Реконструкция

Юра озадаченно смотрел на директора, а на лбу у него проявились морщины. Даже на него, человека спокойного и бывалого, этот неожиданный поворот посреди утвержденного плана строительства произвел впечатление.

– Чего, бэ, Сергеич? Ну ты даешь, бэ!..

В свою речь между некоторыми словами прораб время от времени добавлял звук «бэ». Произносил он его вполголоса и на выдохе, поэтому было не совсем понятно, то ли это начало какого-то слова, окончание которого не слышно, то ли ему требуется соединительная фонема для следующего, отчего речь его была плавной и интригующей.

– Да можно, бэ, в общем-то… Надо, бэ, только проект сочинить, бэ, на эту тему – но это не проблема, бэ, если деньги есть, бэ, это мы сделаем, нах (в этом месте была употреблена другая фонема). Сергеич, а деньги-то, бэ, у тебя есть?

– Есть-есть, Юра, деньги есть. Ты давай тогда проект делай, принеси мне его к концу недели, и нужно материалы закупать.

Проект был готов вовремя. Митя уже представлял, что это будет класс музыкальной литературы, оснащенный новой современной техникой: большим телевизором, видеомагнитофоном, хорошим усилителем и колонками, чтобы можно было показывать детям всякие оперы и концерты выдающихся музыкантов в записи…

Вихров привычно отнес проект расширения перехода знакомым инженерам, те не выявили никаких огрехов, и Юра получил указание приступить к закупке материалов и воплощению проекта в жизнь.

А Вихров занялся поиском денег. Потому что Юру он просто успокоил – денег на строительство дополнительной площади, которая в два раза превышает сам переход, у него не было. Ни у него, ни у Комитета по культуре. У них, к сожалению, даже нельзя было этих денег попросить, поскольку у Вихрова было только разрешение на строительство перехода, а на сооружение пристройки к нему никакого разрешения не было.

Митя понимал, что идти по официальному пути означало потерять темп. Даже процедура проектирования заняла бы несколько месяцев, а весь процесс согласования документации и выделения средств – не менее года. Но момент был уж очень благоприятный: можно сделать все и сразу. Комитет по культуре и Административная инспекция города при проверке видят, что идет строительство. Разрешение есть? Вот, пожалуйста. И вопросы закончились: ширина, глубина – это уже неинтересно, это проблемы принимающей комиссии. Никому и в голову не придет, что объем выделенных государственных средств может быть в три раза меньше стоимости объемов строительства. Обычно все бывает ровно наоборот.

Митя уже планировал, как он оборудует кабинет музыкальной литературы, какие будут мебель и цвет стен. Идея была отличная, но финансово она была ничем не подкреплена. И тут Вихров вспомнил про своих вертолетчиков.

* * *

В стране уже наступило новое время – время невиданных по советским временам свобод и настолько же невиданной нищеты – как государства, так и его граждан. Поэтому руководителям государственных предприятий не возбранялось использовать вверенные им имущественные ресурсы так, чтобы частично облегчить стране заботы по финансированию людей, за ними присматривающих.

Вихров такой возможностью воспользовался, отремонтировав флигель, а две комнаты в нем сдав какой-то фирме по продаже – ни много ни мало – вертолетов. Комнаты располагались напротив туалета, и педагоги заниматься в них совсем не хотели.

Как понял Митя, фирма имела отношение к Министерству обороны. Во всяком случае арендаторы назвались бывшими военными, а представить, что у нас в стране вертолетами могут торговать частные лица, у Мити тогда не получилось.

Проще говоря, Вихров особенно не вникал в то, кому он сдал помещения. Фирм в то время расплодилось немерено, поэтому раз вертолеты – значит вертолеты.

Оказалось, впрочем, что эта фирма была какой-то особой: договор с ней Вихров заключил в марте 1992 года, но сколько с тех пор он ни пытался увидеться с арендаторами, сделать этого не удавалось – комнаты оставались запертыми. Лишь несколько раз кто-то говорил Вихрову, что видел людей, входивших или выходивших из них, однако сами арендаторы с Митей не общались, а застать их он никак не мог.

Тем не менее рассчитывать в этой ситуации можно было только на «вертолетчиков»: других источников дополнительного финансирования у Вихрова просто не было. Поэтому в течение следующих нескольких дней Вихров поставил себе в план регулярное посещение этих помещений. Он аккуратно приходил в недавно отремонтированный корпус и дергал дверные ручки комнат, отданных в аренду. Двери были заперты.

