Homo Sapiens. Обезьяна, которая отказалась взрослеть. Занимательная наука об эволюции и невероятно длинном детстве

Нам, людям, для размножения (пока что) нужно пройти процесс немного менее сложный, чем создание клонированной овечки Долли. Мы незатейливо размножаемся половым способом, который прекрасно вписывается в более широкий диапазон обычного репродуктивного поведения приматов. Правда, этот диапазон действительно очень и очень широк[24]. Когда мы говорим о человеческой эволюции, важно помнить, что наши представления о норме определяются культурой, а не биологией. Секс – понятие социальное, а размножение, как правило, требует секса. Поэтому рассмотрим варианты, которые предлагает наше общество, – законы, диктующие, как нам надо размножаться.

У тех из нас, кто по большей части сталкивался с одним определенным нарративом человеческой жизни, есть склонность твердо верить в то, что основа размножения людей – это половой процесс двух особей, принадлежащих к двум разным биологическим полам, абсолютно дихотомическим. Это нарратив, с которым люди сталкиваются в разное время и в разных местах: это и истории многотысячелетней давности, в которых говорится о садах, яблоках и змеях, и современные декларации из налоговой, где нужно поставить галочку, если вы подпадаете под конкретное юридическое определение отношений в паре. Термин «нуклеарная семья», под которым понимается идеальная репродуктивная единица для нашего биологического вида, существует всего лет сто и до недавнего времени означал группу, изобретенную примерно в период промышленной революции.

Многие социальные историки утверждали, что до возникновения современной экономики человечество по большей части жило в группах, состоящих из нескольких поколений людей, связанных между собой разными типами отношений: это, скажем, группы братьев и сестер с их супругами или популярный и сегодня сценарий жизни с бабушкой-пенсионеркой. Однако сегодня мы знаем, что долгая история нашего вида знает примеры и других конфигураций, а поэтому возникает вопрос: можно ли считать современную норму именно тем, ради чего мы столько эволюционировали? Для чего мы рождены: для роли матерого альфа-самца (и/или бессловесных самок в его гареме) или все же эволюция подталкивает нас к созданию пар? Стала ли нуклеарная семья финальной точкой эволюции для всего человечества или же для выживания в этом мире нам нужно образовывать более многочисленные родственные группы? В чем заключается более серьезное воздействие социума на деторождение и природу детства?

Как же нам подступиться к трактовке человеческих репродуктивных стратегий (если, предположим, мы сумеем их выявить) в свете эволюции доступных брачных стратегий, которых в животном мире так много?

Первым делом нам следует изучить биологическую сторону. Биология человеческого размножения по определению асимметрична, кособока. Половое размножение нашего вида требует от самок серьезных вложений, отнимает у них много времени и сил. Что же касается самцов… Ну как вам сказать. Такая разница в затратах и определяет, какие репродуктивные стратегии приводят к большему или меньшему успеху того или иного из родителей. Самки способны родить за свою жизнь лишь ограниченное количество детей – это определяется продолжительностью детородного периода, деленной на продолжительность беременности и кормления, а также, разумеется, всевозможными другими факторами, которые вступают в игру и позволяют женщине сохранять здоровье в той мере, чтобы зачать и выносить ребенка.

Даже при каком-нибудь чудовищном сценарии с созданием детоферм, который привел бы в ужас даже такого мрачного провидца, как Маргарет Этвуд, человеческий организм биологически способен родить максимум одного ребенка в год в течение, скажем, тридцати лет фертильности. Если в реальности такое количество недостижимо, это объясняется (будем надеяться) тем, что женщина отчасти контролирует процесс, а также (к сожалению) тем, что такие темпы деторождения, скорее всего, просто смертельны. Однако самцы нашего вида способны породить практически бесконечное количество потомства, если представится случай. То, что мы с вами не живем в мире «Рассказа служанки»[25], вызвано закономерностями поведения, благодаря которым мы понимаем, что это не самый идеальный способ создавать выводки новых людей.

