Ненужный человек

Однако нас с юных лет приучали любить и уважать Систему, что мы собственно и делали. Никто никогда не сомневался в будущем, оно всегда было наполнено известными событиями и заранее подготовленными расписаниями. Ну а теперь мне приходится сидеть здесь, в этой дешевой серой комнате и размышлять о том, что же делать дальше.

Часы пробили пять утра. Первые труженики уже выходят на работу. Стройными рядами спешат к автобусным остановкам или входам в недра метрополитена. Лица не выражают практически никаких эмоций, все сконцентрированы и наверняка просчитывают план действий на целый день. Я уперся лбом в стекло и попытался представить себя на месте рядового сотрудника фирмы, спешащего на работу рано утром.

Все началось бы с пробуждения еще до того, как будильник даст о себе знать. Умываюсь, опорожняю мочевой пузырь, выпиваю стакан воды, сажусь на край кровати и уныло пялюсь в окно. За ним просыпается город. Просыпаются люди, просыпаются животные, просыпаются все эти запахи, звуки, суета, занудство, озлобленность, лень и похоть. Все это начинает бурлить практически одновременно, будто бы кучу разных ингредиентов засунули в один большой котел и принялись варить из всего этого суп.

По утрам мне всегда будет грустно. Сам не знаю почему. Наверное, это как-то может быть связано с детством. Просыпаешься, умываешься, завтракаешь, собираешься в школу, и все это происходит под неосязаемой завесой грусти. Грустным идешь на занятия, грустным слушаешь учителя, грустным идешь в столовую. Вечером начинается стадия раздражительности, переходящая в усталость от всех вокруг. И так до бесконечности. Ты в замкнутом круге и тебе из него никогда не выбраться.

Смотрю на часы. Почти восемь утра. Пора выходить на работу. Надеваю свой костюм, стараюсь выглядеть опрятно (начальство это ценит), причесываюсь и покидаю квартиру. Закрываю дверь на ключ, потом иду по длинному пустому коридору к лифту. Прохожу мимо многих квартир, в каждой из них живут люди, строят свои маленькие миры и стараются поддерживать в них определенную атмосферу благополучия, счастья и любви. Вызываю лифт, жду пока он прибудет. Осматриваюсь по сторонам. Вокруг все та же обстановка, все те же стены, та же мигающая лампа, которую никак не могут починить, те же запахи утренних завтраков и свежего кофе.

Прибывает лифт, захожу в него, спускаюсь на первый этаж.

На улице свежо. Возможно, осень. Еще сумрачно, но машины и люди уже снуют в разные стороны, как обезумевшие муравьи. В руке у меня мой портфель с документами и зонтик. Его я взял на случай дождя, который, судя по всему, уже собирается обрушиться с неба на наши головы.

Направляюсь вдоль по улице, ловлю на себе сонные взгляды прохожих. Все вокруг одеты преимущественно в серые, черные цвета. Чуть позже добираюсь до нужной мне станции. Платформа полна людей. Кто-то читает газету, кто-то аккуратно сморкается в носовой платок, а кто-то зевает, забыв прикрыть свой рот. Я становлюсь рядом, сливаюсь с этими личностями, ведь я такой же человек, как и они. Вместе мы представляем из себя массу тел, которые похожи на опарышей в рыболовной банке. Движемся, копошимся, но знаем, чем все это закончится. Самых активных обычно первыми сажают на крючок и закидывают в воду, туда, где поглубже, и ждут, пока его никчемную тушку растерзают. Люди, к своему сожалению, ничем не отличаются от опарышей.

Поезд прибывает вовремя. Народ тут же пропихивается в вагоны, рассаживается по местам, кучкуется у входов, хватается руками за стены, стекла, поручни. Через некоторое время станет душно, тесно, невыносимо противно. Следующие сорок минут своей жизни я должен буду потеть и нервничать, стараясь совладать со своим раздражением.

За окнами проносится Город. Он бежит впереди состава, и ты никогда за ним не успеваешь. Только что проехали мимо здания, а впереди уже маячит новое. В подобной гонке ты обречен остаться в проигрыше.

Ждешь своей остановки, потом выходишь на перрон, вдыхаешь прохладный воздух полной грудью и быстрым шагом семенишь по направлению к месту работы. На протяжении всего этого времени ты ни с кем не разговариваешь, ты погружен в свои мысли, ты как будто бы не здесь, а где-то далеко. Но вот ты приходишь в контору, садишься за свой рабочий стол и понимаешь, что все это происходит с тобой, здесь и сейчас. Снова и снова.