У Мити вошло в привычку заходить во флигель и в буквальном смысле слова ломиться в закрытые двери. Однажды вечером, перед уходом из школы, он автоматически направился во второй корпус для очередной проверки.

Вихров нажал на ручку двери, и она, против обычного, подалась. Он оказался в темноте между дверьми – все классы первого этажа были оборудованы тамбурами для лучшей звукоизоляции – и почувствовал, что в комнате явно кто-то есть. Тогда Митя осторожно приоткрыл вторую дверь.

За столом сидели двое худощавых мужчин с обветренными, чисто выбритыми лицами, их стрижки с короткими висками не скрывали пробивающуюся седину. Несмотря на то что они были в штатском, Вихров узнал в них тех самых бывших военных, которые год назад арендовали у него помещение.

Один из мужчин посмотрел на Митю и встал из-за стола. Пока они сделали навстречу друг другу несколько шагов, Митя заметил, что с тех пор, как он был здесь год назад, ничего не изменилось. Ремонт был почти так же свеж, у окна стояли те же стол и стулья, которые он сам распорядился сюда поставить. Ни шкафа с бумагами, ни каких-то скоросшивателей, офисных причиндалов, ни папок с надписями «Входящие» и «Исходящие» и проч. – ничего этого не было. Из нового были только серый кнопочный телефон «Панасоник» и початая бутылка дорогого французского коньяка. Пластиковая тарелка с дольками лимона и граненые стаканы не в счет.

– О! Директор! Сколько зим! Прости, из головы вылетело, как тебя…

– Дмитрий Сергеевич, – тихо сказал Вихров.

– Митя, значит! Ну да, конечно! Извини. Ты проходи, садись – мы тут как раз…

Мужчина придвинул еще один стул так, чтобы Мите было удобнее оказаться за столом. Его партнер извлек из портфеля стакан и молча поставил его перед Митей – взаимопонимание между мужиками было полное.

– Ты прости, Дмитрий Сергеевич, мы по-походному… – он махнул рукой в сторону Министерства обороны. – Были тут напротив и зашли, вот – неожиданно как-то все получилось.

Митя сел на предназначенный для него стул и посмотрел на слезливые дольки лимона. Во рту появилась слюна. Отставник что-то говорил, а Вихров прикидывал, когда лучше начать разговор о деньгах: сейчас или все-таки сначала придется с ними выпить?

На бутылке было написано Hennessy – хм, можно и выпить, потом проще будет разговаривать.

Говоривший с ним мужчина закашлялся, судя по характерному грудному звуку – от многолетнего курения. Это сбило его с излагаемой мысли, он взял бутылку и разлил коньяк по стаканам.

– Так. Значит, я – Александр Семенович, это, – указал он на сидевшего напротив него, – тезка мой, Сан Саныч. Мы тут по хорошему поводу собрались – так что давайте, братцы, выпьем.

Все трое чокнулись. Военные опрокинули стаканы, и, несмотря на то что объем жидкости значительно превышал глоток, содержимое стаканов удалилось в одно движение.

Митя не ожидал столь радикального отношения к французскому коньяку: он собирался пригубить напиток и поставить стакан на стол, поскольку не любил пить коньяк залпом и к тому же знал, что это считается плохим тоном. Но подумав, что цель его визита не в демонстрации культуры пития, последовал примеру бывалых офицеров.

Мужики не обратили никакого внимания на то, что этюд «повтори за мной» Вихров выполнил на «отлично» – видимо, это само собой разумелось, – закусили лимоном и откинулись на спинки стульев. Митя решил, что пора:

– Александр Семенович, вообще-то я вот зачем зашел…

Александр Семенович усмехнулся.

– Да понимаю я зачем! Небось, думал, что мы на дно ушли? Видишь, старик, время какое? Сложное время! Пахать приходится – мама не горюй. А толку: голову вытащишь – хвост увязнет, хвост вытащишь – голова утопла. Мы вот год пахали…

Митя кивнул, хотя так и осталось неясным, над чем именно так усердно трудились его визави все это время.

– Конечно. Мы тут тоже, в общем. Но вы все-таки год не платили…

Александр Семенович разлил по стаканам новую порцию.

