Моя апология

Таким согласием и с г. Зайцевым заканчиваю мою статью. Может быть, я говорил по делу с г. Зайцевым более серьезно, нежели требовало и заслуживало это дело; так, по крайней мере, уверяют меня прослушавшие мою статью; довольно бы, говорят, улыбнуться, если нет охоты и настроения – хохотать, как это делают в отношении к подобному ребячеству даже люди партии или школы, одной и той же с г. Зайцевым. Но дело-то касается не ребяческих предметов, да и я не только привык с уважением усматривать и в ребятах человека, но смотрю на дело г. Зайцева относительно меня совсем не как на ребячество. Г-н Зайцев сделал не более, как только с свойственною ему откровенностию высказал то, что вообще есть в духе известной светской мысли, стремящейся, и даже уж мечтающей, заправлять русскою публикою; об этом я, с должными доказательствами, говорил в самом начале моих речей по поводу отзыва обо мне г. Зайцева. Это стоило серьезного внимания и слова; когда-нибудь и наша публика догадается обратить на это серьезное внимание, а не станет только тешиться подобными, слишком уж обычными, выходками дельцов слова русского, явно рассчитывающих на эту потеху своих читателей. – Не часто я говорю таким голосом; так говорил я, помню, только еще один раз прежде, когда, по выходе в свет первой моей книги – «О православии в отношении к современности» – поразил впервые голос о мне некоторых, как о каком-то ренегате, потакающем и сочувствующем чуть не всякому греху и заблуждению. Теперь, высказавшись за свое дело и мысль, которым доселе не дают у нас прав гражданства, снова войду в свое обычное, мирное положение и расположение, не переставая, однако, своим обычным же, тихим и осторожным тоном, но всегда с прямотою и без уклончивости, говорить и писать, насколько есть и будет у меня возможности и уменья, в смысле этого слова последней моей о нашей современности книги: пора бы уж проснуться нашему православно-русскому духу, так долго и глубоко во многих из нас спящему и только бредящему во сне (с. 214). Только, во всяком случае, победа истины над всеми ее перетолкованиями и отрицаниями, над всем невниманием и враждою к ней уж несомненна после того, как Сам Господь, наша Истина, уж входил в такое положение, которое еще в Ветхом Завете было предусмотрено и выражено прямо от Его лица: «Я сказал было: напрасно Я тружусь, по-пустому, и вотще истощаю силу Свою» (Ис. XLIX, 4), и которое Он так объяснял противникам Своей истины и благодати, в минуты решительного, по-видимому, их преобладания и торжества: «Теперь ваше время, и власть тьмы» (Лук. XXII, 53), тьмы неведения, лжи, легкомыслия, злобы. Только бы быть с Господом – нашею Истиною!

Сноски

1

Дело здесь касается самого существа моего образа мыслей, а не просто критических обо мне замечаний. Поэтому я и озаглавил свою монографию «Моя апология».

2

Курсивом отпечатанные ниже слова – взяты с буквальною точностию из моей книги.

3

Предупреждаю снова, что все дальнейшее о самом себе и о своем деле я говорю только по необходимости объясниться сколько-нибудь против вредных самому делу истины перетолков; и говорю притом только в смысле некоторого отчета в том, чему я хотел и считал справедливым следовать. Но насколько это исполнено мною нравственно, этого я вовсе не касаюсь.

4

Не внешность, конечно, обстоятельств, а дух и силу этого поступка надо иметь в виду для подражания, насколько оно вместимо для того или другого из нас. Но не дерзко ли, не самохвально ли самое правило или начало такого подражания? Будите совершены, яко-же Отец ваш Небесный совершен есть, сказано нам.

5

Чрезвычайность подобной решимости объясняется из необычайности положения человека, на которого клевещут упорно, будто он говорит о спасении людей Агнцем Божиим без нашего практического ему соответствия.

6

Опущенные здесь слова моей книги объясняют, что ни Сам Господь, ни Апостол Павел нимало не задерживались подобным соблазном.