Работа, она никуда не денется. Сколько ее ни делай, сколько ни старайся, сколько ни жертвуй обедами, общением с друзьями, сном – она все равно будет накапливаться. У нее нет конца и края, а ты всего-навсего обреченный пассажир, который пытается остановить поезд, несущийся в бездну. Но ты же знаешь, что любой труд вознаграждается. Вот поэтому сидишь, пыхтишь и размышляешь о вечере, когда на улице зажгутся фонари, рабочий день подойдет к концу, и ты угрюмой походкой отправишься домой. Самое страшное это то, что подобные вещи принято считать наградой.

Скорее всего, мой день был бы именно таким и, возможно, мне бы даже это понравилось, только вот теперь в моей жизни ничего не осталось, кроме этих мыслей, этой серой комнаты и унылого вида из окна.

Больше я не смог заснуть. Голод стал нестерпимым. Еще вчера мне казалось, что мой конец наступит весьма скоро, и угрюмые палачи придут за моей персоной уже сегодня, но теперь я мыслил иначе. Теперь создавалось впечатление, что вся эта заваруха продлится несколько дней. Унылых, полных самопоедания, печальных дней. Все это время я буду где-то скитаться, рассуждая о своей участи, попутно мечтая положить в рот хоть какую-то корку хлеба. Возможно, именно так существуют ненужные люди, подвергаясь страданиям и лишениям в любом жизненном аспекте.

Удивительно, но мое смирение постепенно перерастало в нежелание ждать. Хотелось поскорее закончить весь этот цирк. Они не имеют права так со мной обращаться.

Просидев в комнате еще какое-то время, я вышел в коридор и спустился по узкой лестнице на первый этаж, после чего направился прямиком к стойке регистрации с целью заполучить номер телефона отделения Трудовой Комиссии.

– Добрый день, чем могу помочь? – произнес служащий отеля, как только я поравнялся с его рабочим местом.

– Мне необходимо узнать номер телефона отделения Трудовой Комиссии.

– Боюсь, я не располагаю такой информацией, – он улыбнулся и пробежался глазами по моему помятому костюму.

– Послушайте, у меня срочное дело. Оно не терпит отлагательств. Мне очень нужно выяснить интересующий меня вопрос, – я был настойчив, но в глубине души понимал, что так просто нужный номер мне не заполучить.

– Очень жаль, сэр, но я по-прежнему не знаю, как вам помочь.

– У всех имеются подобные номера. Вы же как-то должны вызывать Трудового инспектора, в случае… – я осекся, понимая, что болтаю лишнее. – В случае каких-то проблем, связанных с рабочим персоналом.

– Совершенно верно, сэр. Но дело в том, что данными вопросами занимается отдел кадров, а я, как вы можете заметить, нахожусь в несколько другой должности, – он опять улыбнулся и рукой указал на бейджик, висящий у него на груди. – Я администратор отеля.

Я выдохнул, понимая, что необходимо держать себя в руках.

– Хорошо, тогда, может быть, вы свяжетесь с отделом кадров и запросите у них интересующий меня номер?

– Боюсь, это невозможно, сэр.

– Да почему, черт возьми! – я ударил кулаком по стойке регистрации.

– Сэр, прошу вас сохранять спокойствие, иначе мне придется вызвать охрану. – Он перестал улыбаться, превратившись в сурового, но сдержанного администратора. – Все дело в том, что я не могу беспокоить отдел кадров подобными вопросами. Мы стоим рангом ниже. Это они чаще всего беспокоят нас, выясняя ту или иную информацию о работниках отеля.

Бороться было бесполезно. Четкий регламент, четкие инструкции. Все действуют по одной и той же схеме. Я глубоко вздохнул и отошел в сторону.

Затем отправился в небольшой ресторанчик, расположенный на цокольном этаже отеля, заказал себе самое простое и дешевое блюдо, а также кофе без сахара. Денег оставалось в обрез, приходилось экономить. Разделавшись с едой, я поднялся к себе в номер и рухнул на кровать, стараясь забыться сном.

Глава 3.

