
Полная версия:
Салон Китти: Секс и шпионаж в Третьем рейхе
Своим интеллектом и циничной готовностью перешагнуть через формальные юридические ограничения ради партийных нужд и собственных карьерных амбиций молодой человек вскоре привлёк к себе благосклонное внимание Гейдриха. Успешно справившись с различными шпионскими заданиями во Франции и Италии и пройдя посвящение в тайный мир разведки, Шелленберг вместе с Гейдрихом приступил к подготовке почвы для создания РСХА в качестве центрального инструмента нацистского государственного террора, не ограниченного принципом верховенства закона. Именно Шелленберг предложил название и представил проект организационной структуры РСХА, и именно в ходе этой работы Гейдрих поручил ему дополнительное задание – создать центр шпионажа под видом салона Китти.
Как Гейдрих, так и Шелленберг вряд ли могли служить образцовыми примерами официальной государственной линии в том, что касалось сексуальной морали и супружеской верности – всего того, что лидеры Третьего рейха неустанно проповедовали, но чего редко придерживались сами. В 1931 году Гейдрих был вынужден уйти в отставку со своего первого места службы на флоте по приговору суда чести за «поведение, недостойное офицера». Он нарушил данное им обещание жениться на дочери одного влиятельного человека, бывшего другом командующего флотом адмирала Эриха Редера. Позорный эпизод, однако же, в итоге стал трамплином для его впечатляющего карьерного взлёта в нацистской разведке. Женщина, на которой он всё-таки женился в том же году, ярая нацистка Лина фон Остен, уговорила своего безработного мужа направить Гиммлеру предложение по созданию разведывательной службы для нужд СС. У Гейдриха не было никакого опыта в области разведки (на флоте он был специалистом по связи), но, запойный читатель бульварной литературы про шпионов, он использовал приобретённые таким образом познания и свой собственный врождённый интеллект, чтобы в течение получаса набросать общую схему организации, которая под его руководством вскоре превратится в службу СД. Гиммлер был должным образом впечатлён представленным эскизом, а также белокурым, с безупречной арийской внешностью высоким молодым человеком – и принял его на работу.
Состоя в браке с Линой и став отцом четверых детей, Гейдрих тем не менее испытывал потребность в сексе и был постоянным посетителем берлинских борделей. Скорее всего, подобного рода визиты и навели его на мысль использовать публичный дом в качестве пункта прослушки. Шелленберг не принадлежал к страстным любителям сексуальных приключений, как его шеф, но при этом не уступал ему в чёрствости и безнравственности. Незадолго до описываемых событий он бросил свою первую жену – швею скромного происхождения, которая была на восемь лет его старше, из-за того что она выглядела неподходящей спутницей жизни с точки зрения его будущих карьерных устремлений. При этом первая фрау Шелленберг, Кэте Кортекамп, ранее щедро оплачивала его обучение в университете. После расставания с брошенной супругой Шелленберг в качестве утешительной компенсации подарил ей швейную фабрику, конфискованную у еврейских владельцев.
Его вторая жена, брак с которой Шелленберг заключил в 1940 году после развода с Кэте, – Ирена Гроссе-Шёнепаук, представительница среднего класса, высокая и элегантная – представлялась ему более подходящим партнёром для той будущей роли, в которой он себя видел. Если у Шелленберга и были какие-либо буржуазные предрассудки относительно подпольного мира коммерческого секса, он готов был по приказу Гейдриха подавить их, руководствуясь высшими соображениями, и прежде всего стремлением угодить своему шефу и продвинуться по служебной лестнице.
Согласно небеспристрастной версии событий, изложенной после войны самим Шелленбергом, первый – неожиданный – вопрос Гейдриха в ходе их встречи касался того, верен ли он своей жене. Когда Шелленберг ответил утвердительно – несмотря на то что как раз в этот период он находился в процессе развода со своей первой женой и замены её на следующую, – Гейдрих приступил к изложению своего грандиозного плана. Он сообщил Шелленбергу, что ему становится всё труднее собирать информацию с использованием стандартных методов и каналов – донесений информаторов и платных агентов. Не будет ли более практичным и результативным подслушивать интересующих личностей в неформальной обстановке и атмосфере, такой, где алкоголь скорее развяжет им языки? Он добавил, что подразумевает присутствие молодых и привлекательных женщин в ресторане или, возможно, в каком-то более уединённом месте, где они могли бы слушать своих подвыпивших кавалеров и фиксировать информацию, которая представляет интерес для спецслужб.
