Ночной скандал

– Твоя правда. – Дедушка оглядел свой смятый жилет и даже попытался одернуть, чтобы ткань распрямилась. – Я обязан быть на высоте в присутствии одного из лучших умов передового лондонского научного общества.

При этих словах Теодосия заметила гримасу легкого беспокойства на лице дворецкого, но виду не подала.

– Значит, договорились. – Она взяла деда под руку. – Альбертс, будьте добры сообщить лорду Уиттингему, что я скоро к нему спущусь.

– Разумеется, миледи.

Она улыбнулась и вздохнула с облегчением, сопровождая деда к двери.

– А теперь давай я устрою тебя в спальне, а потом попрошу миссис Мэвис принести чайник свежезаваренного чаю. Завтра утром мы узнаем, по какой причине лорд Уиттингем решил нанести нам визит.

Десять минут спустя Теодосия снова была внизу. Дедушка уютно устроился в спальне, где и проведет этот вечер, а ей предстояло схлестнуться с посетителем. Она задержалась на последней ступеньке лестницы. Нет, ей предстояло приветствовать посетителя. Она расправила плечи, сбрасывая давящее ощущение неловкости. Почему она решила, будто лорд Уиттингем непременно хочет оспаривать факты, которые она привела в своей статье? Может быть, он намерен аплодировать ее выводам? В письмах он забросал ее расспросами, но это не значит, будто он непременно хочет бросить ей вызов. В любом случае она не может заставлять графа ждать дольше.

Усилием воли Теодосия двинулась вперед, направляясь в восточную гостиную.

Граф Уиттингем уже в третий раз мерил шагами комнату, радуясь, что походка почти не выдает его хромоты. Мышцы раненой ноги в тепле расслабились; тем более что ждать пришлось долго – пришел бы уж хоть кто-нибудь! Учитывая, как устал он за целый проведенный в пути день, ему бы очень хотелось, чтобы его приняли побыстрее. Разумеется, он прибыл позже времени, когда прилично наносить визит, да и Тэлбот мог быть занят другими делами. Однако бронзовые с позолотой часы на камине показывали, что ждет Уиттингем добрых пятьдесят минут, и с каждым движением стрелки его терпение подходило к концу.

Едва жалоба успела сложиться в его голове, как в холле послышались гулкие шаги. Первый звук за все время после того, как как дворецкий сообщил ему, что леди Лейтон будет с минуты на минуту. Только вот ни леди, ни джентльмены так и не показались.

Наконец дверь со скрипом отворилась, и на бледный шерстяной ковер пала длинная тень. А затем появился тонкий силуэт.

– Добрый вечер, лорд Уиттингем.

Казалось, она нервничала. Левая бровь чуть приподнялась. Это было первое, что он заметил, прежде чем его внимание поразил серебристо-серый цвет ее блестящих глаз. На одно мгновение, прежде чем она прошла в глубь комнаты, огоньки свечей заплясали, отразившись в ее необыкновенных радужках. Он стоял в нескольких шагах, на безопасном расстоянии, но ему почему-то вдруг сделалось не по себе.

«Странно, однако».

Он был мастером наблюдений, имея привычку улавливать и запоминать такие подробности, на которые прочие люди вряд ли обратили бы внимание. Вот и сейчас он отметил упрямую складку на верхней губе, как будто леди Лейтон хотела что-то сказать, но решила хранить молчание.

Это была молодая женщина, тонкая, изящного до безупречности сложения. Густые черные как смоль вьющиеся волосы тяжелой волной падали на одно плечо строгого платья лимонно-желтого цвета. Тонкими чертами лица она напоминала драгоценную фарфоровую статуэтку тонкой работы и невероятной хрупкости. Такого он совсем не ожидал увидеть; впрочем, он вообще не ожидал встретить тут женщину, тем более внучку графа Тэлбота.

– Леди Лейтон. – Уиттингем прошел мимо своей трости, брошенной возле кресла у камина, надеясь, что его хромота не слишком бросается в глаза. – Прошу извинить мой поздний приезд и принять благодарность за приглашение.

– Ваш приглашал мой дедушка.

Ее слова звучали скорее как отказ, нежели дружеское приветствие. Подходя ближе, он понял, что она наблюдает за ним с тем же напряженным вниманием, что и он за ней. Ее взгляд был тверд и спокоен.

– Вы голодны?

