться из толпы.
– А хорошо учиться они почему-то не хотят. В таком случае, пусть решают, что нужнее – модные вещи или кафе-бары, – отрезал Вячеслав. – Им высылают деньги в размере лейтенантской зарплаты. При этом бабушка и приготовит, и накормит, и обошьет-обстирает. Да и за жилье платить не приходится. Толик, как мне помнится, все еще на государственном обеспечении, – Вячеслав специально акцентировал внимание на этих словах, – одевается в курсантскую форму, оттого купленные весной куртку и джинсы износить не мог. А если снова проиграл вещи в карты, пусть зарабатывает на новые самостоятельно.
– Ах, вот ты как! – жена швырнула в него полотенцем и ненароком уронила швабру. – Изверг, сатрап! – от испуга взвыла она.
Глаза Сереброва налились кровью. Он терпеливо поднял полотенце, не спеша намотал его на кулак и оглянулся в поисках прихвата. Почуяв неладное, Лидия поставила чашку на холодильник, ретировалась в коридор, забежала в ванную комнату и заперлась изнутри. «Ненормальный! – стала выкрикивать она. – Псих!» Вячеслав усмехнулся, подпер шваброй дверь и сел пить чай. Супруга дернула ручку и выплеснула в его адрес поток отборной брани. Серебров поморщился, проверил прочность баррикадной конструкции и погасил у жены свет.
«Идиот! Параноик!» – взвыла от обиды Лида и от души припечатала мужа по матушке. Он брезгливо сплюнул, достал из холодильника початую бутылку водки, банку с маринованными огурцами, нарезку полузасохшей колбасы и подсел к телевизору, максимально усилив звук.
Освободил жену он только перед сном. Ночевали супруги давно порознь. Лидия осторожно просочилась в спальню и, прислушавшись к тому, что происходит в зале, с головой накрылась одеялом.
Утром, словно ни в чем не бывало, она вполне миролюбиво поинтересовалась:
– Как насчет денег для детей?
– Без изменений.
– Тогда я отказываюсь готовить!
– А что ты называешь готовкой? – с усмешкой уточнил Серебров, надевая шинель, и не прощаясь, вышел за дверь.
Полковник легко запрыгнул в подъехавшую машину и протянул водителю бутерброд. Жевали всухомятку. Солдат с блаженством, полковник с отвращением. На повороте машину занесло, бутерброд Сереброва выпал. Он поднял сыр и по привычке машинально сунул его в карман. Настроение было безнадежно испорчено.
На построении части, пока начальник штаба ставил задачи личному составу, Серебров нервничал, вспоминая полный ненависти прощальный взгляд супруги. Что удивительно, привычная перебранка по поводу денег впервые вызвала у Вячеслава такой протест. Он пытался отвлечься, но горький осадок не исчезал. Заложив руки за спину, полковник неторопливо сделал десяток шагов вдоль строя, резко развернулся и утиной походкой направился обратно.
Чуть поодаль приземлилась всеобщая любимица, ворона. Она давно стала почти дрессированной и предпочитала кормиться прямо с рук. Приближалось время завтрака, и Луша, как ласково прозвали птицу, с непониманием смотрела на важно вышагивающего командира. Она пристроилась поодаль, внимательно наблюдая за марширующим полковником. Склонив голову набок, птица, казалось, изучала манеру его ходьбы. Когда Серебров повернулся к ней спиной, Луша, копируя его шаги, степенно двинулась следом, слегка волоча ногу и приоткрыв от напряжения клюв. На повороте она вприпрыжку семенила за командиром, старательно забегая за спину, а затем двигалась вслед неторопливо и так же вальяжно. Глаз вороны косил на людей, ища одобрения и поддержки, а крылья слегка подались назад, пародируя наклоненное тело Вячеслава. Сходство было столь явным, что по строю пронесся смешок. И чем дольше эти двое развлекали толпу, тем труднее было скрывать веселье.
Серебров понимал, что оживление вызывает именно он, и изредка бросал гневные взгляды на строй. Офицеров и солдат распирало от эмоций. Многие откровенно улыбались и перешептывались. Покраснев от натуги, полковник оглянулся – сзади никого не было: едва он останавливался, замирала и проказница Луша. Вячеслав не выдержал и едва ли не бегом приблизился к Сурову.
– В чем дело, капитан? – брызжа слюной, сорвался на визг командир.
– Не могу знать, товарищ полковник! – звонко ответил тот.
– Над кем вы смеетесь?
– Над Лушей, – честно признался офицер.
– Над кем?! – принимая ответ за издевательство, возмутился начальник. – Вы со мной лучше не шутите, у меня червивый глаз!
В это время Луша, крадучись, подобралась к Сереброву, из кармана которого торчала цепочка с позвякивающими на ней ключами. Поблескивая, они привлекли внимание востроглазой птицы. Под ними в кармане лежал надкушенный сыр, запах которого голодная Луша учуяла на расстоянии. Разбежавшись, она дернула связку с такой силой, что, падая, ключи вытолкнули заветное лакомство. Ворона, ловко подхватив сыр прямо на лету, резко вспорхнула, заставив вздрогнуть так и не успевшего ничего понять полковника. При взлете она ненароком оцарапала Вячеславу щеку. Отчаянно замахав руками, он оглянулся, поднял камень и в бессилии бросил вслед улетающей птице.