скачать книгу бесплатно
– Перегрелся на солнце.
– Нет, это не солнце, – бормочу я.
Меня укладывают на землю, и дрожь переходит в припадок, подобный землетрясению. Голос внутри заходится криком: «Джонс – это я, это не он, не он, не верьте ему, выпустите меня, выпустите!» Я смотрю на тех, кто склонился надо мной, и мои веки трепещут. Они касаются моих запястий.
– У него что-то с сердцем.
Я закрываю глаза. Крик обрывается. Я больше не дрожу.
Я парю, как в прохладном колодце, и я свободен.
– Он мертв, – слышится чей-то голос.
– Джонс умер.
– Как?
– Похоже на шок.
– Но чем он был вызван? – спрашиваю я, чье имя Сешнс, и я говорю твердо, и я их капитан. Я стою среди них и смотрю на тело, остывающее на песке. Я прижимаю ладони к вискам.
– Капитан?!
– Ерунда, – кричу я. – Просто голова разболелась. Все нормально. Я в порядке, – шепчу я, – в порядке.
– Сэр, надо уйти с солнцепека.
– Да, – соглашаюсь я, глядя на Джонса. – Не стоило сюда прилетать. Марсу мы не нужны.
Мы несем тело назад к ракете, и во мне пробуждается другой голос, и просит выпустить его. Зовет на помощь. Далеко-далеко, в потаенных кавернах тела. Там, внутри, в красных глубинах, слышится эхо мольбы.
На этот раз припадок настает раньше, и он куда сильнее. Я плохо контролирую себя.
– Капитан, уйдите с солнца, вы плохо выглядите.
– Хорошо, – отвечаю я. – Помогите!
– Что вы сказали, сэр?
– Я ничего не говорил.
– Вы только что звали на помощь.
– Разве я звал на помощь, Мэттьюз?
Тело лежит в тени ракеты, а внутри, в катакомбах, среди костей и красных волн, кричит голос. Мои руки дергаются. Мой пересохший рот разинут. Мои ноздри раздулись. Помогите, помогите, на помощь, не надо, не надо, выпустите меня, не надо, не надо.
– Не надо, – говорю я.
– Что, сэр?
– Неважно, – отвечаю я. – Мне нужно освободиться. – Я зажимаю рукой рот.
– Что это значит, сэр? – кричит Мэттьюз.
– Все на борт, возвращайтесь на Землю! – раздается мой вопль.
В моей руке пистолет. Я поднимаю его.
– Сэр, не надо!
Взрыв. Бегут тени. Крик оборвался. Я слышу, как что-то со свистом рассекает воздух.
Как хорошо вновь познать смерть через десять тысяч лет. Как приятно внезапно ощутить свежесть и отдохнуть. Как приятно чувствовать себя рукой в растянутой перчатке, чудесной прохладой обволакивающей тебя среди жарких песков. Как прекрасен тихий, неотвратимый смертный мрак. Но медлить нельзя.
Щелкает спусковой крючок. Слышится выстрел.
– Боже милосердный, он застрелился! – Я слышу свой собственный крик, открываю глаза и вижу капитана, лежащего у ракеты: череп расколот пулей, глаза навыкате, меж белыми ровными зубами – вывалившийся наружу язык.
Из его головы струится кровь. Склоняясь над ним, я касаюсь его рукой.
– Безумец, – говорю я, – зачем он это сделал?
Мужчины объяты ужасом. Они стоят над двумя трупами и смотрят на пески Марса и колодец в отдалении, где в глубокой воде качается тело Риджента. Хриплые стоны и всхлипы срываются с их пересохших губ: они как дети, что ищут выход из кошмарного сна.
Теперь они повернулись ко мне.
Один из них первым нарушает долгое молчание:
– Значит, Мэтьюз, ты теперь командуешь.
– Знаю, – медленно отвечаю я.
– Теперь нас всего шестеро.
– Боже, как внезапно все случилось!
– Я не хочу здесь оставаться, надо улетать!
Я слышу их громкие крики. Я направляюсь к ним и касаюсь каждого с такой уверенностью – словно песнь, она готова вырваться наружу.
– Послушайте, – говорю я им, касаясь их плеч, локтей, ладоней.
Все мы умолкаем.
Все мы – одно целое.
«Нет, нет, нет, нет, нет, нет!» – так кричат голоса внутри, глубоко-глубоко в темнице нашей плоти.
Мы смотрим друг на друга. Мы – Сэмюэль Мэттьюз, Рэймонд Мозес, Уильям Сполдинг, Чарльз Эванс, Форрест Коул и Джон Саммерс – просто молчим, и наши взгляды прикованы к нашим побелевшим лицам и дрожащим рукам.
Мы оборачиваемся вместе, все, как один – туда, где стоит колодец.
– Идемте, – говорим мы.
«Нет, нет!» – кричат шесть голосов, сокрытых в глубинах, где останутся навсегда.
Наши ноги ступают по песку, и со стороны кажется, что гигантская рука двенадцатью пальцами шарит по жаркому морскому дну.
Склонившись над краем колодца, мы смотрим вниз. Шесть лиц смотрят на нас, отражаясь в холодных глубинах.
Один за другим мы тянемся вниз, теряя равновесие, падаем в разверстый колодезный зев, где ждет свежесть, и сумрак, и холод вод.
Солнце садится за горизонт. Звезды кружат по ночному небу. Там, вдалеке, что-то сверкает. Другая ракета оставляет в космосе красный след.
Я живу в колодце. Живу словно дым, словно пар в каменной глотке. Вижу над собой холодные ночные звезды и звезды утренние, вижу солнце. Иногда пою древние песни этого мира – песни тех дней, когда он еще был молодым. Как я могу сказать, что я такое, если и сам не знаю? Не могу.
