Варяжская сага. Пряди Ансгара

Ансгар огляделся и увидел человека. Он был очень бледен, волосы и брови его блистали белизной, словно снег, и весь он как будто светился. Это был Мане – давний знакомец Ансгара, некогда павший от подлого удара в спину. Он сидел на пеньке среди леса.

– Вот видишь, я же говорил, смерть делает труп бледным, – сказал Мане и едва заметно улыбнулся, – но ты еще не бледен. Что ты здесь делаешь? Заблудился?

Ансгар кивнул.

– Бедняга! Отсюда не так-то легко выбраться.

– Помоги мне! – попросил Ансгар. – Ты ведь знаешь путь?

Мане снова улыбнулся:

– Может быть, я и знаю путь, но если ты пойдешь за мной, то окажешься не там, где хотел бы.

– Что же мне делать?

– Что делать? Ищи волчью тропу. По ней время от времени гуляет наш старый знакомый. Как знать, вдруг он согласится помочь тебе.

– Кто он?

– Ты знаешь, о ком я. Иногда он приходит ко мне, и мы разговариваем.

– Но куда мне идти? Где искать волчью тропу?

– Просто иди. Здесь нет сторон света. Но только иди сам, не позволяй никому вести тебя за собой!

Сказав так, Мане исчез, и стало темно. Ансгар немного постоял, не зная, что делать дальше, и, не придумав ничего лучшего, просто пошел. Вокруг был нескончаемый лес, дерево за деревом, и иногда Ансгару казалось, что он ходит кругами, но вдруг он вышел на поляну, по которой носились тени, издавая странные звуки. Можно было бы даже подумать, что это крики радости и веселья. Стоило Ансгару ступить на поляну, как тени бросились к нему, и раздались громкие возгласы:

– Ансгар! Ансгар!

– Кто вы?

Тени перестали метаться, и Ансгар начал различать образы своих мертвых друзей.

– Смотри, Ансгар, – послышался знакомый голос Раудкара, – я нашел своего брата! Теперь мы снова вместе!

– Ансгар! Вот я! – теперь уже воскликнул голос Лодинна.

– Теперь я вижу вас, сыновья Кари-кузнеца!

– Смотри внимательнее, Ансгар! Я тоже здесь!

– Брунольв!

– Да, это я! И смотри, кто со мной!

Тут послышался новый голос, басовитый и раскатистый. Он говорил:

– Брунольв! Зачем ты указал на меня? Ему не должно знать!

– Оддвар? Разве ты тоже здесь? Но почему?

– Ромеи коварны. Берегись их, Ансгар, – ответил Оддвар.

– А мой брат, что с ним?

Оддвар молчал. Но тут раздался еще один голос:

– Давай же, скажи ему!

– Ульвар?

– Да, это я! Говори, Оддвар.

– Скажу только, что Агнар ждет тебя. Большего не скажу.

– Я услышал тебя, Оддвар! Спасибо тебе!

– Ансгар, – снова послышался голос Ульвара, – ты не такой, как мы. Почему ты здесь?

– Я не знаю, я заблудился.

– Пойдем с нами, Ансгар, – закричал Брунольв, – мы проводим тебя!

– Пойдем с нами! – закричали другие тени и потянули к нему свои руки.

– Нет, нет! – отшатнулся Ансгар, и вдруг все перевернулось у него перед глазами, тени друзей исчезли, и он остался один. Тогда он снова пошел вперед, пересек поляну и вернулся в лес. Деревья теперь росли еще плотнее, и пробираться между ними становилось все труднее. Они как будто нарочно цепляли его своими ветвями, царапали Ансгару лицо, подставляли подножки толстыми корнями. Он спотыкался, однако не останавливался, а продолжал шагать. Но тут перед ним вновь явилась чья-то тень.

– Кто ты? – спросил Ансгар.

– Разве ты не узнаешь меня? Это ведь ты отправил меня сюда!

– Бильд?

– Да, это я! Я здесь, потому что ты пронзил меня своим мечом!