По словам Петера Нордена, автора вышедшей в 1973 году книги «Мадам Китти», Шелленберг, ознакомившись с подробностями, умолял доверить осуществление этого плана ему. Гейдрих был занятым человеком. Он тут же поручил Шелленбергу в течение недели подготовить первый предварительный доклад и отправил его восвояси. Возможно, среди причин, по которым Гейдрих для создания салона Китти выбрал именно Шелленберга, была ещё одна, тайная, которая хорошо укладывалась в коварную и злобную натуру шефа СД: он подозревал, что его молодой протеже втайне состоит во внебрачной связи с одной тоже молодой замужней женщиной. По восхитительной иронии судьбы, этой особой была не кто иная, как его собственная супруга, Лина Гейдрих.
Нет никаких сомнений, что в конце 1930-х годов брак четы Гейдрихов пребывал в состоянии глубокого кризиса. Поглощённый строительством своей империи террора, Гейдрих проводил всё меньше и меньше времени со своей женой и маленькими детьми. Лина всерьёз подозревала, что её муж, весьма охочий до секса, находит время, чтобы шляться по ночным кабакам и борделям и предаваться случайным половым связям. Лина, со своей стороны, была не из тех женщин, которые готовы безропотно принять измену мужа и молчать, как подобает хорошей арийской жене. Будучи по натуре сильной личностью, Лина мстила, заводя собственные любовные интрижки. Рассказывали, будто бы у неё был роман с нацистским художником Вольфгангом Вилльрихом, который писал картины и рисовал портреты её супруга в 1935 году, и с офицером СС по имени Вильгельм Альберт. Однако наиболее значимой для истории салона Китти была её «дружба» с Шелленбергом.
Несомненно, что Лина и Шелленберг вступили в близкие отношения вскоре после их первой встречи на одном официальном мероприятии в 1935 году. После войны Лина сама призналась, что намеренно у всех на глазах флиртовала с симпатичным молодым сотрудником, желая вызвать ревность у своего супруга. Но совершенно не исключено, что связь между ними зашла гораздо дальше. Разумеется, у Гейдриха были веские основания полагать, что так оно и произошло. В своих собственных послевоенных воспоминаниях Шелленберг описывает одну крайне необычную историю. После характерной вечерней попойки, в ходе которой Шелленберг расслаблялся в компании своего шефа и ещё одного зловещего сотрудника полицейского аппарата, Генриха Мюллера, Гейдрих вдруг заявил Шелленбергу, что подсыпал в его бокал смертельный яд – и даст ему противоядие только в том случае, если Шелленберг расскажет правду о своих отношениях с Линой. Шелленберг не задумываясь пробормотал что-то вроде признания в интимной близости, после чего, по собственным словам, решил, что впредь ему будет лучше воздержаться от всякого общения с Линой Гейдрих. Если в этом рассказе есть хоть крупица правды, то вполне вероятно, что назначение Шелленберга ответственным за операцию в салоне Китти было извращенной формой мести, которая родилась в воспаленном мозгу Гейдриха.
Планировать секретные операции и одновременно плести интриги ради удовлетворения своих собственных непомерных, практически безграничных амбиций, жажды личной власти – всего этого более чем достаточно, чтобы полностью поглотить рабочее время любого человека. Неудивительно, что Гейдрих постоянно пребывал в состоянии крайнего напряжения. В редкие часы, свободные от сидячей кабинетной работы в службе безопасности, молодой и маниакально активный группенфюрер СС искал отдыха и развлечений. Вначале он обратился к спорту. Он был фехтовальщиком олимпийского уровня, заядлым пловцом и яхтсменом. Однако же понятно, что лишь очень смелый, если не сказать безрассудный противник отважился бы превзойти его в поединке на рапирах или саблях. Кроме того, Гейдрих был умелым наездником и, как и заместители фюрера Герман Геринг и Рудольф Гесс, имел лицензию пилота, которой пользовался с необычной для одного из высших руководителей рейха дерзостью и легкомыслием.