Я просто жду.
Tyrannosaurus Rex
Он открыл дверь в темноту просмотрового зальчика.
Раздалось резкое, как оплеуха: «Закройте дверь!» Он скользнул внутрь и выполнил приказ. Оказавшись в непроглядной тьме, тихонько выругался. Тот же тонкий голос с сарказмом произнес:
– Боже! Вы Тервиллиджер?
– Да, – отозвался Тервиллиджер.
В более светлом пятне справа угадывался экран. Слева неистово прыгал огонек сигареты в невидимых губах.
– Вы опоздали на пять минут!
«Велика беда, – подумал Тервиллиджер, – не на пять же лет!»
– Отнесите пленку в проекционную. И пошевеливайтесь!
Тервиллиджер прищурился, привыкая к густому сумраку зала.
В темноте он различил в креслах пять шумно дышащих и беспокойно ерзающих фигур, исполненных чиновничьего ража. В центре зала с каменной неподвижностью сидел особняком и покуривал подросток.
«Нет, – сообразил Тервиллиджер, – это не подросток. Это Джо Клеренс. Тот самый. Клеренс Великий».
Теперь маленький, как у куклы, ротик выдохнул облачко дыма.
– Ну?
Тервиллиджер суетливо кинулся в сторону проекционной, сунул ролик в руки механику; тот скорчил рожу в сторону боссов, подмигнул Тервиллиджеру и скрылся в своей будке.
Вскоре раздался зуммер.
– Боже! – вспылил гнусавый голосок. – Да запускайте же!
Тервиллиджер пошарил рукой в поисках кресла, обо что-то ударился, шагнул назад и остался стоять.
С экрана полилась музыка. Под звуки барабанного боя пошли титры его демонстрационного фильма:
TYRANNOSAURUS REX: ГРОЗА ДОИСТОРИЧЕСКИХ ВРЕМЕН
Снято автоматической камерой для замедленной съемки. Куклы и анимация Джона Тервиллиджера. Исследование жизни на Земле за миллиард лет до нашей эры.
Коротышка в центре зала с иронией тихонько похлопал детскими ручками.
Тервиллиджер закрыл глаза. Смена музыкальной темы заставила его посмотреть на экран. Титры заканчивались на фоне ядовитого ливня в доисторических джунглях, полускрытых за пеленой дождя. Камера наплывом пошла сквозь тропический лес к подернутому утренним туманом морскому берегу, по пути встречая на земле и в воздухе бегущих и летящих чудовищ. Покрытые массивными треугольными костными шипами, что были разбросаны по коже цвета зеленой плесени, рассекали ветер птеродактили, сверкая алмазами глаз и показывая частокол огромных зубов. Эти смертоносные летучие змеи пикировали на свои не менее страшного вида жертвы, а затем стремительно взмывали ввысь с добычей, которая визжала и извивалась в их пасти.
Тервиллиджер зачарованно следил за происходящим на экране.
У самой земли пышная растительность кишела рептилиями. Ящеры самых разных размеров, закованные в панцирь, месили лапами жирную грязь. Воссозданные воображением Тервиллиджера, они олицетворяли для него злодейство во плоти, от которого бросается врассыпную все живое.
Бронтозавры, стегозавры, трицератопсы… Легко сказать, но трудно представить себе эти многотонные махины.
Исполинские динозавры передвигались как гигантские уродливые танки, сеющие ужас и гибель. Мшистая почва ущелий сотрясалась под ними. Тысячи цветов гибли под очередным шагом чугунной лапы. Ноздри уродливых рыл вбирали туман, и джунгли оглашал рык такой силы, что небо раскалывалось пополам.
«Мои красавчики, – думал Тервиллиджер, – мои лапочки! Крошки ненаглядные!»
Скольких трудов они ему стоили – создания из разных видов резины, с крохотными подвижными стальными суставами. Придуманные в бессонные ночи, воплощенные сперва в глине, а затем сформованные из пенорезины или из губчатой резины, они двигались только благодаря его рукам. И большинство было не крупнее кулака. Остальные – не больше той головы, в которой они зародились.
– Господи! – восхищенно ахнул кто-то в темноте.
А ведь когда-то это было снято кадр за кадром, и он, Тервиллиджер, создавал стремительное движение своих фантастических образов из неподвижных картинок. Самую малость изменив позы и положение зверушек, он делал снимок. Потом опять продвигал их на волосок – и фотографировал. Этот кропотливый труд продолжался часы, дни, месяцы. И вот теперь восемьсот футов отснятого материала – а именно таков был скромный результат – будут просмотрены за считаные минуты.
«Смотри-ка, они живут, они двигаются», – радовался Тервиллиджер. Он никак не мог привыкнуть, что на экране его создания совсем как живые!
Кусочки пористой резины и латекса, глина, стальные детальки, стеклянные глаза, каменные клыки – и все это вдруг превращается в хищное зверье, терроризирующее континенты, царящее в джунглях задолго до появления человека, миллиард лет назад! Эти чудища дышат. Эти чудища сотрясают воздух своими громовыми голосами. Какое сверхъестественное преображение!
«Пусть это и нескромно, – думал Тервиллиджер, – но вот он – мой райский сад, и вот они – мои гады земные, о коих могу сказать в конце Шестого дня, что они хороши, и назавтра, в день Седьмой, почить от дел своих».
– Господи! – повторил в темноте тот же восхищенный голос.
Тервиллиджер, войдя в роль Творца, чуть было не отозвался: «Да, я слушаю».
– Замечательный материал, мистер Клеренс, – продолжил дружественный голос.
– Возможно-возможно, – отозвался гнусавый мальчишечий голосок.
– Мультипликация высшего класса.
– Видал я и получше, – сказал Клеренс Великий.