Но что привело нас к нашему нынешнему положению? Подсказки – в извечной конкуренции наших неравноправных гамет, в том, кто, когда и сколько инвестирует.

Самая большая инвестиция в том и состоит, чтобы стать большими. Оказывается, размер имеет значение, по крайней мере иногда. Половой диморфизм – разница в форме и размере между самцами и самками одного вида – сильнее всего выражен у тех приматов, чьи самцы сильно конкурируют с другими самцами за обладание прекрасной дамой. Эта особенность – крупный размер самцов – так свойственная млекопитающим, противоречит картине, которую мы наблюдаем у большей части представителей остального царства животных, где самки обычно крупнее самцов. Считается, что у млекопитающих это результат полового отбора, вызванный конкуренцией самцов. Мне всегда было непонятно, почему только самцы млекопитающих должны конкурировать за самок и становиться крупнее, если конкуренция – стратегия, принятая по всему царству животных.

Но, может быть, дело не в том, что самцы млекопитающих становятся крупнее, а в том, скажем, что самки становятся меньше, поскольку им нужно жертвовать собственными энергетическими запасами в интересах следующего поколения. Однако большинство доминирующих теорий делает упор на то, что самцы млекопитающих больше самок именно из-за полового отбора в форме конкурентных брачных стратегий у самцов. Вероятно, проблема в том, что именно мы измеряем: несомненно, гораздо легче найти бабуинов, которые орут друг на друга в саванне, чем количественно оценить, сколько сил уходит на достаточно утомительную работу по вынашиванию и вскармливанию маленького бабуина[26]. Но ведь из этого не следует, что одно влияет на приспособленность к размножению, а другое – нет.

Однако остановимся ненадолго на этих распоясавшихся бабуинах, а точнее, на их огромных клыках[27]. Клыки самца-бабуина, часто обнажаемые, чтобы отпугнуть соперников, могут быть в четыреста раз крупнее клыков самки, поскольку ей, как правило, не приходится никого отпугивать, ее задача – есть траву и время от времени мелких насекомых. У людей эта разница в размере клыков составляет лишь около семи процентов, да и она сглаживается, если взять достаточно большую выборку[28]. Мы как вид не отличаемся таким уж сильным диморфизмом в частях тела, что бы ни навязывала вам индустрия красоты. Но некоторые приматы отличаются, и им приходится за это платить. «Вооруженные самцы» вроде бабуинов могут клыками покалечить друг друга в драке, как и павианы, макаки, гориллы и другие виды, у которых мальчики крупнее девочек. Вдобавок к дополнительной энергии, которая требуется, чтобы отрастить большие зубы, ярко-красный нос или просто стать крупным, эти самцы должны где-то брать энергию и на пресловутую конкуренцию самцов.

Есть данные, что брачный сезон для некоторых самцов приматов – самый настоящий физиологический стресс. К тому же шансы выжить в случае нападения леопарда вряд ли повышаются, если ты не сводишь глаз с девчонок. Самец какого-нибудь вида обезьян, живущих на деревьях, может так вымотаться из-за спаривания, попыток спаривания и необходимости охранять подругу от посягательств, что ему всерьез грозит опасность внезапно перестать встречаться в природе.

Физические инвестиции в размножение, естественно, не ограничиваются зубами. Неудивительно, что требованиям адаптации подвержены и детородные органы как таковые – настолько, что у приматов, придерживающихся разных брачных стратегий, наблюдаются и совершенно разные закономерности в размерах гениталий. Например, у шимпанзе огромные яички относительно размера тела – в среднем по сто восемнадцать граммов при среднем весе шимпанзе сорок четыре килограмма, то есть 0,2 процента от веса тела. Утверждают, что причина в том, что самцу шимпанзе нужно выработать много спермы, чтобы у его генетического материала были шансы в борьбе, поскольку самки шимпанзе обычно спариваются с большим количеством самцов и в их организм попадает довольно много конкурирующего семени. Для шимпанзе тратить энергию роста на развитие большого количество ткани, вырабатывающей сперму, – разумная стратегия, как и для бабуинов, макак и других приматов, где с каждой самкой могут спариваться несколько самцов. Чемпионы среди приматов в этой категории – карликовые лемуры: крошечные, с белку размером полуобезьяны обладают яичками объемом около пятнадцати кубических сантиметров (у человека такое соотношение дало бы яички размером с грейпфрут).

