Надия. Жажда моя и боль

А ограда высокая. Но мне не привыкать к подобным приключениям. Прыгаю на землю, падаю, затем встаю. Вроде, ничего себе не отбила. Значит, можно дальше бежать.

Глава 8

В театре много работы. Помещение старое и нуждается в ремонте. Я каждый день провожу в его стенах. Каждый день на шаг приближаюсь к своей мечте. Таборные иногда смеются надо мной: «Ты, Надия, цыганка не настоящая. Не степная. Не кочевая. Иначе как объяснить твою страсть к закрытым дверям?»

А я молчу в ответ, когда настроение хорошее. Но своё в уме держу. Не стены человека держат, а тот дух, что в них обитает.

Я всегда любила сцену. Всегда хотела быть артисткой. Настоящей артисткой, драматической. И поэтому наш театр – сокровище, которое нужно холить и лелеять.

Если, конечно, генерал не вздумает его у нас отобрать в уплату долга чести.

Кстати, о генерале. Этот самый Вилор Давыдович решил снова пустить пыль в глаза простой цыганке и всему табору. И на этот раз его конвоиры притащили кучу коробок с подарками. Вот уж где было разгуляться!

Там и платья, и шляпки, и украшения (не золотые явно. На золото он поскупился). И всякая утварь ремесленная, и посуда, и другой хлам (прости, Господи), который в подвалах хранится. Мы без этого вполне себе проживем. Но генерал-то этого не знает.

Девушки, впрочем, от радости поначалу визжали. Кинулись примерять платья (а их было столько, что я подумала: генерал решил все салоны скупить на побережье). Денег у него, конечно, не меряно. Наворовал за свои пятьдесят столько, что хватит всё Черноморье к рукам прибрать. Хорошо так живут высшие чины! Но мне от него ничего не надо. Платья я сама могу пошить. Украшения Баро дарит. Особенно по большим праздникам. Так зачем мне сурковские подачки?

Но этот шут гороховый не понимает ничего. Он думает так: а что если я смогу её купить? На подарки девушки падки.

Нет, генерал, не туда ты метишь. Волосы растерял, а ума не приобрел. Настоящая любовь за деньги не покупается.

Вслед за подарками пришёл и он сам. Следов былого пьянства на лице не осталось. Успел привести себя в порядок. О том, что я ему снотворное подмешала, ни слова не сказал. Даже не знаю, правда ли он не сумел меня раскусить или притворился, чёрт. По его глазам-щелочкам ничего не видно. Врать, наверное, привык с малых лет. В общем, голову наклонил, руку мне поцеловал и с улыбкой сказал:

– Подарки эти все тебе, Наденька. Как хочешь, распоряжайся. Можешь подругам всё раздать. У меня для тебя ещё много чего приготовлено.

– Выходит, ты ко мне с серьёзными намерениями, ваше благородие?

– Вилор, – напомнил он. – С самыми что ни на есть серьёзными. И сегодня хочу воплотить их в жизнь.

Я непонимающе на него взглянула. Когда надо, могу дурочкой прикинуться. Пусть думает, что я ничего не соображаю.

– Сегодня, Наденька, ты опять ко мне придёшь.

– Снова душу услаждать?

– Не только. Говорить с тобой буду. О деле. О театре вашем. О будущем табора, – сказал так, словно мы все только сидим тут и ждём его решения, от которого вся жизнь зависит.

– Разве мы вчера не договорились?

Интересно, что он помнит до того, как уснул за столом, едва ли не упав лицом в тарелку?

– Нет, Надия, не договорились.

А взгляд у него такой пристальный, что озноб пробирает. И холодом веет каким-то могильным. Не нравится он мне. И, что бы ни делал, не могу я к нему проникнуться. Генерал – злой человек, дурной, я это чувствую на расстоянии. Может, сейчас он хочет казаться радушным, добрым, всё понимающим. Но та самая гнильца, что сидит в его нутре, нет-нет да просится наружу. И он, хотя прекрасно умеет себя контролировать, сдержать всех своих порывов не может. Мне надо держаться от него подальше, это ясно (к гадалке не ходи). А он вцепился как клещ и потихоньку кровь мою сосет. То ли ещё будет…