Ее тон был сух, и воздух в комнате, казалось, звенел от напряжения. Может, он нарушил ее планы своим приездом? Оторвал от важного дела? Или она всегда так себя ведет? Впрочем, какая разница. Цель его приезда – обсудить с Тэлботом неувязки в его статье. А не вести светские беседы с этой тростинкой, его внучкой.

Она ждала его ответа, и отблеск пламени камина снова блеснул в ее глазах цвета начищенного серебра. Какой редкий цвет глаз! Серые глаза бывают меньше чем у одного процента населения. Разумеется, ученые сходятся во мнении, что это явление обусловлено наследственными факторами, однако зависит и от освещенности, и от частоты отраженного света. Уиттингем прочел несколько статей на эту тему, но впервые видит особу со столь экзотическим цветом глаз.

– Лорд Уиттингем? – Она деликатно напомнила ему о себе. – Вы ели что-нибудь?

«Должно быть, она приняла меня за слабоумного, если я так пристально разглядываю ее глаза и ничего не отвечаю».

– Я был бы гораздо счастливее, съев что-нибудь горячее, однако, учитывая обстоятельства и неудобства моего позднего прибытия, прекрасно пообедаю у себя в комнатах, если ваши слуги будут так добры принести мне поднос с едой.

Через приоткрытую дверь в гостиную проскользнул крупный полосатый кот. Уставившись на мгновение на гостя, он с удобством разлегся на коврике возле камина. Кошачий хвост зацепился за ручку чайника, стоящего на медной треноге возле каминной решетки. Коту явно было очень уютно в этой гостиной. Уиттингем даже позавидовал; он бы тоже хотел устроиться с удобствами!

– Разумеется. Я дам указания миссис Мэвис, чтобы вам немедленно принесли поесть. Альбертс проводит вас наверх. Благодарю вас, лорд Уиттингем.

Что это? Никак она спроваживает его, не успев толком поздороваться. Впрочем, какое ему дело: он бы все равно ограничил общение с леди Лейтон, насколько возможно. Так что он даже был рад.

Теодосия окинула графа оценивающим взглядом. Было бы неплохо собрать какие-никакие сведения о противнике, если уж обстоятельства диктуют, чтобы она открыла правду о своем поступке.

Даже стоя в другом углу комнаты, граф казался выше, чем большинство знакомых ей мужчин. Широкие плечи и сильную грудь безупречно облегал сюртук, явно сшитый у хорошего портного. Волосы у него были темно-русые, глаза – большие и ясные. Их цвет напомнил Теодосии о шкатулке красного дерева в ее спальне, где она хранила под замком всякие любимые вещицы. Она видела, как его взгляд метнулся было к креслу у камина, где стояла наготове трость с набалдашником из слоновой кости, на котором играли отблески огня в камине. Уиттингем казался несколько взбудораженным, когда смотрел ей в глаза, но это наверняка сказывалась усталость после долгого пути.

Она не ожидала увидеть человека столь молодого. Воображение почему-то рисовало образ старого ученого сухаря, нос которого вытянулся, а волосы рано поседели, раз он всю жизнь только и делал, что корпел над книгами.

Уиттингем оказался совсем другим. Однако, насколько она могла заключить в краткий миг знакомства, он производил впечатление исключительной силы. Силы ума и тела. Обладает ли он также силой характера? И что именно он ждет от визита в Лейтон-Хаус? Может, граф приехал, чтобы похвалить дедушкину статью – «то есть мою статью» – или оспорить ее?

Однако время покажет.

Глава 3

У Теодосиии выработалась привычка подниматься еще до рассвета. Ее любознательный ум всегда был полон идей и уже работал вовсю, составляя список неотложных дел длиною в две ее руки. Ранними утренними часами она дорожила больше всего. Теодосия могла без помех ухаживать за растениями и животными, наслаждаясь тишиной и покоем, прежде чем мир проснется и нарушит эту хрупкую красоту.

Она задержалась возле кухни и сунула в карман свежее, с пылу с жару печенье из теплой корзинки возле камина и еще кое-что из съестного. Кухарка и кухонная челядь привыкли видеть Теодосию ранним утром. Как и она, они были сосредоточены на своих делах и заботах грядущего дня. Затем девушка через заднюю половину дома вышла в длинный коридор, соединяющий основное здание с пристройками. Здесь, в окружении известняковых стен, были холодно и темно, хотя несколько настенных рожков и светильников и освещали ей путь.

