Варяжская сага. Пряди Ансгара

Внезапно Ансгару стало страшно. Он вспомнил, что уже видел все это. Видел во сне. Все было именно так, как когда-то привиделось ему. Он все время знал, что так все и закончится, знал, что Рунфрида умрет, знал – но запрещал себе об этом вспоминать. Он был слишком ослеплен любовью. Плененный своей страстью, он хотел во что бы то ни стало быть с Рунфридой – и погубил ее. Да, это он, Ансгар, ее погубил. Теперь он это хорошо понял. Если бы он вспомнил тот сон, если бы оставил Рунфриду в покое, она была бы сейчас жива. От отчаяния он тихо завыл.

Но тут Ансгар увидел, как зашевелился маленький меховой комок, лежавший рядом с умершей. Потом раздался детский плач. Рунфрида умерла не просто так – она подарила жизнь их сыну! Ансгар осторожно развернул комок. Оттуда на него посмотрел пучеглазый малыш. Казалось, в его голубых глазах сосредоточена вся мудрость мира. Ансгар уже знал, какое имя ему даст. Это будет имя из сна, которое он теперь вспомнил, – Рунар. Рунар, сын Ансгара!

Маленький Рунар скривил беззубый ротик и снова заплакал. Он ведь хочет есть! Ансгар забеспокоился, он не мог позволить угаснуть и этой жизни. Но Рунфрида умерла, кто же будет кормить дитя? Ранвейга осторожно взяла ребенка из рук сына.

– Не беспокойся, Брюнгерда выкормит их обоих, – сказала она, отнесла Рунара к постели колдуньи и приложила к свободной груди. Другую сосала девочка.

Ансгар снова посмотрел на Рунфриду, тяжело сглотнул пересохшим ртом. Он не знал, что теперь ему делать. Все его мечты пошли прахом, и жизнь потеряла смысл. На плечо ему легла рука Перенега. Венд ничего ему не сказал, но и этого прикосновения хватило, чтобы у Ансгара защипало глаза.

* * *

Когда тело Рунфриды обратилось пеплом и над затухшим погребальным костром вырос курган, Ансгар засобирался покинуть Чёрный холм. Мать пыталась его отговорить, спрашивала, кто же будет воспитывать сына. Ансгар в ответ попросил, если через семь зим он не вернется, отдать Рунара на воспитание Фастульву, сыну Фарульва. Хотел оставить матери немного золота на всякий случай, но Ранвейга отказалась.

– Зачем оно здесь, на Чёрном холме? Что мы будем с ним делать? – сказала она.

Ансгар упрашивать не стал. Прощание было грустным и коротким. Две сестры снова остались жить на болоте, но теперь с детьми на руках. Ансгар понимал, что им будет трудно, но оставаться в Тюлоскуге он не мог. Здесь, в родном лесу, он искал мира и покоя, искал тихой семейной жизни, но нашел только боль утраты и горечь от несбывшихся надежд.

Прежде чем покинуть родную землю, Ансгар вместе с Перенегом зашли к Фастульву. Старик, узнав, что случилось, сильно опечалился, но обещал присматривать за жителями Чёрного холма и помочь маленькому Рунару, когда потребуется. На прощанье он спросил:

– Куда же ты теперь направишь свой путь?

– В Остервиг[18], – ответил Ансгар, – а потом, может быть, и в Миклагард. Там есть люди, которым нужна моя помощь.

Прядь третья

– Приветствую тебя, Завид! – Ансгар чуть склонил голову в знак уважения. Он на самом деле уважал этого человека – и даже не потому, что больше года служил под его началом, а потому, что помнил, как Завид проявил себя во время похода на юг, как он храбро сражался и умело руководил своим хирдом во время обороны Кёнигарда от восставших полян.

– Не ожидал больше увидеть тебя здесь, в Изборске, – ответил ему ярл и движением руки пригласил сесть за стол.

– По правде сказать, и я не ждал, что найду тебя здесь: думал, ты в Киеве, – произнес Ансгар, усаживаясь. Перенег сел рядом с ним. Кроме них троих за столом сидели двое воинов из числа ближних людей Завида, которых Ансгар помнил по прежним годам и которые теперь стали сотниками – Военег и Татимир.

Завид чуть ухмыльнулся.

– Ты сослужил хорошую службу князю Вольге, – сказал он, – собрал ему много варягов в своей стране. Когда они пришли в Киев, там стало слишком тесно, и я попросил князя отпустить меня. И вот я здесь и не жалею об этом. Я, как и прежде, правлю этим краем, и никто мне не мешает. Стало даже лучше, ведь прежде князь сидел на Ильмене, а теперь ушел на полдень, далеко от Изборска.

– Если так, если ты и вправду доволен своей судьбой, то сердце мое радуется вместе с твоим, – сказал Ансгар.

– А я рад встрече с тобой, – весело заявил Завид, – думал, уже не увижу такого славного воина, ведь ты, сколько помню, хотел вернуться к себе домой, за Варяжское море. По такому поводу не устроить ли нам сегодня пир? В моей дружине многие помнят тебя и твои подвиги и будут рады поднять за тебя кубки!

– Давно я не был на пиру! – с предвкушением произнес Ансгар и перемигнулся с Перенегом.

– Коли так, значит, сами боги велели нам сегодня напиться медом! – воскликнул Завид. – Вы с другом идите, помойтесь с дороги, баню вам сейчас истопят, а я пока велю готовить стол.

– Добро, – улыбаясь, ответил Ансгар.

– Только забыл спросить: какою нуждой принесло тебя с твоим другом в Изборск? Уж не решил ли ты попроситься в мою дружину?

– Нет, прости, – покачал головой Ансгар, – не за службой пришел я к тебе. Помнишь ли ты Сороку, с которой я здесь прежде жил? Хочу увидеть ее вновь.

Улыбка сразу сползла с лица Завида, и оно приняло сочувствующий вид.

– Немного не успел ты. Пришел бы двумя днями раньше, а так…

– Что случилось? – Внутри у Ансгара похолодело. Неужели вновь? Неужели все повторяется – и снова уходят те, кто был близок ему?

– Давеча лотыголы[19] приходили, человек с полсотни, не больше. Пограбить, видно, хотели. Большого зла сделать не смогли, ушли, едва завидели мою дружину. Но успели полонить немного смердов, и, как назло, Сорока твоя с дочерью за городом была, их тоже забрали.

– Погоня направлена? – строго спросил Ансгар.

– Нет, какая погоня? У меня не так много людей, чтобы оставлять город без защиты. Вот к зиме из Хольмгарда придут люди – вместе с ними пойдем трясти лотыголов.

Ансгар сердито засопел.

– Я не могу столько ждать, – сдерживая себя, сказал он, – до зимы Сорока может не дожить. И дочь… Чья дочь? У Сороки кто-то есть?

Завид невесело улыбнулся и ответил:

– Был один, я его в поход на Кёнигард брал, там он и погиб. А потом она уже к себе никого не подпускала. Лезли к ней, конечно, но я ее берег. Уж не знаю почему – может, из-за тебя? Ну а дочь – она твоя, родилась вскоре, как ты ушел из Изборска.

– Моя дочь, – прошептал Ансгар и закрыл глаза. Когда он их вновь открыл, они были полны холодной решимости. – Вот что, Завид, ты уж прости, но не останемся мы ни ради бани, ни на пир. Мы с Перенегом идем за Сорокой. Если дашь еды в дорогу да пару заводных коней, буду тебе благодарен. Могу заплатить золотом, если хочешь.

– Не нужно мне твое золото, – в голосе Завида просквозила обида, – дам я тебе и еды, и коней. И еще кину клич среди своей дружины, кто вызовется охотником с тобой идти. Но не больше десятка.

Ансгар склонил голову:

– Благодарю тебя, Завид! Не забуду доброты твоей! И если даешь мне людей, хорошо бы среди них был тот, кто знает пути в земли лотыголов.

– Не беспокойся, найдутся и такие.

– Дозволь мне идти с ними, – раздался голос Татимира, – и людей из моей сотни взять.

Ансгар с благодарностью посмотрел на сотника. Завид же, задумчиво почесав бороду, согласно кивнул головой:

– Пусть будет по-твоему.

* * *

Долгим был путь до Изборска. Покинув Тюлоскуг весной, Ансгар и Перенег быстро добрались до побережья, но здесь не сразу удалось им найти корабль, который шел бы в Остервиг. Наконец один купеческий кнорр подобрал их и довез до Готланда. Оттуда на другом попутном корабле удалось добраться до Ладоги. Здесь друзья прикупили пару лошадей, после чего, не заходя в Хольмгард, двинулись в Изборск. У стен этого города они оказались уже осенью, когда леса горели желтым и красным цветом и чувствовались первые признаки скорых холодов.

Не таким представлял себе Ансгар свое появление здесь. Его больше заботило, как встретит его Сорока, не прогонит ли после столь долгой разлуки. Думал, не найдет ли ее с каким-нибудь другим воином, замужней женой, совсем чужой ему. Втайне от себя самого надеялся, что она все еще одна и ждет его. Но он никак не ожидал, что, едва достигнув Изборска, должен будет броситься в погоню, чтобы спасти ее от находников из чужого племени.

Как и обещал Завид, с Ансгаром и Перенегом отбивать полон направились десять человек – все из числа местных вендов. Кроме Татимира были Бодан, Гостивой, Здебор, Дражко, Малобуд, Возгарь, Ставр, Ратша и Могута. Одни были помоложе, другие постарше, но все крепкие мужи и опытные воины – большинство из них ходили на Киев и знали Ансгара. Только Дражко и Малобуд недавно стали дружинниками Завида, но зато слыли лучшими охотниками и следопытами в здешнем краю. Именно их Татимир отправил вперед, а уже за ними шел остальной их маленький отряд.

Они шли, почти не останавливаясь, ели и спали на ходу, сидя в седле, говорили мало и только по делу. Время от времени меняли коней. Нужно было спешить. Лотыголов было больше, и с ними был пусть не большой, но полон, а значит, они шли медленнее. Однако у них в запасе был целый день пути, и, если бы они успели добраться до своих земель, надежды отбить Сороку вовсе не стало бы. С Ансгаром шло слишком мало людей, всего дюжина против полусотни, если в числе находников не ошиблись. И пока продолжалась погоня, Ансгар все думал, как же им одолеть эту полусотню.

На третий день, когда Ансгар уже начал опасаться, что гнаться дальше нет смысла и вся погоня была напрасной, объявился Дражко.

– Мы нашли их! – радостно поведал он. – Они совсем близко! Идут не спеша, верно, думают, что уже ушли.

– Вы видели их всех или только остатних? – строго спросил Татимир.

– Говорю же, они думают, что их не преследуют, идут все скопом! Я, как увидел, сразу к вам поспешил, а Малобуд остался следить.

Татимир и Ансгар переглянулись.

– Поспешим и мы! – сказал Ансгар. – К ночи должны догнать.

* * *

Малобуд встретил их на заходе солнца, когда они, ведомые Дражко, пробирались лесными тропами. Этот молодой венд и вправду был славным охотником, даже Ансгар не заметил его, пока тот не вышел из тени и сам к ним не приблизился, ухнув, словно сова.

– Что там? – коротко спросил Татимир.

– Вышли на поляну, устраиваются на ночлег, костры развели, – едва слышно ответил Малобуд.

– Сторожа?

– С четырех сторон по одному.

– Совсем нас не ждут, – ухмыльнулся Татимир, – а полон что?

– Мало, едва с два десятка, бабы да ребятишек немного. Все с заходней[20] стороны, их двое стерегут.

– Добро, – кивнул Татимир, – ступай.

Малобуд исчез так же, как появился.

– Что будем делать? – скрывая свое нетерпение, спросил Ансгар.

– Подождем.

– Подождем? – едва не вскрикнул Ансгар. – До какой поры будем ждать?

Настрой Татимира ему совсем не понравился. Сейчас перед сном какой-нибудь лотыгол вздумает развлечься, и не попадется ли ему на глаза Сорока? От этой мысли Ансгара начинала бить дрожь и челюсть сводило так, что зубы скрежетали.

– Сейчас они еще не спят, – спокойно отвечал Татимир, – а вот под утро сон у них крепкий будет. Тогда уберем сторожу с одной стороны и зайдем к ним в стан. А там, если не шуметь напрасно, можно всех порезать.

Размеренный голос Татимира, уверенность, с которой он говорил, образумили Ансгара. Он согласился с задумкой сотника, потому что в их положении самым разумным было не бросаться сломя голову в бой, а тихо вырезать лотыголов во сне.

– С какой стороны зайдем? – К Ансгару окончательно вернулась ясность мысли, и он начал размышлять, как верней исполнить задуманное.

– Плохо, что полон с заходней стороны, – досадливо протянул Татимир, – был бы с нашей, проще управились бы. А так надо смотреть, откуда лучше подход. Я пойду гляну, вы пока отдохните.

Ансгар хотел было пойти с ним, но передумал. Сотник знал свое дело, и не было нужды ходить за ним по пятам. Лучше и вправду было отдохнуть и набраться сил перед делом.

Укутавшись в плащ, Ансгар устроился спать под стройной сосной. Рядом с ним улегся Перенег. Остальные последовали их примеру, оставив бодрствовать одного Возгаря, которого потом по уговору должен был сменить Бодан. Над ухом время от времени пофыркивал привязанный к дереву конь, и, слушая его, Ансгар быстро уснул.

Снилось ему что-то большое, тяжелое, черное. Оно стояло перед Ансгаром, преградив ему путь и давя своей неодолимой мощью. Однако пути назад не было, и он беспомощно ходил вокруг, каждый раз натыкаясь на препятствие. Хотелось вернуться в настоящий мир, уйти, убежать, скрыться от этой страшной и непонятной пустоты, но она как будто держала Ансгара, и ему становилось душно, тяжко. Он ворочался во сне, хрипел, но не просыпался, пока его не разбудил Перенег. Почувствовав его руку на плече, Ансгар открыл глаза и спросил:

– Пора?

– Нет, но скоро.

– Зачем же ты меня разбудил? – сонно пробормотал Ансгар, хотя на самом деле рад был, что друг вытащил его из объятий мутного, тяжелого сна.

– Не ходи.

– Что? – не понял Ансгар.

– Говорю тебе, не ходи с нами на лотыголов, без тебя дело сделается, – Перенег говорил тихо, едва слышно, но в голосе его звучала мольба.

– Это почему?

– Я чую, что-то темное встанет на твоем пути, и я не знаю, справишься ли ты с ним, – изрек Перенег.

Ансгар вспомнил свой тяжелый сон и призадумался. Ощущение тревоги, которое ушло, когда он открыл глаза, снова вернулось. Перенег хоть и не стал колдуном и не всегда мог изъяснить, что чувствует, но с некоторых пор мог предвещать опасность. По пути из Нордланда Ансгар несколько раз прислушивался к нему и менял свои намерения, и это избавляло их от больших трудностей. Но сейчас он не мог просто остаться и ждать, покуда другие, рискуя своими жизнями, пойдут на врага. И кроме того, там ведь была Сорока, он должен был ее спасти.

– Нет, друг, – промолвил наконец Ансгар, – я пойду, будь что будет. Но спасибо тебе, я буду осторожен.

Перенег только вздохнул, не стал больше ничего говорить.

* * *

Татимир, посмотрев, как расположить лотыголы, решил половиной отряда зайти в их лагерь с южной стороны и вырезать спящих, сколько удастся, пока не поднимется тревога. Другая половина одновременно должна была зайти с запада, убить стороживших полон и потом с освобожденными женщинами и детьми уйти. Вновь объединиться они собирались на месте своей ночной стоянки, где остались кони. Договорились, что первый отряд поведет сам Татимир. С собой он брал Малобуда, Бодана, Гостивоя, Ратшу и Здебора. Второй отряд взял под начало Ансгар. С ним шли Перенег, Дражко, Возгарь, Ставр и Могута.

Через лес двигались тихо, скрадывая шаг. Вперед себя Ансгар пустил Дражко, который ведал путь. Пока пробирались в темноте, Ансгар прислушивался к своим ощущениям – было в них что-то новое. Прежде ему не доводилось нападать на спящего врага, и от мысли, что придется резать беспомощного человека, становилось немного не по себе. Но у лотыголов в плену была Сорока, и ради ее спасения Ансгар готов был погубить столько людей, сколько потребуется. И еще там была его дочь, которую он прежде не видел. Он пока не понимал, что чувствует к ней, но твердо знал, что не может оставить ее в плену. Только бы все получилось! И зачем Перенег завел этот глупый разговор?! Еще и сон странный. Что-то темное встанет у Ансгара на пути, но что бы это могло быть? Вспомнилось давнишнее предсказание Брюнгерды о черных вратах. Неужто настало время?

Где-то невдалеке раздался крик совы, и Ансгар поверил бы, что это только ночная птица, если бы не знал, что так дает о себе знать Татимир. Значит, своего сторожу они убрали и уже готовы напасть на стан лотыголов. Тем временем Дражко остановился, и за ним остановились остальные. Ансгар понял, что тот почуял врага, и позволил ему все сделать самому. Бесшумно подкравшись к беспечному противнику, Дражко зарезал его так, что до слуха Ансгара не долетело ни звука. Только по крику совы он понял, что дело сделано и можно заходить в стан.

Подобравшись со своим отрядом совсем близко к стоянке лотыголов, Ансгар осмотрелся. При свете тлеющих костров были видны спящие вповалку посреди поляны люди, укутавшиеся кто в плащи, кто в шкуры. На самом краю поляны, недалеко от того места, где притаился Ансгар, прижавшись друг к другу, лежали женщины и дети – полон. Где-то среди них была и Сорока с дочерью, но Ансгар не мог их разглядеть. Тут же были и два стражника. Один дремал, прислонившись к стволу сосны, а другой – кажется, один во всем стане – бодрствовал, неспешно вышагивая вокруг пленных. Его надо было убрать первым.

Дражко подобрался к лотыголу со спины и, зажав одной рукой рот, другой вонзил ему нож в горло. Раздались жуткие булькающие звуки, лотыгол обмяк и начал оседать. Дражко осторожно опустил его на землю. В этот же миг Ансгар ударил другого в самое сердце – тот даже не успел проснуться. Возгарь тихо ухнул, давая знак Татимиру, что можно начинать. Ансгар бросился к женщинам, ища среди них Сороку. Воины из его отряда принялись их будить, жестами показывая, что нельзя шуметь. Те просыпались с испуганными лицами, но ни одна не вскрикнула, все поняли, что пришло спасение. Наконец в предрассветных сумерках Ансгар узнал знакомое лицо. Сорока поднялась с земли, держа на руках ребенка, которому прикрыла рот ладонью, чтобы тот не кричал.

– Идем! Идем! – шептал Ансгар. – Это я! Я! Я пришел за тобой!

Сорока сначала отшатнулась, как будто увидела призрака, но потом все поняла и поспешила вслед за другими в лес. Дело было почти сделано, когда кто-то из детей вдруг заплакал. Один лотыгол проснулся, поднял голову и сразу уяснил, что происходит. Он закричал во весь голос, поднимая тревогу. Перенег тут же подскочил к нему и зарубил, но было уже поздно. В стане началась суматоха, лотыголы вскакивали и хватались за оружие, послышался звон металла.

– Уводите! – закричал Ансгар Дражко. – Уводите полон! Я задержу их!

Дражко на миг замер, видно, не желая бросать Ансгара одного, но все же исполнил его приказ. Вместе с Возгарем, Ставром и Могутой он увел женщин с детьми в гущу леса. С Ансгаром остался только Перенег. Они переглянулись, и этого было достаточно. Сердце Ансгара наполнилось благодарностью, он знал, что верный Перенег останется с ним до самого конца.

Первого лотыгола, который сунулся было к нему с копьем, Ансгар уложил в два счета. Но за ним шел второй, потом третий, потом еще и еще. Лотыголы не встали в боевой порядок, нападали суматошно и невпопад. Но их было слишком много, и они не боялись смерти. Глядя, как Ансгар и Перенег рубят одного за другим их товарищей, лотыголы не останавливались, а все лезли и лезли. Решив, что Дражко уже должен был увести полон достаточно далеко, Ансгар стал пробиваться к южному краю поляны, где, он слышал, тоже шел бой. Перенег последовал за ним.

По лицу текли струйки пота, смешиваясь с чужой кровью и наполняя рот соленым привкусом. Домарбранд прилип к ладони, и при всем желании Ансгар не смог бы разжать пальцы, крепко сжимавшие его рукоять. Щит под градом ударов рассыпался, открыв врагу левое плечо. Тогда Ансгар подхватил с земли еще один меч, оброненный павшим лотыголом, и начал свою страшную пляску. Клинки с молниеносной скоростью летали в его руках, создавая вокруг Ансгара безжизненное пространство. Против такого лотыголы были бессильны и вынуждены были отступать, открывая ему и следовавшему за ним Перенегу дорогу.

Сердце наполнялось яростью, и Ансгар почувствовал, что начинает терять власть над собой. Он понял, что еще немного – и его обуяет безумие берсерка. Но Татимир был уже совсем близко, Ансгар видел, как тот, стоя плечом к плечу с Малобудом и Здебором, отбивался от наседавших лотыголов. Оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы пробиться к ним. Лишь бы не потерять разум и не убить своих товарищей в припадке ярости! Но вдруг что-то тяжелое с силой ударило Ансгара со спины в левое плечо, и он выронил подобранный меч. Закружилась голова, но он сделал еще два шага, зарубив по пути очередного врага, а потом в глазах стало темнеть, замелькали искры, и вдруг земля, покрытая пожухлой осенней травой, поднялась перед ним стеной, и он почувствовал на лице ее холод.

* * *

Из тьмы явился образ человека будто сложенного из раскаленных углей. Изо рта его пахнуло жаром, и раздался голос, взывавший:

– Ансгар! Ансгар! Сын мой! Зачем явился ты сюда? Тебе не место здесь! Уходи прочь! Возвращайся в свой мир!

– Отец! – протянул к нему руки Ансгар. – Позволь мне побыть с тобой! Позволь обнять тебя!

Но отец только раскалился докрасна, и голос его стал еще громче, еще страшнее:

– Тебе нельзя коснуться меня! Ты видишь? Я горю! Едва притронешься – сам обернешься пеплом! Но твое время еще не настало, нет! Уходи!

– Но почему? Почему, отец? Зачем мне возвращаться? Я все потерял и не знаю, для чего мне еще жить. Я хочу остаться с тобой!

– Нет! – закричал голос, и от угольев пошел такой невыносимый жар, что Ансгар невольно закрылся от него руками. – Ты дал слово брату! Он ждет тебя!

– Агнар меня ждет? Ему нужна моя помощь?

Но отец ничего не ответил, он пылал так ярко, что глазам становилось больно на него смотреть, и Ансгар невольно зажмурился. Потом свет вдруг исчез, и вновь стало темно. Когда Ансгар осмелился открыть глаза, отца уже не было, на его месте выросла стена, уходившая вверх, в непроглядную тьму на неведомую высоту. Ансгар провел ладонью по равнодушному камню – он был шершавый и холодный. Что же делать? Стоять перед этой стеной? Ансгар повернулся, чтобы уйти прочь, но перед ним вдруг разверзлась бездонная пропасть, словно пасть неведомого огромного чудовища, готовая его пожрать. Теперь он не мог пройти ни вперед, ни назад. Подумав немного, Ансгар пошел вдоль стены по узкой полосе оставшейся земли, но стена эта не имела ни конца ни края, и ему казалось, что он шагает на одном месте.

Откуда-то свысока раздался женский голос – он пел Ансгару песнь, но был столь далек, что нельзя было разобрать ни единого слова. Однако сам голос был таким манящим, что Ансгару нестерпимо захотелось приблизиться к нему, и он решил вскарабкаться вверх по стене. С трудом цепляясь пальцами за выступы, едва находя опору для ног, Ансгар медленно стал подниматься. И чем выше он поднимался, тем тяжелее ему становилось, пальцы деревенели и не хотели сгибаться, а ноги слабели и подкашивались. Он весь обливался потом, одежда на нем вымокла насквозь. И вот ему стало совсем невмоготу. Он остановился и посмотрел вниз – там не было ничего, одна только бездонная пугающая пустота. Он прижался к стене всем телом, боясь сорваться. Стало трудно дышать, дыхание перехватывало, и Ансгар подумал, что застрял на этой стене на вечную вечность или по крайней мере до дня Последней Битвы. Но тут он вновь услышал голос, который теперь был ближе и громче, хотя слов по-прежнему нельзя было разобрать. И вдруг Ансгар понял, что все это время он не лез по стене вверх, а полз, лежа на ней. Тогда он поднялся на ноги и пошел.

Долго шел Ансгар, блуждая во мраке, но вдруг увидел зеленые огоньки и остановился. Ему стало страшно, и он застыл от охватившего его ужаса да так и стоял, не в силах пошевелиться. Огоньки же сами двинулись к нему, и чем ближе они были, тем явственнее Ансгар различал среди них черную тень, и хотя не видел лица человека, но знал, что это Богша – названый брат, павший от его руки. Зеленые огоньки теперь были совсем близко, и тогда до слуха Ансгара донеслось пробирающее до костей шипение:

– Неужели это ты, брат мой? Где же твой меч? Ужели ты без него? Как жаль! Я хотел бы взглянуть…

Ансгар все так же стоял не двигаясь. В темноте, среди тусклого света зеленых огней, начало проступать лицо – искаженная, зловеще ухмыляющаяся гримаса, вселяющая в сердце ужас.

– Что привело тебя сюда? – снова зашипел мертвый Богша. – Хочешь взглянуть на мою сестрицу? Я знаю, ты мечтал поять ее в жены. Теперь можно, давай я вас обвенчаю. Идем со мной.

И Богша потянулся к Ансгару своей черной рукой, и она стала словно отваливаться вместе со всем плечом от его тела. Ансгар в страхе отпрянул.

– Я не пойду с тобой! Нет! Нет! Оставь меня!

Он пятился назад, а Богша двигался за ним, и его рука, по которой гуляли зеленые огоньки, тянулась за Ансгаром, норовя вцепиться ему в шею. И когда казалось, что мертвые пальцы вот-вот коснутся его, Ансгар споткнулся и упал навзничь. И тогда все вокруг переменилось, исчез Богша, исчезли зеленые огни, ушел страх, и очутился Ансгар посреди леса, лежа в павшей листве. Он смотрел вверх и увидел сквозь оголившиеся ветви серое, почти черное небо, и стало ему так тоскливо, так тяжко, что не мог он подняться, не хотелось ему ничего, и подумал он, что это и будет его последнее пристанище. Но вдруг в вышине сверкнула звезда – слабо, едва заметно, однако Ансгар ее увидел, и тотчас с неба вновь полилась песня. Тогда он преодолел свою слабость, отринул тоску и поднялся.