Такая брачная стратегия в условиях полностью симметричной конкуренции приводит к конкуренции спермы, а это значит, что у самцов должны быть большие яички, и все зависит от того, лучше или хуже выживают их сперматозоиды. У самок это может означать половую охоту (эструс) лишь в определенные периоды, что сужает окно для зачатия и повышает эволюционное давление на самцов. Кроме того, это иногда способствует формированию так называемой копулятивной пробки – это прием, позволяющий самцам физически удержать внутри самки определенную часть спермы, а дополнительные депозиты просто не пропустить.

А что можно сказать о брачных системах, в которых нет подобной симметрии? Если брачная система предполагает, что в стае лишь один самец, например, горилла в своем гареме, отношение размеров яичек к общим размерам тела гораздо меньше: 170-килограммовый матерый самец снабжен скромными яичками весом всего в тридцать граммов (0,002 процента общего веса тела). Уменьшению размеров яичек способствует, видимо, и моногамия. Возьмем, к примеру, гиббонов, обделенных нашей любовью: гиббоны – тоже человекообразные обезьяны, но недостаточно эффектные, чтобы тягаться с шимпанзе, орангутанами и гориллами, которыми мы так увлечены. Так вот, эти славные маленькие приматы, живущие в моногамных парах, снабжены яичками весом 5,5 грамма на каждые 5,5 килограмма массы гиббона – это 0,1 процента его веса. А люди? Тут мы не рекордсмены: яички весом каких-то сорок граммов при среднем весе шестьдесят пять кило, то есть 0,06 процента веса. Если поискать наше местоположение на кривой брачных стратегий приматов на основании одного только размера яичек, мы находимся где-то между системой «самец и гарем» и моногамией.

Размер яичек не единственный характерный показатель принадлежности к той или иной брачной системе. Гениталии животного вынуждены адаптироваться к задаче поставлять и получать репродуктивную амуницию в зависимости от среды, где происходит размножение. Влагалище и пенис[29] тоже реагируют на требования отбора: форма и размер обоих органов меняются, чтобы максимизировать возможность получить просто потомство (у мужчин) или потомство, стоящее затраченных усилий (у женщин). О пенисе мы знаем относительно больше – будем надеяться, потому, что его легче наблюдать, а не потому, что он стал объектом едва ли не патологического интереса определенного типа человекообразных приматов, которые то и дело проводят анатомические исследования обезьян. Однако стоит помнить, что самка найдет ответ на каждое эволюционное усовершенствование пениса, причем ответ будет таким, который удовлетворяет ее эволюционные интересы.

Пенис примата, «устройство для внутреннего ухаживания», не достигает затейливости, которую мы наблюдаем в царстве животных (например, он не закручен винтом, как у неожиданно эксцентричного самца кряквы)[30], однако есть различия по длине и форме, а также соответствующие брачные стратегии. У приматов чем сложнее пенис (пенильные шипы, изысканные головки, дополнительная длина, os baculum, она же приапова кость), тем большая конкуренция будет происходить внутри самки. Сложный пенис – попытка гарантировать, что до яйцеклетки доберется сперматозоид именно этого самца, а не множества других, которые уже успели с ней совокупиться. Это называется «скрытый выбор самки» – довольно неприятная и странная концептуализация (буквальная) родовых путей самки как черного ящика, в который попадает много сперматозоидов, но победителем выходит только один.

