Вой Фенрира

Когда последний из моих бойцов покинул казарму, я молча сел за стол и поднес к лицу небольшой портативный компьютер. На светлом голубом экране тут же высветились списки и личные дела всех тех, кому посчастливилось попасть к нам на станцию. Выбор был большой, а вот времени на полное изучение не было вовсе. В меню настроек личных дел пришлось отфильтровать всех кто не имел боевого опыта, не принимал участия в учениях, проще говоря юнцов, которые не знали с какой стороны взяться за оружие. Но к моему большому удивлению список ничуть не уменьшился. Наконец, когда все попытки хоть как-то облегчить себе жизни провалились, я решил изучить первое попавшееся дело: "…отличник учебы, закончил Сангорское военное училище, принимал участие в военном параде в честь окончания Второй Войны." Дальше шел длинный список наград, похвальных грамот и дипломов. Второй личное дело не порадовало какими-то нюансами, за ним третье, четвертое, пятое. Все эти бойцы были как на подбор: сильные физически и не обделенные умом, без единого замечания или выговора – это было очень подозрительно, но деваться было некуда и я просто отметил первые двенадцать человек.

"Ваши изменения обработаны. Желаете еще что-нибудь" – компьютерный голос донесся из динамиков компьютера.

– Да, пусть отмеченные бойцы поднимутся в казарму.

– Будет сделано, капитан, – издав последний писк, экран монитора погас и компьютер отключился.

Ну вот теперь самое сложное. Нервно потирая руки, вспотевшие от непривычной обстановки, я начинал выстраивать план своих действий. " Что говорить, как говорить. Пытаться взять их силой или все же прикинуться миротворцем…" К своему стыду, я никак не мог сосредоточиться и взять себя в руки. Как маленькая девчонка, которая впервые идет к женскому врачу, я нервно дожидался стука в дверь. Не из-за того, что я боялся их или потому что меня терзало сомнение, а только потому, что мне не хотелось стать виновником огромного кровавого побоища, виной которому станет моя бездарность.

Вскоре послышался металлический стук и в казарму, медленно, словно идя по минному полю, вошла дюжина солдат. Убранные, "зализанные", они холодно посмотрели на меня и, сбросив свою поклажу возле входа, выстроились передо мной. В этот момент весь мой организм преобразился, словно в минуты тяжелого боя, когда требуется максимальное сосредоточение и концентрация, он стал вести себя по-другому, спокойно и хладнокровно. Переживания исчезли, а разум стал ясным и прямым.

– Здравствуйте, бойцы!

Двенадцать здоровых мужчин хором отозвались.

– Меня зовут капитан Марлоу, Грей Марлоу. С сегодняшнего дня и до окончания вашего контракта я буду вашим командиром на этой исследовательской станции. Несмотря на то, что наши взгляды на жизнь, войну, службу, несколько отличаются, я не буду делить вас на "своих" и "чужих". С этого момента, когда ваши тела пересекли порог этой казармы, вы все, включая и прежних бойцов, являетесь моими подчиненными. Ни возраст, ни ваше отношение ко мне или бойцам иных взглядов не должны стать проблемами для службы на время вашего контракта. Оставьте ваши предрассудки за этой дверью!

Я окинул взглядом присутствующих и постарался разглядеть возымели ли мои слова хоть капельку воздействия на этих людей, но за каменными лицами было невозможно что-то понять и я, переведя дыхание, продолжил.

– Как вам наверняка известно на время действия сезона бурь, на станции, для военных или приравненных к ним, распространяется принцип "НОР", что означает "нарушил…осужден…расстрелян". Поэтому никаких конфликтов, провокаций, драк и уж тем более стрельбы. Суд будет быстрым, а наказание неизбежным. Вопросы?

Мой голос, эхом пронесся по всему помещению, но так и ничего не изменил. Я уже стал разворачиваться к столу, как вдруг услышал спокойный голос из строя.

– А что насчет ваших солдат? Как вы можете гарантировать их лояльность к нам?

Я обернулся и увидел бойца, чей голос только что, словно пуля, влетел в мой мозг. Высокий, широкоплечий, с карими глазами, которые упрямо смотрели на меня. Он стоял как раз в центре и нисколько не боялся моей реакции.

– Гарантировать? Нет, этого я не могу. Разве можно заставить полюбить человека, которого ты ненавидишь всей своей душой, но сделать так, чтобы ваши отношения не выходили за рамки установленного – это я могу.

