скачать книгу бесплатно
– «Динозавр»! – передразнил Клеренс и злобно шлепнул кулаком по экрану. – Черта с два! Это я!
Одни зрители озадаченно подались вперед, другие с улыбками откинулись на спинки кресел. Двое вскочили. Один из вскочивших был мистер Гласс. Он нащупал в кармане вторые, более сильные очки, посмотрел на экран и простонал:
– Боже, так вот где я его видел!
– Что вы хотите сказать? – заверещал Клеренс.
Мистер Гласс затряс головой и закатил глаза:
– Я же говорил, что это лицо мне знакомо!
По комнате прошел ветерок.
Все взгляды устремились в сторону выхода. Дверь была открыта.
Тервиллиджера и след простыл.
Тервиллиджера нашли в его студии – он проворно собирал свои вещи в большой картонный ящик. Тираннозавр торчал у него под мышкой.
Когда толпа с Клеренсом во главе ввалилась в студию, Тервиллиджер затравленно оглянулся.
Продюсер заорал с порога:
– Чем я заслужил такое?
– Я прошу прощения, мистер Клеренс.
– Он просит прощения! Разве я вам плохо платил?
– Да не то чтобы хорошо.
– Я приглашал вас на ланчи…
– Только однажды. И счет за двоих оплатил я.
– Вы ужинали в моем доме, вы плавали в моем бассейне. И вот ваша благодарность?.. Вы уволены! Вон отсюда!
– Вы не можете уволить меня, мистер Клеренс. Последнюю неделю я работаю за так – вы забыли выдать мне чек…
– Плевать! Вы уволены в любом случае. Вы уволены решительно и окончательно. Ни одна студия в Голливуде вас не примет! Уж я об этом позабочусь! Мистер Гласс! – Клеренс обернулся в поисках юриста. – Мы завтра же возбуждаем судебный процесс против этой змеи, которую я пригрел на своей груди!
– А что вы можете у меня отсудить? – возразил Тервиллиджер. Ни на кого не поднимая глаз, он сновал по студии, собирая в ящик остаток своих вещей. – Что можно у меня отнять? Деньги? Вы мне платили не так много, чтобы я что-то откладывал. Дом? Никогда не мог позволить себе. Жену? Я всю жизнь работал на людей вроде вас и, стало быть, содержать жену не имел возможности. Я все свое ношу с собой. Вы меня ни с какого конца не прищучите. Если отнимете моих динозавров – ладно, я укачу в какой-нибудь городок в глуши, разживусь там банкой латекса, ведром глины и дюжиной стальных трубок и создам новых рептилий. Пленку я куплю дешевую и оптом. Моя старенькая камера всегда при мне. Времени уйдет больше, но я своего добьюсь. Руки у меня, слава богу, золотые. Так что вам меня не уесть.
– Вы уволены! – заорал Клеренс. – Не прячьте глаза! Вы уволены! Ко всем чертям уволены!
– Мистер Клеренс, – негромко вмешался мистер Гласс, выступая вперед из группы сотрудников, – позвольте мне переговорить с Тервиллиджером наедине.
– Беседуйте с ним хоть до конца света! – злобно прогнусавил Клеренс. – Какой теперь в этом прок? Вот он, стоит и в ус не дует, а под мышкой у него страшилище, как две капли воды похожее на меня. Прочь с дороги!
Клеренс пулей вылетел из студии. За ним вышла и свита.
Мистер Гласс прикрыл дверь и прошел через комнату к окну. Выглянув в окно, какое-то время смотрел на чистое, без единого облачка, небо.
– Дождь сейчас был бы очень кстати, – сказал он. – Одного я терпеть не могу в Калифорнии: здесь не бывает хорошего дождя, со свистопляской. А сейчас бы и просто капля с неба не помешала.
Он замолчал. Тервиллиджер замедлил свои лихорадочные сборы. Мистер Гласс опустился в кресло у стола, достал блокнот и карандаш и заговорил – негромко и с грустью в голосе, как будто говорил сам с собой:
– Итак, посмотрим, что мы имеем. Использовано шесть роликов пленки высшего качества, сделана половина фильма и три тысячи долларов пошли коту под хвост. Рабочая группа картины без работы – зубы на полку. Акционеры топают ногами и требуют компенсации. Банк по головке не погладит. Очередь людей сыграть в русскую рулетку. – Он поднял глаза на Тервиллиджера, который защелкивал замки своего портфеля. – Зачем вы это сотворили, господин Творец?