Утверждалось (и в академическом контексте, и нет), что у людей для их размеров достаточно большие пенисы по сравнению с остальными приматами. Как мы только что обсуждали, большой и сложный пенис – это признак, что конкуренция самцов была важным фактором в нашей эволюции. Однако, как бы ни хотелось людям считать иначе, в наших пенисах нет ничего особенного. Мы входим в топ-15 по длине и достигаем неплохих результатов по толщине, но в целом человеческий пенис, пожалуй, один из самых незатейливых среди пенисов нынешних приматов. У нас нет ни шипов, ни хитроумных головок, ни приаповой кости, ни внушительной длины – ничего такого, чем может похвастаться настоящий, преданный своему делу полигинный примат. Самцы нашего вида даже не так обильно вырабатывают семенную жидкость и сперматозоиды, как животные, которые рассчитывают, что их сперма выиграет в конкурентной борьбе. Человеческая сперма не настолько вязкая, чтобы мешать конкурентам, а у шимпанзе она такая клейкая, что вполне может преградить путь семенному материалу конкурента.

Не внушают особого уважения и наши показатели по частоте совокуплений: у нас копуляций в час меньше, чем у более конкурентных видов приматов, а количество сперматозоидов снижается быстрее (на восемьдесят пять процентов после двух-трех эякуляций), тогда как шимпанзе готов на следующий заход уже минут через пять. Даже продолжительность копуляции и та зависит от эволюционного давления. Мало того, что более продолжительная копуляция или половой акт, при котором партнеры скрепляются намертво, препятствует проникновению генетического материала конкурентов, как полагают ученые. Возможно, свою роль играет и фактор среды. Древесные виды тратят на процесс несколько больше времени, чем наземные, поскольку те могут стать легкой мишенью, если, гм, отвлекутся. Галаго предаются утехам целый час, а орангутаны могут продержаться около четырнадцати минут. А самцам человека в исследовании сексуального поведения Кинси[31] приписывается средний показатель всего в две минуты. Это небольшой бонус с точки зрения недавней эволюционной истории высококонкурентных брачных систем с участием множества самцов (или для продолжительной жизни на деревьях).

Роль самки в спаривании приматов – тема довольно унылая, что ни читай, хоть журнал Folia Primatologica[32], хоть светскую хронику. Во многом потому, как пишет антрополог Кэтрин Дреа в недавнем обзоре, что никто, начиная с Дарвина, не мог себе представить самку, контролирующую собственную сексуальную жизнь.

Наши представления о половом отборе с функционально-биологической точки зрения сложились благодаря наблюдениям за играми фруктовых мушек в сороковые годы прошлого века. Самцы фруктовых мушек имеют самые разные показатели репродуктивного успеха, а из этого следует, что любое повышение репродуктивного потенциала значительно увеличивает шансы передать генетический материал следующему поколению. Это породило убеждение, что инвестиции самца в то, чтобы произвести впечатление на дам, и есть самая наиважнейшая деятельность с точки зрения эволюции, а биолог с довольно спорной репутацией Роберт Триверс[33] возвел эту идею в ранг официальной нормы для приматов с точки зрения того, кому приходится больше всего трудиться, чтобы родить ребенка. Это формулируется как постоянный конфликт – дешевая сперма против дорогостоящих яйцеклеток с беременностью и всем остальным в придачу, – при котором самцы постоянно стремятся к спариванию, а самки пытаются быть разборчивыми.

Однако что годится фруктовой мушке, то не годится самке примата. Нам надо отойти от идеи, что единственный способ выбора партнера – это чемпионат по обезьяньим смешанным боевым искусствам на звание чемпиона в конкуренции. У приматов сложная общественная жизнь, и это проявляется в репродуктивных стратегиях самок, если, конечно, ученые потрудятся посмотреть в ту сторону.