– Это верно, – согласился Ансгар, – но скажи мне, рады были тебя здесь встретить Мане и Ульвар, которых ты убил?

Лик Бильда почернел и на миг исказился злобой.

– О да, они были очень рады, – прошипел он. Потом вдруг изменился, как будто просветлел, и совсем другим голосом сказал: – А я ведь нашел своего отца!

– Где?

– Он ждал меня здесь. Теперь я рядом с ним, и мой дед тоже с нами.

– Я не вижу их, – развел руками Ансгар.

– Как же? Ведь вот они, рядом со мной!

Ансгар пригляделся и действительно различил рядом с тенью Бильда еще две тени – одну потемнее, а другую совсем бледную, едва заметную. Но лица их оставались сокрыты от него, вместо них была одна пустота, от которой становилось не по себе.

– Мне пора идти, – сказал Ансгар, – прощай!

– Куда же ты? Разве ты не останешься с нами? – возопил Бильд и потянулся к нему.

Ансгар бросился со всех ног наутек и долго бежал не оглядываясь, пока до ушей его снова не донеслось пение. Он остановился, прислушался и пошел на голос. Вдруг перед ним оказался ручей – он медленно нес свою черную густую воду мимо Ансгара, а ему казалось, что она живая и только и ждет, чтоб ухватить его, если он вздумает перебраться на другую сторону.

– Боишься, Младший? – услышал Ансгар голос за спиной и вздрогнул. Это был Барг. Но когда Ансгар обернулся, глазам его предстало страшное зрелище: груда сочащихся кровью кусков тела и виднеющихся среди них белых костей мало походила на старого викинга, которого знал Ансгар. Но он взял себя в руки и твердо ответил:

– Нет, не боюсь.

– Еще как боишься! – расхохотался Барг, но тут кусок мяса отпал от того места, где у него должна была быть щека, и шлепнулся на землю, оголив желтые зубы. Барг ойкнул, осторожно наклонился, поднял этот кусок и вернул его на место.

– Видишь, разваливаюсь на глазах, – изрек он сокрушенно.

– Ты погиб в бою, почему ты не в Вальхалле? – спросил Ансгар. – Скажи мне, почему на моем пути раз за разом встают те, кто должен быть в чертогах Одина?

– Конечно, я в Вальхалле! Где же мне еще быть? – весело ответил Барг и снова рассмеялся, так что у него отпала челюсть, но он ловко подхватил ее рукой и приладил назад.

– Разве это Вальхалла? – не унимался Ансгар.

– А это похоже на то место, где пируют эйнхерии?

– Нет.

– Вот тебе и ответ.

– Я ничего не понимаю, – в отчаянии закричал Ансгар, – ты говоришь, что ты в Вальхалле, но ты здесь, а это не чертоги Одина. Так где же мы и кто ты такой?

– Чего раскричался, дренг?[21] – услышал Ансгар новый голос и обернулся. Налитым кровью глазом на него уставился Бальдр. Лик его был преисполнен такой злобы, что Ансгар невольно потянулся рукой к поясу, но меча там не было. Заметив его движение, Бальдр рассмеялся:

– Ты безоружен, ты больше не берсерк и ты бессилен против нас!

– Против кого? – невольно спросил Ансгар.

– Против нас! – прорычал Бальдр и вытянул руку, в ней он крепко держал за волосы чью-то голову. Присмотревшись, Ансгар узнал Бреки. Быстрым движением тень переменила одну голову на другую и прошипела:

– Я несу разрушение!

– Беги, Ансгар! – раздался возглас Барга.

И Ансгар побежал не оглядываясь. Он бежал вдоль ручья, и черная вода тянулась к нему своими струями. Вдруг она поднялась стеной и обрушилась всей своей тяжестью на Ансгара, и он оказался под спудом черноты, которая давила на него, сковывала движения и куда-то тянула. Он пытался выплыть из этого морока, но не знал, куда плыть, потому что кругом была кромешная тьма. Но вдруг что-то блеснуло у него перед глазами, и он рванулся туда. Как ни тяжко было Ансгару, он преодолел сопротивление воды, вынырнул на воздух, уцепился за берег и, хотя черные струи все еще пытались хватать его за руки и за ноги, выбрался, поднялся и пошел прочь.