Когда я проснулся, за окном был вечер. Несколько минут глаза привыкали к полумраку, разглядывая мелкие трещинки на потолке. Мне не хотелось вставать, что-то делать, о чем-то думать. В такие моменты ощущаешь себя переработанным материалом, туалетной бумагой, которую использовали и смысли в унитаз. Хотелось пожаловаться кому-нибудь на свою печальную участь, но вокруг не было ни души.

Поднявшись с кровати, я заметил очертания какого-то предмета, оставленного у двери. Включив свет, я удостоверился в том, что это не плод моего сонного разума. Плотный желтый конверт лежал на полу. Очевидно, его кто-то подсунул под дверь. Наклонившись, я взял его в руки. На оборотной стороне конверта находилось мое имя. Аккуратным движением я вскрыл его и вынул содержимое. Лист бумаги и несколько долларов. Ситуация становилась все интереснее.

Содержимое листа гласило:

«Мистеру Дику Коулу.

В связи с постановлением о ликвидации вас, как ненужного элемента общества, настоятельно рекомендуем явиться по указанному адресу не позднее завтрашнего дня, для прохождения процедуры утилизации.

С уважением, секретариат Трудовой Комиссии Департамента Города».

После прочтения послания я медленно опустился на кровать и уставился взглядом в одну точку. Вот и все, на этом история моего скитания завершилась. В груди рождался какой-то страх, волнение, по телу пробежал холодок, а на глазах выступили слезы. Похоже, это была та самая несправедливость, с которой в нашей продуманной жизни приходилось сталкиваться крайне редко. Мысли путались, а все мое нутро отказывалось повиноваться прочитанному.

Может быть, пуститься в бега? Залечь на дно, поселиться в самой вонючей и неприглядной сточной канаве и переждать? Они же не смогут искать меня вечно. Когда-нибудь обо мне забудут, и я смогу уехать домой.

Тут я осекся.

Дом. У меня его нет. Я не видел своих родных почти двадцать лет. Не помню, как они выглядят, как звучат их голоса, какого цвета волосы на их голове, не могу вспомнить запах и тепло их рук. У меня нет прошлого. Я не нужен никому вокруг. У меня нет работы, нет семьи, нет абсолютно никаких ценностей, ради которых стоило бы существовать. Наверное, Комиссия права. Скорее всего, я заслуживаю такой участи. Остается только смириться, взять себя в руки и оставить все сомнения.

Просидев в раздумьях еще некоторое время, я в конце концов оделся, поправил костюм, проверил наличие содержимого моего кейса, причесал волосы и покинул номер.

У администратора отела, который, как и прежде находился на своем рабочем месте и внушал образ человека, совершенно неподвластного желанию спать, я осведомился:

– Подскажите, как мне добраться вот по этому адресу?

Он внимательно изучил адрес, указанный на конверте, после чего задумался.

– Сэр, это загородная резиденция. Дорога туда отнимет у вас порядка двух часов, – он улыбнулся.

– Понятно. К сожалению, у меня нет выбора, я должен туда отправиться.

– Понимаю. Я могу распорядиться, чтобы вам подали такси.

Я удивленно посмотрел на него. В таком простеньком с виду отеле так обходительны с клиентами. Наверное, он старается выслужиться ради чаевых, но увы, с этим придется его огорчить.

Поблагодарив администратора за помощь, я вышел на улицу. Город еще спал. Фонари, что освещали тротуары, уныло отбрасывали тень. Ни единой души вокруг, все казалось таким печальным, далеким и совершенно чужим. Ночная прохлада продирала до костей. Поёжившись, я обнял самого себя, чтобы сохранить тепло, оставшееся в моем теле.

Вскоре подъехало такси. Желтая машина с шашечками. За рулем находился угрюмый мужчина средних лет, который явно был недоволен тем, что его побеспокоили в столь позднее время. Он смерил меня взглядом и кивнул в знак приветствия. Немного поразмыслив, я подошел к машине, открыл заднюю дверь и уселся на упругое кожаное сидение.

– Добрый вечер, – хрипло произнес водитель, наблюдая за мной через зеркало заднего вида. – Поместье Вуд-Хилл?

– Верно.

– Путь предстоит не близкий, – он нехотя протянул эти слова, словно надеялся, что я передумаю ехать, а потом добавил: – Это вам обойдется в двадцать долларов, сэр.

Я проверил содержимое конверта. Именно столько денег в нем и находилось. Надо же, все просчитали до мелочей. Двадцать долларов за билет в один конец.