– Знаю, старик, все помню. Но что делать – и Москва не сразу строилась. Не переживай, сейчас все будет. Ну, мужики… – он поднял стакан. Все трое чокнулись и снова выпили залпом.

– Давай, Дмитрий Сергеевич, договоримся так. Обстановка у нас хорошая, но сложная. Все-таки советская… то есть российская авиационная промышленность – это тебе не баран чихнул. Страну просрали, а промышленность так просто не просрешь. Пока. Так что мы тут тебе и деткам твоим приготовили конвертик… Сан Саныч, – обратился он к коллеге, – ты не томи, доставай.

Молчавший до этого Сан Саныч опять наклонился к своему портфелю, но теперь выяснилось, что он носит там не только стаканы. Достав большой конверт, он протянул его Вихрову, неожиданно заговорив тихим уверенным голосом:

– Это для вас, Дмитрий Сергеевич.

Вихров взял в руки конверт. Он был не запечатан, и Митя невольно заглянул внутрь. Да, собственно, конверт был настолько пухлым, что и заглядывать в него не было необходимости – он просто не закрывался: там лежала толстая пачка денежных знаков. Митя раздвинул банкноты – это были немецкие марки, причем не в банковской упаковке, а явно собранные из купюр, уже бывших в ходу.

Митя двумя руками держал конверт. Да нет, не конверт – символический ключ от новенького класса музлитературы, возникшего рядом с переходом между корпусами в буквальном смысле из воздуха. Только как в это поверить?

Вихров поднял голову и посмотрел сначала на Сан Саныча, а потом на Александра Семеновича. Последний поймал его взгляд и не сдержал широкую улыбку:

– Не пугайся, старик. Все по чину, даже больше, чем уговаривались. Ты прости, что затянули, – сам понимаешь, пока все разрулишь…

Митя сглотнул слюну с остатками Hennessy. Он все-таки хотел ясности.

– Александр Семенович, это точно все в счет договора? – спросил Вихров, пытаясь демонстрировать твердость, с одной стороны, и расставить все точки над «i» – с другой.

Военный подобрался.

– Ты, Дмитрий Сергеевич, нас не обижай. Время, конечно, непростое, но мы – люди военные, мы же обещали… И это не тебе, это детям: а детям – значит детям. Тебе, конечно, спасибо большое, что нас приютил. Вошел, так сказать, в положение и помог – но и мы школу твою не обидим. Не пришел бы ты сейчас – завтра мы сами пришли бы к тебе с этим конвертом. Так что не сомневайся. Но сейчас вопрос другой, договориться нам все же надо. Мы задачу свою выполнили, с тобой, видишь, рассчитались… Офис нам здесь больше не нужен, и надо бы нам расставаться. Ты там договор наш закрой как-то так аккуратно, добро?

Коньяк уже начал «доходить» до Вихрова, к тому же он не предполагал, что получит деньги прямо сегодня и проблема с оплатой строительных работ в переходе решится вот так, после двух стаканов Hennessy. Конечно, все это вместе не могло не повысить его настроение.

При этом Митя совершенно не представлял себе, чем занимаются люди, сидевшие рядом с ним, хотя, с учетом полученного конверта, он начал верить, что они, видимо, действительно успешно что-то кому-то продают. Возможно, даже и вертолеты.

В любом случае обстановка становилась все более нереальной. Так что он посчитал необходимым уточнить:

– Аккуратно – это как?

– Аккуратно, – неторопливо ответил Сан Саныч, – это так, Дмитрий Сергеевич, чтобы ни у кого завтра не возникло вопросов, какие у вас отношения были с вашими арендаторами, кто они… Вы курите?

Он выложил на стол из кармана пиджака пачку Marlboro и зажигалку. Потом достал из другого кармана маленькую переносную пепельницу.

Митя до сих пор никогда не видел таких пепельниц и подумал, что на следующих зарубежных гастролях нужно будет купить такую же.

– Спасибо, у меня свои.

Сан Саныч щелкнул зажигалкой и поднес ее к Митиной сигарете. Подвинул пепельницу в его сторону и после этого закурил сам.

– Была аренда – и нет аренды. Все хорошо, претензий ни у кого никаких нет. Ведь у вас нет претензий? – Сан Саныч выпустил дым в сторону окна и посмотрел на Митю.