Тервиллиджер потупил глаза на свои провинившиеся руки.
– Клянусь вам, я сам не ведал, что творю. Работали только пальцы. Это детище подсознания. Я не нарочно – руки работали сами по себе.
– Лучше бы ваши руки пришли в мой офис и сразу задушили меня, – сказал мистер Гласс. – Хотя бы не мучился! Я боялся умереть в автокатастрофе. Но никогда не предполагал, что погибну под пятой резинового монстра. Ребята из съемочной группы теперь как спелые помидоры на дороге у слона.
– Мне и без того тошно, – сказал Тервиллиджер. – Не втирайте соль в рану.
– А чего вы от меня ждете? Чтоб я пригласил вас развеяться в танцевальный зал?
– Он получил по заслугам! – вскричал Тервиллиджер. – Он меня доставал. «Сделай так. Сделай сяк. Исправь тут. Выверни наизнанку здесь!..» А мне только и оставалось молча исходить желчью. Я был на пределе ярости двадцать четыре часа в сутки. И бессознательно стал вносить вполне определенные изменения в рожу динозавра. Но еще за секунду до того, как мистер Клеренс начал бесноваться, мне и в голову не приходило, что именно я создал. Разумеется, я виноват и целиком несу груз ответственности.
– Не целиком, – возразил мистер Гласс. – У нас ведь тоже глаза не на затылке. Мы обязаны были заметить. А может, заметили, но признаться себе не посмели. Возможно, по ночам во сне мы довольно хохотали, а утром ничего не помнили. Ладно, подведем итоги. Мистер Клеренс вложил немалые деньги и не хотел бы их потерять. Вы вложили талант и не хотели бы пустить по ветру свое будущее. В данный момент мистер Клеренс расцеловал бы любого, кто докажет ему, что случившееся просто страшный сон. Его ярость на девяносто процентов вызвана тем, что фильм из-за досадной глупости не выйдет на экраны, и тогда плакали его денежки. Если вы уделите несколько минут своего драгоценного времени на то, чтобы убедить мистера Клеренса в том, что я вам сейчас изложу, съемочной группе завтра не нужно будет листать «Варьете» и «Голливудский репортер» в поисках работы. Не будет вдов и сирот, и все уладится наилучшим образом. Вам нужно сказать ему…
– Сказать мне что?
Это произнес знакомый тоненький голос. Клеренс стоял в дверях – все еще багровый от бешенства.
– То же, что он минуту назад говорил мне, – хладнокровно отозвался мистер Гласс. – Весьма трогательная история.
– Я весь внимание! – пролаял Клеренс.
– Мистер Клеренс, – начал бывалый юрист, взвешивая каждое слово, – своим фильмом мистер Тервиллиджер хотел выразить свое восхищение вами. Воздать вам должное.
– Что-что? – возопил Клеренс.
Похоже, от удивления челюсти отвисли разом у обоих – и у Клеренса, и у Тервиллиджера.
Старый законник, все так же глядя на стену перед собой, скромно осведомился:
– Следует ли мне продолжать, Тервиллиджер?
Мультипликатор проглотил удивление и сказал:
– Да, если вам угодно.
– Так вот, – мистер Гласс встал и величаво указал в сторону просмотрового зала, – увиденный вами фильм сделан с чувством глубочайшего уважения и дружеского расположения к вам, мистер Клеренс. Вы денно и нощно трудитесь на ниве кинематографа, оставаясь невидимым героем киноиндустрии. Неведомый широкой публике, вы трудитесь как пчелка, а кому достаются лавры? Режиссерам. Звездам. Как часто какой-нибудь простой человек из глубинки говорит своей женушке: «Милая, я тут вечером думал о Джо Клеренсе – великий продюсер, не правда ли?» Как часто? Да никогда, если смотреть правде в глаза. Тервиллиджер этот факт осознал. И его мозг включился в работу. «Как познакомить мир с таким явлением, как подлинный Джо Клеренс?» – вот какой вопрос задавал себе снова и снова наш друг. И вот его взгляд упал на динозавра, стоявшего на рабочем столе. Хлоп! И на Тервиллиджера снизошло! «Вот оно, – подумал он, – вот передо мной олицетворенный ужас мира, вот существо одинокое, гордое, могучее, с хитрым умом хищника, символ независимости и знамя демократии – благодаря доведенному до предела индивидуализму». Словом, гром и молния, одетые в панцирь. Тираннозавр – тот же Джо Клеренс. Джо Клеренс – тот же тираннозавр. Деспот доисторических лесов – и великий голливудский магнат. Какая восхитительная параллель!