– Как? – голос вновь нагло влез в мои слова.

– Первый кто нарушит, попадет под принцип "НОР". Как тот, кто спровоцировал, так и тот, кто повелся на провокацию. Исключений не будет. Если вы полагаете, что принадлежность к другой военной категории поможет вам избежать наказания, то спешу вас разуверить, такого не будет.

Казарма вновь погрузилась в тишину. Мертвую и безжизненную, где солдаты были лишь статуями, лица которых так и остались неизменными. Я прошел вдоль строя и заглянул в глаза каждому. В них, за искусственной ширмой дисциплины, виднелась тревога. Слабая, еле видимая, но наводившая на страшные выводы. Ведь как большой пожар, который начинается с искры, тревога могла перерасти в неприязнь, а, затем, в неприкрытую ненависть. Чувства никогда не подводили меня, на душе стало неприятно холодно, так, будто я вновь оказался за границами комплекса, обдуваемый всеми ветрами этой проклятой планеты.

Дойдя до конца строя, я отдал приказ на разгрузку. Солдаты быстро подняли свои сумки и ладным шагом направились к своим кроватям. Молча, не произнося и звука, они начали раскладывать все необходимое по небольшим тумбам, стоявшим каждая возле своей койки. Сменная одежда, предметы личной гигиены, все это и многое другое, доставалось и аккуратно складывалось на свои отведенные места. Когда же сумки опустели, тумбы набились всем необходимым, а кровати были готовы принимать своих хозяев, бойцы с такой же скоростью улеглись спать. И хоть до отбоя было еще несколько часов, я не стал делать им замечания и, усевшись за свой стол, продолжил изучать их личные дела.

***

(бар «Снежная буря»)

Музыка гудела как ненормальная. Сотрясая зал и барабанные перепонки она била со всех сторон, заставляя замерзшие тела двигаться еще быстрее, несмотря на наступающую ночь. Огромный танцпол был забит до самых краев, люди всех мастей, начиная от простых рабочих до наемников, бились в полупьяном экстазе, вырисовывая своими телами невероятные фигуры. В мерцающем свете их движения казались прерывистыми и ломаными, а тяжелая и томная музыка превращала все это действо в праздник нечистой силы, где не было место простому дневному свету. В самом центре, в окружении всей этой вакханалии, освещенная всего парой розово-фиолетовых ламп, находилась барная стойка. Усыпанная многочисленными разноцветными бутылками разных форм и размеров, она как оазис, привлекала к себе всех страждущих и уставших от непрерывных танцев людей.

– Я вот одного не пойму: какого черта мы тут делаем? – слегка подхмелевший Купер смотрел на женщину бармена, чьи ловкие руки подбрасывали вверх небольшую емкость для коктейлей. – Почему я не стал барменом, классная работа, море выпивки и красивых женщин. Стоишь себе на одном месте, подкидывая вверх бутылки и стаканы со спиртным, разве есть работа легче и приятней. Нет, серьезно. Мы каждый день рискуем жизнью не понятно ради чего, мерзнем как собаки на этой планете, а в награду получаем очередной боевой выход. Где справедливость?

Купер тяжело посмотрел на бармена.

– Знаешь, что я думаю, Джессика, это мой последний контракт. Мне осталось всего четыре месяца, а я уже чувствую, что постарел лет на тридцать, хотя мне всего-то тридцать. Когда все это закончится, я сниму все свои сбережения, куплю домик где-нибудь на берегу моря поближе к экватору и сразу приступлю к разработке маленьких Джейсонов Куперов. Джесс, не хочешь мне помочь в этом?

Женщина усмехнулась, затем, поставив стакан на стойку, быстро взмахнула рукой перед лицом Купера, отчего тот чуть не упал со стула.

– Ты слишком пьян для таких целей, солдат, ты даже толком сидеть не можешь, не говоря уже о том, чтобы заводить детей.

Смех посторонних посетителей заставил Купера несколько напрячься.

– Смейтесь, смейтесь. Вы только и можете это делать.

Вскоре огромный гогот, вызванный ответом барменши, утонул в нарастающем гуле танцующих посетителей. Музыка стала громче, а температура ощутимо поднялась. Люди прибывали и вскоре их стало так много, что в помещении нельзя было сделать шагу, чтобы не задеть кого-то или толкнуть. Дженкинс сидел рядом. Поглядывая на изрядно выпившего Купера, он старался не пропустить момент, когда тот начнет бушевать и распускать руки. Так бывает всегда, когда он появляется в баре, но раньше ему все сходило с рук, однако теперь, в сезон бурь, такие действия могли повлечь очень серьезные последствия. Дабы не допустить этого, высокий чернокожий солдат пересел со своего места поближе к Джейсону и, слегка подождав, стал трясти его за плечи.

