Ночной скандал

– Подозреваю, мои занятия сильно отличаются от ваших здесь, в Оксфордшире. – Он прислонился плечом к стене, сложив руки на груди, как будто в его распоряжении было все время мира и ничто не мешало ему разглагольствовать бесконечно. Зажатая в руке трость болталась в воздухе, и ее медленное покачивание могло показаться гипнотическим, если следить за ней слишком долго. – Мне кажется, гораздо интереснее узнать, что вы здесь делаете, чтобы развлечься?

Она быстро вскинула на него глаза:

– Развлечься?

– Здесь что, эхо? – Он улыбнулся краешком рта, и ей вдруг тоже захотелось улыбнуться. – Да, развлечься. Вы разгадываете головоломки, коллекционируете пуговицы, пишете акварелью или читаете стихи?

– Я читаю.

– Но это наверняка не все, Книжница! – Он придвинулся ближе, наклонил голову, скрадывая разницу в росте. – Даже я не посвящаю чтению все свое время.

Последние слова он произнес полушепотом, как некий секрет, отчего ее пульс подскочил, а по жилам разлилось ощущение чего-то опасного. Ее возражение вышло слишком уж резким:

– Полагаю, тут, вдали от города, вам не хватает бесконечной череды развлечений, поскольку вы просто не способны провести день в тишине и покое, слушая пение птиц или любуясь звездами.

– Вовсе нет. Если угодно, любоваться звездами – это одно из моих любимых занятий. Это куда веселее, чем поливать растения в оранжерее.

– У меня там несколько животных. – Она расправила плечи, готовая противостоять несправедливости его предположения. – А еще я занимаюсь математикой!

От ее последнего замечания его брови поползли вверх.

– Я всего лишь предлагаю расширить сферу интересов.

Неужели он ее жалеет? Преисполнился сострадания? Воспоминания унесли ее в прошлое, когда долгие годы все вокруг только и делали, что выражали ей свое сочувствие из-за гибели родителей. И удовольствие от словесной пикировки тут же угасло, в мгновение ока сменившись злостью.

– Учитывая, что я познакомилась с вами меньше суток назад и знакомство наше будет исключительно непродолжительным, вы переходите границы допустимого, лорд Уиттингем!

Он изучающе смотрел на нее. Вопреки настойчивому желанию немедленно уйти, пронизавшему все ее существо, Теодосия сумела сохранить невозмутимый вид и не обратиться в бегство. Иначе он поймет, как сильно ее задел.

– Вероятно, да. – Он выпрямился. Трость дважды стукнула по плитке пола в напряженном молчании. – С вашего позволения, леди Лейтон, я должен переодеться к обеду.

Глава 6

– Это меня взбодрило. – Мэтью натянуто улыбнулся, принимая полотенце из рук Коггза. – Не припомню, когда в последний раз я был так приятно заинтригован.

– Бритьем, милорд?

– Нет. – Он фыркнул, адресуясь к камердинеру.

– Прошу прощения, милорд? – Коггз убрал мыло и помазок, а затем тщательно протер бритву. – Тогда о чем это вы?

– Ни о чем. – На этот раз Мэтью даже рассмеялся. – То есть просто тут ничего такого, что бы я хотел обсудить с тобой.

– Как жестоко. – Коггз изобразил обиженную мину. – Мы могли бы обменяться занятными историями. Та горничная, с первого этажа, уж порассказала!

Мэтью бросил полотенце, надел исподнее и сел на край постели, чтобы натянуть чулки.

– Разве я тебя не предупреждал самым серьезным образом, чтобы ты не совал свой нос в чужие дела?

– Да бросьте. – Коггз подошел к хозяину с парой коричневых кожаных штанов в руке. – Главное – оказаться в правильном месте в правильное время. И кстати – я ее отблагодарил.

– Служанку с кухни?

– Нет, горничную из гостиной. За интересные сведения.