Упираю руки в бока. Поднимаю вверх подбородок. Глазами сверкаю (о-о, это я умею делать). Пусть видит, что я не боюсь его. Расправляю плечи, подбираюсь, чтобы казаться ещё выше ростом. Генерал тоже не маленький. Да и выправка у него отменная. Кто служил, те навсегда приобретают этакую стать. К тому же он не простым солдатом был. Отличился, видимо, за годы службы, раз его вверх по карьерной лестнице двигали. Ну, может, в своём деле он и хорош. Не бывает такого, чтоб человек везде и всюду плохим был. А только мне до военных дела нет. Я к ним с равнодушием. Мне – чтоб человек с душою был. А остальное неважно.

– Ты вчера мне обещал цыган не трогать и табор не разорять, – напомнила генералу. – Слово своё сдержишь?

– Сдержу, – не мигая, ответствовал он. Как на параде, ни дать ни взять. – Но и ты кое-что пообещай мне.

– Чего хочешь?

– Во-первых, называй меня по имени. Я не намного старше тебя, чтобы отчеством поминать.

Как тут удержаться от насмешки?

– Чем тебе твоё отчество не угодило? Или отец не любил?

– Такой любви, какую ко мне отец питал, никому не пожелаешь, – генерал скривил лицо. – Порол каждый день. Шаг влево, шаг вправо карался ремнём. И матери запретил мне потворствовать.

– Суровый, – тут даже я смягчилась. – За что он тебя так?

– Хотел мужика вырастить.

– Перестарался, похоже.

В глазах-щелочках генерала блеснула искра.

– А это тебе ещё предстоит узнать, Надия. Каков я в истинных мужских проявлениях.

О-о-о… Только этого мне не хватало.

– Даже не думай, что можешь из меня содержанку сделать. Подарки хороши, но если для тебя они как плата за удовольствие – можешь забирать обратно. Надия не продаётся. И вообще с чего ты взял, что можешь моё внимание купить?

– Жизненный опыт подсказывает, что рано или поздно за деньги можно всё желаемое получить. И человека рабом сделать.

– Страшные слова ты говоришь, генерал.

– Вилор. Опять забыла? – сдвинул брови. – Или тебе нравится меня дразнить?

– Угадал, – чего скрывать? – Нравится.

– Ох и злая же ты, Надия! Будь ты в моих руках, я б из тебя живо спесь выбил. Как мой отец – ремнём вдоль спины!

– Так я ж не в твоих руках, ваше благородие, – и в доказательство я обернулась вокруг себя несколько раз, затанцевала, а потом запела:

Не пойду я замуж за генерала

Я за благородного не пойду.

Буду я свободной птицей вольной

В чисто поле я убегу.

– Красиво ты поёшь, Надия. И танцуешь красиво. Видно, сам Господь Бог создал тебя, чтобы глаза мои услаждать.

– Так тебе ж глаз одних мало, – продолжала я танцевать. – Ты коснуться хочешь.

– Ещё как хочу. Сегодня! – воскликнул он. – Приди ко мне на закате.

– Нет. Сегодня в таборе костры будем жечь и песни петь.

– Я для тебя могу костры разжечь и музыкантов самых лучших позвать! – генерал снова разошёлся. Как легко в нём пожар устроить!

– Твои музыканты скучны. Всё не то играют. А огнём ты свою резиденцию только спалишь. Не жалко?

– Для тебя, Наденька, ничего не жалко. Приходи – увидишь.

– Не приду. Я тебе не верю.

Генерал руками взмахнул, точно птица крыльями. Коршун, видимо.

– Чем хочешь – докажу!

И танец мой резко обрывается. Я останавливаюсь напротив генерала, заглядываю ему в глаза, да так, чтоб он взгляд не смог отвести.

– Покажи мне того, кто у тебя в дальней комнате живёт.

– Покажу.

– И дай мне с ним поговорить, – взглядом по-прежнему удерживаю генерала.

– Хорошо, – нехотя, но всё же соглашается.

– Сегодня на закате, – повторяю я. – Ты обещал мне. И помни своё слово, генерал. Вилор, – добавляю, как просил.

Он расплывается в улыбке.