– Джесс, ему больше не наливай. У нас завтра патруль, не думаю, что это пойдет ему на пользу.

Услышав эти слова, женщина попыталась вырвать стакан из рук пьяного солдата, но тот сопротивлялся до последнего, пока в дело не вступил его коллега.

– Ну вот опять, даже расслабиться толком не дают. – с нескрываемым недовольством пробормотал Купер. – Почему мне все всё запрещают? Дженкинс, старина, мы находимся в единственном месте на этой чертовой станции, где можно делать что-то не по приказу. Это райский уголок свободы. Куба в миниатюре. Весь этот комплекс – один большой сгусток уставов и правил, проклятие, здесь даже в туалет без разрешения сходить нельзя. Все контролируется и отслеживается, могу я хоть на этот маленький период времени почувствовать себя свободным и, расправив крылья, устремиться навстречу своей мечте.

– Смотри со стула не упади.

По барной вновь разлился гулкий смех.

– Знаешь в чем твоя проблема, Стив? Ты слишком серьезный, настолько, что меня, порой, тошнит от твоего угрюмого лица. Давай взбодрись! Наша жизнь и так не слишком богата на приятные вещи: серые дни, пролетающие со скоростью звука, и похожие друг на друга как патроны в пулеметной ленте, вездесущий холод, смерть, идущая за нами по пятам, одна и та же еда на завтрак, обед и ужин, которая больше похоже на отрыжку дикого животного. Мы перестали быть людьми, простыми, у которых есть свои мечты и стремления, которым не чужды простые человеческие чувства. Нам приказывают убивать – мы убиваем, нас отправляют на смерть – и мы спокойно идем ей навстречу. Мы чертовы зомби, Стив! Без права на собственное мнение и возможность сделать не так как приказано. И вот сейчас, когда я так хочу забыть весь этот кошмар, утопить его в этом стакане, ты говоришь мне о том, что мы сами выбрали такой путь. Конечно, с одной стороны это так, но «превращаться в животное» такого пункта в моем контракте нет, и я не желаю, чтобы он там появился.

Купер продолжал что-то говорить, но слова потихоньку стали замедляться и стихать, пока вовсе не превратились в нечто неразборчивое и совершенно непонятное для нормального слуха. Голова медленно опускалась, руки сползли со стойки и через несколько секунд из-под носа стали доноситься слабые звуки храпа. Он уснул. Выдавив из себя последние мысли, его разум отправился на покой. Тело обмякло и, облокотившись на барную стойку, зависло в неприглядной позе.

– С этим все? – вопросительно спросила женщина, продолжая помешивать синеватый коктейль.

– Да, сегодня он больше не заказывает. Надеюсь, он тебе не слишком надоел?

Бармен смущенно опустила глаза.

– Надоел? Да нет, скорее наоборот, здесь без него было бы очень скучно. Я люблю слушать его истории, о том, как он служил и на каких планетах бывал. Знаешь, я когда-то сама хотела поступить на службу, даже подала заявку, да только не получилось. Отец успел включить все свои связи и перекрыл мне дорогу в армию. Ему всегда хотелось видеть во мне продолжателя его бизнеса, торговой империи, которую он создал с нуля. Но перспектива бумажной работы и постоянных переговоров меня не прельщала, мою душу всегда тянуло в космос, в это бескрайнее звездное небо, где можно было делать то, к чему я стремилась всю жизнь. Я помню эти потрепанные фотографии из дневника моего дяди, где он и еще несколько солдат стоят на фоне уничтоженной вражеской техники. Как он рассказывал о своих путешествиях и боевых подвигах. Это все так манило и притягивало. Я рвалась туда, но отец сделал все, чтобы этого не произошло: меня разворачивали еще на пороге вербовочных пунктов даже не дав скинуть плащ, мои документы возвращали сразу после того как я называла свое имя. Это было как проклятие, которое могло висеть надо мной всю жизнь, если бы однажды я не взяла инициативу в свои руки.

– Ты убежала из дома?

