Не ко двору

– Иди, – сказал вдруг майор. – Верните товарищу Стрелкову ремень и солдатскую книжку. Иди и воюй, а испытания твоей меткости мы обязательно сделаем. И запротоколируем. И корреспондентов пригласим. Ты иди, а я подумаю над тем, что ты сказал.

Сергей, улыбаясь, забрал ремень и документы и вышел.

А майор, тоже почему-то улыбаясь, вышел вслед за ним и, убедившись, что в их сторону никто не смотрит, выстрелил ему в затылок.

– При попытке к бегству, – сказал он сам себе. – Так-то лучше. А то испытания какие-то…

* * * * * * * *

К обвинениям, собранным особистом, в сговоре с немцами, ошеломительной афере с участием комполка и намерении в довершении всего совершить покушение на товарища Сталина, позже добавилось ещё одно. Посмертно. Сергей специально своими возмутительными речами спровоцировал майора, чтобы быть арестованным и отправленным в тыл. Чтоб избегнуть дальнейшего пребывания на фронте. То есть в его грандиозный замысел входило, кроме всего прочего, использование полкового особиста в личных целях дезертирства. А за дезертирство в военных условиях так и так положен расстрел. Всё прочее можно вообще не рассматривать.

Конечно, зря он не сдержался и стал доказывать энкаведешнику, что именно НКВД виновато в поражениях Красной Армии в начале войны. Подразумевая «паранойя товарища Сталина виновата» и т.д. Для него эта мысль была очевидной, а для любого советского человека этого времени – полностью расходилась с менталитетом и воспринималась как очевидная клевета, которую и оценивать на правдоподобность смысла нет. С другой стороны, участвовать в боевых действиях при уже имеющихся обвинениях он всё равно вряд ли продолжил бы. Разве что, при снятии большинства обвинений, в штрафбате. И не со снайперской винтовкой.

Осталось неизвестным, были всё-таки немецкие данные, доставленные разведчиками, или их придумал майор Захаров для запугивания допрашиваемого. В немецких архивах они не фигурируют, но могли и не сохраниться. Если были, то, скорее всего, они были организованы как утечка данных немецкой контрразведкой с подачи командира экипажа танка № 66. Сам этот танк продолжал проявлять повышенную живучесть, и её хватило, чтобы уцелеть под Сталинградом. А вот на Курскую дугу уже не хватило. Так что он тоже ход войны изменить не смог.

* * * * * * * *

Делая шаг из двери избы особиста неожиданно отпущенный Стрелков вдруг припомнил по непонятной ассоциации, что девичья фамилия его бабушки Кати была, кажется, Егорова. Не очень точно: родив его мать, она успела вернуться на фронт и погибла. А девичья фамилия его матери была Богданова-Захарова. Которую она при заключении брака с его отцом пыталась поменять на Богданова-Захарова-Вепрева, но в ЗАГСе не согласились на тройную фамилию. Так что она стала Вепревой. Эту историю ему родители рассказывали. Таким образом, можно подозревать, что он, во-первых, внук так понравившейся ему медсестры. И чуть было не стал сам себе дедушкой. От чего его уберёг донос младшего лейтенанта Богданова, спасибо ему за это огромное. Кстати, вероятно, это он – его дедушка. А Захаров кто такой и откуда взялся? Ха, да это же, наверное, не представившийся ему майор-особист. Тип он несимпатичный, зато человеку на такой должности трудно отказать. Так что, возможно, дедушка как раз-таки он. И благодарить нужно его…

Сергей, не оборачиваясь, откуда-то понял, что сейчас произойдёт.

Дальше он додумать не успел. Со всех сторон на него, двигаясь плотной изогнутой в круг шеренгой надвинулись немецкие танки, сплющиваясь со страшным скрежетом по мере приближения, но продолжая упорно ползти. Всё небо заняли пикирующие бомбардировщики. Кроме скрежета сминаемого металла, слух забил рёв танковых дизелей и вой самолётов. А у него нет в руках винтовки, чтобы выбить хоть одного! Затем всю нижнюю часть поля зрения заполнили летящие в него снаряды, а верхнюю – падающие на него бомбы. Слух же вообще отключился. Картинка рассыпалась на не связанные между собой геометрические фигуры и пятна трёх цветов, красного, красно-жёлто-зелёного и красно-сине-фиолетового. Они кружились и делались всё ярче, пока вдруг не погасли. Из чувств остались боль, жажда, удушье… и сожаление о напрасно прожитой жизни. Потом они стали быстро, одно за другим, исчезать. Желание вдохнуть воздух оставалось последним.

* * * * * * * *

Сергей Вепрев дёрнулся и проснулся в испуге. Мир был каким-то перекошенным. Болели левая щека, ухо и висок, лежавшие на чём-то жёстком, свёрнутая набок шея и сгорбленная спина. Он поднял голову, понимая, что опять заснул за компом, сражаясь с «1С-Бухгалтерией». И, наверное, уронил голову на клавиатуру.

В конторе было тихо, только гудел и побрякивал кондиционер и за окном газовал, преодолевая подъём их нелепой улицы, обрамлённой, в основном, заборами складов, очередной припозднившийся автомобиль. Наверное, он его и разбудил.

Больше в комнате, да и во всём помещении фирмы никого не было. Все остальные давно разошлись, привычно оставив бухгалтера на работе.

Иногда Сергею казалось, что программисты «1С-Бухгалтерии» специально насовали в программу баги в неожиданных местах, чтобы ему досадить. Но он понимал, что они тут ни при чём. Просто не справляются с темпом изменений, вносимых чиновниками в правила бухгалтерского учёта. Так же, как не успевает в полном объёме освоить их он сам. А вот зачем чиновникам все эти бессмысленные изменения, он себе и представить не мог. Ведь количество отчётов, посылаемых наверх, давно превосходит возможности любой проверки. То есть, получается, их вообще никто не читает. Разве что выборочно, когда происходит нацеленное на кого-нибудь следствие с обвинением в хищениях. Которые можно смело выдвигать против любого, кто что-то бухгалтерское оформляет. Ошибки наверняка найдутся. А где ошибки, там и обвинения. Может, для того всё это и устроено?..

Он поднял голову, повернул её влево до отказа, чтобы избавиться от боли в шее, и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к щеке, ожидая нащупать вдавленные клеточки от клавиатуры. Но нащупал какие-то прилипшие… иголки? Часть их от прикосновения отвалилась и с тихим шорохом посыпалась ему на рубашку. Действительно, клавиатура стояла ребром, прислонённая к монитору, а на её месте были рассыпаны по столу патефонные иголки. Сбоку лежал молоток. Патронов, к счастью, не наблюдалось. Не хватало ещё отстреливать чиновников из снайперки, как фашистов. Это был явно привет из сорок первого.

Но как? Ведь переносилось только его сознание. Или не только?.. А тогда как он вернулся?..

* * * * * * * *

Короче говоря, несчастный попаданец провёл на фронте всего десять дней, считая время ареста и время в медчасти. Если их не считать – шесть дней. Нанесённого немцам урона не хватило для существенного изменения хода Великой Отечественной войны. И для романа в жанре «Попаданцы» материала не набралось. Только для рассказа.