Бросив на Коггза очередной сердитый взгляд, Уиттингем встал и застегнул ремень брюк, ожидая, пока ему подадут пару черных сапог. Камердинер быстро принес требуемое. Каблуки были подбиты таким образом, чтобы компенсировать хромоту. В этих сапогах походка Мэтью просто казалась слегка неровной. Однако чертовы сапоги были ужасно неудобными, и назавтра его тело заплатит сполна – как и за давешнюю скачку сквозь холод.

– Не стоит надрываться, пересказывая мне все собранные сплетни. Сплетничать нехорошо, это занятие для слабоумных. – Ему ли не знать: сколько кривотолков он слышал из-за своего увечья и нежелания вращаться в обществе. Но Мэтью изображал равнодушие. Сплетничать означало зря тратить слова и драгоценное время. И он пальцем не пошевелил, чтобы исправиться в глазах света, когда воздерживался от танцев или верховой езды, выбирая взамен более спокойный образ жизни.

С тяжелым вздохом Уиттингем сунул здоровую ногу в правый сапог.

– Вы же знаете, что болтают, – невозмутимо продолжал Коггз.

– Не заняться ли тебе своим делом?

– Нет. – В голосе Коггза уже звучало некоторое раздражение. – Кухня – это сердце дома, а сплетни слуг заставляют его биться сильнее.

– Ясно. Я как-то не думал. – Камердинер был заядлым сплетником. Зато с Теодосией ему оказалось чудо как интересно. Мэтью был заинтригован и немало увлечен девушкой, не пытаясь, впрочем, проанализировать свои чувства – может быть, причина интереса к ней гораздо глубже?

– Как вам будет угодно. – Ответ Коггза донесся сквозь шерстяную ткань строгого сюртука, висящего на крючке, – камердинер старательно собирал с него крошечные волоконца корпии. – Не успеем мы вернуться в Лондон, как Киркмен сделает предложение в третий раз. С подобной преданностью к наукам мы, надо полагать, тронемся в путь, едва наладится погода и дороги сделаются пригодными для проезда.

– Кто такой этот Киркмен? Лакей-воздыхатель твоей горничной? – Мэтью с силой втолкнул ногу в левый сапог и встал, проворчав что-то себе под нос. Сделал несколько шагов, радуясь комфорту, пусть и временному.

– Не совсем.

Коггз подал хозяину идеально отглаженную белую льняную рубашку, и он натянул ее через голову.

– Счастливой невестой будет леди Лейтон.

Новость дошла бы до его сознания быстрее, если бы голова не запуталась в складках ткани. Пришлось дернуть полу рубашки с такой силой, что шов затрещал.

– Что? Леди Лейтон собирается замуж?

– Милорд, я бы не стал сплетничать попусту!

– Я очень рад, что ты так быстро переменил мнение. – Мэтью выхватил галстук из недр гардероба и подошел к зеркалу. Нетерпение его вступило в схватку со здравым смыслом. Коггз долго не выдержит. Проговорится обязательно. Мэтью сосредоточился на галстуке, намереваясь повязать его небрежным, но элегантным узлом, про себя считая до двадцати. Он едва дошел до двенадцати.

– Разумеется, в таких вещах никогда нельзя знать наверняка, однако лорд Киркмен уже дважды делал предложение леди Лейтон, и прислуга полагает, что три – число магическое.

– Вот как? – Лицо Мэтью оставалось невозмутимым, однако надо признать, что его начинало разбирать любопытство. Леди Лейтон – особа редкостная. Воистину необыкновенная. Несомненно, она умеет и разозлить, и позабавить. Странный набор определений, несказанно далекий от комплиментов, которые так любят в свете, – «лебединая грация» или «деликатные манеры». В этом-то все дело. Она другая. Другая и интересная в лучшем понимании этого слова. «В самом лучшем».

Впрочем, для Уиттингема это не имело значения. И тут же чутье ученого указало ему на то, что он обманывает сам себя.