– Хорошо, – ответил я.

Водитель недовольно вздохнул, после чего машина тронулась с места.

Прислонившись головой к стеклу, я стал наблюдать за городом. Длинные улицы, клумбы с цветами, множество ресторанов, офисных зданий, автобусных остановок. Все это создано людьми и для людей. Одни уходят, другие приходят им на смену и продолжают пользоваться теми же маршрутами и вещами, обдумывать те же мысли, принимать точно такие же решения.

Мегаполис возводился столетиями, эти тротуары топтали миллионы ног, спешащих по своим делам. Рабочий класс, всегда четко выполняющий возложенные на него обязанности, мечтающий о карьерном росте, угловом кабинете и зарплате с большим количеством нулей. Теперь это не моя жизнь, она ускользнула сквозь пальцы, подобно песку. Все эти годы оказались пустышкой, все мои стремления скомканы и выброшены в мусорное ведро. Если бы еще несколько дней назад кто-нибудь поведал мне историю о парне, который не пригодился Системе, я бы улыбнулся и, конечно же, не поверил бы в такой бред. Однако сейчас все это уже не вызывало во мне веселья.

Водитель включил радио. Заиграл джаз. Размеренные, баюкающие ритмы барабанов, хриплый бас и надрывное завывание трубы мгновенно перенесли меня в долину грез, в мир печали и скорби.

Мы ехали по пустым городским дорогам под аккомпанемент чарующей музыки, которая вырывала из подсознания какие-то потаенные мысли, заставляя обдумывать их заново. В тот момент мне казалось, что во всем огромном мире не существует никого, кроме меня, этого желтого автомобиля и этой мелодии, сводящей с ума.

Спустя некоторое время пейзаж за окном изменился. На смену высоким серым зданиям и бетонным мостовым пришли просторные зеленые луга, сады и деревянные заборы. Горизонт розовел, солнце неохотно поднималось вверх, его длинные теплые лучи резво поглощали все вокруг. Наступал новый день, мой последний день.

Опустив стекло, я вдохнул свежего воздуха. Странно, но почему-то напоследок захотелось сделать именно это. Все вокруг казалось таким неописуемо красивым, словно никогда прежде мне не доводилось лицезреть подобного. Это небо, деревья, луга и поля. Они существовали здесь раньше и останутся в далеком будущем, без меня, но на радость другим людям.

Автомобиль свернул с автострады на обочину. Далее путь продолжился по сельской дороге, которую по непонятным мне причинам не удосужились заасфальтировать.

Поместье Вуд-Хилл располагалось в нескольких километрах от шоссе. Еще издали я заприметил здание, представляющее собой особняк, построенный двумя веками ранее. Черепичная крыша, горгульи, украшающие фасад, узкие вытянутые окна и несколько статуй, окружавших здание подобно каменной страже.

Такси остановилось у входа.

– Мы прибыли, – сказал водитель.

Я протянул ему деньги, поблагодарил за прекрасно выполненную работу, после чего покинул транспортное средство.

Вокруг ни души. Ветер трепал листву на деревьях, флюгеры на крыше издавали противный скрип, и все вокруг говорило мне о том, что я здесь лишний. Странное ощущение. Даже явившись на собственную казнь, я чувствовал себя ненужным.

Подойдя к входной двери, я робко постучал в нее. Никакой реакции не последовало. Тем временем за моей спиной такси развернулось и торопливо покинуло территорию поместья. Я постучал еще раз. Спустя несколько минут дверь отворили. На пороге стоял невысокий худощавый мужчина лет шестидесяти. Он носил густые седые усы и черный фрак, а осанка была такой ровной, будто бы ему никогда в жизни не доводилось сгибать спину.

– Чем могу помочь, сэр? – произнес он.

– Доброе утро. Меня зовут Дик Коул. – Я растеряно переминался с ноги на ногу. – Меня направила сюда Трудовая Комиссия. Мне предписано принять участие в ликвидации себя самого.

– Ясно. – Он равнодушно посторонился, тем самым приглашая меня в дом. – Прошу, входите.

Я повиновался.

Очутившись в довольно просторном холле, стены которого были завешаны разного рода картинами, я слегка напрягся. Весьма наглядный шик данного поместья внушал непонятный мне страх, вызванный не столько целью моего визита сюда, сколько некоторой таинственностью антуража.

