Позвони мне

Рыжая шельма между тем, дождавшись, когда Кашкет отлучится по хозяйским делам, предпринял попытку привлечь на свою сторону хранившего суровое молчание Чапая. Оставшись наедине с легендарным комдивом, крайне легкомысленно было терять понапрасну драгоценное время. «Попытка не пытка», – решил про себя Чумайс и тут же начал выписывать вологодские кружева.

– Пить очень сильно мне хочется, чаю бы заварить приказали своему денщику, ведь я же ещё не осужденный, – жалостливо залепетал плененный. – Зачем же подвергать страданиям человека раньше положенного срока, как-то не совсем по-христиански у вас получается. Я бы советовал не торопиться делать поспешные выводы, ещё неизвестно чем вся эта свистопляска закончится. Согласитесь, не очень-то умно устраивать скандал и комедию, когда вопрос касается такой деликатной материи, как свой интерес. Никто ведь толком не знает, в какую сторону развернут орудия на крейсере будущие поколения.

После этих не очень двусмысленных слов Чумайс кинул контрольный взгляд на сидящего супротив командира, чтобы цепким глазком оценить ответную реакцию.

Непроницаемо, как неприступный хоккейный вратарь, сидел на скамейке Василий Иванович. Ни единой эмоции не читалось на медальном портрете великого воина. Тем не менее проходимца не смутила безответная гримаса Чапая, и он как ни в чём не бывало продолжил заплетать хитроумные кружева.

– Будет вам, Василий Иванович, – заворковал заметно оживившийся пленник и подмигнул обеими щетинками рыжих ресниц. – Хотите, по дружбе, Саяно-Шушенскую красавицу как с пенька отвалю. Места дивные, там сам Владимир Ильич на зайца ходил. А жерех, а судак такой зимой на мормышку берет, что хоть лебёдкой из лунок вываживай. Между прочим, подобной грандиозной плотины во всём мире не строили, насмерть стоять будет. Питерские рабочие со знаком качества силовые агрегаты для станции соорудили, делать уже ничего до конца жизни никому не придётся, успевай только показания с приборов снимать да денежки за бугор на счета выписывать. Хорошая фабрика по добыче электричества, лучше, чем печатный станок по выпуску ассигнаций, работает. Не надо тебе ни бумаги, ни краски, никаких посторонних расходов – всё просто, как в армии: солдат спит, а служба идёт. Я, ещё когда гвоздиками в подземных переходах промышлял, окончательно убедился, что денег всегда больше там, где результатов труда простым глазом не видно. Толи ещё будет, скоро начнём нанатехнологией заниматься – вот где размах, вот где раздолье, там даже в микроскоп при солнечном свете ни фига не рассмотришь.

Василий Иванович сурово выслушал ловко состряпанную замануху отпетого проходимца и не враз определился с ответом. Он, кряхтя, лениво нагнулся, поднял с земли берёзовую суховатую веточку и принялся ковырять ею в курительной трубке. Долго не спеша ковырял, о чем-то своем размышлял, ухмылялся и вот заключил хладнокровно:

– Знаю я ваши саяно-шушенские заморочки. Поди, растащили, разграбили всё подчистую, не сегодня-завтра валиться начнут. Дурилка цветочная, обвести вокруг пальца боевого командира решил, мои героические заслуги в одной упряжке со своим крохоборством повязать вознамерился? Должен тебя огорчить: на этот раз увильнуть от ответа ни за что не получится. Сам мараться не стану, но под суд пролетариев обязательно подведу. К тому же комарьё в Саянах уж больно кусачее. Если понадобится, я и здесь, на Урале, какую-нибудь мельницу на старость себе потихонечку сгоношу.

В конюшне четвёртой сотни, тем временем, чапаевский ординарец отчаянно резался картами в модную у красноармейцев «буру». Против предназначенного на выкройку туфель планшета Петька поставил серебряные с гравированной крышкой часы, на которые куцепалый разведчик положил глаз ещё в прошлой игре. Сражаться условились до пяти партий – кто первым наберёт пять заготовленных спичек, тот и забирает с кона призы.

Куцепалый картёжник заметно нервничал, снова и снова требовал от ординарца месить карточную колоду, ведь уже три ненавистные спички лежали на Петькиной стороне. Ещё две проигранные партии – и прощай английского хрома скрипучий планшет вместе с надеждой завладеть старинной серебряной луковицей.