Когда сгорел дом, в котором прошло ее детство, дедушка нанял рабочих, чтобы выстроить новый, и спроектировал поместье с учетом своих научных занятий. Помимо главного здания, где были все необходимые для людей их социального круга комнаты и спальни на втором этаже, тут имелась также отделенная от жилой части лаборатория для проведения опытов. Были также зимний сад и оранжерея с крышей и стенами, состоящими из множества огромных стеклянных панелей, которые пропускали солнечный свет в количествах, достаточных для цитрусовых деревьев, редких орхидей, садовых культур, а также спасенных животных. Расставленные в определенных местах жаровни с раскаленными докрасна углями обеспечивали тепло, поэтому тепличная растительность могла процветать, невзирая на перемены погоды снаружи.

Еще дальше от дома, соединенная с ним длинным закрытым коридором, была устроена комната, которую использовали главным образом для проверки теорий и проведения опытов, связанных с водой и плавучестью. Открытия в этой области Теодосия приберегала на теплое время года.

Дом и пристройки были просторнее, чем им с дедушкой требовалось, поэтому Теодосия принимала участие в ведении домашних дел, ведь имеющаяся прислуга не справлялась с таким хозяйством. При участии нескольких преданных слуг ее необычное, однако счастливое детство переросло во взрослость, и это несмотря на то, что она в одночасье потеряла родителей.

Теодосия вошла в теплицу и плотно притворила за собой дверь, желая поскорее скрыться от колючего морозного воздуха в коридоре. Снаружи, насколько она могла видеть, снег лежал почти на всех стеклянных панелях и даже засыпал некоторые из боковых окон, как будто в попытке вернуться обратно на небеса. За ночь выпало несколько дюймов снега, и время от времени порыв ветра взметывал сухие снежинки, закручивая в плотный вихрь, поэтому было неудивительно, что свет почти не пробивался сквозь снежные наносы. К счастью, в тепле, отражаемом от стекла и накапливаемом внутри, и при ее неустанной заботе спящие растения могли отлично пережить холодное время года.

От свечи, которую прихватила в коридоре, Теодосия зажгла несколько фонарей и стала наблюдать, как помещение мало-помалу заливает золотистый свет. Потом занялась животными. По необходимости она выхаживала раненых животных до тех пор, пока они не набирались сил, чтобы позже вернуть их в дикую природу. На ее попечении находились молодая сова со сломанным крылом, грызуны и кролики, сумевшие ускользнуть от зубов хищника, а однажды, несколько месяцев назад, даже раненый олененок. Однако с лета питомцев не прибавилось, и Теодосия держала нескольких оставшихся животных скорее из эгоизма, чтобы не было скучно, и даже разговаривала с ними и обещала, что судьба их сложится благоприятнее, если дождаться весны.

– Проголодался, наверное? – Она подняла плетеную крышку мелкой стеклянной емкости, в которой жил большой гребенчатый тритон, Triturus cristatus, и протянула руку ладонью вверх. Трехлапый тритон быстро взобрался на ее теплую ладонь, едва уместившись на ней. – Привет, Исаак!

Из кармана передника она извлекла несколько кусочков оставшейся со вчерашнего вечера говядины и стала смотреть, как маленькое проворное существо поедает угощение, которого хватит ему до конца недели.

– Какой ты красивый мальчик в этой шоколадной шкурке! – Она провела пальцем по спинке земноводного создания, прежде чем оно проворно перебралось на камень и дальше, в гущу растений в стеклянной емкости. – Кажется, в этом сезоне коричневый входит в моду! – Теодосия говорила, ни к кому особенно не обращаясь, хотя в стеклянной банке на полке садовая змейка, темно-зеленая, с ярко-желтым воротничком, высунула голову, будто с интересом прислушиваясь к ее словам. – Хотя мне, по большому счету, безразлично, какого цвета глаза у лорда Уиттингема. – Она сдвинула крышку из сетки и улыбнулась, глядя на рептилию длиной в три фута. – Скучал без меня, Уильям?

Змея, будто в ответ, слезла с коряги, распуская кольца внутри своего просторного помещения, и скользнула вверх.

– Теперь я знаю, что есть ты не хочешь; последнее время ты только и делал, что ел, и это хорошо. Снаружи снег, так что ловить там нечего. Бери пример с Исаака. – Она осторожно погладила головку змеи, добравшейся уже до края своей клетки, и разрешила рептилии обвить свое запястье, будто корягу. – Пойдем-ка проверим лимонные деревца. Одному из них еще предстоит оправиться после обрезки, которую я учинила пару недель назад.