* * *

Через несколько дверей дальше по смежному коридору Теодосия с помощью Доры, своей юной горничной, тоже готовилась выйти к обеду. Не будь голова Теодосии так занята текущей ситуацией и тем, что может случиться, как только лорд Уиттингем наконец встретится с дедушкой, она бы старательнее внимала советам горничной и отказалась бы надеть свое самое нарядное платье. А так Дора ухватилась за возможность приготовить на выход белье и платье, ни разу еще не надеванные, порхая по комнате и болтая без умолку. Но Теодосия ее даже не слушала, в тревоге обдумывая упреждающий удар, чтобы лорд Уиттингем и думать забыл, зачем вообще сюда приехал.

Сейчас, глядя на свежевыглаженный наряд и горы прилагающихся к нему нижних юбок, она жалела, что не обращала внимания на Дору. Ей ничего не стоило отказаться от этого туалета, сойдя к обеду в простом и более удобном платье, да только она боялась появиться там позже всех. Не ровен час, дедушка и лорд Уиттингем начнут беседовать без нее!

– Миледи, как хорошо, что я сделала вам прическу с этой чудесной вышитой лентой! – Дора провела пальцем по виску хозяйки, убирая за ухо непослушный локон. – Не припомню, когда такое и бывало, чтобы вы разрешали мне разодеть вас понаряднее!

– А необходимости в этом не было. Ты зашла далеко только потому, что я слишком задумалась. – Теодосия взглянула в овальное зеркало-псише; оттуда на нее смотрело незнакомое лицо. Она предпочитала практичные дневные платья. Что-нибудь со множеством глубоких карманов для полезных вещей – кормила ли она животных, распоряжалась ли по дому или проводила научные опыты. Алмазные украшения, например комплект из сверкающих сережек и ожерелья, которые были на ней в этот вечер, надевались в очень редких случаях. Если надевались вообще.

– Видел бы вас сегодня лорд Киркмен, – Дора даже прыснула, совсем как девчонка. – Один взгляд на вас – и он бы онемел.

– Хорошая мысль, если это помешает ему наброситься на меня с очередным предложением руки и сердца. – Теодосия улыбнулась собственной шутке. Она отошла от зеркала, чтобы осмотреть себя во весь рост. Платье, конечно, было не столь смелым, как диктовали лондонские моды, но оказалось ей к лицу. Удлиненный корсаж, кружевные рукава; голубой цвет с сизым отливом выгодно подчеркивал необыкновенный оттенок ее глаз. А высокая талия и бесконечные слои полупрозрачного шелка создавали впечатление, будто она эфемерное, а не из плоти и крови, создание, что ей необыкновенно шло. Что ж, чем раньше она уймет любопытство Уиттингема и отправит его назад в Лондон, тем лучше.

– Дора, снег идет по-прежнему?

– Кажется, да. – Горничная поставила перед ней пару шелковых туфелек, расшитых серебряными бусинами, и бросилась к окну. – Да! Только стало еще хуже. За снегом почти ничего не видно.

– Вот и хорошо. – Оставалось только уповать, что погода сменит гнев на милость. Теодосия надела туфельки и в последний раз оглядела себя в зеркале. К ее немалому удивлению, выглядела она очень изысканно. Возможно, в такие моменты Теодосия не так уж отличалась от других девушек.

– Вам дать перчатки или веер, миледи? А сумочка нужна? – Дора приблизилась к ней с полными руками всякой дамской всячины.