Ансгар не знал, сколько он уже пребывал в этом странном мире. Порой ему начинало казаться, что ничего другого он и не знал, не было никакой другой жизни, и тогда ему становилось все равно, он останавливался, садился или даже ложился на землю и застывал, часами оставаясь без всякого движения и мысли. Но потом до него доносился далекий женский голос, который пел свою песню, и тогда силы возвращались к Ансгару, он снова вставал на ноги и шел.

И вот он снова брел по лесу, блуждая среди деревьев, когда вдруг увидел тропу. Он вспомнил слова Мане и пошел по этой тропе. Она петляла и кружила, как будто хотела, чтобы Ансгар ее потерял, но он безотрывно следил за ней, не смея и шага ступить в сторону. Сердце забилось у него в груди, когда невдалеке услышал он протяжный волчий вой. Ансгар сделал еще пару шагов, и навстречу ему выбежал серый зверь.

Большой волк с умными, почти человеческими глазами остановился перед Ансгаром словно в удивлении. Он внимательно осмотрел человека, подошел к нему, обнюхал со всех сторон, пока Ансгар стоял не шелохнувшись, потом поднялся на задние лапы и приблизил морду свою нос к носу. Волк оскалился, как будто улыбнулся, и тут Ансгар услышал у себя в голове вопрос:

– Вздумал гулять в сумерках?

– Я заблудился, – ответил Ансгар.

– Как вышел на мою тропу?

– Мне Мане подсказал.

– Что хочешь от меня?

– Выведи, укажи путь!

– Что ж, я помогу тебе. Но дай слово прийти ко мне, сослужить службу.

– Клянусь богами!

– Что мне твои боги?! Ты мне слово дай верное!

– Даю слово верное!

– Смотри же! Ты дал мне слово верное! И, если не исполнишь его, вернешься сюда, да не один, а со всем своим родом!

– Исполню, не сомневайся. А теперь выведи меня!

– Прежде тебе обернуться надо. Негоже в сумерках в таком обличье ходить – тени утащат. Как ты только цел еще остался!

– Как это – обернуться?

– Как я! Зверем обратись или птицей.

– Но как?

– Просто помысли себе, кем ты станешь, ударься оземь, да и обратишься.

Закрыл глаза Ансгар и увидел перед собой образ сокола, парящего в воздухе. Закружилась у него голова, да так, что ноги подкосились, начал он падать, но не упал, а вдруг почувствовал, что летит. Открыл глаза и увидел внизу под собой лес, а среди него тропу, а на тропе волка. Услышал тогда Ансгар голос:

– Лети за мной!

Волк побежал, и сокол полетел за ним. Глядя вниз, еще много теней видел Ансгар – то были мертвые, а среди них павшие от его руки. Они носились во мраке и жутко кричали и завывали, но в сердце Ансгара больше не было страха. Уже предстало его взору великое древо, уходившее в небеса так высоко, куда и не всякая птица взлетит, и знал он, что это и есть путь домой. Вдруг снова послышался голос и пение. Волк остановился, зарычал, повернулся и зарысил обратно. Сокол же полетел дальше к древу, теперь Ансгар ясно различал слова песни:

Ветер лихой, подними меня,Подними меня в небо ясное,Небо ясное, где солнце красное.Солнце красное на заход катится,На заход катится – от волка прячется.Волк за солнцем бежит, укусить норовит.Ветер лихой, подними меня,Посади на бело облако пушистое,Облако пушистое – словно первый снег чистое.Неси меня на том облаке на заходВслед да за солнцем красным,За солнцем красным да за зверем страшным.Буду с волком я биться-ратиться,Биться-ратиться, покуда солнце прячется.Солнце красное за морем скроется,Солнце скроется, волк кровью умоется.Отпущу его на четыре стороны,На четыре стороны летят за ним вороны,Летят вороны, громко грают,Громко грают – беду скликают.Отпущу его, сам пойду за остатним лучом,За остатним лучом солнца красного,Да на самое дно моря баского.Море баское да изумрудное,Изумрудное море да оборотное.По дну моря пройдусь да домой ворочусь.Сквозь песок просочусь, прорасту чрез землю-матушку,Чрез землю-матушку да родимую,Обернусь я травою полынною.Будет ветер лихой меня долу клонить,Будет долу клонить – от беды хоронить.Будет бело облако дождь лить,Будет дождь лить, водою поить.Солнце красное будет греть да сиять,Будеть греть да сиять да мир радовать.* * *

Ансгар открыл глаза и увидел перед собой чей-то смутный образ. Скоро ясность зрения вернулась к нему, и он узнал Сороку.

– Очнулся! Очнулся, мой ладо!

– Где я? – едва слышно, с трудом ворочая языком, прошептал Ансгар, но Сорока услышала.

– В Изборске, ладо, все хорошо!

– Что со мной?

– Ранило тебя, когда нас от лотыголов спасал. Сулицу[22] в тебя ворог метнул, в спину угодила, с левой стороны. Татимир с другом твоим, с Перенегом, вынесли тебя. И так плох ты был, думали, не довезем до Изборска. Друг твой все колдовал над тобой, ну и я как могла хлопотала, помогала ему.

– Долго? Долго ли?

– Что? Долго ли лежал? Ой, долго! Седмицу[23] целую. То в жару весь был, по́том тебя шибало, то холодел весь, так что думали, уже дух из тебя вышел, лежал, как мертвый, а то лепетать что-то начинал непонятное.

Ансгар закрыл глаза. Он жив, он не умер! А все, что он видел, – что это? Сон, видение, бред горячечный? Или же побывал он на той стороне? Слишком явно помнил Ансгар волка и слово, данное ему. Значит, должен он будет направить свой путь снова в Кёнигард, к конунгу Хельги. Но, если все виденное правда, стало быть, и Агнар, брат старший, ждет его где-то в Миклагарде. Все одно – на полдень идти. Ансгар попытался приподняться, плечо и спину пронзила острая боль, в глазах потемнело, дыхание перехватило.

– Что ты, что ты! Куда?! – запричитала Сорока. – Рано тебе вставать! Лежи, мой ладо, лежи! Долго тебе еще ногами не ступать, уж потерпи!

Она заботливо вытерла Ансгару лоб от проступившей испарины, и была в каждом ее движении, в каждом взгляде такая любовь, что ему сразу стало легче. И тогда он вспомнил про дочь.

– Где наше дитя? – спросил он тихо.

– Ой, сейчас, сейчас, погоди! – всплеснула руками Сорока и выбежала в двери. Скоро она вернулась, держа на руках маленькую девочку в сарафанчике и с косицей светлых, почти белых волос. Даже в полумраке комнаты, где лежал Ансгар, было заметно, как отливают синевой ее глаза.

– Смотри, – обратилась Сорока к девочке, – вот твой тятя!

– Тятя?

– Да, твой тятя. Это он нас от злых людей спас.

– Тятя! – закричала девочка и потянула к нему ручки.

– Ну, тише, тише. Тятя болеет, нельзя сейчас с ним играть. Вот поправится, тогда уж.

– Хочу к тяте! – заныла девочка, и Ансгар невольно улыбнулся.

– Как имя? – с трудом выдавил он два слова.

– Пока Сойкой кличут, – ответила Сорока, – но можешь дать ей другое имя, какое захочешь. Твоя же дочь! Ликом, правда, на меня больше похожа. Но губы – губы твои, пухлявые, у меня таких отродясь не было!

Ансгар улыбался, но ему было тяжело. От спины боль шла по всему телу. Выговорить несколько слов стоило ему больших усилий, и теперь он даже рта не мог раскрыть. Сорока это заметила и сказала:

– Ты отдохни, закрой глаза, набирайся сил. Я потом ее еще к тебе приведу. Спи, ладо!