Пока Уильям исследовал сочную листву, она поливала саженцы и проверяла, как они растут. Радуясь, что в этой части оранжереи снег не засыпал потолочные стекла, Теодосия поймала Уильяма, водворила его в клетку и завершила намеченные на утро задания. В половине одиннадцатого она переоделась и вошла в столовую, где дедушка уже дожидался ее за накрытым к завтраку столом.

– Доброе утро. – Теодосия запечатлела нежный поцелуй на его сухой щеке. – Как ты сегодня? – Вспомнит ли он, что у них в доме гость? Иногда память подводила дедушку, но Теодосия принимала его промахи как часть естественного хода старения и не осмеливалась слишком задумываться о возможных последствиях. У нее не осталось других родственников, кроме деда, и она очень им дорожила.

О затворнической жизни в Оксфордшире, отсутствии светской жизни и в целом будущем Теодосия с Тэлботом практически не разговаривали. К счастью, дедушка не подталкивал ее к переменам, и она втайне надеялась, что он не сможет без нее обходиться, особенно потому, что старел и дряхлел, так что они жили в ощущении взаимной любви и преданности друг другу.

Теодосия не жаловалась, поскольку предпочитала тихое существование в сельской глуши и радовалась возможности заниматься наукой. Бродила по холмам, собирая ботанические образцы, читала запоем – всего этого у нее не было бы, если бы ее воспитывали так, как принято воспитывать девочек. Непривычная к обычным женским делам, Теодосия взамен приобрела любовь к мужским занятиям; она могла позволить себе свободу, которую многие сочли бы неслыханной. Одна мысль лишиться всего этого внушала ей ужас. Лондон, с многочисленными социальными обязанностями и ограничениями, представлялся Теодосии параллельной вселенной, и она отказывалась там проявляться, невзирая на славный титул ее деда.

Иногда ее все же терзали угрызения совести, ведь она последняя из рода Лейтон. Только вот при вступлении в брак Теодосия вступила бы в семью мужа и ее дети все равно бы не унаследовали фамилию Лейтон. Вероятно, на этой земле все когда-нибудь заканчивается. Вот и родители ушли. От этой жестокой мысли сжималось сердце, но усилием воли Теодосия гнала ее прочь: вот еще одна привычка, которую она в себе выработала.

– Я предполагала, что тут уже кипят дискуссии. – Она заняла свое место за столом. – Неужели прославленный граф Уиттингем не почтил нас сегодня своим присутствием? – Ее насмешливое замечание было вызвано исключительно страхом разоблачения, и дедушка вполне мог укорить ее за неуместный издевательский тон.

– А я-то надеялся. – Дед погладил ее по руке и сделал знак лакею, который стоял наготове возле чайника с горячим чаем. – Однако миссис Мэвис сообщила, что граф потребовал завтрак к себе в комнату. Искренне надеюсь, что он не заболел после долгого путешествия, предпринятого в столь неблагоприятных погодных условиях.

Теодосия могла вздохнуть с облечением. Отлично. Чем дольше получится оттягивать встречу дедушки с графом Уиттингемом, тем лучше. Может быть, удастся вмешаться и убедить Уиттингема, что не стоит осаждать деда расспросами. Или еще лучше – самой удовлетворить его интерес и свести дальнейшие его разговоры с дедом к несерьезной болтовне.

Она, однако, понимала, что ее научные намерения, нелогичные и даже несколько запутанные, имеют мало шансов на успех, учитывая все возможные переменные.

– Да, это, наверное, усталость. В свете ваших вчерашних опасений граф, возможно, желает произвести наилучшее впечатление и, следовательно, решил несколько отсрочить обсуждение вопросов, которые и заставили его совершить это путешествие.

– Возможно, ты права.

Желая поскорее сменить тему, Теодосия потянулась к вазочке с джемом и подала его деду:

– Не хотите ли намазать на хлеб?

– Джем? – Дедушка скривился. – Ты же знаешь, я не люблю джем. Ненавижу его. Я никогда не намазываю его на хлеб. Слишком сладко.

Она была сбита с толку. Вернув вазочку на место, быстро взглянула на лакея, дежурившего возле двери. Лакей и глазом не повел, хотя Теодосия знала, что он слышал каждое слово из того выговора, который сделал дед.