– Да, на первом же рейсе, улетавшем в самое приграничье, где только-только перестали рваться снаряды и гибнуть солдаты. Я даже не понимала толком, что буду делать дальше, просто записалась добровольцем под чужим именем и отправилась навстречу своей судьбе. Однако реальность оказалась куда менее романтичной, чем мне казалось раньше. Когда видишь руины укреплений, на которых еще была свежа кровь тех, кто защищал это место, когда запах гари и человеческого мяса, смешавшись с местным воздухом, лезет тебе в легкие и заставляет желудок вывернуться наружу, тогда ты начинаешь понимать, что невозможно полюбить мир, не зная, что такое война. Я два года пробыла на той планете, видела все ужасы поствоенного хаоса, где все человеческое перестает иметь хоть какое-то значение, уступая место животным инстинктам. Видела как люди превращаются в зверей, убивая друг друга за бутылку питьевой воды, как обездоленные и беспомощные, они бросались на военные укрепления, в надежде найти там спасение, но в ответ получая лишь пулю. Это было страшно. Не об этом я мечтала всю жизнь, не такие картины снились мне по ночам, но именно это открыло мне глаза. На ту реальность, которая каждый день окружает нас и которую мы так усердно пытаемся не замечать. Нельзя винить Купера за его слова, просто он сказал то, что все мы прекрасно понимаем, но по какой-то причине не можем произнести вслух. Кому-то мешает совесть, кому-то – условия контракта и военная присяга, но от этого правда не становится правдивее, она просто отодвигается на задний план, уступая место популистским лозунгам и приказам командиров. Вот ты, Стив, ты когда-нибудь задумывался о том, что есть другая жизнь, не та к которой ты привык за все это время, иная, что протекает за стенами казарм в которых вы проводите почти все свое время?

Дженкинс не сразу, но обратил внимание на вопрос Джессики, затем слегка потянувшись и выпустив легкую струйку сигаретного дыма, посмотрел на нее.

– Конечно, каждый день об этом думаю, но мы люди совершенно другого сорта, мы рождены для других целей. Каждый человек, появлявшийся на свет, несет с собой некую цель, предназначение, с которым ему суждено прожить всю жизнь, от нас же требуется понять в чем оно заключается. Я был простым механиком, грузчиком, пилотом грузового корабля и еще бог знает кем, но истинное свое назначение я нашел лишь тогда, когда взял в руки оружие, когда впервые увидел, как поверженный враг падает на землю и перестает сопротивляться. Здесь, в окружении таких же солдат, я чувствую себя как рыба в воде. Пусть, порой, мы делаем плохие вещи и делаем это за деньги, но мы все так же остаемся людьми, солдатами, преданных своему делу. Я не пытаюсь оправдаться, просто говорю так, как считаю правильным. Моя жизнь, моя работа, это череда побед и поражений, где после каждого нокаута я вставал и продолжал биться. Когда мне было четырнадцать лет, меня избил соседский парень, она был выше меня на голову и каждый раз, видя как я шел со своей смены, пытался меня ударить. Я терпел его, старался не замечать всех этих синяков и побоев, но время шло, зло копилось, а он все никак не успокаивался. Наконец, в один из последних рабочих дней, когда вся смена уходила на двухдневный отдых, мне удалось стащить из складского помещения здоровый железный ключ, такой, которым закручивают гайки на металлических креплениях, и спрятать в своей сумке. Уже идя домой, я знал, что буду делать, и был готов к последствиям. Честно скажу, мне не хотелось его сильно бить, но когда я смог остановиться, перевести дух, чтобы встать и убежать домой, на его теле не было живого места. Он напоминал огромный окровавленный кусок мяса, который уже перестал дышать. Потом был суд и публичное выдворение моей семьи за пределы этой планеты. Тогда нам пришлось испытать очень многое: боль, унижение, оскорбления в адрес моих матери и отца, очень многое. Однако улетая оттуда, я ощущал что-то совершенно другое, чувство, которое раньше мне не доводилось встречать. И только спустя много лет я понял, что это было – чувство победы и справедливости, пусть и достигнутое таким путем. Оно следовало за мной всюду, отголоски той самой драки, где я несколькими тяжелыми ударами предрешил свою дальнейшую судьбу. Я не жалею, что все произошло именно так и, что вся моя жизнь это один сплошной бой, но я люблю то, чем я занимаюсь, здесь я в своем мире и менять что-то не собираюсь.