Мистер Гласс опустился на стул. Он даже не запыхался после столь вдохновенной и долгой речи.
Тервиллиджер помалкивал.
Клеренс молча прогулялся по комнате, медленно обошел по кругу мистера Гласса. Прежде багровое лицо продюсера было теперь скорее бледным. Наконец Клеренс остановился напротив Тервиллиджера.
Его глазки беспокойно бегали по долговязой фигуре режиссера.
– Так вы это рассказали Глассу? – спросил он слабым голоском.
Кадык на шее Тервиллиджера прогулялся вверх-вниз.
– У него хватило духу только со мной поделиться, – объяснил мистер Гласс. – Застенчивый парень. Все его беды от застенчивости. Вы же сами видели: он такой неразговорчивый, такой безответный. Ни разу не огрызнется, все держит в себе. А в глубине души любит людей, только сказать стесняется. У замкнутого художника один способ выразить свою любовь – увековечить в образе. Тут он владыка!
– Увековечить? – недоверчиво переспросил Клеренс.
– Вот именно! – воскликнул старик юрист. – Этот тираннозавр все равно что статуя на площади. Только ваш памятник передвижной – бегает по экрану. Пройдут годы, а люди все еще будут говорить друг другу: «Помните фильм „Монстр эпохи плейстоцена“? Там был потрясающий монстр, настоящий зверь, к тому же недюжинный характер, любопытная индивидуальность, горячая и независимая натура. За всю историю Голливуда никто не создал лучшего чудовища. А все почему? Потому что при создании чудища один гениальный режиссер имел достаточно ума и воображения опереться на черты характера реального человека – крутого и сметливого бизнесмена, великого магната киноиндустрии». Вот как будут говорить люди. Мистер Клеренс, вы входите в историю. В фильмотеках будут спрашивать фильм про вас. Клуб любителей кино – приглашать на встречи со зрителями. Какая бешеная удача! Увы, с Иммануилом Глассом, заурядным юристом, подобной феерии произойти не может. Короче говоря, на протяжении следующих двухсот или даже пятисот лет ежедневно где-нибудь да будет идти фильм, в котором главная звезда – вы, Джо Клеренс.
– Еже… ежедневно? – мечтательно произнес Клеренс. – На протяжении следующих…
– Восьмисот лет. А почему бы и нет!
– Никогда не смотрел на это с такой точки зрения.
– Ну так посмотрите!
Клеренс подошел к окну, какое-то время молча таращился на голливудские холмы, затем энергично кивнул.
– Ах, Тервиллиджер, Тервиллиджер! – сказал он. – Неужели вы и впрямь до такой степени любите меня?
– Трудно словами выразить, – выдавил из себя Тервиллиджер.
– Я полагаю, мы просто обязаны доснять этот потрясающий фильм, – сказал мистер Гласс. – Ведь звездой этой картины является тиран джунглей, сотрясающий своим движением землю и обращающий в бегство все живое. И этот безраздельный владыка, этот страх Господень не кто иной, как мистер Джозеф Клеренс.
– М-да, м-да… Верно! – Клеренс в волнении забегал по комнате. Потом рассеянно, походкой счастливого лунатика направился к двери, остановился на пороге и обернулся. – А ведь я, признаться, всю жизнь мечтал стать актером!
С этими словами он вышел – тихий, умиротворенный.
Тервиллиджер и Гласс разом согнулись от беззвучного хохота.
– Страшилозавр! – сказал старик юрист.
А режиссер тем временем доставал из ящика письменного стола бутылку виски.
После премьерного показа «Монстра каменного века», ближе к полуночи, мистер Гласс вернулся на студию, где предстоял большой праздник. Тервиллиджер угрюмо сидел в одиночестве возле отслужившего макета джунглей. На коленях у него лежал тираннозавр.
– Как, вы не были на премьере? – ахнул мистер Гласс.
– Духу не хватило. Провал?