Глава 9

– Дался тебе этот человек, Надия, – ворчала Мирела, собирая мне с собой травы сонные на случай, если генерал снова приставать начнёт. – Сама на себя беду накличешь. Генерал твой худой человек.

– Знаю. Я бы его давно отшила, да не могу. Что-то гложет меня, Мирела, – я схватила старую цыганку за руки. – Помоги мне, прошу. Подскажи, что это. Я сама никак не разберусь.

– Бешенство это, – нахмурившись, ответила она. – Душе твоей, Надия, нет покоя с рождения. Она и рвётся, сама не зная куда. Может, тебе сам генерал приглянулся?

– Нет, что ты. Он противен хуже некуда.

– А зачем ты опять к нему идёшь? Зачем от него дары принимаешь? Мужчина вправе потребовать от тебя платы за внимание.

– Ничего я ему не дам. Сегодня схожу в последний раз, загляну в эту комнату, увижу того, кто в ней сидит, и…

Дальше я сама не знала, что будет. А только сильное желание встретиться лицом к лицу с этой тайной меня будоражило и не давало покоя.

– Смотри, Надия, будь осторожна, – предупредила Мирела. – Чует моё сердце: генерал попытается поймать тебя в силок. И если ты потеряешь бдительность, ему это удастся.

– Будь спокойна, Мирела. Я генералу не дамся, – и, поцеловав её в щёку, я выбежала из шатра, столкнувшись нос к носу с Иоской. – А ты что здесь делаешь? Подслушиваешь?

Бедный парень смутился. Молодой он ещё, совсем свежий. Глаза красивые, чёрные, руки крепкие. Многим девушкам он нравится. Да только Иоске нужна одна Надия. Та, которая его никогда не полюбит.

– Я слышал, будто ты опять к генералу собралась, – и на меня осуждающе взглянул. – Зачем тебе это, Надия? В таборе скоро слухи пойдут, что ты гаджо продалась.

– А обо мне слухи давно идут, – усмехнулась я. – И генерал не первый гаджо, с которым я… Ты и сам всё знаешь. Так зачем мне оправдываться?

Но Иоска не сдаётся.

– Нехорошо это, Надия. Ты – наша, таборная. Ты законы общие чтить должна. Баро уважать.

– Знаешь что, Иоска? Законы только Божьи есть на земле. А всё, что людьми придумано, то не имеет силы. Бог есть любовь.

– Стало быть, ты генерала этого любишь? – Иоска поморщился. – Он же вдвое старше тебя.

– Не люблю. У меня к нему другой интерес.

– Деньги? – Иоска опешил. – Неужели ты на его богатство и роскошь повелась?

– Ох, и дурак же ты, Иоска! – махнув рукой, я ушла в сторону. Не хочу с ним больше разговаривать. Если такого о Надии мнения, то пусть не приближается. Ревность ему разум ослепила. Чтоб я да за деньги генералу продалась!

А сердце щемит тоска. И такая беспросветная, что деться от неё некуда. Все меня предостерегают. А никто не сказал: «Мы защитим тебя, Наденька. Ничего не бойся». Даже Баро, который отцом назвался. Сам первый меня упрекал, что с генералом неласкова была. А теперь выходит, что я кругом виновата.

Эх, матушка, матушка… Опять твоя судьба меня в оборот взяла. Или это душа моя рвётся в ей одной ведомом направлении?

Сегодня после заката всё разрешится. И тайна, которую скрывает генерал, мне откроется. Я не уйду, клянусь, покуда не узнаю, кто у него в доме прячется. И почему так пристально на меня смотрит. Это не чужой мне человек. Это знакомый из прошлого.

* * *

– Если ты снова начнёшь говорить о своей страсти… – но генерал предвосхитил меня, подняв вверх руку.

– Не начну. Мы же договорились: о деле.

Верится мне и не верится. Глядя на него, понимаю: в каждом слове таится скрытая угроза. Он что-то замышляет. Недаром все таборные предупреждали. Да я и сама знала. Но не могла отказать себе в удовольствии.

– Ты кое-что мне обещал.

– И ты тоже, – генерал не остался в долгу.

– Вилор, – назвала его по имени. – Видишь – я делаю всё, как ты просил. Пришла к тебе после заката, про благородные чины ни слова не сказала. Теперь твой черед.