Стив поднес ко рту догорающую сигарету и, обняв ее кончиками губ, вдохнул все содержимое в легкие. Музыка продолжала играть. Зал и танцпол были битком набиты людьми. Люди стремились сюда невзирая ни на какие преграды: ни усталость после рабочего дня, ни позднее время, ничто не могло их остановить. Они, словно бурлящая река, прорвавшая бетонную плотину, кипели и бурлили. Их головы были туманны, тела возбужденны, а разум витал где-то в высоте. Они были свободны, пусть на этот короткий вечер, пусть всего на пару часов, но свободны по-настоящему, не подчиненные и неподконтрольные ничему и никому. Наверное, это и было то, о чем говорил Купер, но теперь это уже неважно, ведь завтра, когда ледяное солнце этой системы поднимется на небосвод, эти люди оденут свои обычные одежды и отправятся на свою привычную работу, чтобы к концу рабочего дня, вновь обрести свободу.

3.

В кабинете царила могильная тишина. Огромные механические часы, стоявшие в самом углу помещения, молча, чеканя свою поступь, указывали на половину первого ночи. Он молчал. Я смотрел на него и ждал, когда все начнется. Несколько раз, пытаясь пробить эту мертвую тишь, я хотел сорваться и начать первым, но видя серьезный вид генерала, отбрасывал эту затею. На его лице выступили морщины – возраст брал свое. И хоть здоровья ему было не занимать, справиться с таким врагом как "время" не мог даже он.

– Что ты об этом думаешь, Грей? – резко начал Свиридов.

Несколько опешив от столь быстрого начала, я слегка приподнялся со стула.

– Это чистой воды самоубийство, генерал. Если мы отправимся туда, то там мы и останемся. План спасения провален изначально, да и почему никто не знал про этих ученых?

Генерал тяжело выдохнул. В его глазах читалось раздражение всей этой ситуацией.

– Потому что очкастые агенты решили не посвящать нас в подобные дела. Результат оказался очевидным. Я сам узнал об этом всего пару часов назад и понятия не имею, что делать дальше. Согласно договору, мы обязаны отправить туда спасательную группу, но…, – он опять тяжело выдохнул и, проведя рукой по седым волосам, оперся на стол, – это смерть. И я не хочу этого. В ближайшее время подкрепления не будет, синоптики передают, что в этом году буря сформируется как никогда сильной и ничто живое не сможет там выжить.

Он легонько провел ладонью по настольному планшету. Через секунду, вздымаясь вверх, появилось легкое разноцветное сияние, которое вскоре превратилось в полноценную голографическую модель планеты. Она медленно вращалась вокруг своей оси, и до последней детали копировало космическое тело.

– Последний сигнал поступил от них вот отсюда, – Свиридов указал пальцем на небольшую точку. Масштаб мгновенно увеличился и перед глазами возникло небольшое плато, вокруг которого были разбросаны многочисленные заледеневшие валуны. Затем, не отпуская пальца, он провел маршрут до самой нашей станции, в конце которого высветилась цифра 282.

– Далековато забрели наши ученые. Триста километров к северо-востоку отсюда? Хм, хотелось бы мне узнать, что они там искали. Ни скал, ни укрытий, надо быть либо полным психом, либо действительно очень заинтересованным, чтобы отправиться туда.

–Позвольте мне объяснить всю суть, мистер Марлоу.

Голос возник из неоткуда. Мягкий, почти ребяческий, он доносился из-за моей спины, но в тоже время в нем чувствовалось железное спокойствие, которое нельзя было ничем нарушить. Худощавый мужчина невысокого роста, он был настолько исхудавшим, что скулы выпирали наружу, а костлявое тело так и норовило развалиться на части. Не испытывая никакой смущенности по поводу такого наглого вторжения в чужой кабинет, он прошел вглубь и спокойным взглядом окинул всех нас. Его руки пробежали по краю деревянного стола, стуча и пощелкивая, они пробежались по всей длине и, добравшись до другого конца, тихонько остановились.

– Генерал, не могли бы вы оставить нас наедине с капитаном, мне бы хотелось кое-что обсудить с ним.

Я был удивлен таким поведением, но генерал спокойно развернулся и, кинув на меня беглый взгляд, вышел из кабинета. Когда шум закрывающейся двери затих в мертвой тишине, а шаги генерала утонули в глубине длинного коридора, незнакомец, обогнув деревянный стол, медленно опустился в кресло. Его лицо осталось неизменным, казалось, ничто в этом мире не могло изменить эту железную гримасу. Он смотрел прямо на меня, изучающее, так, как это обычно делали работорговцы, выбирая очередного раба и думая, сколько можно за него заплатить. Презрение и высокомерность так и выпирали из него, но все это оставалось где-то там, внутри этого костлявого тела, там, куда был закрыт доступ обычным смертным.