И он заснул простым сном, без сновидений, без мира сумерек и теней умерших.

* * *

Выздоровление Ансгара заняло немало времени. Пока лежал, его, кроме Сороки с дочерью, постоянно навещал Перенег. От него Ансгар узнал, что в бою с лотыголами пали Бодан, Гостивой и Ратша. Был бы мертв и сам Ансгар, если бы его не вынесли Татимир, Перенег и Дражко, который все-таки не утерпел и вернулся, чтобы помочь. Весь полон удалось отбить и вернуть в Изборск. Лотыголы, ошеломленные внезапным нападением и потерявшие едва ли не половину воинов, не пытались преследовать и ушли в свои земли. Когда Ансгару стало лучше, к нему пришел ярл Завид.

– Крепко тебе досталось, – изрек он, оценивающе оглядев Ансгара, – но ты, конечно, молодец! По правде сказать, думал я, что вернетесь вы назад несолоно хлебавши. На полон рукой махнул, уж прости. А вы не только полон вернули, но еще и лотыголам такой трепки задали – не скоро теперь сунутся! Татимир рассказал мне, как ты двумя мечами налево да направо их рубил. Жаль, что теперь ты левой рукой с мечом, верно, не совладаешь. Но зато жив!

Ансгару вспомнились слова Бальдра в сумеречном мире: «Ты больше не берсерк». Когда рана начала затягиваться, он пытался шевелить левой рукой, но она плохо слушалась, почти не поднималась. После очередного неудачного опыта Ансгар лежал раздосадованный в своей постели, когда к нему пришла Сорока – одна, без Сойки. Села рядом, положила ему руку на грудь.

– А я ведь ждала тебя… Думала, ты вернешься. И ты вернулся, хотя не так скоро, как мечталось. Я скучала…

– Говорят, у тебя тут был один, – пробурчал Ансгар.

– Был, верно, – согласилась Сорока, – совсем недолго. Его уж и в живых нет. Да и у тебя, поди, за эти годы кто-то был.

Ансгар вспомнил Рунфриду.

– Она тоже умерла, – сказал он, вздохнув.

– Видишь, как получается, – проговорила Сорока, подумав, – остались только мы друг у друга.

– Выходит, так, – невесело улыбнулся Ансгар.

– Я скучала, – повторила она, а ее рука с груди сползла ему на живот, а потом и ниже. У Ансгара после смерти Рунфриды не было женщины, он изголодался, и уговаривать его не было нужды.

* * *

К весне Ансгар совсем поправился, хотя левой рукой уже не владел как прежде. Он пытался брать ею меч, но ничего не выходило – ни размахнуться как следует, ни сделать выпад он не мог. Хорошо, что хоть щит еще был в состоянии удержать. А ведь Ансгар был двуруким берсерком – без второго меча он не знал безумия ярости. Об утрате этого дара он не особенно жалел, потому что всегда предпочитал даже в самой жестокой схватке сохранять ясность ума. Однако телесная немощь, которой Ансгар прежде не знал, его угнетала.

Когда сошло половодье, пришло время покинуть Изборск. Ансгар с Перенегом стали собираться, прибежала Сорока.

– Неужто вновь оставишь меня здесь? – заплакала она.

– Я иду далеко, путь будет опасным, – ответил Ансгар. Конечно, ему не хотелось бросать Сороку, к жару тела которой уже привык за зиму, и не хотелось бросать дочь, с которой ему так нравилось играть. Но он должен был исполнить обещание, данное волку, а значит, предстоял путь в Кёнигард. И еще где-то в Миклагарде его помощи ждал брат Агнар.

– О какой опасности ты говоришь?! – воскликнула Сорока. – Разве здесь, в Изборске, меня и Сойку не похитили? Забери нас с собой!

– Ты не боишься покинуть родные земли? Ведь здесь ты родилась, здесь прошла вся твоя жизнь, – попытался образумить ее Ансгар. Но Сорока не унималась.