Митя покачал головой – рот у него был занят вытягиванием дыма из туго набитой отечественной сигареты, а по организму расходилось тепло от импортного коньяка.

– Вот и прекрасно, – уверенно сказал Сан Саныч.

Александр Семенович снова разлил по стаканам коньяк. Все еще раз выпили, после чего Митя поднялся, забеспокоившись: вдруг у Сан Саныча в его волшебном портфеле еще одна бутылка? Тогда от этих парней самостоятельно не уйдешь.

– Пожалуй, я пойду. Дома ждут.

Александр Семенович тоже встал:

– Бывай, Дмитрий Сергеевич. С твоего позволения, мы еще посидим тут…

Он оглядел комнату.

– Вроде нормально все. Да мы и не трогали ничего, – Александр Семенович посмотрел на «Панасоник», стоявший на столе. – Телефончик вот тебе оставим – он нам теперь ни к чему. А ключ от комнаты в двери будет, – военный протянул Мите руку.

– Хорошо, – сказал Митя, пожимая руку Александру Семеновичу. Дойдя до двери, он обернулся и посмотрел на сидящих. Александр Семенович разливал по новой, Сан Саныч нагнулся к портфелю.

– Спасибо, – Митя хотел сказать что-то еще, но понял, что это будет не в кассу.

Александр Семенович взглянул на него, немного приподнял кисть руки и коротко улыбнулся, давая понять, что все прошло и говорить об этом не стоит. А Сан Саныч вытащил руку из своего чудесного портфеля – на этот раз он извлек новый лимон.

Вихров аккуратно закрыл за собой дверь и направился к выходу из школы.

* * *

К концу марта 1993 года строителям удалось не только пристроить дополнительный объем, но и закончить в переходе и новом классе отделочные работы.

Во время сдачи «объекта» Вихров, разумеется, сам в сотый раз обошел и переход, и пристроенный к нему класс. Убедившись, что все в порядке, они с прорабом вернулись в директорский кабинет, где Митя протянул Юре конверт. Прораб заглянул внутрь и сказал свое коронное «бэ», только раза в три длиннее, с каждым новым «э» понижая голос и расширяя глаза.

– Бээээээ, Сергеич, это, бэ, что такое?

– Как что, Юра? Ты же спрашивал про деньги. Вот они и есть – и за материалы, и за работу.

– Так я думал, бэ, ты безналом сразу, это, за все переведешь, бэ…

– Бери, бери, Юра, это ваши. И потом, у меня других-то и не будет. Безналом мы вам за сам переход переведем, когда все акты подпишем, не переживай. А это – за то, что пристроили дополнительно, бэ…

Видимо, самым убедительным аргументом для прораба в Митином ответе была последняя фонема. Он расплылся в улыбке, спрятал конверт в карман и, пожав Мите руку, вышел.

Вечером, уходя из школы, Вихров завернул из переулка во двор. Задрав голову, он оглядывал новый переход, пройдя под ним между основным зданием Шуховки и флигелем. Особенно долго он рассматривал окна класса на уровне второго этажа, который внезапно получила школа. Уже на следующий день Митя планировал поставить в класс мебель и в самое ближайшее время оборудовать его техникой для тех самых демонстраций видеоопер и видеоконцертов.

Ситуация показалась ему забавной. Есть класс, в котором будут заниматься дети. Вполне реальные дети во вполне реальном классе. Хотя по бумагам этого класса не существует. И никто никогда не узнает, откуда он взялся, потому что официально на него нет ни проекта, ни сметы, ни отчетности.

Митя обернулся. Ему показалось, что воздух неожиданно потеплел, откуда-то заструился свет, и в глубине двора он смог рассмотреть людей, сидевших к нему спиной на деревянных скамейках. Чуть дальше, под навесом, располагалась довольно большая сцена. На ней сидел пианист за роялем и еще несколько музыкантов. Их ярко освещенные лица показались Мите смутно знакомыми, но точно понять, кто они, он все же не мог.

Звук доносился до него будто через вату, так что узнать музыку тоже не получалось. А главное, до сих пор такие покрытые шатром сцены опен-эйр, то есть установленные на открытом воздухе, он видел только на видеозаписях концертов западных рок-звезд. На заднем дворе Шуховки ничего подобного возникнуть сейчас никак не могло.