– Спасибо, но я всего лишь спускаюсь вниз, к обеду. – Однако в последний момент она выхватила-таки из рук горничной расписанный вручную бумажный веер и бросилась к дверям. Старинные часы в холле уже пробили урочный час, и Теодосия едва ли не бежала вниз по лестнице. Она уже на четыре минуты опаздывала в гостиную, куда должны подать ликеры. Будет ли сегодня дедушка в здравом рассудке? Она очень на это надеялась. Возраст то и дело брал верх над его личностью, хотя Теодосия отказывалась верить, будто его умственные способности могли каким-либо образом пострадать, невзирая на неожиданные перепады настроения, которые приключались с ним в последнее время. Дедушка был признанным авторитетом во всех областях науки. Разве мог дать осечку острый ум ученого и любителя книг, особенно что-то забыть или перепутать?

Теодосия уже приближалась к дверям гостиной, несколько запыхавшись и с веером, который энергично болтался на ленточке, свисавшей с ее запястья. Путь ей перегородила экономка.

– Миледи, можно мне переговорить с вами? – Ее лицо выражало тревогу.

– Что такое, миссис Мэвис? Мне нужно войти. – Теодосия смотрела на двери гостиной, и сердце ее беспорядочно колотилось.

– Я вас не задержу, но мне кажется, вам следовало бы узнать…

Теодосия кивнула. От нетерпения она не могла говорить.

– Его светлость приказал кухарке включить в меню обеда джем. Смысла в этом никакого, поскольку в меню нет блюд, которые бы с ним сочетались. Но его светлость не желал ничего слушать, и я решила его не расстраивать – тем более что в доме гость.

– Не берите в голову, – ответила через плечо Теодосия, бросаясь к дверям гостиной. И старательно притворилась безмятежной, занося свою шелковую туфельку над порогом.

Глава 7

– Дедушка. – Войдя в комнату, леди Лейтон сразу же направилась к лорду Тэлботу. Протянула к нему затянутые в элегантные белые перчатки руки и крепко обняла, запечатлев на его щеке поцелуй.

– Теодосия. – Он произнес ее имя с такой любовью! Очевидно, старый граф был сражен тем, как выглядела сегодня его внучка. – Ты обворожительна!

«Теодосия? Теодосия». Имя ей подходило. Дедова тезка. Однако где же все-таки ее родители? Или они не живут в Оксфордшире?

– Спасибо. – Она улыбнулась. – Простите, если заставила ждать.

– Стоило подождать, чтобы увидеть тебя во всем блеске красоты! Кроме того, лорд Уиттингем вошел едва ли не за минуту до тебя. – Тэлбот обернулся в его сторону, и Мэтью покрепче сжал в руке набалдашник трости, готовясь отдать официальный поклон.

– Леди Лейтон. – Он выпрямился и взял ее руку. – Теодосия. – И сказал тихо, так, чтобы услышала только она: – Прекрасное имя, Книжница!

Она не ответила, но поспешно отдернула руку прежде, чем он успел запечатлеть на ней приветственный поцелуй.

– Мы еще не затеяли разговора, ждали тебя. – Тэлбот подошел к буфету и щедро отмерил бренди в два хрустальных стакана. Подал один Уиттингему и кивком указал Теодосии на канапе. – Посиди с нами! Возможно, тогда граф объяснит причину столь настойчивого визита.

Мэтью едва сдерживал желание напомнить им, что его именно что пригласили – а то все в этом доме так и норовят заклеймить его этаким светским мародером! Пожалуй, лучше поскорее взять быка за рога.

– Все из-за статьи в «Философских протоколах Королевского общества» за прошлый месяц. Она-то и привлекла мое внимание. Я нашел ваши рассуждения о законе точных пропорций очень познавательными, хотя у меня осталось несколько вопросов относительно целочисленных соотношений, которыми вы пользовались для получения соединений. Но некоторые вычисления весьма любопытны!

– Дедушка! – Теодосия подала голос со своего места на канапе. – Я бы хотела бокальчик красного. Если бы ты был так добр… – Она положила веер на стол.

– Разумеется. – Тэлбот встал и подошел к буфету.

Стоило ему повернуться к ней спиной, как Теодосия обернулась к Мэтью и подалась вперед, словно хотела поведать ему секрет, который не был предназначен для ушей деда.