7

Я говорю не просто о воззрениях и мыслях, а о направлении мысли, по которому бывает, что, и не отрицая, даже не ослабляя почти никакой общедогматической, нравственной и исторической истины Евангелия, делают из Евангелия какое-то, по выражению Апостола, иноблаговествование, которое то же, да не то (см. Гал. I, 6, 7).

8

См. третью статью в книжке моей «Печаль и радость, по слову Божию».

9

Посмотрите, к каким мыслям и решениям привело на Западе мирян посягательство на духовную их самостоятельность со стороны духовенства, – посягательство, открывшееся сначала в римском католичестве, но озабочивающее и беспокоящее, видно, и другие христианские общества. «Мы знаем, – говорит именно об этом Бокль, – что между интересами духовенства и интересами Церкви нет никакой связи. Мы знаем, что все вопросы церковного управления суть предметы не религии, но политики, и должны быть решаемы не на основании преемственно передаваемых догматов, а согласно с видами общей пользы… Если, например, мы нашли бы, что учреждение епископов, с их привилегиями и богатством, не благоприятствует прогрессу общества, то мы не стали бы из-за того враждебно смотреть на христианство, мы помнили бы, что учреждение епископов есть случайная его сторона, а не сущность его, и что мы можем уничтожить это учреждение, и все-таки сохранить религию». – Такая противоцерковная крайность западных мирян, не забудем, вызвана была крайностями духовенства, хотевшего держать их под своею опекою как чуждых духовной самостоятельности. – «Так точно, – продолжает тот же ученый мирянин Запада и в том же духе, – если бы мы нашли, как найдено было во Франции, что духовенство тиранствует, то это возбудило бы нашу оппозицию, но не против христианства, а против внешней формы, которую оно приняло». – А ведь бывало и так, что из-за сказанного восставали с яростию и против самого христианства, как во Французскую революцию. – «А покуда, – заключает тот же писатель, – покуда духовенство ограничивается исполнением благих обязанностей своего призвания – облегчением скорбей и бед, как физических, так и нравственных, до тех пор мы будем уважать в нем служителей мира и любви к ближнему» (в конце V выпуска «Истории цивилизации Англии»). – Следовательно, так заключим и мы, если православные пастыри, не просто по доброй своей воле, а по самому существу православия, суть такие служители мира и любви к ближнему, которые служат именно тому, чтобы человеколюбивый Господь был с их пасомыми на всех их жизненных путях и потому духовная их самостоятельность была неприкосновенна во всех их жизненных делах, то это не только предотвращает разъединение у православных между интересами жизненными и религиозными, между интересами веры и пастырства, но и призывает самих западных неправославных из их нестроений и разделений по этим предметам к единению мира и любви в православии.

10

В предыдущем подстрочном примечании мы довольно обстоятельно обозначали как западные крайности в этом отношении, так и прямое освобождение от них – чрез показанное выше раскрытие силы православия.

11

«Отечественные записки», поместившие у себя критическую статью Бокля о логике Милля.

12

«Современник».

13

Право, стоило бы любознательному человеку, хотя бы только из любопытства, прочитать третью статью в моей книжке «Печаль и радость по слову Божию» и потом спросить себя по совести, можно ли за XVIII веков так подделываться под грядущую еще для того времени историю, если не Сам Вседержитель предначертал и затем оправдал и совершил Свои предначертания самими событиями.

14

Удивительно, впрочем, что у нас начала сомнения и недовольства в жизни держатся часто тельцы упитанные, а успокаивать недовольное их сердце приходится иногда какому-нибудь бесправному ягненку.

15

Разумеем римское католичество, насколько оно – ложь, не касаясь и в нем жизненных остатков или задатков всего лучшего, сближающего его с православием. Односторонность и разные фальши и протестующего против этой лжи западного направления также не успокаивали, а только раздражали вызванное ложью скептическое движение мысли, о котором говорю далее.

16

Понимая, конечно, московское начало только в смысле г. Зайцева…

17

Недавно вышла в свет такая книжка.