С началом войны группенфюрер стал совершать боевые вылеты – как на Западном, так и на Восточном фронте. Во время польской кампании 1939 года он летал в качестве бортового стрелка. Вскоре после того, как в мае 1940 года гитлеровцы перешли в наступление в Западной Европе, Гейдрих серьёзно пострадал в авиакатастрофе. Но это его ничуть не смутило. Когда в июне 1941 года началась операция «Барбаросса» (вторжение в Советский Союз), Гейдрих принял участие в боях с русскими, пилотируя один из лучших истребителей рейха, «Мессершмитт Бф-109», который был украшен рунами СС в качестве его личной эмблемы.
22 июля, ровно через месяц после начала вторжения, удача вновь изменила ему. Самолёт Гейдриха был подбит зенитным огнём, впрочем, ему удалось совершить аварийную посадку. В течение двух дней он считался пропавшим без вести, застряв на нейтральной полосе между немецкими и русскими окопами, но в конце концов сумел пробраться к своим. Когда Гитлер узнал об этой едва не закончившейся смертью авантюре «человека с железным сердцем», он полностью запретил ему летать, и лишённому неба Гейдриху вновь пришлось искать способы, как разрядить своё постоянно накапливающееся напряжение на земле.
До войны, продолжая работать над расширением своей разведывательной империи, Гейдрих регулярно присутствовал на музыкальных вечерах и семейных обедах в доме своего соперника адмирала Вильгельма Канариса, который знал его по службе на флоте. «Маленький адмирал» руководил службой военной разведки абвер и был тонким знатоком человеческой натуры. Он не уступал Гейдриху в изощрённости ума, но в нём не было его беспринципности и кровожадной жестокости (за что он в итоге и поплатился). Наблюдая за Гейдрихом с близкого расстояния, Канарис смог почувствовать, что под приветливой внешностью его коллеги таится в самом буквальном смысле смертельный враг.
Однако такие чинно протекавшие вечера, во время которых Гейдрих не раз скрещивал шпаги в словесных баталиях с адмиралом, не могли в полной мере утолить его постоянную жажду риска. Сдерживаемый фюрером, а также Гиммлером – единственными людьми в рейхе, которых он не смел ослушаться, – внутри Гейдрих кипел от разочарования. Он собирал небольшие группы своих сотрудников и отправлялся с ними на прогулки по улицам и ночным заведениям Берлина, где предавался пьянству и распутству. Такие походы чаще всего заканчивались под утро, когда группенфюрера обнаруживали в объятиях одной или нескольких проституток. Ещё до того, как его посетила мысль использовать заведение вроде салона Китти для шпионажа, он успел хорошо изучить среду, в которой вращался. Поговаривали, будто однажды, вернувшись домой после такой загульной ночи и увидев собственное отражение в большом зеркале, Гейдрих спьяну принял самого себя за злоумышленника, вытащил пистолет и выстрелил в стекло. Будь это правдой, можно было бы сказать, что в кои-то веки Гейдрих не промахнулся и попал в истинного виновника собственных проблем.
В 1939 году Гейдрих по-прежнему находился на подъеме и не собирался останавливать свой стремительный карьерный взлёт. Одним из очевидцев, имевших возможность наблюдать за поведением и методами этого человека, был Ойген Дольман – дипломат и член СС, который исполнял обязанности личного переводчика Гитлера во время многочисленных встреч фюрера с его фашистским другом, марионеткой и соучастником преступлений – итальянским диктатором Бенито Муссолини. Дольман пережил войну и в 1967 году на страницах журнала Der Spiegel вспоминал о своих наблюдениях за Гейдрихом в Риме и Неаполе в апреле 1938 года.
Перед одной из встреч на высшем уровне между фюрером и дуче, которая должна была состояться во время визита Гитлера в Италию, группенфюреру поручили лично обеспечивать безопасность мероприятия. Дольман, которого с самого начала поразил «ледяной, голубоглазый холод и суровость человека, занимавшего второй по важности пост в полиции Германии», оказался совершенно не готов к тому, что произошло дальше. Однажды вечером в Неаполе Гейдрих попросил Дольмана составить ему компанию по пути в известный неаполитанский бордель под названием «Дом провинций». Дольман утверждал:
Он поделился со мной своими планами взять под опеку одно такого рода заведение в Берлине, где влиятельные друзья, дипломаты и другие господа из высшего общества будут предаваться ночным развлечениям – и всё это будет контролироваться им с помощью встроенных подслушивающих устройств.