Митя сделал шаг в сторону скамеек и сцены, но видение растаяло, и реальность внутреннего двора с обшарпанным задним фасадом школы, жилым семиэтажным зданием в трещинах и сараем Минобороны, разрисованным граффити, снова обступила его.

Какое-то время Вихров еще стоял, задумчиво всматриваясь в темный вечер ранней московской весны. Похолодало.

Апрель 1993 года

В кабинете Вихрова раздался стук в дверь.

– Зайдите! – привычно крикнул Митя, не поднимаясь из-за стола.

Посетители случались разные, встречать требовалось не каждого, а когда без предупреждения заходят незнакомые люди, то и вообще скакать ни к чему: может, они пришли что-то продать – такое бывало, – так их можно развернуть к выходу, не вставая.

Митя взглянул на входящих – в этом случае было что-то другое. В кабинет зашла женщина средних лет с цепким взглядом и кожаным портфелем. Следом шел молодой человек в куртке, в руках у него был плащ – судя по цвету, он принадлежал его спутнице.

Юноша встал у двери, расставив ноги, будто охранник, а женщина уверенно подошла к директорскому столу. Эта диспозиция показалась Мите странной. Судя по всему, женщина была главной.

– Слушаю вас, – Митя встал и изобразил приветливость.

– Дмитрий Сергеевич, если не ошибаюсь? – обратного дружелюбия не последовало.

Митя насторожился и кивнул.

– Мы из КРУ. Пришли провести проверку прошедших во флигеле ремонтных работ.

Если бы Митин внутренний слух транслировал наружу возникающие в нем звуки, все бы услышали распевный присвист. Как расшифровывается КРУ, Митя знал – контрольно-ревизионное управление. Судя по лицам, намерения, по крайней мере у женщины, были серьезные. Для Вихрова это была первая проверка его деятельности как директора Шуховки. Варшавский ни о чем подобном ему не рассказывал.

Тем не менее как себя вести с проверяющими, Вихров приблизительно знал. Во время его работы замом Варшавского в школу приходила какая-то проверка из Управления культуры, и все бегали с высунутыми языками уже за день до ее прихода. Что именно проверяли, он не помнил, но обхаживали проверяльщиков усердно: кивали и улыбались в нужное время, и стол накрыли, и с собой – «Ну, что вы, что вы, ха-ха…» – снабдили сумкой.

Глядя на вошедшую дамочку, Митя в долю секунды уловил, что она ждет от него похожего «правильного» приема, а молодой ассистент был у нее на подхвате – мог не только подержать папки с документами, но и сумки помочь поднести, если что.

Вторая доля секунды ушла у Вихрова на то, чтобы решить, что с ним этот номер у них не пройдет – дырку от бублика они получат, а не «прием с леденцами». Да и вообще, с какого перепуга он должен тратить время на эту парочку?

– Вы присядете или сразу пойдете смотреть? – махнул рукой Митя, одновременно предлагая даме стул, а стоящему у дверей молодому человеку – место на диване около стены. Молодой человек кивнул и остался стоять, а дама заняла стул с видом хозяйки положения. Митя отметил этот нюанс и подумал: «Черт, действительно пахнет потерей времени… Ну а, собственно, почему я должен в этом участвовать? Это же не моя – их работа».

– Там все открыто – пожалуйста, смотрите… Кстати, а что вы будете проверять?

– А мы уже мельком прошлись и знаем, что проверять, Дмитрий Сергеевич. Вы не могли бы нам предоставить документы по ремонту: договор, акты выполненных работ, метраж и карту укладки мрамора?..

Ремонт во флигеле закончился всего пару месяцев назад, и далеко убрать документы Митя не успел. Он сел и, повернувшись в кресле, выдвинул один из ящиков стола, нащупал в нем нужную папку, вытащил и передал ее сотруднице КРУ.

– Пожалуйста… Простите, как ваше имя-отчество?

– Инна Муратовна, Меньшикова, – дама раскрыла портфель и достала несколько бланков. – Поскольку это официальная проверка, я сейчас вам оставлю бумагу – кто пришел, зачем…

Инна Муратовна Меньшикова

Заполнив бланки, Инна Муратовна передала их Мите. Он просмотрел бумаги, сказал «хорошо» и еще раз сообщил, что флигель открыт и в полном распоряжении неожиданных посетителей. «Зачем им карта мрамора?» – подумал Митя.

Каэрушников не было часа полтора. Вернулись они в кабинет Вихрова явно довольные.