– Пара немазаных, – озлобленно предложил сопернику зажавший куцыми пальцами три карты разведчик.

– Не пойдёт, – по-турецки подобрав под себя на походной койке сильные ноги, отклонил рискованный выход знающий толк в карточной игре ординарец.

– Тогда козырный марьяжик лови, – и куцепалый вывалил на засвет даму червей с королём.

Петька невозмутимо накрыл их козырными десяткой с тузом и едва ли не как приговор твёрдо объявил: «Партия!»

Четвёртая ненавистная спичка неумолимо легла на Петькиной стороне, и ещё больше занервничал куцепалый соперник. Оставался, быть может, последний замес, и поэтому перед сдачей разведчик для фарта потребовал: «Вскрой».

Петька по правилам вскрыл перед сдачей козырную масть и ловко разбросал для игры по три карты. Очень медленно, потрясывая руками, ординарец начал раздвигать выпавшую ему сдачу. Три трефовые масти поочередно засветились на вскрытых углах, и счастливчик с криком «бура!» вывалил на засветку картишки. Вывалил и накрыл своей железной рукой лежащий на кровати заветный планшет. Разведчик накрыл кобуру револьвера. Долго сидели, пристально глядя друг другу в глаза, два известных в дивизии головореза, никто не хотел уступать. Однако игра есть игра, и куцепалый предложил ординарцу: «Согласен, давай разойдёмся, но только до следующего раза».

Удачно и, главное дело, ловко управившись с карточным выходом в конюшне четвёртой сотни, Петька бойко шагал через торговую площадь города Лбищенска. Притороченный к поясу английской кожи хрустящий планшет сопровождал пеший ход ординарца приятным похлопыванием по играющей мускулом правой ляжке. Прямо на выходе из базарного плаца он дружески поприветствовал фурмановскую секретаршу Люсьену, которая по случаю воскресного дня сидела на низенькой табуреточке и торговала калёными семечками. Барышня предусмотрительно сменила красную косынку на оренбургский бабий платок, который ещё резче подчёркивал нестерпимо яркие Люськины губы, успешно соперничающие с цветом алой зари коммунизма. Покупателей возле заядлой торговки не было ни души, потому что в прошлый базар она явно перебрала с хитрым донышком мерного стакана, и полная революционного гнева щёлкала маслянистые семечки, брезгливо плюхая лузгой прямо на мостовую.

– Не пойму, чего этим сволочам не хватает, – шипело вне себя от злости лучезарное приложение замполита, провожая презрительным взглядом каждого проходящего мимо несостоявшегося покупателя. – Следующий раз обязательно подолью на сковородку конской мочи, пускай засранцы подавятся. Ещё для этих придурков я обязана с Фурмановым за коммунизм хлопотать.

– Приветствую тружеников идеологического фронта, – геройски козырнул боевой подругевывалил на засветку картишки. тились на вскрытых углах и ординарец с криком: "л – "епалый соперник. й толк в карточной игре орд светящийся радостью Петька и зачерпнул прямо из ведёрца горсть ещё тёплых семечек. Тут же взял на зубок одно ядрышко, щёлкнул его и участливо заметил: Я давно уже размышляю, если бы с красными бубушками научиться подсолнух выращивать, наверняка бойчее торговля пошла бы. Тебе надо срочно с Ванькой Мичуриным состыковаться, тот только и рыскает по просторам дивизии, сутками напролёт высматривает, где бы натворить в природе чудес. А ну как получится вырастить семечки в форме пятиконечной звезды, да чтобы величиной с лошадиное копыто. Сколько можно по старинке мелкими злаками промышлять?

– Ты давай проваливай, нечего умничать, – взъерепенилась Люська, – сегодня ни единого стакана не продала, и без тебе волки под сердцем клыками скребут. Фурманов с Чапаем твоим чешут языком по чём зря, будто бесплатно жратву в коммунизме начнут раздавать, вот и замерла в голодухе дивизия, как в гипнозе, все ожидают манны небесной. Дмитрий Андреевич, между прочим, очень не рекомендует Гоголя на ночь читать. Потому что у писателя галушки сами в рот вереницей запрыгивают, не надо даже трудиться жевать. Будь моя воля, я бы мигом всех этих придурков накормила. Тачку в зубы и поехали на Колыму ананасы выращивать. Анке не забудь на ушко шепнуть, пусть ко мне в гости вечерком забегает, я для неё к свадьбе заграничные духи по случаю прикупила. Запах такой, что лаской за всю ночь не насытишься, будешь тянуться к любимой как завороженный.