О том, принял ли он приглашение Гейдриха посетить публичный дом, осмотрительный дипломат предпочёл умолчать.
Если верить Дольману, идея использовать бордель для своих тайных махинаций начала вызревать в голове у Гейдриха по крайней мере за год до того, как он вызвал к себе в кабинет Шелленберга и поручил ему приступить к осуществлению плана. В пользу того, что дипломат говорит правду, свидетельствует тот факт, что упомянутый им бордель в Неаполе на самом деле существовал и продолжал функционировать ещё в 1949 году. На тот момент «Дом провинций» был не более чем одним из 717 итальянских борделей с государственной лицензией, в которых на постоянной основе трудилось около 4000 проституток. Система прекратила своё существование лишь в сентябре 1958 года, когда лицензированные публичные дома закрылись.
Шелленберг был не единственным из подручных Гейдриха, кому тот поручил организовать операцию с салоном Китти. Чтобы шпион шпионил за шпионом, а у доброго полицейского был злой напарник, он выбрал гораздо более грубое и жёсткое существо – Альфреда Науйокса, который вскоре обзаведётся неофициальным прозвищем «человек, который начал Вторую мировую войну». Уроженец северогерманского порта Киль, Науйокс работал автомехаником, а затем изучал инженерное дело в университете своего родного города. Любитель рукоприкладства, Науйокс ещё в студенческие годы стал непрофессиональным боксёром и тогда же присоединился к нацистам. В кровавых стычках между нацистами и коммунистами, которые в начале 1930-х годов вспыхивали по всей Германии, он приобрёл репутацию надёжного уличного бойца.
После прихода нацистов к власти Науйокс был принят в СД Гейдриха, первоначально в качестве простого водителя. Распознав склонность этого громилы к насилию, его презрение к закону и готовность идти на риск, в 1934 году Гейдрих поручил Науйоксу первое заказное убийство. Науйоксу было приказано отправиться в соседнюю Чехословакию – страну, где Гейдрих в итоге встретит свою судьбу, – и устранить человека, который стал особо болезненной и острой занозой в боку нового режима.
1934 год был тем моментом, когда долго назревавший конфликт между Гитлером и штурмовыми отрядами (Sturmabteilung, или СА) приблизился к своей кровавой развязке. Трёхмиллионная армия коричневорубашечников СА представляла собой военизированное крыло нацистской партии, накачавшей себе бандитские мускулы в ходе смертоносной уличной войны, которую она вела со своими противниками из числа коммунистов и социал-демократов в период Kampfzeit – борьбы, сопровождавшей приход нацистов к власти. Под руководством Эрнста Рёма, бывшего фронтовика с лицом, покрытым шрамами, и одного из старейших и ближайших соратников Гитлера, СА всегда пользовались полунезависимым, автономным статусом по отношению к партии. Проложив фюреру дорогу к власти своими кулаками, дубинками и револьверами, штурмовики жаждали насладиться плодами долгожданной победы.
Однако Гитлер лелеял на этот счёт другие планы. Он ещё не получил полного контроля над государством, и первый год у власти был опасным и щекотливым периодом для нового канцлера. Партнёры Гитлера по правящей коалиции из числа консерваторов, питая отвращение к грубому беззаконию СА, в любой момент могли убедить своего покровителя президента Гинденбурга отправить в отставку человека, которого сам Гинденбург презирал как «богемского ефрейтора», и объявить в стране военное положение. Поэтому вермахт (вооружённые силы) и консервативно настроенные нацисты, такие как Геринг, всё сильнее давили на Гитлера, требуя от него обуздать или даже полностью разгромить неуправляемых и буйных штурмовиков.
Рём, в ослеплении не замечавший сгущавшихся над ним политических туч, был озабочен планами по включению армии в состав СА и завершению того, что он называл «второй революцией». Временами, когда у него развязывался язык, он даже говорил о том, что не прочь избавиться от самого Гитлера. Гиммлер и Гейдрих разглядели в этом шанс для себя. Обезглавив и кастрировав СА, они получали прекрасную возможность многократно нарастить мощь своих СС. Одетые в чёрное эсэсовцы были намного более дисциплинированной, элитарной и идеологизированной силой, чем грубые коричневорубашечники. Происходя по большей части из благополучных семей среднего класса, они презирали своих пролетарских соперников из СА.