– Что с того? Дом, где я выросла, сожжен, родичей у меня нет. Кто я здесь? То ли рабыня, то ли вольная – я даже не знаю! Какая мне радость здесь оставаться? Одна драгоценность у меня – доченька моя. Ради нее живу! Думала, хоть теперь изменится моя доля, мужа обрету, буду жить в чести. Но ты снова бросаешь меня! Что я буду делать без тебя?

Ансгар почесал шрам на щеке и призадумался. Он спас Сороку от плена и рабства. Спас свою дочь. Но не только – еще он дал им надежду на новую жизнь и теперь сам же ее отнимает. Он не расспрашивал подробно, но знал, что эти годы Сорока жила то портомойничая, то варя еду, то прибираясь в доме Завида. Взамен она имела свой угол и чем накормить дочь. Никто ее особо не обижал, но и радости в ее жизни было мало. Если Ансгар оставит ее здесь, то она продолжит это свое унылое существование, а их дочь скоро подрастет, будет надрываться, помогая матери, пока какой-нибудь дружинник не подомнет ее под себя. Ансгар не хотел для них такой жизни.

– Послушай, – сказал он, прижав к себе Сороку и поглаживая по волосам, – если хочешь, я увезу вас в Хольмгард. Там есть хорошие люди, которые примут тебя и не дадут в обиду.

– Да! – обрадовалась Сорока. – Да! Забери нас! Увези отсюда!

– Хорошо-хорошо, – улыбнулся Ансгар, – можешь собираться в путь.

– Ой, да и чего собираться-то? Ничего у меня своего-то и нет! В один миг готова буду! – Сорока засмеялась, но потом вдруг веселье сошло с ее лица, и она спросила: – Ну а ты? Ты будешь с нами?

– Нет, родная! Прости, но я должен буду уйти. Не знаю, сколько мне предстоит странствовать, но когда сослужу я службу князю Вольге, когда найду я брата своего – тогда обязательно вернусь! Слышишь? Ну не плачь только! Ведь не завтра расстаемся.

Слезы лились из глаз Сороки, но она потянулась к Ансгару, обвила его шею руками, прижалась мокрой и соленой щекой к бороде и прошептала:

– Коли не завтра, так хочу еще любви твоей!

* * *

Завид на прощанье расщедрился, дал коня для Сороки и еще пару заводных лошадей. Ансгару подарил богато украшенный нож франкской работы. Вручая его, спросил:

– А может, останешься? Мне такие люди нужны. Сделал бы тебя сотником.

Ансгар только улыбнулся:

– Князь Вольга обещал мне больше. Но я иду к нему не за этим.

– Ну да! Рассказывай! – хлопнул его по плечу ярл. – Ладно, я не в обиде. Ты, конечно, рожден для большего, чем сидеть в наших диких краях. Если побываешь в Цареграде, то на обратном пути пожалуй в гости, хочу послушать, как люди живут в тех краях.

– Уж постараюсь!

– Что ж, в добрый путь!

– В добрый путь!

Ансгар сел на коня, посадил перед собой завизжавшую от восторга Сойку и тронул поводья. Сороке, которая едва умела ездить верхом, дали самую смирную лошаденку, но она старалась не отставать от своего ладо. Последним шел Перенег с заводными лошадьми.

– Будь осторожен в городе Рарога![24] Там не все ладно! – прокричал Завид вдогонку. Ансгар обернулся, но ярла уже не было видно, ушел. Что он хотел сказать? Что́ неладно в Хольмгарде? Почему Завид не сказал об этом раньше? Ансгар пожал плечами – не возвращаться же назад, чтоб расспросить подробнее.

Когда уже отъехали от города, задул ветер, и Ансгар вдруг вспомнил слышанное в сумерках:

Ветер лихой, подними меня,Подними меня в небо ясное…

– Послушай, хочу спросить тебя, – обратился он к Сороке, – когда я лежал без памяти, что ты пела надо мной? От твоей песни я очнулся.