Захлопнув дверь, мужчина произнес:

– Прошу, следуйте за мной.

Наши шаги отражались эхом. Мне показалось, что в поместье кроме меня и этого странного господина нет больше никого.

Мы вошли в зал, в центре которого стоял стол. Стол был убран по всем правилам торжественного приема гостей. Белая скатерть, изысканные столовые приборы. Мужчина жестом пригласил меня присесть на самый крайний стул.

– Простите, а здесь еще кто-нибудь есть? – решился я задать вопрос.

– Конечно. Гости в скором времени спустятся сюда к завтраку. Не беспокойтесь.

– Подскажите, а с кем мне можно будет обсудить вопрос относительно моего прибытия?

– Хозяин поместья ответит на все интересующие вас вопросы. Прошу, дождитесь его. – Мужчина равнодушно осмотрел всю комнату, после чего удалился, оставив меня наедине с моими мыслями.

Иногда кажется, что все вокруг летит к чертям, рушатся судьбы людей, сменяются настрои общества, а ты, в тоже самое время, обеспокоен лишь своей участью и тем, что совершенно не понимаешь, как жить дальше. В тот момент я пребывал именно в таком состоянии. Мне не хватало ясности, не хватало более-менее четкого представления о будущей жизни, о том, какими будут мои последние минуты, и что в этот момент на мне будет надето.

Я осмотрелся по сторонам. Выдохнул. Слегка расслабился. Не стану лукавить, но почему-то мне подумалось, что все внезапно может перемениться в лучшую сторону. Такое иногда случается, когда остаешься в тепле и уюте, в некотором предвкушении событий. Вообще человек не может жить без надежды, она всегда находится возле него, валяется под ногами, и ему приходится спотыкаться об этот жалкий комочек и верить в какие-то глупости.

Раздался легкий звон колокольчика. Распахнулись двери в другом конце зала, и в помещение постепенно стали входить люди. Они разговаривали между собой, улыбались и шутили, рассаживались по своим местам, изредка удостаивая меня взглядом.

Во главе стола оказался худощавый гладковыбритый мужчина лет пятидесяти. Волосы на висках покрывала легкая седина, а улыбка была такой широкой и приветливой, что казалась до невероятности фальшивой. Он подозвал к себе лакея и что-то прошептал ему на ухо. Тот удалился, и уже спустя минуту в зал начали заносить еду.

Я с жадностью наблюдал за всей этой процессией. В животе урчало, слюна бессовестно выделялась, и мне стало казаться, что со стороны я похож на бульдога, который сидит высунув язык и пачкает им все вокруг.

Голод – сильное чувство.

Апогеем всего этого парада блюд был вынос длинного подноса, накрытого крышкой. В нем было метра два, не меньше. Похоже, завтрак этих господ может плавно перетечь в обед.

Теперь расскажу немного о самих гостях. Их было человек двадцать. Мужчины и женщины. Все одеты в белые одежды, с вышивкой какого-то небольшого символа на груди. Среди них были люди как почтенного, так и более молодого возраста. Они общались друг с другом, будто бы старые друзья. Гул не умолкал ни на минуту. В глазах блестел огонек, какое-то подобие азарта и настоящего восторга от происходящего здесь.

Я сидел в стороне. Видимо, мой стул был приготовлен заранее, поскольку являлся единственным ненужным никому из присутствующих.

– Господа, выпьем за начало славного дня! – изрек наконец человек во главе стола, и все разом опрокинули рюмки чего-то красного себе в рот.

Мне хотелось присоединиться к этому пиру, но решиться на какое-либо действие я не мог. Приходилось ждать, пока на меня обратят внимание и предложат разделить завтрак вместе с ними.

Вообще я заметил, что в жизни часто приходится чего-то ждать. Ждать, пока тебя вызовет начальник, ждать своей очереди в банке, сидеть на автобусной остановке и дожидаться транспорта, ждать смерти или рождения. Просто ждать. Неважно чего. Большую часть времени мы проводим в режиме ожидания, дожидаясь нового дня или окончания нынешнего. Вот и мне приходилось ждать, осунувшись и уткнувшись глазами в пустую тарелку.

Лакеи разносили еду, разливали кофе и минеральную воду по кружкам и высоким сверкающим бокалам. Люди за столом пользовались дорогими приборами, вели себя аккуратно и сдержано, как и подобает этикету.