Рудольф Формис, которому предстояло стать жертвой Науйокса в Чехословакии, раньше был членом СА из Штутгарта. Радиоинженер по профессии, он рассорился с нацистами и подвергся изгнанию из их рядов после того, как выяснилось, что одна из его бабушек была еврейкой. Расставшись с последними иллюзиями, Формис решил отомстить. Используя свои навыки связиста, он перерезал стационарную линию, по которой транслировалась одна из речей Гитлера, и прямо посреди выступления лишил фюрера большей части аудитории. Формис был арестован гестапо, жестоко избит и заключён в один из недавно появившихся концентрационных лагерей, где вне рамок судебной системы и в жесточайших условиях содержались тысячи противников нацистов. Через какое-то время Формису удалось бежать и добраться до чешской столицы Праги.
Здесь он присоединился к Отто Штрассеру, ещё одному бывшему нацисту, перешедшему в лагерь противников Гитлера. Одно время он, как и Рём, был близким соратником фюрера, но затем впал у него в немилость. Рём и Штрассер воспринимали социалистическую составляющую национал-социализма всерьёз и полагали, что Гитлер продался «реакции» (так нацисты обычно называли враждебно настроенных консерваторов), связавшись с капиталистами, которые финансировали набиравшую силу партию. В 1933 году исключённый из рядов НСДАП Штрассер бежал в Прагу и организовал здесь движение оппозиции в изгнании, выступавшее под названием «Чёрный фронт».
В июле 1934 года Гитлер наконец смог свести счёты и с СА Рёма, и со своими консервативно настроенными критиками. Учинённая в те летние выходные кровавая расправа вошла в историю как «ночь длинных ножей». Одной из самых заметных жертв чистки оказался Грегор Штрассер, старший брат Отто – и смелый критик Гитлера внутри партии. Как и Отто, он причислял себя к социалистам. Во многом благодаря его организаторским способностям партия смогла укрепиться за пределами его родной Баварии. Гитлер порвал с ним незадолго до прихода к власти, когда Штрассер со своими сторонниками соблазнился предложением войти в правительство без Гитлера. Грегор Штрассер ушёл из политики, но от мести Гитлера это его не уберегло. Орудием этой мести стал Рейнхард Гейдрих.
В ходе чистки «длинных ножей» Грегор Штрассер был арестован в Берлине. Его доставили на Принц-Альбрехтштрассе и бросили в камеру. Гейдрих отдал приказ о его немедленном расстреле. Однако пуля лишь перебила Штрассеру сонную артерию, забрызгав кровью стены камеры. Он буквально барахтался в собственной крови, когда заглянувший в камеру Гейдрих усмехнулся: «Ах, так он ещё жив? Пусть эта свинья истечёт кровью». Штрассер умирал на протяжении целого часа. Заключённый в соседней камере слышал, как он стонал в предсмертной агонии. Когда он наконец затих, его тело завернули в мешок и кремировали без указания имени – вместе с десятками других жертв. Утонченный садист, Гейдрих приказал оставить пятна крови на стенах камеры, чтобы они напоминали другим заключённым об ожидающей их участи, и разрешил смыть их только после жалоб собственного персонала.
Узнав об ужасном конце своего брата, Отто Штрассер пришел в ярость и с удвоенной силой предался оппозиционной деятельности. В декабре 1934 года Рудольф Формис переехал в чешский городок Слапы, расположенный недалеко от германской границы, где с помощью Отто установил коротковолновый радиопередатчик, контрабандой вывезенный из Германии, и начал вести трансляцию от имени «Чёрного фронта» – подключаясь к частотам государственного вещания нацистов. Формис выполнял функции радиотехника, редактора и диктора в одном лице и транслировал полноценную антинацистскую пропаганду на территорию рейха.