– Я не пела, – удивленно ответила Сорока, – сидела, слезы лила. Не до песен мне было.

– Как не пела? – в свой черед удивился Ансгар. – И все время не пела?

– Нет! Бывало, как приду к тебе, так словно кто в горло вцепится, слово вымолвить не могу, только плачу и плачу. А что за песня-то?

– Не знаю. И кто пел, выходит, тоже не знаю.

Прядь четвертая

Пока добирались до Хольмгарда, Ансгар все думал, как встретит его Злата. Ведь он ехал именно к ней и к ее мужу Братяте. Им хотел он доверить заботы о Сороке и Сойке. Уже как будто в прошлой жизни, так давно это было, Ансгар, сам того не желая, убил Богшу – брата Златы, но он же спас Братяту, вынеся его с поля боя, когда напали на них ятвяги. И ведь когда-то Ансгар и Злата любили друг друга. Что теперь в сердце ее будет сильнее: память о былой любви, ненависть из-за смерти Богши или благодарность за жизнь Братяты? Этого Ансгар не знал, но опасался худшего. Что если не захочет даже видеть его? Что если прогонит? А может, уже угасли в ней все чувства к нему – и плохие, и хорошие? Все ж таки семь зим минуло с той поры. И другая мысль тревожила Ансгара, не знал он, что сам почувствует, когда увидит Злату. Вдруг былое всколыхнется в нем, разбередит душу? Хотя теперь он уже не был таким наивным, как прежде, и сердце его переменилось, огрубело от многих утрат. Да и Сорока была с ним. Но все же…

Однако, когда показались стены города, все эти мысли ушли прочь. Вместо них где-то внутри возникло острое ощущение беды, которую уже не исправить. Ансгар не понимал, что могло его так насторожить. Он даже пересадил Сойку со своего коня на заводного, чтобы в случае нужды можно было сразу вступить в бой.

Подъехали к воротам. Здесь томились от безделья двое стражников, которые стояли, прислонившись к стене, и жмурились, ловя лицом теплое весеннее солнце. Один из них, завидев путников, лениво почесался и пошел к ним навстречу.

– Кто такие? Откуда путь держите и зачем пришли? – спросил стражник.

– Я Ансгар из варягов, это мой друг Перенег, моя жена и дочь. Мы пришли из Изборска от Завида к Братяте.

– Ансгар? – переспросил стражник, очнувшись от своей лени. – Не тот ли это Ансгар, что ходил в поход на Киев и добыл князю Вольге казну сокрытую?

– Тот самый!

– Тогда проходи!

– А Братята в городе?

– Конечно, где ж ему еще быть?! Его двор рядом с княжеским. Там он.

Ансгар выпрыгнул из седла, взялся за поводья и так повел коня в ворота. За ним двинулись Перенег и Сорока с Сойкой. Стражник же поспешил к своему товарищу, чтобы поделиться новостью о том, какой человек объявился в городе.

Когда проходили через торговую площадь, внимание Ансгара привлекли крики и шум. Он повернул голову и увидел, как какой-то человек, явно нордман по облику, бил ногами лежащего на земле человека, а тот только закрывался руками. Рядом с ними было еще двое воинов, судя по всему, товарищи нордмана. Они не давали несчастному подняться, когда тот пытался, сбивали его с ног и тоже отвешивали пинков. Люди вокруг были напуганы, и никто не спешил помочь.

– Подождите меня здесь, – сказал Ансгар Перенегу и Сороке и решительно двинулся в ту сторону, где продолжалось избиение. Но не успел он дойти пару шагов, как прибежал десяток воинов, которые оттеснили нападавших. Нордман принялся на них кричать, размахивая руками и выкрикивая ругательства:

– Как посмели вы встать между нами, треклятые финны? Я еще с ним не закончил! Пошли прочь, ублюдки! Я покажу этому вонючему недобитку, как перечить мне!

– Ты напал на его жену! – возражал старший из десятка, произнося слова северного языка с явным чудским выговором.

– Жену! – передразнил его нордман. – Да какая она жена! Это же шлюха!