На этот раз мы расположились на веранде. Уютный тихий вечер, в жаровне горят дрова, полыхает огонь. Лицо генерала в отблесках пламени становится багровым. Он одет в белую рубашку. Его волосы приглажены назад. Орлиный нос и точеный профиль придают ему строгости. По-прежнему отталкивают его глаза. Холодные, хоть он и говорит о страсти. Меня они не будоражат, не тревожат ум, не заставляют сердце пылать. И дело не в том, что он намного старше. В нём нет и никогда не будет того, что мне нужно – искры Божьей.

Может быть, странно слышать это от цыганки, которую судьба с самого рождения вывернула наизнанку. И не мне судить другого человека, который за свою жизнь, быть может, не совершил столько грехов, сколько совершила я. Но, чувствуя нутро генерала, я вновь и вновь понимаю: он меня отталкивает. И чем ближе хочет быть, тем сильнее я отдаляюсь.

– Отведи меня в ту комнату, – прошу я.

– Зачем тебе это? Нравятся чужие тайны?

– Не в тайнах дело, – ему ни за что не понять, что мною движет.

– Именно в тайнах, – твердит своё генерал. – Ты же актриса. Тебе нравится играть. Только зайдя в ту комнату, ты не увидишь ничего особенного. Напротив, тебя это может разочаровать.

– Нет, – забубенно повторяю я. – Ты нарочно так говоришь, чтобы меня отвадить. Да только я от своего не отступлю.

– В этом мы с тобой похожи, – довольно кивает генерал. – Что ж, раз тебе так хочется…

Он кликнул домработницу:

– Марфа!

– Я здесь, ваше благородие, – на веранду вышла та самая невзлюбившая меня низкая полная женщина.

– Приведи его сюда. Да поживее!

– А если не согласится?

– Скажи: генерал настоял. Не посмеет ослушаться.

– Как прикажете, – и Марфа скрылась за дверью.

Что-то необъяснимое, щемящее болью прокралось в сердце. Я начала ловить ртом воздух. Мне вдруг стало его не хватать. Откуда-то взялась тревога и невозможность усидеть на месте. Я встала и сделала несколько шагов. Ноги не слушались и сами собой начали танцевать. Вся в тумане, словно в бреду, я дрожала. И чувствовала, что ещё немного – и моё сердце выпрыгнет из груди.

Что же это такое со мной? Точно с самой судьбой я должна встретиться.

Генерал наблюдал за мной, не отрываясь. И пропустил момент, когда на веранде появился третий. Почти бесшумно он оказался рядом с ним. И только по выражению моего лица генерал понял, что этот момент настал.

Впервые в жизни оступившись во время танца, я ощутила, что теряю равновесие и падаю, падаю… Лечу в пропасть. И это падение бесконечно долгое. Я пытаюсь кричать и не могу. В горле встал ком. Мне не продохнуть.

Последнее, что я запомнила перед тем, как потерять сознание, был его взгляд. Небесно-синих, до боли знакомых любимых глаз.

Глава 10

Туман…

Туман застилает всё вокруг. И земля ходуном ходит, и с небом она сровнялась. Как будто мир перемешался и стал беспорядочным. Ничего не вижу, не слышу, не чувствую. Может, я умерла? В голове такой дурман. Не иначе в вино сонное зелье мне подмешали. Как же я теперь в себя приду? Ох, как меня крутит!.. Опустошена вся – ничего не осталось. Словно сердце из груди вырвали и с раной зияющей бросили. Оставили только боль и воспоминания. Где ты, милый Сашенька? Почему ты не придешь ко мне? Я так тебя ждала!.. Я верила, что ты живой. И глаза… те глаза… твои глаза! Я видела их. Невозможно перепутать ни с чем. Это был ты. Ты!

В горле ком. Хочу прокричать твоё имя, но выходит один хрип.

Сашенька…

– Кто здесь? – вскрикиваю и разом просыпаюсь.

– Успокойся. Это я, Вилор, – шепчет знакомый голос.

– Как ты оказался в моём шатре?

– Не я, а ты, Наденька, в моей спальне оказалась. Своими руками я тебя сюда принёс и на постель положил.