– Разумеется. Как я могла забыть? – Ее голос дрожал от обиды. – Действительно, ужасно сладко!

Дедушка рассматривал ее с хмурой гримасой, но его глаза выдавали тревогу:

– Теодосия, я больше не ем джем. Вот и все, что я хотел сказать. Когда-то я его любил, но теперь класть его на хлеб не люблю.

Больше он не прибавил ни слова, сосредоточив внимание на содержимом своей тарелки. У Теодосии же аппетит пропал. Она сделала большой глоток чаю и глубоко вздохнула. Расстроенная разговором, сосредоточила мысли на визите графа. Что делать с Уиттингемом? Она дорого дала бы за то, чтобы узнать цель его приезда. И как предотвратить его встречу с дедом? Коснувшись дедова рукава, Теодосия легонько похлопала его по руке, и не для его успокоения, а скорее чтобы успокоиться самой.

– Полагаю, что некоторое время я никуда не буду выходить. – Мэтью посмотрел на свежевыпавший снег. Под окном его спальни навалило никак не меньше шести дюймов. Снаружи ветер лениво перегонял снег, наметая сугробы, а небо было блеклым и грозило новыми осадками. – Хотя ты мог бы разбудить меня и пораньше. – Отвернувшись от окна, он наградил камердинера сердитым взглядом.

Но невосприимчивый к критике Коггз сосредоточился на бритвенных принадлежностях. Выражение его лица оставалось безмятежным.

– Вы были измучены путешествием, раз проспали, чего с вами обычно не бывает. Верный признак, что скоропалительное решение нестись в Оксфордшир возымело последствие и взяло свою дань.

Точнее не скажешь. Мэтью загнал и себя, и лошадей. Семь часов езды по незнакомым сельским дорогам в нестерпимый холод – это достаточное испытание для любого человека, не говоря уж об ученом муже.

– Хорошо хоть, что ты догадался попросить поднос с едой прямо сюда.

Коггз сверкнул лукавой улыбкой.

– Здешняя прислуга очень любезна. Гостеприимные люди.

– Не сомневаюсь, что ты тут быстро освоился. – Мэтью добавил в кофе сливки и закончил завтрак без дальнейших разговоров. – Здесь только лорд Тэлбот да его внучка, так что приходится гадать, зачем им такое большое поместье. Огромный дом, здания кажутся совсем новыми. Меня особенно интересуют пристройки. – Он подошел к окну и стал рассматривать длинное крыло дома, ориентированное на запад. – Отсюда не разглядеть, но я подозреваю, что это может быть здешняя оранжерея. Тэлбот не поскупился, чтобы окружить себя всем, что только может пожелать ученый.

– Тогда вы нашли наилучшее место, где стоило застрять в снегопад, не так ли? – Коггз взмахнул бритвой. – Может, начнем? Чем скорее вы приобретете приличный вид, тем быстрее получите ответы на вопросы, которыми кипит ваш беспокойный ум.

– В самом деле. – Он сел, позволив Коггзу приступить к делу. Когда подбородок его был очищен от остатков мыльной пены, Уиттингем ответил на один вопрос, который, как он знал, камердинер хочет задать, да не решается: – Боль отступила. Вчера было гораздо хуже.

– Очень хорошо, милорд.

Мэтью удивился столь сухому ответу, но внимание заострять не стал и принялся быстро одеваться.

Он нашел лестницу, чтобы спуститься вниз – «вечно эти проклятые ступени» – и, заручившись помощью проходившей мимо горничной, отыскал дорогу в столовую, где было накрыто к завтраку. Леди Лейтон как раз выходила оттуда, опустив голову и шевеля губами – не иначе, беседовала сама с собой.

– Доброе утро, леди Лейтон.

Она вздрогнула, едва не подскочив, как кролик. Сияющие глаза от удивления сделались огромными, хотя она тотчас же сумела овладеть собой.

– Доброе утро, лорд Уиттингем.

Она задержалась на пороге, окинув его взглядом, который он счел изучающим. Уиттингем пожалел, что опирался на трость. Однако пренебречь необходимостью ради тщеславного желания покрасоваться было глупо и могло привести к страшным последствиям.

– Я заметил, что погода ухудшилась. – Он переминался с ноги на ногу в некотором смущении, сам не зная почему. – Надеюсь, мой приезд не нанесет ущерба вашему гостеприимству. Однако мне не терпится побеседовать с вашим дедушкой; похоже, время на моей стороне.