Самки приматов занимаются сексом не только ради размножения: в частности, бонобо известны тем, что практикуют секс ради социализации. То, в какой степени секс служил социальным актом, а не жестким биологическим орудием эволюции, стало для первых исследователей настоящим потрясением, ведь сначала они предположили, что первый зарегистрированный случай гомосексуального поведения двух молодых самцов бонобо объясняется лишь тем, что их заперли в зоопарке[34]. Ученые были готовы увидеть только доминирующего самца и покорных самок или, вероятно, пару из самца и самки. Но бонобо с радостью предавались сексу всевозможными способами и при помощи всевозможных анатомических деталей, и это вынудило приматологов и весь остальной мир всерьез задуматься, что считать «естественным» в сексе. Секс у бонобо не всегда связан с размножением: при помощи секса они успокаиваются после драки, заводят и поддерживают дружеские связи, просто развеивают скуку. Иначе говоря, бонобо, как и многие другие приматы, занимаются «коммуникативным» сексом – социальным сексом, который скрепляет союзы, устанавливает иерархию и в целом исполняет самые разные функции, не имеющие отношения к зачатию детеныша.

Самки некоторых приматов, например наши женщины, сделали еще один шаг на пути «секса по другим причинам» и приобрели в ходе эволюции «скрытую овуляцию», при которой никто, включая саму самку, не знает, фертильна ли она в тот или иной момент. Это еще больше ослабило связь секса и размножения.

У многих видов самки громко и четко оповещают весь мир, что у них эструс, при помощи целого ряда звуковых и визуальных сигналов. Течка у кошки, например, происходит в течение ограниченного времени, поэтому кошка должна привлекать поклонников[35] в нужный момент, поскольку кошки и коты не взаимодействуют ни по каким другим причинам, кроме собственно спаривания. Для большинства видов приматов «нужный момент» совершенно очевиден по очень заметному припуханию или изменению цвета гениталий, а у остальных признаки не такие броские и даже неуловимые: например, слегка краснеет кожа на лице, меняется запах, появляются особые повадки. Пример очень броских визуальных сигналов фертильности, распространенных среди приматов, – ярко-красные зады некоторых обезьян, от макак до бабуинов и шимпанзе. Эти изменения вызываются гормональными циклами, которые определяют, когда происходит овуляция (окно фертильности), и цель большинства приматов, видимо, заключается в том, чтобы разрекламировать себя на пике фертильности и таким образом заполучить детеныша.

Самки человека во время овуляции меняются совсем неуловимо, и, чтобы это заметить, надо очень постараться – по сравнению со, скажем, самкой павиана анубиса, чьи распухшие гениталии могут составлять до четырнадцати процентов ее веса[36]. Почему мы решили скрывать, когда мы фертильны, вызывает жаркие споры в академических кругах.

Одни говорят, что держать овуляцию в тайне – это способ держать в такой же тайне отцовство и, вероятно, беречь потомство от детоубийственных порывов некоторых самцов, которым хочется зачистить территорию. Однако тут возникают некоторые сложности с самой концепцией детоубийства: надо учитывать, что приматы вряд ли представляют себе, что такое отцовство. Еще одна линия аргументации строится на том, что самки человека обзавелись скрытой овуляцией, чтобы казалось, будто они фертильны всегда: наши безволосые ягодицы с заметным слоем жира подражают сексуальным припухлостям других приматов, когда мы принимаем привычную позу для прямохождения[37]. Другие исследователи возражают, заявляя, что мы вообще перестали демонстрировать фертильность, когда встали прямо, поскольку в такой позе гениталии не видны. Добро пожаловать в мир эволюционной антропологии, где чему угодно найдется правдоподобное объяснение – и несколько неправдоподобных в придачу, – стоит только захотеть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Дэвид Аттенборо – британский натуралист, телеведущий, режиссер документальных сериалов о природе, рассказывающих о различных формах жизни на Земле и их взаимодействии. – Прим. ред.

2

Если вам нужно будет передохнуть от унылой науки, посмотрите «Green Porno» Росселлини. Это вполне пристойное зрелище, так что можете включать ее ролики даже на работе, если, конечно, рядом нет никого, кого легко вывести из душевного равновесия мрачными реалиями сексуальной жизни улиток.