– Мне и без заморских духов родная невеста мила, – небрежно отреагировал Петька, – однако просьбу передам обязательно. А теперь, извини, Чапай и минуты не оставляет в резерве, грузит под самые ноздри. Для меня проще трёх языков в плен привести, нежели с командирскими поручениями по дивизии шастать.

Ординарец по-офицерски прищёлкнул хромовым сапогом и, набирая ход, прямиком направился в сапожную мастерскую. Выигранный в картишки пахнущий дорогущей кожей планшет при внимательном рассмотрении материалом оказался отменным, поэтому подвенечные туфли обещались получиться на славу.

Между прочим, красным директором и непревзойденным ваятелем обувных шедевров в центральной сапожной мастерской нёс почётную вахту, получивший законное должностное повышение, шахтёрский забойщик Алёша Стаханов, а его-то как раз и полагалось доставить в Разлив по просьбе комдива. Таким образом, всё складывалось одно к одному – и котлеты «что надо», и мухи целёхоньки.

Возглавляемое знаменитым горняком обувное производство располагалась в подвальном помещении бывшей духовной семинарии, приспособленной по нынешним революционным временам под дом пионеров. На верхних этажах этой лучезарной кузни по формированию и закалки юных ленинцев с утра до ночи упражнялись в медных сигналах молодые горнисты, соперничая с барабанной дробью, торжественными клятвами и огневыми речёвками. При таком патриотическом сопровождении склонившимся над стальными сапожными лапами мастерам и подмастерьям работать приходилось с заткнутыми матрасной ватой ушами и переговариваться, в случае необходимости, на фортиссимо повышенной громкости.

– Приветствую ударников обувного фронта, – нарисовался полным ростом в низких сводах подвального помещения, до тошноты пропахшего резиновым клеем и товарной кожей, лихой ординарец.

Отгороженные от внешнего мира спасительной ватой, артельщики продолжали не отрываясь колдовать над сапожными лапами. Мало того что никто не ответил на приветствие, никто даже головы не поднял, не удостоил взглядом вошедшего. Поэтому Петька с некоторым недоумением, однако же довольно решительно проследовал в отдельную комнатушку красного директора. При этом выразил в душе солидарность с Люськиным деловым настроением: «Будь моя воля, я бы всю эту артель загнал куда-нибудь на Колыму ананасы выращивать».

Бывший герой антрацита, застигнутый врасплох без стука ввалившимся в дверь ординарцем, суетливо принялся сгребать в консервную банку рассыпанную на закройном столе серебряную мелочь. Несколько мелких монеток предательски прошмыгнули мимо жестянки и звякнули о каменный пол с предательски издевательской громкостью.

«Вот принесло скотину, – подумал про себя Алёша Стаханов, – теперь разнесёт по всей дивизии сплетни про мои сбережения, чего доброго – до контрразведки слухи дойдут». Тем не менее шахтёрский забойщик выдавил из себя счастливую физиономию, поприветствовал командирского фаворита и учтиво поинтересовался:

– С чем пожаловали, дорогой наш Петро Елисеевич?

– Дельце у меня к вам имеется, товарищ Стаханов, – дипломатично повёл разговор ординарец. – Туфли для Аннушки свадебные желаю соорудить. В связи с этим личным подарком самого командарма скрепя сердце приходится жертвовать. – И Петька отстегнул от пояса новенький, с глянцевым отливом английской кожи планшет.

Вопреки ожиданиям Петьки, предъявленный им для прямого ознакомления английский товар не произвел на сведущего в кожевенных тонкостях специалиста подобающего эффекта. Дело в том, что именно эту кожаную штуковину уже трижды приносили в сапожную мастерскую на предмет выкройки модельной обувки. Последним захаживал доктор из центрального госпиталя, по прозвищу Халиф, и тоже душевно рассказывал, что получил дорогущий планшет в награду от товарища Фрунзе. Вот только запамятовал, награду получил за микстуру от затяжного поноса или за удачно подобранную мозольную мазь.

То, что вещица была с биографией, ничуть не смутило генерального закройщика фасонных туфель, напротив, сердечно порадовало за возможность ломануть неслабую цену. Заказ автоматом включал поправку на эксклюзивность происхождения щегольского товара и очевидную нежелательность широкой огласки.