Бред какой-то… Я снова проваливаюсь в сон ли, полудрему ли. Голову откидываю на подушки. Уж больно они мягкие. Не мои, нет, таких отродясь не было. Генеральские…

– Что со мной? – снова спрашиваю. – Я умерла?

– Ну, что ты, моя дорогая. Живее всех живых. Красивая… желанная.

По телу пробежал озноб. Это его руки шарят так нагло. Забираются под одежду, платки развязывают. У меня нет сил сопротивляться. Я вся в огне, в бреду.

– Горишь вся. Тебя надо раздеть, – приторно шепчет он.

– Уйди. Ничего не нужно.

– Нет, Надия. Я тебя теперь не оставлю. Сама ко мне пришла. И на руки мои упала. Как бы не я…

Лучше б ты меня бросил там помирать, чем вот так живой в твоих объятиях оказаться.

– Уйди, – слабым голосом прошу его.

Генерал ничего не хочет слышать. Губами припадает к шее, срывает бусы. Чёрт с ними! Пустые безделушки. Крестик только пусть не трогает. Я без него совсем человеком быть перестану.

– Верующая? – нашёл крестик на моей груди.

– Да.

– Ну, так считай: нас сам Господь Бог сегодня повенчал. Ты не вернешься в табор. У меня останешься. А я тебя всю ночь буду целовать и, что хочешь, для тебя сделаю.

– Где он?

– Кто? Кого тебе ещё надо?

– Тот мальчик… с синими глазами.

Мой Сашко.

– Почудилось тебе. Померещилось. Вино в голову ударило.

Ах, всё-таки, вино. Значит, оно виновато.

– Что ты мне подмешал туда? Яд?

Генерал выпрямился, надо мной навис.

–– С ума сошла, что ли? Зачем мне тебя травить? Ты живой нужна, – и снова губами к шее припал. Кровосос настоящий. Хочет меня до дна высосать. – Сладкая ты, Надия. И вкус твой медовый. Хочу тебя всю испробовать.

– Я тебя не хочу.

Как будто его это остановит.

– Это ты сейчас так говоришь. А когда узнаешь, каков я – сразу захочешь ещё.

– Высокого ты о себе мнения, генерал, – пытаюсь собраться с силами, чтоб оттолкнуть его. Но проклятый сильнее гораздо. Всем телом навалился, словно гранитная глыба. Хочет камнем могильным для меня стать. Убить вконец.

– Вилор я. Забыла, как меня называла?

Хочу забыть. Стереть из памяти каждый миг возле него проведённый. Какой же он тошнотворный этот генерал!.. Никто ещё никогда меня так не добивался, как он. Только никакой чести в том нет. Он мне противен будет до самой смерти. И все поцелуи его словно дёготь по телу моему размазывают. И жгут меня, и рубцы выжигают. Генерал хочет отпечатать на мне знаки своей принадлежности. Пусть все узнают, что Надия теперь ему принадлежит.

Только просчитался ты, старый чёрт.

Можешь взять в распоряжение тело. Оно всё равно уже порченое. Но сердца моего ты не коснёшься. Как бы ни скреб своими когтями по груди, какие бы шрамы там ни оставил – тебе оно принадлежать не будет.

– Околдовала!.. – в исступлении надрывно стонет он. – Ведьма…

Ведьма, ведьма. Ты ещё проклинать себя самого будешь за то, что со мной связался. Вилор.

* * *

– В табор тебе хода нет. С прошлой ночи, как ты назад не вернулась, все только и судачат об одном: цыганка Надия генералу Суркову продалась.

Такие новости принёс мне мой ненавистный любовник с самого утра. Встал в дверях в новом выглаженном костюме с довольной улыбкой. Я как была прикрытая простыней, так и осталась. Даже головы в его сторону не повернула.

– Мне всё равно.

– А как же репутация одинокой женщины?

– Вот именно. Замуж меня всё равно никто не возьмёт. Так что бояться нечего.

– Смелая ты, Надия. Отчаянная. Я первый раз такую вижу.

– За ночь не нагляделся?

Если он думает, что сломил меня своим напором, то сильно ошибается. Ничего между нами не изменилось.

– Я распорядился, чтобы вещи твои сюда перевезли. И Баро передали, что отныне ты будешь жить у меня.