– Все хорошо? – спросил Митя.

Лицо у Меньшиковой было розовым, в нем появилась какая-то дополнительная энергия. Она победно смотрела на Митю. Он принял это за добрый знак. Неопытный в начале своего директорства, Вихров еще не знал, что радость чиновника, решающего твой вопрос, как правило, означает, что вопрос решен не в твою, а в его пользу.

– Что же, Дмитрий Сергеевич, ремонт вы сделали очень даже неплохо, но есть один момент.

Митя неуверенно улыбался и с интересом ждал продолжения.

– Вот тут у вас по документам уложено сто тридцать пять квадратных метров серого мрамора. Мы произвели контрольные обмеры, и выходит, что на пол легло сто шестнадцать квадратов.

Если бы во флигеле происходила реконструкция, то по закону Митя не имел бы доступа к ее финансированию – этим бы занимался заказчик, выбранный Комитетом по культуре. Заказчик получал бы госсредства, рассчитывался с исполнителями и нес полную ответственность за расходы. Но поскольку во флигеле всего-навсего делался ремонт, то все финансовые документы шли за подписью директора школы. Таким образом, все претензии по неправильному расходованию средств и любым другим выявленным нарушениям автоматически адресовались Вихрову. Митя задумался.

– Ну и что?

– Что значит «ну и что», Дмитрий Сергеевич? Даже если мы отнимем три процента – норма на бой – то у вас должен лежать сто тридцать один квадратный метр, а у вас, я говорю, мы только что обмеряли – сто шестнадцать. Вы вообще в курсе, что мрамор – это материал строгой отчетности? Поясните, пожалуйста: где еще пятнадцать квадратных метров мрамора?

Мите пришло в голову, что начальник Метростроя Родин относился к мрамору не в пример проще, чем инспектор КРУ Меньшикова, но речь сейчас шла не о Метрострое.

– Интересно, Инна Муратовна, а куда они могли деваться? Я эти ящики с мрамором сам, лично привез, разгрузил, пересчитал, а потом даже стоял и смотрел, как его укладывали. Мне просто интересно было, как мрамор кладут, – я не видел никогда.

– Я не знаю, где вы стояли, откуда привезли и на что смотрели, но я вижу, что по актам у вас оплачено одно, а на деле у вас мрамора гораздо меньше.

– И что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что это нарушение и, если вы не проясните, где недостающая часть, у вас будут серьезные проблемы.

Митя обратил внимание на то, что молодой человек, с которым вернулась Инна Муратовна, был как-то подчеркнуто безмятежен, перекладывал плащ с руки на руку, вертел рулетку, поглядывая то на нее, то на свою хозяйку прозрачными глазами – ситуация ему виделась в радужном свете: явная недостача, но не такая уж крупная. На серьезное нарушение не тянет, но выхода у директора нет, поэтому дело явно пахнет его неформальным взносом в пользу строгих борцов с расхитителями из КРУ.

Однако Вихров, хоть происходящее отчасти и выбило его из колеи, был абсолютно уверен в невозможности описанной каэрушниками ситуации. В конце концов, он действительно видел своими глазами, что весь привезенный мрамор был уложен, ну, разве что за исключением боя и нескольких плиток. Но чтобы пропало пятнадцать квадратов… Черт, это же примерно три ящика…

Митя чуял какой-то подвох, но какой? Где? Доверять этой парочке нельзя – уж больно они денег хотят. Он решил потянуть время, пока нужная мысль не придет в голову.

– Подождите, да этого быть не может! Во-первых, я действительно смотрел, во-вторых, не только смотрел, как его клали, – я смотрел, как его резали алмазной пилой на станке, видел, какие остатки…

Меньшикова вздохнула.

– Дмитрий Сергеевич, мы, естественно, остатки тоже посчитали – это три процента боя относительно общего количества материала, и я вам говорю цифры уже с вычетом этих трех процентов. Вы не понимаете?

Нужная мысль не приходила, Митя открыл новую пачку сигарет, посмотрел на нее и машинально вытащил прикрывающую фильтры серебряную бумажку, которая, как показалось Мите, была немного больше, чем площадь картонной выемки, которую она закрывала, поскольку часть ее была не видна за стенками пачки. «Оба-на!» – подумал Митя и убрал сигареты обратно в карман рубашки.