– Матерьялец, доложу вам, что надо, – принялся мять в руках скрипучий планшет по самое не хочу любезный Стаханов, – сразу видно заморских кровей. Я, Петро Елисеевич, планшетик этот своими руками вечерком на лекала аккуратненько покрою, от любопытных глазёнок подальше. Подарки, они ведь всякие бывают, а мы люди друг другу совсем не чужие. Где-то я чего-то не досмотрю, не замечу, где-то вы, так, глядишь, рядышком до коммунизма благополучно и дошкандыбаем. Пожалуйте мерочки от Анкиных ножечек; слово партийца даю, через пару деньков про планшетик этот никто и не вспомнит. А туфли стачаем такие, что ещё не одну свадьбу пропляшут, не одну годовщину революции переживут.

– До чего же приятно иметь дело с понимающим в жизни толк человеком, – удовлетворённо заметил ординарец и бережно извлек из кармана штанов сложенную осьмушкой газету, на которой ломаной линией был отмечен Аннушкин след. – Мне бы хотелось туфельки справить на тонких шнурочках и с маленьким кованым каблучком, чтобы невеста, плясунья моя, искры из мостовой вышибала. За ценой не гонюсь, выполняйте заказ по самому высокому классу, для свадьбы никаких грошей не прижму. Надеюсь, и вы не откажете гостем почётным пожаловать к нам. А визит мой не только с заказом туфель для невесты повязан. Велено мне, сами понимаете, лично комдивом прямо сейчас же доставить в Разлив самых знаменитых героев труда, для участия в особом мероприятии. А кто же, как не Паша Ангелина и Алёша Стаханов, круче всех отличились геройским трудом, кто может с вами по выездке тракторов и по добыче угля состязаться. Одним словом, все прочие хлопоты побоку и немедля выступаем в поход, нам в конюшне уже снаряжают тачанку из лучших штабных рысаков.

По счастью, и знаменитая Паша Ангелина несла почётную вахту здесь же поблизости. Соборную церковь, которая сиротливо торчала во главе опустевшей базарной площади, находчивые революционеры ловко приспособили под МТС, что на суконном партийном языке означает (машинно-тракторная станция). А красным директором которой торжественно назначили и водрузили прославленную трактористку.

Первым делом, по распоряжению знатного директора, в помещении навели армейский порядок. Бочки с керосином накатили штабелями в алтаре, прямо под стеной, где живописно восседает на небесном троне Спас Вседержитель, и прорубали в стене небольшое оконце, разумеется, прямо напротив дырки в заборе. Ответственность за сохранность дефицитного топлива единогласно возложили на партийного активиста и свёкра Паши Ангелиной, который отличался редкой смекалкой красиво увязывать в единую технологическую цепочку керосин, оконце в стене и дырку в заборе.

Война, как говорится, оставалась войной, но жизнь в дивизии протекала своим чередом, и бойцы регулярно запаливали по вечерам керогазы и упрямо стряпали в вёдерных кастрюлях похожую на клейстер семейную похлёбку. В связи с чем регулярно, под ночным покровом, подкрадывались с пустыми бутылями через дырку в заборе к алтарному оконцу горюче-смазочного хранилища. Порожняя склянка, вместе с рублёвыми купюрами, молча опускалась в приветливое оконце и, заметно прибавив в весе, словно по волшебству, выныривала обратно с плотно закупоренной пробкой.

Соседи не без оснований шептались, что Паша периодически устраивает для свёкра домашнюю профилактическую порку, но просторный свой дом, не торопясь, перекрыла листовой оцинкованной жестью и поставила кирпичный забор, в безветренную погоду предательски попахивающий моторным горючим. Таким образом, директорство на МТС частично компенсировало потери драгоценного здоровья в прошедших битвах за рекордные урожаи.

Прокатиться на тачанке в Разлив долго уговаривать трактористку никому не пришлось. Она, как баба-яга на ступу, в один прыжок залетела на тачанку, прикрыла соломкой навострённый как бритва лунообразный крестьянский серпок и собственноручно полоснула вожжами коней. По мощённой брусчаткой базарной площади картечной дробью сыпанули копыта.

На полном скаку экипаж ворвался в известный всякому красноармейцу командирский Разлив, и ординарец, в крутом вираже, осадил завалившихся на крупы коней, едва не вывалив к центральному пеньку долгожданных героев труда.