– Сейчас слишком поздно начинать обсуждение сложных научных методов. Вероятно, дедушка устал. Не поговорить ли нам о чем-нибудь более приземленном? – Ее глаза сделались огромными, они смотрели на него с надеждой и мольбой.

– Разговор о том, какой вклад в науку сделал ваш дедушка, и есть единственная причина, отчего я предпринял столь дальнее путешествие в самых неблагоприятных погодных условиях. Предложение нанести визит и заняться теоретическими рассуждениями – это нечастый шанс, и уж я не стал ждать ни одной лишней минуты.

Но Теодосия ничуть не смягчилась.

– Держи. – Тэлбот поставил бокал вина на столик атласного дерева возле внучкиного веера и вернулся на свое место. – Итак, о чем же мы будем сегодня беседовать?

Мэтью не мог сказать с уверенностью, однако ему показалось, что Теодосия судорожно вздохнула. Одно было ясно – никакого вина ей не хотелось. Забытый бокал так и остался дожидаться на столе.

– Лорд Тэлбот…

– Называйте меня Теодором. – Тэлбот улыбнулся и отпил бренди. – Если нам предстоит провести время за беседой и отличной трапезой, следует отбросить формальности. Здесь, в деревне, мы не столь чопорны, как наши городские родичи. К тому же весь этот строгий этикет очень утомляет.

Мэтью обернулся к Теодосии, насмешливо играя бровью, чтобы напомнить об их недавней перепалке из-за имен, но заметил, что она не отрывает напряженного взгляда от дедушки. С едва заметной гримасой она следила, как тот поднимает стакан с бренди.

– Не возникает ли путаницы в доме – Теодор и Теодосия?

– Совершенно никакой. – Теодосия встретилась с ним взглядом, и не успел он моргнуть, как она сменила тему: – Что занимает ваше время в Лондоне, лорд Уиттингем? Кроме того, что вы предпринимаете внезапные поездки в глухую сельскую местность?

– Вам следует звать меня Мэтью. – Он изобразил победную улыбку. – Разумеется, по просьбе вашего дедушки. Кроме того, как вы сами заметили, мы вряд ли увидимся снова. Тогда какая разница?

Разговор прервался, поскольку вошел лакей и пригласил их к обеду. Схватив трость, Мэтью первым вскочил на ноги, но Теодосия опередила его, ухватив деда под руку, дабы именно он сопроводил ее в столовую. Мэтью напомнил себе, что не следует унывать. И сразу же задался вопросом, с чего бы ему огорчаться?

Они заняли места за длинным прямоугольным столом, освещенным свисающими с потолка люстрами. Да еще по меньшей мере дюжина свечей горела в серебряной вазе тонкой работы, стоящей в дальнем конце накрытого парчовой скатертью стола. Тэлбот уселся во главе, предоставив Мэтью возможность любоваться сидящей напротив Теодосией.

На несколько минут воцарилось молчание – льняные салфетки разворачивались и аккуратно укладывались на коленях. Проворный лакей налил всем вина, а хрупкая горничная сновала туда-сюда, разнося всевозможные лакомые блюда – трапеза началась.

– Должно быть, кухарка колдовала над этим великолепием весь день!

Теодосия сопроводила замечание улыбкой, но глаза ее по-прежнему смотрели холодно. Что ее расстроило? Они едва ли обменялись хотя бы десятком слов.

– А теперь, Уиттингем, расскажите нам о своих научных занятиях!

Тэлбот положил себе на тарелку щедрую порцию почек. Краем глаза Мэтью заметил, как поморщилась Теодосия при виде этого блюда.

– Как главное исполнительное лицо «Общества интеллектуального развития», я провожу много времени в ученых изысканиях. Занимаемая должность требует присутствия в Лондоне, где моей почетной обязанностью является аккуратное изложение научных новостей и открытий, как настоящих, так и прошлых. Ваша недавняя статья стала темой горячих споров на нашем последнем собрании, вдохновив меня на написание первого письма. Как вы, возможно, помните, я пригласил вас выступить в «Обществе» и поделиться своими результатами.

