Признание в любви

– Знаю, где искать.

– Хорошо, что не «у кого».

– Моей тёте отвечал по домофону? – Лена здоровается со мной и поясняет: – Юра не очень с ней ладит. Был дома один, увидел в окно, что тётка направляется к нам. Подъезд заперт, та звонит по домофону…

– И что можно ответить? – удивляюсь я.

– «Никого нет дома».

– Как я ей объясню? – возмущается Лена.

– Объяснять можно тому, кто способен понять. – Юра всегда логичен.

Совестно бросать нужное для страны направление, туда и Виктор подталкивает. Конверсия оборонки – второй большой проект. В Казани находится Международный фонд конверсии, отделение есть в Москве. Почему у нас нет? Столько предприятий, ресурсы, как говорится, не ограничены. О фонде сказали не менее важное: у руководства прочные исторические связи в министерствах. Приехал их представитель, организовали отделение в Питере, Ира занялась логистикой. Договорились с заводом, загрузили переработкой боеприпасов, средств для расширения производства не хватает. Нашли ещё заводы, готовые подключиться к теме, им требуются разрешения министерств и опять же деньги. С министерствами фонд разберётся, решение с финансами очевидно – Татарстан, прежде всего нефть. Подключился к заманчивому ресурсу и фонд. Всё пошло отлично, они получили республиканские награды, вице-президент Татарстана Лихачёв прилетел в наш питерский офис убедиться в серьёзности возможностей: «Видно, что в Европу идёте». – «Вместе с вами».

Вечером ждём ребят к нам домой. Я спрашиваю про серебряные стопки.

– Да, – соглашается Ира, – приятные люди. Но всё это так неожиданно, как с неба свалилось. Повезёт, если надолго.

Давно не создавалось впечатление, что набился целый полк.

– Не разгуляться у вас.

– Мы и не хотим, чтобы кто-нибудь разошёлся, когда выпивает, – парирует И́рина мама.

Их всего двое, но оба громогласные. Один широченный, республиканский чемпион по метанию молота (не того, про который говорят «закинуть куда-нибудь», а спортивного, на стадионе). Другой – с нашитым карманом внутри курточки, оттуда торчит книга. Увидев нашу библиотеку, обрадовался: «Домой вернулся». За столом ему непривычно тесно, и мама следует логике: «Это чтобы лучше чувствовать плечо друга». Когда всё допили и я посадил их в такси, Ира сказала, что мама от гостей не устала, особенно от комплиментов.

Темп жизни не позволяет останавливаться. Принимаем с Ирой делегацию из Ирана, ответный визит. Четыре человека придерживаются традиционных ценностей, иначе там быть не может. Любопытен состав. Сын одного из руководителей, два специалиста, четвёртый – из органов, как у нас.

Чем удивить людей из страны с многотысячелетней историей? Один из них учился в Сорбонне и предложил Эрмитаж – до́ма такого нет. Экскурсовода, сколько мы ни просили, не дали, Ира его вынужденно заменила. Часа два музей терпел озабоченных экскурсантов: красота – посмотреть хочется, а религия не позволяет. В итоге не особенно задерживались в залах, где преобладает обнажённая натура. По ходу присоединились другие посетители – получилась большая группа, пришлось вести на двух языках. Все потом благодарили: как интересно (решили, что специальный маршрут, Ира так строила рассказ). Я попытался представить себя на её месте – не сумел бы, хотя считался знатоком.

Мы упросили сделать гостям приятное – открыть Иранские залы (были закрыты): ковры, изделия из серебра и бронзы, керамика, декоративный орнамент. По «Европе» они ходили, а тут увидели своё, обрадовались, норовили потрогать, забегали – и вдруг встали: опять портреты женщин, да ещё в откровенной одежде. Не знают, можно смотреть или отвернуться. Ира сообщает им «новость»: в XVIII и XIX веках в Тегеране писать портреты считалось естественным, эволюция страны делает иногда непредсказуемые повороты. Который из Сорбонны добавляет уже нам: «Учтите это в своей перестройке».

В общественной жизни мы тоже не на обочине. В офисе места достаточно, выделили и питерскому отделению партии «Яблоко». Днём обсуждали пути развития страны, вечером зажигали камин. За столом переубеждать некого. Явлинский предлагает нам вступить в партию. Ира отшучивается:

– Ваша эмблема многозначна. На голову Ньютона упало яблоко – озарение, Адам и Ева откусили – познание. Чем оно для них закончилось? Основоположник теории искусственного интеллекта Алан Тьюринг тоже откусил, а там цианид.

– Будем вместе бороться, чтобы у наших Тьюрингов были другие возможности.

– Спасибо, Григорий Алексеевич, мы подумаем. – И улыбается.

Он тоже:

– Не могу возразить, чтобы вы не думали. В нашей партии это обязательное условие.

Моя семейная жизнь – теперь она стала нашей – тоже наладилась. Сын наконец-то осознал, что паршиво быть балбесом, и после армии решил добить «Бонч». Стройный, симпатичный, хвастаюсь: «Весь в меня». Поступил на заочное, работает в Перми по специальности, приезжает на сессии. Дочка – в университете, думает об аспирантуре; когда она не в экспедиции, то успевает сходить с Володькой в театр. Мои родители довольны больше всех: наконец-то идёт так, как они рассчитывали.

И́рина приятельница, которую я высматривал у «Европейской», добилась своей цели – выходит замуж за финна. Ира её предупреждала: «Прочного союза не будет, у него другие увлечения, подумай лучше». Бесполезно, та уцепилась: «Может быть, ты и провидец, но где я ещё найду? Времени нет». По статистике, пьют, в смысле выпивают, итальянцы и французы больше финнов. Это по статистике, а те, кто ездит сюда, они для этого и приезжают.

– Вы к нам за водкой ездите.

– Я вот ещё за женой. За всем остальным вы к нам, – парирует новобрачный, и справедливо.

В сквере на Петровской набережной стоит первый домик Петра Первого, поражает простотой до преклонения, его площадь меньше стандартной трёхкомнатной квартирки. Не случайно, наверное, рядом с ним здание ЗАГС, скорее похожее на дворец, то самое «окно в Европу». Мы с Ирой – свидетели на регистрации. Ставим подписи и едем в Зеленогорск отмечать. Финн объясняет, откуда знает русский:

– Здесь, в Териоках, у родителей был дом, до войны. Сейчас его нет, что осталось – язык.

Сидим у Игоря на кухне, Виктор ему о своём:

– Что у тебя с конверсией? У меня друг-геолог ругается, что для работы никаких данных нет. Где ваши спутники «Космос»?

– В Штатах для изучения земной коры спутники как раз и используют, – добавляет Ира.

– Дорого, долго.

– Неужели проблема договориться с американцами?

– Мой приятель в Академгородке, – подключаюсь я, – сейчас он зам по науке в институте геологии и минералогии, говорил, что спутников как раз и не хватает.

Задумались и решили – попробуем. Ира села писать запросы в Штаты. Я лечу в Академгородок не только к друзьям выпить (чем дольше не виделись, тем крепче объятия), но и в институт. Первым делом еду к своим; достаю, расставляю серебряные стопки. Лица ребят стали грустными.

– Кто? – У меня упал голос.

– Орден «Знак Почёта» вовремя пришёлся. Тебе не звонили – помочь нечем. Судьба, никто не виноват.

Наливаю во все рюмки.

– Судьба выбирает самых заметных… Или других мы сами не замечаем. А он всегда будет с нами.

Выпили. Почти хором они говорят:

– Если надумаешь вернуться – дружно встретим в аэропорту.

В институте за предложение по космосу ухватились двумя руками: давайте быстрее. У председателя СО АН СССР подписали запрос от академии. На заводе подготовили документы по установке американской электроники. Осталось получить разрешение в министерстве, ездим в Москву; утром 4 октября я должен вернуться домой.

3 октября 1993 года. Вечером по телевидению показывают события: Белый дом, толпа штурмует «Останкино», разъезжают отряды с оружием, кое-где стреляют, неспокойно и небезопасно, есть убитые и раненые.

Днём приезжает к нам Игорь за документами.

– А где Борис?

– Не-ету!

Они с Ирой на вокзал, в милицию. Может быть, меня задержали (не дай бог, что-то случилось, или лучший вариант – подписали и выпили лишнего). Игорь уважаемый человек – не дожидаясь трёх дней, стали разыскивать. Повели их в «обезьянник»: решётки, публика требует к себе уважения. Не нашли, Ире уже стало плохо. Проверили списки: среди убитых нет. Запросили Москву – и там нет. Успокоили – данные ещё не полные. Вернулись домой – что делать? Игорь ходит на почту, благо недалеко, звонит в Москву своим, те не в курсе.

Вечер. Ира лежит, глаза мокрые; рядом сидит мама, пичкает лекарствами. Игорь пьёт… чай. И тут захожу я, весь в белом:

– Что случилось?

– Обещал приехать утром, там стреляют… а ты вечно лезешь туда, куда не следует… я же знаю. – Ира хочет встать, но мама не даёт.

– Никак было не уехать.

Получаю от Игоря (на кухне):

– Телеграмму почему не дал?! Не о себе пора думать.

В скучную, вернее, в скученную прозу нашего быта добавили поэзию. Фонд купил в Питере квартиры и сделал подарок – одну выделил нам. Тянуть с переездом в «новую жизнь» не стали, зачем терпеть неудобства (из второго ряда за столом не дотянуться, чтобы чокнуться рюмками). Диван оставили в старой квартире – не хотим везти старые сны. А первая мебель, купленная нами, как было и у родителей – большой стол, места за ним хватит всем.

Через несколько дней звонок в дверь. Мы проводили очередных гостей и решили, что они забыли какую-то мелочь, например поцеловать на прощание. Но на пороге незнакомые люди.

– Простите, вы здесь живёте?

– Да.

– Мы из Новгорода, наша фирма купила в этом доме квартиру, в справке написано, что эту.

Ира приносит наши бумаги (мы ещё не прописались) с тем же номером.

– Извините ещё раз, пойдём разбираться у себя.

И́рина мама слышала разговор, выходит расстроенная:

– Хорошо, что не успели продать нашу.

Следующим утром я сижу в милиции, жду следователя.

– Вы второй из этого дома.

– Что делать?

– Ждите решения суда.

До сих пор мы не знали, кто такой юрист. Познакомились.

– Несите документы на квартиру, желательно – быстро.

Обнаружилось, что недолжным образом оформлена одна бумага, для регистрации нужна другая. Строительный трест стал уже разваливаться, подписывать никто ничего не хочет.

У тёзки там шахматный знакомый работает.

– Посредническая фирма продала квартиры по нескольку раз, отсюда и сложности.

– Что же делать, мы всё оплатили.

– Постараюсь.

Прошло два дня. В девять утра звонок в дверь. Никогда звонок не вызывал дурного предчувствия.

– Вы здесь живёте?

Успокаиваюсь. Хорошо, что это очередные пострадавшие (не в смысле «хорошо, что они пострадали», а хорошо, что это не милиция).

– Да.

– У нас документы…

Я перебиваю:

– В номерах квартир допущены ошибки. Обратитесь в фирму, где вам их дали, пусть исправят.

Поздно вечером у мамы горит свет. Заходим, она готовит вещи для возвращения на старую квартиру.

– На фронте год считали за два, у меня сейчас – за три.

– Зато какая была репетиция новоселья. – Ира находит полезное зерно. – Станиславский пришёл бы в восторг и не один раз кричал бы: «Верю!»

Каждый день по нескольку раз звоню новому знакомому. Наконец он – мне: «Приезжай. Готово!» Мошенников арестовали. Они забыли классику: «жадность фраера сгубила». Чёрт с ними, я о другом. Сколько лет не одному поколению внушали: у нас общие ценности; помогая друг другу, мы строим светлое будущее. Дом двенадцатиэтажный, официально ещё не сдан в эксплуатацию, но почти весь заселён. В «нашем будущем» лифт не работает. Чтобы включить его на пару часов для поднятия вещей, нужно найти электрика и оплатить. Можно заплатить сразу за ввод лифта в эксплуатацию. С этим предложением активный сосед обошёл всех: «Давайте жить дружно». Кто поселился внизу – отказались: «Нам не нужно, мы и так поднимем».

Квартирные мошенники признались в подлоге, а с оценкой нашей действительности ошибся я. Каким приличным словом её назвать? Выбирал, выбирал… Подсказала Ира: «непростая». Мошенников отпустили до суда. Понятно ведь, что́ они сделают, – уедут за границу. Так и вышло, в итоге суда не было.

Через несколько дней засорилась канализация (связано ли это, не знаю). В подвале лопнула труба. Оттуда пошёл, мягко выражаясь, как и про действительность, запах, нужен срочный ремонт. Сосед обежал всех, чтобы собрать деньги: «У нас же всё общее… в том числе и то, что в подвале». На этот раз отказались верхние: «У нас не пахнет».

Дом новый, пустой двор отталкивает. Привезли мы из леса в багажнике машины малюсенькие берёзки. Рою ямки на газоне рядом с подъездом, Ира сортирует деревца. Останавливается мужчина, знакомимся – сосед.

– Бесполезно. Видите, ничего нет, – отговаривает он Иру.

– Когда я сажаю, всё вырастает.

Через день берёзками занялась весёлая женщина.

– Дурной пример заразителен, проверим на хорошем. – Продолжила ряды до своего, соседнего подъезда.

Ребята из фонда пригласили на Селигер:

– Мы далеко живём, а в общем деле нужно быть одним целым. Заодно отметим ваше новоселье. У нас там свой домик. Не забудьте серебряные стопочки. Они для торжества и скоро нам понадобятся. А в обычной выпивке – ты её поднимаешь и будто слышишь: «Поставь уже, это не тот повод. Достаточно».

– Для этого их Борису и подарили, – подтверждает Ира.

Там, в домике, и обсуждали планы. На нефтеперегонные заводы зарятся все. Большой начальник за нас, но борьба впереди. Сауна разогрела тела и планы. От бани сделаны мостки в воду. С них ныряли: «Осторожно! Там могут быть конкуренты» – охладили и то, и другое. В гостиной пели о маленьких планах: «На недельку, до второго, мы поедем в Комарово». Книжник играл на рояле, Ира пела, все подпевали. Стопки поднимали за долгую жизнь вместе.

Лакомый ресурс, нефть, у них один, а желающих много, нужно везде успеть. Наших выручает вертолёт. Рано утром звонят, я предупреждаю вопрос:

– С домом отдыха договорился, он на берегу, жаль мостков в воду нет.

– Комарово на недельку отложим, нужно срочно быть на заводе, прилетай.

– Раньше, чем завтра, никак.

– Ладно, сегодня без тебя.

Беру билет. Ночью звонок, вскакиваю к телефону. А это в дверь (видимо, не сразу услышал), кнопку нажимают и нажимают: дзинь, дзинь, дзинь. Подбегаю к дверям, на лестнице уже ругаются:

– Телеграмма!

В ней два слова: «Вертолёт разбился».

И́рина мама хотела встать и не смогла: «Такие ребята…»

– Выхаживай маму, – заявляю я безоговорочно и лечу один, а сам думаю: «Ира ведь сомневалась, что дружба надолго, и ещё говорила… про небо».

Ира обижается, но остаётся.

Возвращаюсь, она утыкается в меня со слезами:

– Если бы ты был там… я бы не пережила.

Утешаю её, а сам думаю: «Всё равно ведь когда-то я буду „там“, а она останется».

Причины аварии не установили. «Исторические связи» остались в истории.

Звонит Саша, двоюродный брат Иры, из Израиля. Он всегда пытается чем-нибудь отвлечь, сейчас – чёрным юмором, анекдотом: «Что бы ни случилось, Изя всегда говорил: „Могло быть ещё хуже“. Встречает его Фима: „Ты знаешь, что случилось?“ – „Нет“. – „Хотел-таки Абрам сделать жене сюрприз и вернулся на день раньше из командировки“. – „Ну и шо?“ – „Застал Сару в постели с любовником. Убил его, жену и потом себя“. – „Ужасно… но могло быть хуже“. – „С ума сошёл! Что может быть хуже?“ – „Если бы он вернулся на два дня раньше, он убил бы меня“».

Осталась надежда на проект по космосу. Ездили в Москву, ездили, но министерство не разрешило работать с американцами. Мы с Ирой не захотели больше «сворачивать горы», спустились вниз. У Игоря после выставки завязались контакты с датчанами. На «Арсенале» есть оборудование для выпуска аналогичной продукции. Договорились организовать производство в Питере. Этот проект ни от кого не зависит, осталось найти деньги. Подсуетился я. Приятель, ещё с института, работает в правлении банка в Перми, под гарантии завода обещает кредит, намного выгоднее, чем в Питере. Лечу, привожу деньги, начинается спокойная работа.

От неё всегда можно отвлечься. Чем? Застольем, тем более что Виктор приехал. Сидим за большим столом, поём. Я аккомпанирую на гитаре, подпеваю, разумеется, вторым голосом, и не потому, что баритон. Ира тонко чувствует музыку, и подстроиться к её ощущению не просто приятно, а необходимо, иначе испортишь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Герш Будкер пробил идею создания первого в СССР ускорителя на встречных пучках и построил его в Институте ядерной физики. – Примеч. авт.