Василий Иванович неподдельно обрадовался приезду почётных гостей. Он выскочил, бряцая саблей, из-за стола и принялся лично приветствовать крепким рукопожатием каждого из прибывших ударников трудового фронта.

– До чего же рад видеть вас, дорогой наш кормилец, Паша Ангелина, как поживают керосиновые самоходные кони? Всякий раз, лишь только сажусь обедать к столу, с благодарностью вспоминаю ваши мозолистые руки. Вот уж воистину «Хлеб наш насущный», – рассыпаясь в любезностях, встретил комдив легендарную трактористку.

Пленённый Чумайс, как только заметил сверкнувший на солнышке серп, непроизвольно наложил распутанные перед приездом ударников руки на свои детородные прелести, хорошо памятуя народную присказку, что с крестьянским серпом шутки действительно плохи.

– А вам как рад, дорогой товарищ Стаханов, – переключился в сердечном приветствии командир на добытчика антрацитового уголька. – Как делишки с любимым в дивизии антрацитом, Донбасс ведь не гонит на гора порожняк? Мы с комиссаром почти каждый день напоминаем бойцам, как вы социалистическую норму в четырнадцать раз по-геройски превысили. Не зря сам Владимир Ильич не слабее Карла Маркса сказал, что уголь является настоящим хлебом промышленности. Выходит, что это вы с Ангелиной Пашей на свои плечи взвалили заботы по дислокации личного состава у дверей коммунизма.

Сразу же обратив внимание, что знатный шахтёр припёрся в Разлив с отбойным молотком на плече, Чумайс окончательно загрустил, у него даже слегка засвербело в промежности. Шансовый инструментарий приезжих гостей показался плененному не очень приветливым. Неровен час, встреча закончится натуральным членовредительством, и фармазонщик, не дожидаясь беды, отчаянно двинул в атаку.

– Извините, что вмешиваюсь, – подал на удивление уверенный голос Чумайс, – но какая-то нелепая постановка вопроса у вас получается. Что означает превысить установленную норму? Норма, она потому и называется нормой, что её строго придерживаться следует. Мы же не одеваем сапоги семьдесят пятого размера, когда наша норма размер сорок третий. Если горняк утверждает, что перевыполнил норму в четырнадцать раз, он или шутит, или сознательно вводит руководство дивизии в заблуждение. Не мне вас учить, что любое нарушение принятых норм приводит только к хаосу в народном хозяйстве, а то и прямо к падению власти трудящихся.

Нос у Алексея Стаханова, постоянно красный от систематического недопивания, налился вдруг таким багрянцем, что с ним спокойно можно было опускаться в забой заместо керосиновой шахтёрской лампады.

– Да что ж это за контра такая, – заревел в бешенстве чемпион угольного фронта, – да я же лично на глазах всей шахты, собственными руками сто две тонны чистейшего антрацита наколупал. Да я сейчас же отбойным молотком в муку эту рыжую падлу передолбаю!

– О вашем отбойном молотке мы потом как-нибудь потолкуем, невозмутимо отреагировал Чумайс. Но все же хочу я понять: у вас что же, молоток в четырнадцать раз тяжелее был или лопата в четырнадцать раз длиннее, чем у других забойщиков на шахтах Донбасса? Прямо Гулливерия какая-то получается. Представьте на минуту, что у вас всё вдруг сделается в четырнадцать раз большим, чем у других нормальных людей. Да с вами, уверяю, родная жена перестанет дело иметь. Вы как-то остепенитесь, перейдите на нормальные человеческие мерки.

Здесь уже не выдержал сам Василий Иванович, весь затрясся от гнева, подскочил к распоясавшемуся Чумайсу и заорал клокочущим голосом:

– Ты это брось, сволочь, перестань перед заслуженными людьми дуру ломать. У тебя денег в миллион раз больше, чем у любого из нас, и ничего, поди не дюже страдаешь, не торопишься переходить к нормальным человеческим меркам. Только запомни: одно дело – украсть много больше и совсем иное дело – быть первым в бою или ударником в тяжком труде. Люди, не щадя своих сил, геройски ишачили на благо дивизии, ты же, подлец, паразитом прожил всю жизнь и теперь позволяешь нагло издеваться над знаменитым шахтёром. На какое же снисхождение ты можешь рассчитывать от приглашённых почётных людей?