Гейдрих был вне себя от бешенства, но официальные протесты, направленные чешскому правительству, не смогли остановить Формиса. В январе 1935 года Гейдрих приказал Науйоксу заставить его замолчать любыми способами – перебежчика следовало либо похитить, либо убить. Науйокс выехал в Чехословакию в сопровождении женщины-агента – они изображали семейную пару, отдыхающую на лыжном курорте. Воспользовавшись наводкой информатора СД внутри «Чёрного фронта», Науйокс смог выследить Формиса и узнать местонахождение его радиостудии. Затем с помощью ещё одного сообщника он пробрался в помещение и стал поджидать свою жертву. После прибытия Формиса завязалась перестрелка, в ходе которой тот был застрелен. Науйоксу с сообщником удалось скрыться, перейдя через границу в Германию, но убийство вызвало дипломатический скандал. Гейдрих был раздосадован сорвавшимся похищением и получил выговор от Гиммлера. Так или иначе, Науйокс сумел добраться до указанной ему цели, проявил навыки убийцы и доказал свою беспощадность.
На Принц-Альбрехтштрассе этот эпизод принёс Науйоксу прозвище «гейдриховский мальчик на побегушках». Он получил повышение по линии СД, став начальником «технического отдела» – эвфемизм для грязной работы, которая иногда требовала от убийцы инженерных познаний. В дальнейшем эти знания будут использованы в нескольких «спецоперациях» с участием Науйокса. Наиболее печально известным эпизодом, который и принёс этому головорезу титул «человека, начавшего Вторую мировую войну», стало нападение на ещё один радиопередатчик. На этот раз действие разворачивалось на немецкой территории, в городке Гляйвиц (в наши дни Гливице в Польше), расположенном в юго-восточной провинции Силезия рядом с польской границей.
После череды успехов, начавшейся с ремилитаризации Рейнской области и продолжившейся оккупацией Австрии, Судетской области и Чехословакии – причем каждый раз Гитлер достигал своей цели с помощью своих излюбленных методов: угроз, шантажа и запугивания, – фюрер понимал, что со следующей жертвой, Польшей, придётся повозиться. Страна была хорошо вооружена и полна решимости сражаться за свою независимость. Она получила гарантии от Великобритании и Франции, что в случае нападения на Польшу те вступят в войну.
Расчистив дорогу для предстоящего завоевания циничным пактом с СССР, о котором ошеломлённый мир узнал в августе 1939 года, фюрер нуждался в casus belli для оправдания своей агрессии против Польши. СС совместно с коллегами из департаментов внутренней безопасности и разведки – из гестапо и абвера – любезно предоставили искомый повод, проведя серию операций «под чужим флагом» на всём протяжении польской границы. Самой беспардонной из них была акция в Гляйвице, заказанная и организованная лично Гейдрихом, который в качестве основного исполнителя привлёк Науйокса, к тому времени дослужившегося до звания штурмбаннфюрера СС, или майора.
В Гляйвице находилась местная радиостанция с высокой мачтой, а также несколько довольно крупных зданий. Согласно плану Гейдриха, команде переодетых в польскую военную форму эсэсовцев во главе с Науйоксом предстояло временно взять станцию под контроль. Они должны были передать провокационное сообщение на польском языке, а затем удалиться. После этого по государственному радио Великогерманского рейха, которым заведовал Геббельс, должно было прозвучать заявление о том, что польские «провокаторы» пересекли границу и захватили станцию. Таким образом, в распоряжении Гитлера оказывался безупречный повод для начала войны. Дополнительный дьявольский штрих, предусмотрительно внесённый Гейдрихом, состоял в том, чтобы оставить на месте восемь трупов, цинично обозначенных кодовым словом Konserven («консервы»). Их тоже предстояло переодеть в польскую форму, а затем разбросать по территории станции в качестве «доказательства» нападения «поляков». Чтобы помешать опознанию, их лица предполагалось обезобразить кислотой.
План реализовался наиудачнейшим образом. Согласно показаниям Науйокса на Нюрнбергском процессе, где после войны судили уцелевших нацистских лидеров, его люди в ночь на 31 августа успешно захватили станцию. Пользуясь своими познаниями в радиотехнике, Науйокс запустил трансляцию из студии, говорящий по-польски диктор выдал в эфир короткое сообщение, после чего Науйокс со своими эсэсовцами скрылся в ночи. Оставленные ими трупы в военной форме были заключёнными Дахау – одного из первых нацистских концентрационных лагерей, который находился недалеко от Мюнхена. Их убили с помощью смертельных инъекций, введённых врачом из СС. Затем в безжизненные тела всадили несколько пуль, что должно было подтвердить легенду о польской агрессии. Польскую армейскую форму предоставила служба военной разведки адмирала Канариса. В то время абвер ещё охотно сотрудничал с СС и гестапо.