– В данный момент дедушка не расположен к беседам.

Странная девушка. Каким взволнованным голосом сообщила она ему эту обескураживающую новость.

– Ясно.

Он огляделся по сторонам, выхватывая взглядом обитые шелком стены коридора и хрустальные люстры тонкой работы.

– Возможно, вы окажете мне любезность и покажете хотя бы библиотеку или читальный зал? Не хотелось бы терять зря день, если хорошая книга может составить компанию.

Она улыбнулась ему, и отчего-то он вдруг ощутил тиснение в груди. Может, на завтрак съел что-то не то? Что бы это ни было, так быстро есть все же не стоило.

– У нас прекрасная библиотека. Вы найдете изобилие книг на любую возможную тему. Достаточно, чтобы занять себя на долгие часы, – довольно сухо сообщила девушка.

– В таком случае я уверен, что отлично проведу время.

Последние слова ее явно порадовали, и Уиттингем не понимал, почему она не проявляет любезности, как того требуют приличия. Она показалась довольной при общении с ним лишь однажды – когда он сказал, что сам найдет себе занятие на весь день.

– Не могли бы вы отвести меня туда? – Он внимательно наблюдал за собеседницей, гадая, согласится она или откажется.

– Если хотите, я покажу вам поместье целиком.

Она лукаво улыбнулась. Ее губы были в точности того же оттенка, как и цветок редкой камелии из юго-восточной Азии. Он обнаружил эти цветы, изучая лекарственные травы в поисках средства облегчить постоянную боль в ноге. Некоторые виды камелий подвергались скрещиванию, чтобы получить богатые целебным маслом семена. Листья же заваривали в чай для придания ему особого аромата, а их цветки отличались восхитительным розовым цветом. К сожалению, лекарственный эффект оказался недостаточным, зато смотреть на губы леди Лейтон было очень приятно.

– Лорд Уиттингем? – Ее тонкая бровь приподнялась на бледном лбу. Кажется, он опять ведет себя как болван?

– Прошу извинить мое молчание. Это не от недостатка внимания. Я бы сказал, что научный интерес, занимающий мои мысли, складывается в научную теорию. – Он слабо улыбнулся, неуверенный в том, как она отнесется к его признанию.

– И меня часто посещает подобное состояние. – Она кивнула. – А теперь следуйте за мной, и мы сможем начать с главного дома, а потом, если вам будет интересно, я покажу и пристройки, которые дедушка выстроил по собственному проекту. В Лейтон-Хаусе есть такие комнаты, которые вас, возможно, очень заинтересуют.

– Благодарю. С удовольствием. – Он внимательно рассматривал ее лицо, особенно глаза. – Мне кажется, мы с вами, быть может, начали наше знакомство с неверного шага. – Как неудачно он выразился! Незачем привлекать лишнее внимание к своей хромой ноге. – Похоже, снег отрезал нас от всего мира, а вы любезно тратите на меня время, согласившись показать поместье. Поэтому прошу, называйте меня Мэтью; зачем нам официальные титулы, если мы так далеко от душных гостиных клуба «Олмак»! Ни к чему нам чрезмерная чопорность!

Если бы он не наблюдал за ней так внимательно, мог бы и не заметить, как чуть сильнее сжались ее губы, будто подвергала сомнению каждое сказанное им слово или полагала его намерения недобрыми. Но он ведь не брал их дом штурмом; лорд Тэлбот сам его пригласил.

– «Олмак»? Название мне незнакомое; однако, оставив в стороне тему погодных неудобств, скажу лишь, что лучше всего нам держаться с любезностью, но официально.

Она не стала дожидаться его ответа, резко повернулась, отчего зашуршали ее юбки, и пошла по коридору влево.

Глава 4

Мужчины. Неизвестный вид. Трудно препарировать или понять их. Часто бестолковые. Как правило, любят повелевать. Надо признать, что Теодосия ограничила свое общение с ними. Однако из того, что она читала, слышала в разговорах и наблюдала со стороны, ей удалось составить рабочую гипотезу.

Лорд Уиттингем, Мэтью, оставался загадкой. Со всем своим блеском и лоском Лондона, поведением и манерой говорить он поставил ее в тупик, и она не могла прийти хоть к какому-то заключению. Пока они шли по коридору, Теодосия обратила внимание, что он прихрамывает, причем накануне хромота была даже заметнее, чем сегодня утром.