– С какой стати! Публика в восторге. Критики визжат. Прекрасней монстра еще никто не видал! Уже пошли разговоры о второй серии: «Джо Клеренс опять блистает в роли тираннозавра в фильме „Возвращение монстра каменного века“», – звучит! А потом можно снять третью серию – «Зверь со старого континента». И опять в роли тирана джунглей несравненный Джо Клеренс!..
Зазвонил телефон. Тервиллиджер снял трубку.
– Тервиллиджер, это Клеренс. Я буду на студии через пять минут. Мы победили! Ваш зверь великолепен! Надеюсь, уж теперь-то он мой? Я хочу сказать, к черту контракт и меркантильные расчеты. Я просто хочу иметь эту душку-игрушку на каминной полке в моем особняке!
– Мистер Клеренс, динозавр ваш.
– Боже! Это будет получше «Оскара». До встречи!
Ошарашенный Тервиллиджер повесил трубку и доложил:
– Большой босс лопается от счастья. Хихикает как мальчишка, которому подарили первый в его жизни велосипед.
– И я, кажется, знаю причину, – кивнул мистер Гласс. – После премьеры к нему подбежала девочка и попросила автограф.
– Автограф?
– Да-да! Прямо на улице. И такая настойчивая! Сперва он отнекивался, а потом дал первый в своей жизни автограф. Слышали бы вы его довольный смешок, когда он подписывался! Кто-то узнал его на улице! «Глядите, идет тираннозавр собственной персоной!» И господин ящер с довольной ухмылкой берет в лапу ручку и выводит свою фамилию.
– Погодите, – промолвил Тервиллиджер, наливая два стакана виски, – откуда взялась такая догадливая девчушка?
– Моя племянница, – сказал мистер Гласс. – Но об этом ему лучше не знать. Ведь вы же не проболтаетесь?
Они выпили.
– Я буду нем как рыба, – заверил Тервиллиджер.
Затем, подхватив резинового тираннозавра и бутылку виски, оба направились к воротам студии – поглядеть, как во всей красе, сверкая фарами и гудя клаксонами, на вечеринку начнут съезжаться лимузины.
Каникулы
Проростки травинок, облака в вышине и бабочки на земле придавали свежесть этому дню, сотканному из безмолвия пчел и цветов, океана и суши, которое было вовсе не тишиной, а движением, шевелением, трепетом, взлетом, падением, происходившими каждое в свой срок, в своем несовместном ритме. Земля и двигалась, и не двигалась. Море и волновалось, и не волновалось. Парадокс сливался с парадоксом, неподвижность с неподвижностью, звук – со звуком. Цветы дрожали, и пчелы падали дождиком на клевер. Море холмов и владения океана разделял от взаимных поползновений заброшенный рельсовый путь из ржавчины и железной сердцевины, по которому явно годами не бегали поезда. Рельсы, извиваясь, уходили на тридцать миль к северу, в далекую мглу, на тридцать миль к югу, буравя острова облаков-теней, менявших свое континентальное положение на склонах далеких гор, пока не исчезали из виду.
А тут вдруг по рельсам пробежала дрожь.
Дрозд на рельсе почуял слабо нарастающий пульс за много миль, словно начинающее биться сердце.
Дрозд вспорхнул над морем.
Рельс продолжал мягко вибрировать, и вот наконец на извилистом берегу возникла дрезина, пыхтя и чавкая двухцилиндровым мотором в великой тиши.
На четырехколесной платформе, на скамьях по каждому борту, в тени навеса сидели мужчина, его жена и семилетний сынишка. По пути от одного пустынного перегона до другого ветер хлестал по глазам и трепал волосы, но они не отворачивались, а смотрели только вперед. Иногда они выглядывали за поворот с нетерпением, иногда с большой печалью, но всегда бдительно, всегда готовые к очередной смене декораций.
Как только они выехали на прямой отрезок пути, мотор резко чихнул и заглох. В оглушительной тишине казалось, будто безмолвие земли, неба и моря своим трением затормозило дрезину, заставив остановиться.
– Бензин кончился.
Мужчина, вздохнув, достал запасную канистру из ящика и залил горючее в бак.
Жена и сын тихо глядели на море, прислушиваясь к приглушенному шуму, шипению, сползанию больших гобеленов песка, гальки, зеленых водорослей и пены.