– Недавняя статья, говорите? Не припоминаю. И письма я также не помню. – На лице Тэлбота отразилось замешательство. – Какая была тема, говорите? – Отложив вилку, он смотрел на Мэтью с напряженным вниманием.

– В номере за прошлый месяц. Ваша статья о…

– Ах, что я наделала! – Теодосия грустно вздохнула, глядя на опрокинутый бокал. Пятно красного вина расползалось по кремово-белой скатерти, которая пала бессильной жертвой неуклюжести хозяйки дома.

Разговор оборвался. Лакей бросился к столу с полотенцем в руке, и испачканный участок был накрыт тканью чуть темнее цветом. Через минуту-другую сверху пятна поставили большое блюдо с глянцевитыми финиками и сушеными абрикосами, таким образом полностью скрыв его из виду.

А Теодосия тут же возобновила беседу. Не иначе, хотела отвлечь внимание от своего нечаянного промаха.

– Сколько я себя помню, дедушка изучал науки и делился знаниями со мной. Ребенком я осаждала его вопросами, и он всегда выкраивал драгоценное время и объяснял все в простых словах и с необыкновенным терпением.

– Вопросами ты донимаешь меня до сих пор, – заметил Тэлбот, рассматривая столовые приборы возле своей тарелки. – Однако склонность к расспросам – это и есть признак большого ученого. – Он поднял вилку и повертел ее в руке, прежде чем вернуть обратно на стол. – А вы, Уиттингем, тоже любите задавать вопросы, не так ли?

Мэтью как раз закончил жевать сочный ломтик лосося.

– Люблю! Кстати, о ваших расчетах фиксированных соотношений и массы. Я не смог воспроизвести ваш результат. Между прочим, я обнаружил…

Краем глаза он уловил, как слуги принесли большое сервировочное блюдо.

– Вы пробовали привозную ветчину? – С этими словами Теодосия сделала знак лакею.

– Благодарю вас. – Мэтью проводил глазами блюдо, которое поставили прямо перед ним. Теодосия вмешивалась каждый раз, стоило ему начать дискуссию. Или она просто хочет быть в центре внимания? Данную гипотезу вряд ли стоило проверять, поскольку ранее девица ясно дала понять, что вовсе предпочла бы не обедать в его обществе.

Тем не менее ее соблазнительное платье и сверкающие украшения могли служить подтверждением его теории. На ужине она выглядела ослепительно, с этой прической – волосы зачесаны назад и вверх, чтобы подчеркнуть высокие скулы и бледную стройную шею. Он слишком долго задержал на ней восхищенный взгляд. И лишь потом, подняв наконец глаза, обнаружил, что она, оказывается, за ним наблюдает.

– Божественно. Можно сказать – просто изысканно. – Мэтью, не дрогнув, выдержал ее взгляд. – Я о ветчине, разумеется.

Она продолжала, хотя щеки ее окрасил нежный румянец.

– У нас всегда ветчина к Рождеству. А поскольку приближаются праздники, я подозреваю, что кухарка осваивает новый рецепт. Чувствую аромат гвоздики и имбиря. – Она отрезала тоненький ломтик ветчины от куска, лежащего у нее на тарелке, и изящным жестом отправила в рот.

«Что затевает наша дамочка?»

– Дорогая, Уиттингем прибыл в Лейтон-Хаус не для того, чтобы обсуждать наше меню. – Тэлбот энергично закивал в такт своим словам. – А именно – зачем вы сюда прибыли? Вы интересуетесь науками?

Вот тут-то кусочки головоломки начали вставать на место. Следовало заподозрить ранее, но он был слишком увлечен сидевшей напротив миниатюрной красавицей с черными, как эбеновое дерево, волосами и серебристо-серыми глазами.