– Удивительно смотреть на вас, мистер Марлоу, даже сейчас, когда нас разделяет всего пара метров, вы держитесь так, будто ничего не произошло и пытаетесь спокойно оценить ситуацию. Я знаю, о чем вы сейчас думаете – это читается в ваших глазах, а они никогда не скроют истины, они как зеркало, отражают всю сущность человека.

– Кто вы такой?

– Меня зовут Джозеф Гибкинс. Я генеральный директор компании Солид Корпарейшен. И пусть вас не пугает мой внешний вид, я тот за кого себя выдаю. Сегодняшняя ситуация, какой бы она глупой и абсурдной не казалась в ваших глазах, является приоритетной целью на ближайшие несколько месяцев. Наши конкуренты очень сильно заинтересованы в том, чтобы снизить наше присутствие в этом регионе, а в будущем – и на этой планете. Этого, как вы сами понимаете, я допустить не могу по ряду причин, поэтому, чтобы держать ситуацию под контролем, я принял решение самому прибыть на станцию и лично руководить всеми дальнейшими делами, связанными с жизнедеятельностью исследовательского комплекса. Пусть вас не терзают сомнения, но с большой долей вероятности, я могу сказать, что на кону стоит не только будущее станции, но и будущее моей компании, крах которой, неизбежно повлечет за собой нестабильность во многих регионах, где находятся наши представительства. Ученые, спасение которых вам будет поручено, занимались одним очень важным делом, в которое я не могу вас посвятить… пока не могу. Но именно от тех результатов, которые они смогли получить за последние полгода, будет зависеть вся последующая работа и ваша судьба, мистер Марлоу. Секретность, с которой они прибыли сюда и работали последнее время, была обусловлена той деятельностью и теми возможными результатами, которые они могли получить. К сожалению, нашим конкурентам стало известно об этом и по слухам, глава конкурирующей компании отдал приказ на поиски наших ученых. Однако им известен лишь общий район их работы, но никак не точнее местоположение – это как раз нам на руку. Несколько дней назад мы получили от них сигнал о помощи, в котором они просили немедленно забрать их. Спустя несколько часов, контакт с группой оборвался. Мы пытались несколько раз выйти с ними на связь, но все было безуспешно. Ваша задача, мистер Марлоу, добраться до места последнего радиоконтакта и забрать все, что может, так или иначе, содержать информацию об их исследованиях. По возможности, постарайтесь эвакуировать выживших, если они будут, конечно. Я уже все уточнил: синоптики обещали погодный коридор на ближайшие два часа, потом это место накроет буря и смысла в спасательной операции просто не будет.

Дождавшись, когда последние слова растворяться в тишине, я встал со стула и посмотрел на него.

– Я могу идти?

Гибкинс улыбнулся. И в этой костлявой улыбке было что-то недоброе, такое, что заставило меня насторожиться.

– Конечно, капитан. Я буду ждать от вас положительных новостей.

Улыбка пропала, а на смену ей пришло привычное мертвое лицо, без капли эмоций и намеков на человечность. Я ушел так быстро как мог, не оглядываясь и стараясь быстрее покинуть этот этаж, но эта улыбка продолжала витать у меня перед глазами. Я повернул в сторону лифта и быстрым шагом направился к нему. Он нес меня вниз, прямо к казармам, где в это время, едва уснув, находился мой батальон. Мой разум уже рисовал, что будет дальше: злые, они вспрыгнут со своих кроватей и начнут быстро одеваться. Проклиная все на свете, они построятся в одну шеренгу и, шатаясь от еще не отступившего сна, побегут к главному входу, чтобы через несколько минут погрузиться в транспортный корабль. Так все и произошло… они кричали, матерились, их ругань была такой сильной, что эхо от него было слышно в соседних помещениях. С каждой пройденной секундой их тела обрастали новыми слоями из ткани, а затем и специальной брони. Вскоре, они были готовы: уставшие и тяжело дыша, они смотрели на меня и ждали приказа. Отдав последние инструкции и указав на выход, я быстро побежал в свой кабинет. Там, в ящике находилась моя броня. Сбросив все ненужное, я стал быстро одеваться и с каждым элементом этого комплекта, мое тело начало проседать под нарастающим весом. Когда же все было готово, я бросился к лифту и, опустившись в главный зал, побежал вслед за своим батальоном.