– В каком качестве – сказал?

Хотя Баро и сам обо всём догадается. Дело к тому и шло – либо я соглашусь, либо табору конец. А что генерал меня против воли моей взял, об этом кроме нас двоих никто не знает.

Я была слаба, очень слаба. Генерал всё правильно рассчитал. Недаром столько лет стратегию боя изучал. Сначала бдительность мою усыпил разговорами. Потом снотворное в вино подмешал. Догадался, собака, что я вчера то же самое с ним провернула. Хитрый он. Я недооценила. Отомстить решил таким образом. Взять реванш. Что ж, поздравляю.

Только это не всё.

У меня ещё к нему пара вопросов будет.

– Где Саша?

Генерал резко поменялся в лице.

– Откуда ты его имя знаешь?

Значит, угадала… Сердце не обмануло. Точно он!

– Вчера на веранде… я его видела. Глаза знакомые. Что он делает у тебя?

– Живёт, – просто ответил генерал. – И ты со мной жить будешь.

– Значит, я снова встречу его? – в груди забилось сильнее от предчувствия радости.

– Встретишь, – нехотя произнёс генерал. – Если, конечно, он сам захочет. Характер такой… сложный очень. Людям не привык показываться.

О ком ты говоришь, генерал? Мой Сашко совсем другим был – разговорчивым и смелым. Душою компании.

– Может, ты перепутал? – с надеждой в голосе спросила я.

– Как можно? – усмехнулся он. – Своего родного сына я ни с кем не перепутаю.

– Сына?!

Не может этого быть.

– Ты обманываешь меня? – вскинулась я. – Нарочно так говоришь? Я своими глазами видела – это Саша был!

– Так и есть, – подтвердил генерал. – Александром я его назвал. Восемнадцать лет назад. Сын мой. Первый и единственный. В законном браке рождённый. От умершей жены.

И небо вмиг померкло. Налетели тучи. Ветер поднялся с земли, захлопнул ставни. Задребезжали стекла. Пошёл крупный град.

Это не тот Сашко. Не тот.

Мой восемь лет как в земле похоронен. И сейчас ему было бы тридцать лет.

Глава 11

В спальне у генерала и ванная комната и уборная. Всё идеально чисто. Не его руками прибрано. Кровать широкая, двуспальная. И балкон с выходом в сад. А оттуда по выложенной гравием дорожке прямо к набережной спуск. Можно каждое утро купаться в море. Или просто дышать его запахом, смотреть за игрой волн, слушать крики чаек. Счастливые люди – те, кто живут в этих краях.

– Почему твой сын от людей прячется? Ему так мало лет. Жизнь не успела побить.

Сказала и сама себе не поверила. Вспомнила свои восемнадцать. Первая любовь, горькая разлука. Всё можно пережить, если знать, что твой избранный по земле ходит. Тогда и надежда живёт.

Я всё думала: почему меня мать назвала Надией? Теперь понимаю. Ей надежда только и помогала жить и с ума не сходить. Хотели замуж выдать без спроса. Да кто тогда спрашивал? Берут – иди. Даром, что свой, таборный. Но она его так и не полюбила. И сердце своё спустя время другому отдала. За что и виноватой сделалась.

Может, в этом и есть вся правда? Может, не нужно желать себе больше, чем судьба даёт? Она ведь не такая уж злодейка. Знает, кому что надо.

Или наоборот – судьба испытывает людей на прочность? Сначала даёт, потом отбирает. Приманивает и отталкивает. Меня вот глаза синие приманили, я на их свет пришла. А оказалось – не то. Или я чего-то не понимаю, и всё моё самое главное будет впереди?

Генерал завязал галстук, оправил рубашку. Ему даже в своей резиденции надо хорошо выглядеть. Чтоб перед людьми свой чин держать. Домработница Марфа (ох и вредная баба!) скупым голосом объявила, что «вещи этой… девушки уже привезли, как ваше благородие просили».

Невзлюбила она меня крепко. Знать бы, за что. Может, ей цыгане когда-то дорогу перешли, вот она на мне теперь зло срывает. А может, есть другая причина. Но с этой женщиной надо держаться осторожно. Выбор генерала она не одобряет. И явно будет стараться мне всячески насолить.