Она взглянула на него. Ясный, пристальный, понимающий взгляд. Хотела она того или нет, но этот взгляд сказал ему все.

– Тогда поговорим о другом, хорошо? – Мэтью допил вино и позволил лакею унести стакан, чтобы наполнить его снова. – Полагаю, снег завтра прекратится, а через день-другой дороги станут пригодными для езды.

Но Теодосия не откликнулась, в ее взгляде сквозило нетерпение. На минуту отвернувшись и оставив разговор, она бросила внимательный взгляд за окно, будто желала знать, что там за погода, хотя было темно и она ничего не могла увидеть.

– Передайте джем, пожалуйста.

Протянув руку, Тэлбот принял вазочку с абрикосовым джемом. Неужели у них принято подавать на стол джем? По мнению Уиттингема, консервированные фрукты скорее уместны к завтраку. Хотя, быть может, кто-то и захочет подсластить ветчину.

Теодосия ничего не ответила, и лакей быстро убрал вазочку. Она запоздало повернулась к столу, и он заметил в ее глазах тоску, которой раньше не было.

– Хотел бы я посетить это ваше «Общество». – Тэлбот вывалил несколько ложек джема в свою тарелку поверх еды. – Вы же сказали, что приглашали меня. Не припомню, чтобы я получал приглашение. Оно еще в силе?

– Дедушка. – В тишине столовой это прозвучало, как отчаянный крик. – Дедушка! – Она смягчила тон. – Не думаю, что путешествие в Лондон в самые холодные месяцы зимы будет разумной затеей. Мне невыносима сама мысль о долгой дороге целый день. Лорд Уиттингем, меня восхищает отвага, с которой вы предприняли поездку в Оксфордшир, однако мой дедушка не отличается здоровьем, да и угодить ему нелегко. – Последние слова она произнесла, глядя на залитую джемом дедову тарелку.

– Чепуха, – возмущенно откликнулся Тэлбот. – Я полон сил! И могу путешествовать не хуже любого из вас. И я счастлив принять ваше приглашение. – Его голос становился все решительнее.

Мэтью было крайне неловко – он оказался меж двух огней. Теодосия стремилась уберечь мятежного деда в его почтенном возрасте. Понимал ли граф, что часто теряет нить разговора? Насколько странными выглядят некоторые его поступки? Разумная, с четкими формулировками статья, напечатанная в медицинском журнале «Королевского общества», – была ли она плодом ясного, но несколько затуманенного ума? Или кто-то ему помогал? Теодосия упомянула о том, что дедушка многому научил ее за эти годы.

А письма, которые он писал, приглашая Тэлбота, чтобы тот представил результаты своих изысканий? Забыл ли Тэлбот о приглашении выступить в Лондоне или его внучка умело помешала ему прочесть вышеупомянутые письма, чтобы пощадить его гордость и сохранить репутацию?

Его ум лихорадочно заработал, прибегнув к обычному научному методу: выдвинуть гипотезу, затем доказать или опровергнуть ее с быстротой молнии.

Насколько сохранились умственные способности Тэлбота? Не исключено, что статью в журнал мог прислать кто-то другой. Кто-то, обладающий глубокими познаниями, но ограниченным опытом.

Кто-то вроде Теодосии.

«Ловкая штучка».

Глава 8

– Я против. – Теодосия сердито сверкала глазами на деда. Как не вовремя, если он сейчас разозлится и выйдет из себя! Она-то боялась, что его выходка с джемом – это самое страшное, что ей грозило, но как же она ошибалась! – Я бы не стала путешествовать в такую погоду. Тем более что приближаются праздники. Почему бы не запланировать поездку в Лондон после оттепели, уже в новом году? – Она натянуто улыбнулась. «Умоляю, дедушка, не добавляй унижения к моему длинному списку страданий!»