У Алексея Стаханова после жарких перебранок прямо на глазах у всех присутствующих конвульсивно задергались щёки. Неожиданно он начал торопливо хватать губами воздух, как выброшенный на берег карась, и принялся, теряя равновесие, бессильно клониться набок. Петька с командиром вовремя подхватили его и на руках оттащили в тенёк под сосну. Распахнули ворот холщёвой рубахи, прыснули в лицо холодной водой и, убедившись, что дышит, что жив знаменитый шахтёр, передали на попечение подоспевшему денщику, а сами вернулись обратно к пеньку. Командир грозно посмотрел на рыжего, доживающего последние минуты, проходимца и молча уселся на лавку, положив руку на плечи Паши Ангелиной.

– А я вам вот что без обиды скажу, Василий Иванович, – не унимался Чумайс, – такому передовику, как ваш орденоносный Стаханов, пусть хоть он и приморился немного, известный автопромышленник Форд и к воротам завода на сто верст не позволит приблизиться. На хорошо отлаженном производстве нет места шустрилам и выскочкам, они только делу вредят, сбивают работу большого конвейера. Вы же, когда поднимаете эскадроны в атаку, строго караете, если какой-нибудь всадник нарушит порядок в строю? Так же и нарушителей дисциплины труда, не признающих принятых норм, не в красные директора, а на каторжные работы отправлять полагается, там свою дурь пусть выказывают.

– Может, и меня на каторгу отправить положено за то, что я дни и ночи из трактора не вылезала? – размахивая серпом, покатила бочку Паша Ангелина. – Я же из-за таких вот сволочей бабьего счастья не ведала, насквозь солярой пропитана, до сей поры соседская детвора в спину керосинкой вонючей с издёвкой зовут. Вот и дождалась благодарности за весь мой бессонный героический труд. Интересно, а что бы ты жрал без меня, рыжая сволочь, чем требуху набивал целый день ненасытную? По твоей гладкой роже безошибочно видно, что пожрать ты совсем не дурак. Думаю, Алёшка Стаханов меньше в забое угля нарубал, чем ты чёрной икорки да с хлебушком беленьким слопал. Мы без тебя, как без сраных штанов, до коммунизма дотопаем, ты же, скотина, с голоду подохнешь без нас.

Чумайс, однако, со спокойной невозмутимостью высказал предположение, что для приличной женщины гораздо полезней не по пашне на тракторе гонки устраивать, а дома детворой заниматься да за мужем с любовью смотреть. И вообще выразил убеждение, что в иных благополучных дивизиях прекрасно и без трактористок обходятся, доверяют это дело в мужские надёжные руки. Всё же приятней, когда от собственной жёнушки пахнет домашним борщом и печёными булками, нежели дизельным топливом. Последним заявлением рыжая каналья окончательно вывела из себя непревзойдённую укротительницу керосиновых коней. Чапай на всякий случай даже присмотрел местечко для неё в тени под сосной.

– Вы что же, хотите сказать, что все наши героические пятилетки мы напрасно трудились, зря не щадили намозоленных рук? – едва владея собой, спотыкающимся голосом, при выпадающих из стационарных орбит ошалевших очах, поинтересовалась Паша Ангелина. – Может, я и на свет народилась напрасно, разве только для того, чтобы такая мерзость, как ты, надругалась над моим честным трудом? И сколько ещё должно продолжаться это неслыханное издевательство?

– Да почему же напрасно родились и что вы такое городите, – искренне засокрушался Чумайс. – Всё, что вы героически наработали своим бескорыстным трудом, теперь в самый раз для хороших людей пригодилось и служит довольно исправно. Сами судите: ребята яхтами свежими обзавелись, пляжи песчаные на Лазурном берегу прикупили. Мы всегда с большой благодарностью вспоминаем про вас. Но, как я понимаю, вы своё получили сполна. Вспомните восторг пятилеток, вспомните счастье осмысленно прожитых лет, когда не грозит сжечь позор за бесцельно потраченные годы. Вы же все закалились, как сталь, вам не очень с руки, должно быть, рядиться в золотые оковы капитализма? Каждый должен уметь делать в жизни свой выбор. Вот вы забавлялись игрой в строительство коммунизма, дозвольте теперь и нам игрой в капитализм самую малость, хоть чуток поразвлечься.

Тут взбесился не на шутку Чапай, выскочил из-за стола, левой рукой вцепился в бинокль, правой ухватился за шашку и, играя желваками, огласил свой непреклонный вердикт: