Полная версия:
Дети Галактики
Борис Батыршин
Дети Галактики
© Борис Батыршин
* * *Часть первая
«Как аргонавты в старину…»
IВ кабинете – просторном, с тёмной дубовой мебелью и тяжёлыми бархатными портьерами на окнах – царил полумрак, едва рассеиваемый настольной лампой. Круг света ложился на зелёное сукно стола, на начищенную бронзу письменного прибора, на курительную трубку с изогнутым чубуком, лежащую поверх папки для бумаг перед хозяином кабинета. Отсветы играли на золотом плетении погон на плечах кителя, на Золотую Звезду на груди.
– Скажи, Лаврентий, а ты уверен, что учёные не ошибаются? А то поднимем шум на весь мир, а у них потом ничего не выйдет?
Сидящий напротив человек, одетый в тёмный гражданский костюм с белой рубашкой и галстуком, снял пенсне, долго его протирал, потом снова водрузил на нос – крупный, мясистый, слишком прямой для уроженца Грузии.
– Когда речь идёт о научных исследованиях, тем более таких, уверенности быть не может в принципе. Да и учёные ничего и не гарантируют, только твердят наперебой, что в случае успеха перспективы откроются грандиозные. Что до шума – я полагаю, Иосиф Виссарионович, что это последнее, что нам нужно. И американцам тоже – с их-то пронырливыми газетчиками! И если мы сумеем договориться, я бы включил в договоренность условие полной секретности. Хотя бы на первое время.
Мужчина в мундире генералиссимуса – на это указывали золотые погоны с большой звездой и гербом СССР – встал, прошёлся по кабинету. Его собеседник остался сидеть, не отрывая взгляда из-за стёкол пенсне. Сталин вернулся к столу, взял трубку – известный всему миру классический бент с чубуком, изогнутым под углом сорока пяти градусов, – и принялся чистить её чашку крошечной блестящей лопаткой.
– Подобные дела любят тишину, и в особенности на этапе предварительных договоренностей. Одно неосторожно вылетевшее слово, просочившееся сообщение – и всё, замысел сорвётся, так и не начавшись. Американцы понимают это не хуже нас – вспомни, какую завесу секретности они создали вокруг своего атомного проекта!
Сидящий издал короткий смешок.
– Тем не менее, мы сумели проникнуть через неё!
– Тем больше причин быть осторожнее. Я понимаю, что рано или поздно об этом станет известно, но чем дольше мы сможем сохранять секретность, тем лучше.
– Согласен, Иосиф Виссарионович. Уж очень высоки на этот раз ставки. Пожалуй, не меньше, чем тогда, с атомной бомбой.
– Больше, Лаврентий, гораздо больше. Тогда речь шла о выживании нашего государства, а сейчас мы без преувеличения можем проложить путь, по которому человечество – всё человечество, не только мы и США! – будут идти даже не годы, а века! Вряд ли мы с тобой до этого доживём, но если учёные не ошибаются, то лет через тридцать-сорок весь мир изменится до неузнаваемости!
Сидящий покачал головой.
– Значит, решение принято?
– Да, Лаврентий, принято. Пообещаем американцам передать всю имеющуюся у нас информацию по гобийской находке вместе с материалами по расшифровке символов, нанесённых на её поверхность, в обмен на их содействие, прежде всего, научное и техническое, в продолжении исследований. И, разумеется, попросим поделиться материалами по этому их проекту…
– «Рейнбоу», Иосиф Виссарионович. По-английски это означает «Радуга». Они успели провести опыт, закончившийся исчезновением целого эсминца… Но стоит ли заострять на этом внимание? Материалы у нас и без того имеются, включая киноплёнку с записью, сделанной в ходе эксперимента. Да вот, смотрите…
Он встал и с громким щелчком повернул верньер на панели телевизора – громоздкого, в деревянном корпусе, с маленьким выпуклым экраном. Экран засветился, пошёл полосами, и на нём возникло изображение военного корабля. Некоторое время ничего не происходило, потом судно оконтурилось пучками лучей и исчезло, оставив пустую водную гладь.
– Любопытно, весьма любопытно… – Сталин отошёл от экрана и постучал трубкой о край пепельницы, выбивая остатки нагара. – А материалы у американцев запросить всё же надо, сможем сверить их с теми, что у нас уже имеются. И надо предложить Трумэну в самое ближайшее время буквально создать объединённую группу из советских и американских учёных, которая в будущем перерастёт в совместный проект по исследованию этого… как его…
– «Звёздного обруча». Учёный-палеонтолог, который его обнаружил, именно так назвал свою находку.
Сталин убрал блестящую штучку, извлёк из коробки «Герцеговина Флор» папиросы, распотрошил их и принялся набивать трубку. Берия терпеливо ждал – он давным-давно усвоил, что прерывать это священнодействие не следует.
– Какой романтичный товарищ… Хорошо, пусть будет «звёздный обруч». -вождь справился, наконец, с процедурой набивки, но раскуривать трубку не спешил, держал её, зажав чашу в ладони. – Начинай, Лаврентий. Вячик посодействует по линии МИДа. Главное сейчас – договориться с американцами негласно, так сказать, доверительно.
– Доверительно? – ироническая усмешка на тонких бледных губах. – Это с американцами-то?
– Ну, во время войны нам это удавалось, особенно когда Рузвельт не соглашался с Черчиллем. Важно, чтобы интересы совпадали – а если ты прав, сейчас именно такая ситуация. И тогда участники этого судьбоносного проекта и всё человечество смогут получить доступ к звёздам. И, главное – надолго, а может, и навсегда забудут о войнах и противостоянии здесь, на Земле. Не так ли, Лаврентий?
Берия кивнул.
– Именно так, товарищ Сталин. Осталось убедить в этом Трумэна. К сожалению, он настроен по отношению к СССР не настолько доброжелательно, как его предшественник.
Генералиссимус чиркнул спичкой по вставленной в бронзовую подставку коробке и поднёс огонёк к трубке. По комнате поплыл голубоватый ароматный дымок.
– Да, Рузвельт наверняка по достоинству оценил бы открывающиеся перспективы. И всё же, не стоит начинать такое грандиозное дело с попыток ловчить, обманывать будущего партнёра. Этим мы мало чего добьёмся, только заложим фундамент для будущих разногласий и, в итоге, неизбежного краха всего проекта. История… – он выпустил клуб табачного дыма. – История, Лаврентий, не простит нам, если мы упустим такой шанс для всего человечества!
Кадр снова сменился – вместо сталинского кабинета на экране замелькали финальные титры на фоне интерьеров «ближней дачи». Здесь они знакомы многим, в резиденции отца народов, как и перед Мавзолеем, принимают в пионеры – а вот я за все эти годы так и не удосужился там побывать. В «той, другой жизни» этого музея попросту не было… или был? Не знаю, не помню, да и неважно это было… тогда.
– Уже третий фильм на эту тему за последние пару лет. – заметил отец, складывая «Правду». Недельная программа передач, напечатанная, как всегда, на последней газетной полосе, пестрела карандашными пометками. – «И когда он успевает смотреть телек? – удивился я. – Хотя, что ещё делать вечерами? Мать в командировке, с друзьями и на работе хватает общения, благо, почти все они трудятся здесь, в Центре подготовки или в королёвском филиале ИКИ. Вот и остаётся проводить долгие вечера перед голубым экраном – в одиночку, или как вот сегодня, вдвоём с сыном, заглянувшим в кои-то веки на огонёк…»
– Четвёртый. – ответил я. – Ты забыл американский сериал о проекте «Великое Кольцо» с Шоном Коннери в роли директора НАСА. И ещё, вроде, французы совместно с «Мосфильмом» собираются снимать полнометражную картину об истории гобийской находки, первого «звёздного обруча», но она ещё когда выйдет…
– А кто в роли Ивана Антоновича, Фернандель? – отец усмехнулся.
– Нет, Жан Рено, есть у них такой актёр, из начинающих. Кстати, меня приглашали в этот фильм консультантом – как же, один из немногих, кто видел живых олгой-хорхоев и даже стрелял в них!
– Так эти твари в фильме тоже будут? Ефремов, вроде, прямо нигде не упоминал о встрече с ними.
Я пожал плечами.
– Куда ж без них? По сценарию там будет нападение на лагерь экспедиции, Ефремов расстреливает электрических червяков из карабина, а потом давит трактором.
Отец покачал головой.
– Да, чего только не навыдумывают киношники! Французы – ладно, от них, как и от американцев, глупо ожидать точности в исторических деталях, а вот наши меня огорчили.
Он ткнул пальцем в погасший экран.
– Накрутили сорок бочек арестантов, а ведь архивы уже три года как открыты – читай, изучай, пиши сценарии, правдоподобные, интересные! Так нет же – гонятся за эффектными сценами, сочиняют невесть что! Спасибо, хоть актёров подходящих нашли – и играют прилично, и внешнее сходство присутствует…
На этот счёт у меня было своё мнение, но я предпочёл оставить его при себе. Не то чтобы меня совсем уж не интересовали новинки отечественной кинематографии, просто были заботы поважнее.
– Ты ведь завтра в Королёве, в Центре Подготовки, на совещании по тому небесному камушку, как бишь его?..
– Полигимния тридцать три. – ответил я. – Или наоборот, тридцать три Полигимния. Только не делай вид, что забыл, всё равно не поверю…
– Не буду. – отец ухмыльнулся. – Тогда, может, после совещания зайдём к нам? Посидим, обсудим результаты совещания, полагаю, там будет о чём поговорить… Или отправишься к себе?
Я пожал плечами. От восьмиэтажного корпуса Центра Подготовки в Королёве, где и состоится завтрашнее мероприятие, до отцовской служебной квартиры (она полагалась ему как одному из ведущих сотрудников Проекта) идти было два квартала – куда ближе семейного общежития ИТР, в котором мы с Юлькой уже год занимали двухкомнатные апартаменты. Сейчас она в Калуге, у родителей, повезла показывать нашего с ней сына – а я, вместо того чтобы коротать вечер в ближайшем кафе, в компании коллег из Центра Подготовки, уехал в Москву, чтобы проведать отца в нашем семейном гнёздышке на улице Крупской. И вот – застрял вместе с ним у телевизора, по которому уже третий вечер крутят многосерийный исторический фильм, посвящённый первому шагу человечества во Внеземелье – каковым и стал запущенный в пятидесятых годах совместный советско-американский проект «Великое Кольцо».
****Машина взвизгнула шинами, обходя неспешно ползущий автобус. Из окна мне помахали руками три девушки – а, может, и не мне вовсе, а тёмно-синему, цвета «металлик» кабриолету с эмблемой Центра Подготовки на дверце? Сегодня матерчатый верх «Пежо» поднят, апрельский ветер не располагает к поездкам с ветерком…
Отец (мы, как и договаривались вчера, поехали в Королёв вместе) заметив эти знаки внимания, иронично улыбнулся. Я сделал вид, что ничего не заметил – давно привык, что подарок Шарля неизменно вызывает на московских улицах лёгкий ажиотаж, который удваивается, когда за рулём Юлька – сидит, небрежно держа руль одной рукой и положив локоть другой на дверку. Набегающий ветерок треплет чёрные волосы, встречные машины сигналят, пассажиры автобусов и троллейбусов машут руками, в точности как давешние студентки, гаишники с улыбкой берут под козырёк – её, как и меня, и других участников экспедиции «Зари» в Пояс Астероидов узнают на улицах, приветствуют, здороваются, улыбаются…
С тех пор прошло почти четыре года. Кванты света – или кварки, кто их разберёт? – в которые превратилось тело Шарля д’Иври, давно покинули Солнечную систему. И, если принять, что при взрыве японской водородной бомбы они разлетелись со скоростью, близкой к световой, то самые быстрые сейчас приближаются к Проксиме Центавра, а также преодолели не меньше половины расстояния до звезды Барнарда в созвездии Змееносца.
Такая вот горькая ирония – старый друг, вместе с которым мы начинали путь к звёздам, уже попал туда, пусть и виде то ли излучения, то ли элементарных частиц – а мы всё не рискуем сделать шаг за пределы пояса Койпера. Если не считать, конечно, прошлогоднего эксперимента с автоматическим зондом «Зеркало-4», сумевшим отдалиться от нашего светила на расстояние пятидесяти семи астрономических единиц. С зондом удалось наладить устойчивую тахионную связь – работы Валеры Леднёва, двинувшегося по следам разработок француза Гарнье, дали-таки результаты, и теперь мы можем обмениваться данными с любым внеземным объектом, на котором имеется действующее тахионное зеркало. Пока что «ширина» подобных каналов невелика, по меркам оставленного мной 2023-го года даже ничтожна – какие-то сотни мегабайт в секунду, – но ведь лиха беда начало! Валерка как-то объяснял, что ограничения накладывают не столько его любимые тахионные зеркала, сколько низкое быстродействие компьютеров, и если он прав – недалёк тот день, когда передача потокового видео на сотню-другую астрономических единиц станет обычным делом.
Скажете, зажрался, потерял берега? Я и сам постоянно ловлю себя на этой мысли. Всего-то восемь лет назад «космические батуты» казались чем-то невероятным – да они и были сущей фантастикой… Инженеры Проекта только-только подступались к проектам лунных поселений и кольцеобразных орбитальных станций, освоение ближнего Внеземелья, в пределах орбиты Луны, считалось делом не самого близкого будущего… Или я один так думал, отравленный воспоминаниями о космической импотенции моего двадцать первого века? Остальные ничуть не удивляются таким темпам; наоборот, они что до той же звезды Барнарда человечество доберётся не просто при их жизни, а вот-вот, года через три-четыре.
Собственно, об этом мне и предстоит говорить сегодня, выступая перед ребятами и девчонками во Дворце пионеров и школьников, на Ленинских горах.
Двенадцатое апреля, День Космонавтики – куда ж без самого известного выпускника кружка юных космонавтов из числа тех, кто когда-либо занимался в его стенах?
…Нескромно, скажете, зазнался, зазвездился? Ну да, есть такое. А что? Имею право…
II…Как аргонавты в старинуРодной покинув дом,Плывём ту-тум ту-рум пум-пум,За золотым руном…
– мурлыкал я, сбегая по широким ступенькам. Совещание, о котором мы с отцом беседовали за телевизором и на котором оба присутствовали, только что завершилось. Решение об экспедиции (теперь она официально носит название «Золотое руно») принято, основные направления подготовки определены, сам я утверждён в должности начальника десантно-исследовательской группы, в чём, если честно, не сомневался ни на минуту – жизнь снова прекрасна!
Кое-как отвертевшись от праздничного банкета, я незаметно выскользнул из конференц-зала и скатился по лестнице в холл королёвского филиала Центра Подготовки. День только начинался; зелёные цифры на большом часовом табло едва перескочили за 12:00, впереди ожидал сплошной позитив – а что ещё может быть во Дворце, на праздновании Дня Космонавтики? – и настроение у меня было самое что ни на есть радужное. Я, словно школьник, спешащий домой после уроков, перепрыгивал через две ступеньки, прикидывая на ходу, как буду рассказывать о сокровищах астероида Полигимния юным космонавтам и астрономам, жаждущим услышать о грядущих достижениях в Дальнем Внеземелье (а может, чем чёрт не шутит, и за его пределами?) – и тут меня окликнули.
– Алексей Геннадьевич? Вы, я вижу, торопитесь? Я был бы чрезвычайно признателен и, поверьте, не остался бы в долгу, если бы вы сочли возможным уделить мне несколько минут…
Я знаком с Евгением Петровичем уже много лет, с тех пор, как впервые увидел его на открытой сцене в артековской дружине «Лазурная» – и заметил, что он неуловимо напоминает таинственного И.О.О. из «Москвы-Кассиопеи» и «Отроков во Вселенной». В тот раз я счёл это игрой воображения или расшалившимися нервами – суток не прошло с тех пор, как я с треском вылетел из числа финалистов, и это при том, что был автором победившего проекта! Но нет – позже первое впечатление не просто подтвердилось, а многократно усилилось – и продолжает усиливаться с каждой нашей встречей. Вот и витиеватое обращение, в точности совпадающее с манерой изъясняться его кинематографического тёзки, – только укрепила меня в этой уверенности.
Не то чтобы я ожидал от предстоящего разговора подвоха – скорее наоборот, всякий раз подобные беседы заканчивались чем-то новым, неожиданным и всегда увлекательным – но никак не получалось избавиться от ощущения ауры тайны, сопровождающей этого человека. Хоть наш И.О.О. в отличие от персонажа Смоктуновского не умел появляться ниоткуда и бесследно исчезать, как не был замечен и в беседах с другой звёздной системой по телефону-автомату – но загадок вокруг него хватало с избытком. Уверен, что он, единственный из обитателей нашей планеты, знает, кто я на самом деле и откуда. Юлька не в счёт, ей я сам обо всём рассказал – но с Евгением Петровичем мы ни разу не касались этой темы! Намёки случались, прозрачные, двусмысленные, и мне всякий раз приходилось гадать: разыгралась ли моя выпестованная за шесть десятков лет жизни в обоих мирах паранойя – или я вижу то, что сам однажды вбил себе в голову и никак не могу от этого отказаться?
– Да, конечно, Евгений Петрович, – сказал я. – Поднимемся в ваш кабинет?
И.О.О. обитал на седьмом этаже этого же здания, и многие наши беседы – из числа тех самых, судьбоносных! – проходили именно там.
– Ну, зачем же? – он широко улыбнулся. – Не хочу отнимать у вас время. Если не против, поговорим здесь…
И, взяв двумя пальцами за рукав, он увлёк меня к креслам, расставленным вдоль панорамных окон холла.
– Уверен, вы успели обсудить в Леднёвыми сегодняшний вопрос. – И.О.О. не спрашивал, а констатировал очевидный обоим факт. Я, разумеется, не спорил. – И знаете, насколько он заинтересован в результатах этой экспедиции. Настолько, что потребовал, чтобы на корабле, который отправится к Полигимнии, выделили отсек для лаборатории и включили в состав экипажа его самого и несколько его сотрудников – чтобы изучать состав астероида прямо на месте, не дожидаясь возвращения на Землю.
Я кивнул. Валерка за последние две недели всё уши успел мне прожужжать на эту тему.
– Разумеется, Евгений Петрович, я в курсе. И знаю, что ему отказали – и правильно, как я полагаю, сделали. Ведь переправить образцы на Землю можно буквально в течение нескольких часов – в «Арго», корабль, отправляющийся к Полигимнии, оснащён «батутом», способным пропускать как пассажирские лихтеры, так и грузовые контейнеры и малые корабли. Тащить же в Пояс Астероидов громоздкое оборудование и уж тем более, исследовательскую группу смысла нет, и придётся Валере остаться на Земле.
И.О.О. кивнул.
– Да, и ваш друг очень переживает по этому поводу. Он уверен, что использование сверхтяжёлых элементов – учёные называют их «сверхэкзотическими» или «магическими ядрами» – которые мы рассчитываем найти на Полигимнии, обещает грандиозный прорыв в его исследованиях.
– Да, он раз сто говорил мне, что следы этих элементов «сверхэкзотов» обнаружены в «звёздных обручах» – в особенности, на Энцеладе и в Поясе Астероидов. И если получить доступ к «сверхэкзотам» – то можно будет создавать «батуты» для перемещения на межзвёздные расстояния!
– Как вы сказали, «сверхэкзоты»? – осведомился после небольшой паузы И.О.О. – Мне встречался этот термин – кажется, в фантастическом романе…
– В «Лунной Радуге», автор Сергей Павлов. Правда, в книге он звучал как «суперэкзоты» и относился к людям, а не к химическим элементам.
Он кивнул.
– Собственно, я обратился к вам именно из-за этих… «сверхэкзотов». Видите ли, как бы вам это объяснить… Одним словом, я имею основания полагать, что Валерий Петрович недооценивает риск, связанный с использованием этих элементов на Земле, и планирует, получив их в максимально возможном количестве, развернуть на базе ИКИ масштабные исследования. Леднёв, видите ли, убеждён, что этим сверхтяжёлым элементам присуща также и сверхстабильность, а, следовательно, никакого риска нет и в помине. Я пытался убедить его подождать, когда будет закончено строительство орбитальной марсианской станции «Деймос» и перенести работы по этой теме туда – но, к сожалению, не был услышан.
Это была новость. Чтобы всесильный (по крайней мере, в масштабах Проекта) И.О.О. – и не был кем-то услышан?
– Собственно, моя просьба заключается в том, – продолжил мой собеседник, – чтобы придержать процесс передачи «сверхэкзота» Леднёву, на Землю, по возможности, избегая огласки. Вам это сделать несложно.
Сказать, что я был удивлён – значило сильно преуменьшить положение вещей. Я удержался от усмешки. Чтобы И.О.О. с его-то влиянием – и ловчил, изворачивался, изыскивал окольные пути? Дивны дела твои, Господи…
– Я посмотрю, что можно будет сделать. Но, Евгений Петрович, вы же понимаете, что Леднёв с задержками не смирится. Как только поймёт, что мы сознательно тормозим отправку сверхтяжёлых элементов – а поймёт он это быстро, среди научников на планетолёте у него хватает друзей – примчится на «Арго» и устроит страшенный скандал.
И.О.О. покачал головой.
– Искренне надеюсь, что до этого не дойдёт. «Деймос» начнёт работать в самое ближайшее время, и вы при первой же возможности начнёте отправлять сверхтяжёлые не на Землю, а прямиком на неё… Пусть Валерий Петрович летит туда и делает, что хочет!
Я покачал головой.
– Можно и так, конечно. Боюсь только, Валерка мне этого долго не простит…
– Ничего, постараемся всё ему объяснить. Так мы договорились?
Вместо ответа я протянул ему руку. Ладонь И.О.О. оказалась мягкой, сухой и тёплой.
– Кстати, вы довольны, что название экспедиции дала ваша песня?
Я едва не икнул от неожиданности.
– Она вовсе не моя, я только…
– Да-да, знаю, вы только пели… – он улыбнулся широкой, почти кинематографической улыбкой. – Но это ведь неважно, не так ли? Главное – песня пришлась ко двору!
…Откуда, спрашивается, он узнал о песне? Одно слово – И.О.О…
****– Астероид «33 Полигимния» был обнаружен ещё в середине прошлого, девятнадцатого века французским астрономом Жаном Шакорнаком и назван в честь Полигимнии, античной музы торжественных песнопений и гимнов. Находится он в главном поясе астероидов между орбитами Марса и Юпитера. Объект невидим невооружённым глазом и в настоящий момент приближается к афелию своей орбиты. Кто скажет, что это означает?
И.О.О. действительно задержал меня ненадолго, и до Дворца Пионеров на Ленинских горах я добрался почти без опоздания – нынешним московским пробкам далеко до памятных мне по первой четверти двадцать первого века. Официальная часть мероприятия (парадные плакаты, аплодисменты, туш, детский хор, исполняющий «Заправлены в планшеты космические карты…», приветственные речи учёных, пилотов и других работников Внеземелья) заняла часа полтора, и не успел я выйти из зала, как меня облепили десятка три юных астрономов и космонавтов. В окружении этой шумной, весёлой гомонящей толпы я проследовал в левое крыло Дворца, в помещение планетария, где мы и устроились для неспешной, обстоятельной беседы.
Взлетело сразу около десятка-полтора рук. Я выждал пару секунд и указал на девчушку лет тринадцати, сидящую в первом ряду.
– Афелий, или, как его иногда называют, апогелий – частный случай апоцентра для систем Солнце – небесное тело, – отбарабанила она. Хорошо отбарабанила, бодро, как по писаному. – Это наиболее удалённая от Солнца точка орбиты планеты или иного небесного тела Солнечной системы.
Блузку её украшал юбилейный значок «дворцовского» кружка юных астрономов. Я улыбнулся.
– Верно. Так вот, афелий этого астероида составляет около пятисот семидесяти четырёх километров, или три и восемь десятых астрономической единицы. Форму астероид имеет неправильную, с размерами от ста двадцати до пятидесяти километров, то есть входит в первую сотню объектов такого рода. Из-за того, что орбита его очень сильно вытянута, наибольшее сближение с Землёй составляет около девяти десятых астрономической единицы, и при этом его видимая величина достигла около десяти. Это, как вы понимаете, не позволило Полигимнии войти в список первоочередных объектов наблюдения, и об астероиде, скорее всего, надолго забыли бы, если бы не одно обстоятельство…
– Год назад американский студент-астрофизик Джордж Мэйсон – кстати, ему всего девятнадцать, намного старше некоторых из вас, – наблюдал за группой объектов в Поясе Астероидов. Наблюдения проводились в рамках его дипломной работы с марсианской орбитальной станции «Скьяпарелли» с целью оценки гравитационного влияния Полигимнии на соседние объекты.