Скорее всего, здесь присутствовали представители самых высших слоев общества, такие богачи и управленцы крупными корпорациями, которые в качестве развлечений предпочитают проводить выходные дни в загородном поместье, купаясь в роскоши и услужливости. Они наверняка коллекционируют разного рода антиквариат, дорогие автомобили и прочие драгоценности. Именно таким казалось мне их существование.

Через некоторое время дело дошло до главного блюда. Два лакея аккуратным движением подняли крышку и по залу разнесся сладковатый аромат запечённого мяса. Вот только на месте теленка или же упитанного борова оказалось человеческое тело, во всяком случае угощение выглядело именно так. Гости впились в него жадным взглядом, их лица искажала неподдельная страсть и желание поскорее приступить к употреблению его в пищу. Я сидел вытаращив глаза. Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего подобного. Несколько минут я пытался сдержать рвотные позывы, а также нарастающее внутри меня волнение.

– Друзья! – вновь воскликнул глава стола. – Сегодня мы вкусим плоть этой великолепной девушки. Ее угасшая энергия подарит нам силы для новых свершений. Ее одержимость жизнью и неуемное желание придать своему существованию хоть какой-то смысл навсегда останутся в нашей памяти. За очередного ненужного человека!

Он вновь поднял бокал и осушил его до дна. Все гости последовали его примеру.

Затем лакеи стали отрезать от тела бедной запечённой девушки куски и раскладывать по тарелкам. Кому-то достался кусок руки, кому-то ноги. Они, подобно свиньям, перед которыми вывалили кучу помоев, принялись жадно разделываться с этим ужасным угощением. Я не мог больше выдержать ни минуты, хотелось вырваться на волю, хотелось просто спастись от моей очевидной кончины. Захотелось жить, как еще никогда до этого.

Что происходило со мной дальше, описать трудно. Возможно, духота и бесконечная череда отвратительных жующих человечину морд меня доконала, и я свалился в обморок.

Очнулся в маленькой спальне, лежа на кровати. Вокруг ни души. Часы на стене пробили полдень. Поднявшись и осмотревшись, я с досадой осознал свое безвыходное положение. Вспомнил гнусный пир, вспомнил выпотрошенное и изгрызенное тело несчастной девушки, представил себя на ее месте и пожалел в буквальном смысле обо всем, что происходило со мной за последние дни.

Глава 4.

Спустя некоторое время в комнату вошел лакей. Он внимательно осмотрел меня с ног до головы, после чего вручил мне комплект вещей черного цвета и попросил переодеться.

Вещи оказались впору. Рубашка и брюки. Я старался не думать о чем-то плохом, молча подчинялся всем указаниям и поспешно сменил облачение. Мою одежду мужчина аккуратно сложил в заранее подготовленную холщовую сумку и забрал с собой. Скорее всего, ее я больше не увижу. После этого он тихим голосом пригласил меня проследовать за ним.

Мы шли по коридору, потом поднимались по лестнице на второй этаж и в конце концов оказались в просторном зале, вдоль стен которого располагались стеллажи с книгами и гипсовыми бюстами разных людей. Помимо этого, в помещении находились еще несколько кресел, в которых сидели люди. Взгляды их сконцентрировались на моей скромной персоне, а на губах играла еле заметная ухмылка. Скорее всего, они были из той свиты, завтракавшей человечиной, во всяком случае, мне так показалось. Худощавый мужчина с гладковыбритым лицом поблагодарил лакея за помощь и отпустил. Я остался стоять посреди зала, как экспонат, который рассматривали со всех сторон алчные покупатели.

– Мы рады приветствовать вас, мистер Коул, – сказал хозяин дома. – Меня зовут Эдгар Вуд-Хилл, а эти достойные господа – мои гости.

Он слабым жестом руки указал на сидящих в разных частях зала людей.

– Я так понимаю, вы прибыли сюда по решению Трудовой Комиссии.

– Верно, – ответил я.

– Прекрасно. Боюсь, общение наше будет недолгим. Завтра на рассвете запланирована ваша казнь. Мы подготовили ее в соответствии с требованиями Комиссии. Нам известно, что вы человек вольнодумный, пренебрегающий законами и почитаниями всеми любимой Системы. Со своей стороны, хочу выразить соболезнования вашей участи, это настоящая трагедия, оказаться ненужным обществу человеком.