3

Которому по злому капризу судьбы довелось вести у нас теоретический семинар в ту неделю, когда мы начали изучать постпроцессуальную археологию, и я обнаружила, что и в археологии есть место лингвистическому обскурантизму, а проще говоря, не все слова можно употреблять.

4

Кстати, вы молодчина – если, конечно, вас не вынуждают читать эту книгу силой, а тогда она становится наименьшей из ваших проблем.

5

Обычно мы вычисляем, сколько калорий тратит особь, которая откладывает яйца, но сюда можно включить и калории, потраченные на привлечение особи, которой предстоит отложить яйца, и на оплодотворение яиц.

6

Моник Боргерхофф Малдер – американская антрополог-эволюционист, исследователь, член Национальной академии наук. – Прим. ред.

7

Более того, существует целый жанр работ по экономике и организационному поведению, призванных доказать именно это. Один предприимчивый бывший приматолог даже объединился с работниками зоопарков и разработал курс «Обезьяноменеджмент» (на который зарегистрировал авторское право). Суть его в том, чтобы богатые авторитетные деловые люди наблюдали поведение приматов с целью улучшить свои навыки руководства. Однако тут возникает вопрос, что будет, если воротилы бизнеса возьмут пример с бонобо, которые, чтобы сбросить социальное напряжение, практикуют беспорядочный секс, не имеющий целью размножение. Пожалуй, отдел кадров должен подписать соответствующее разрешение.

8

Клада – группа организмов, имеющих общего предка, отдельная «ветвь» на «древе жизни». – Прим. ред.

9

Это видео можно посмотреть здесь: https://www.youtube.com/shorts/UPXUG8q4jKU. То, что это постановка, которую сделала художница-перформансистка Зардулу, лишь делает весь сюжет более релевантным для истории человечества.

10

Карли Саймон – американская исполнительница и автор песен, обладательница премий «Грэмми», «Оскар» и «Золотой глобус». – Прим. ред.

11

Джони Митчелл – канадско-американская исполнительница и автор песен, обладательница одиннадцати премий «Грэмми». – Прим. ред.

12

По оценкам, на то, чтобы прокормить жирафа, необходимо около 3000 долларов в год.

13

Джеймс Дин – американский актер, погибший в автокатастрофе в возрасте двадцати четырех лет и ставший первым человеком, получившим посмертную номинацию на премию «Оскар». – Прим. ред.

14

Млекопитающие. Мы говорим только о млекопитающих. Здесь не место для биологических и духовных диспутов о вечной жизни тихоходок (микроскопических беспозвоночных, отличающихся поразительной выносливостью).

15

Если бы вы по каким-то причинам решили разложить все составляющие животных и измерить их как двумерную поверхность, то общая площадь взрослого человека весом около 70 кг составила бы 18 361 м²; белая крыса весом около 30 г имела бы площадь 40 см².

16

Формула с переменными r (смертность) и К  (фертильность) основана на формуле динамики популяции, которую вывел Пьер Франсуа Ферхюльст в 1838 году. В наши дни считается, что формула Ферхюльста не годится, потому что не учитывает весь диапазон организации разных популяций.

17

Шарлотта – героиня книги американского писателя Элвина Брукса Уайта «Паутина Шарлотты» (1952 г.), а также одноименного фильма режиссера Гари Виника (2006 г.).

18

Для любителей детских книжек уточню, что овинные пауки вроде Шарлотты, насколько нам известно, не относятся к матрифагам (животным, пожирающим своих матерей).

19

Для наглядности представьте себе, что по массе один жирафенок равен четырнадцати тысячам крысят.

20

Возьмем хотя бы освоение космоса: микроскопические тихоходки с их невероятной выносливостью реагируют на него тем, что не делают абсолютно ничего, а люди посылают на орбиту автомобили, где по радио играют песни Боуи.