Чуть короче жизни

Впрочем, Ирил слишком плохой маг для того, чтобы сделать себе нормального механического слугу. Зачем было подмешивать в это дело человеческую кровь? Честно говоря, нужно было выбрать для магии другое место, а не то, рядом с которым в шинлийской крепости осуществлялись казни!

Вот останусь теперь жить в Беловодье, в этом райском уголке… Довольно крутить штурвалы чужим яхтам!

79

Усадьба Арсеньевых празднично сияла огнями. Широкий двор был заполнен экипажами. Дворня сбилась с ног, готовя праздничный обед. По случаю отъезда родственницы Надежда Никитична давала бал, на который были приглашены все мало-мальски значительные лица округи, и даже кое-кто из Улатина. Между нами говоря, бал финансировала Ирил, но Надежда Никитична предпочитала об этом не распространяться.

Вся пунцовая от волнения Надежда Никитична встречала гостей на пороге, потом Глашка, затянутая в платье с шуршащим накрахмаленным передником и с наколкой горничной в волосах, торжественно вводила их в зал с белым роялем и передавала Ирил. Гости группками бродили по мозаичному паркету, вполголоса обсуждали последние улатинские новости. В одном углу надрывалось трио скрипачей из улатинского театра, а в другом углу Вольф пытался обыграть в биллиард старшего из Лукашиных. В большой столовой уже был накрыт стол, и несущиеся оттуда ароматы смущали обоняние гостей.

Анна Горюнова кокетничала с прибывшим по случаю празднества из полка кузеном Жени – Федором. Щечки Анны горели, она часто смеялась, прикрывая ладошкой рот, и преданно глядела гусару в глаза. Сам адвокат Горюнов поглядывал на дочь из угла, где беседовал с отцом Федором о политике, и неодобрительно хмурился.

– Уважаемые гости! – обратилась к собравшимся Надежда Никитична. Музыка тотчас же смолкла, и скрипачи изобразили живейшее внимание. – Накануне своего отъезда госпожа Ирил Данни просила меня показать ей все стороны нашей провинциальной жизни. Сами знаете, развлечений у нас здесь немного. Желая развлечь нашу заморскую гостью, молодежь предлагает вашему вниманию маленький спектакль!

Анна нехотя отвлеклась от Федора и вместе с Женей выскользнула из залы. Точно так же незаметно покинул залу Вольф, а вслед за ним и братья Лукашины. Барышни отправились в комнату Жени, а мужчины в библиотеку – переодеваться.

По взаимному договору несколько картин, которые показывали сегодня, были связаны общим сюжетом. Такого занавеса, как у Горюновых, у Арсеньевых не было. Но Женя решила, что этого и не нужно. Действие начиналось прямо в дверях, и заранее предупрежденная Ирил попросила собравшихся отойти от входных дверей подальше, чтобы освободить пространство для спектакля.

Скрипачи дружно коснулись струн, и в воздухе разнесся тревожный звук, вслед за которым раздался звон клинков. В залу, отступая под натиском пиратской команды, ворвались братья Лукашины, одетые в форму английских морских офицеров. Завязалось настоящее сражение. Предводитель пиратов (конечно же это был Вольф) искусно атаковал шпагой то одного, то второго из братьев. Прочая пиратская команда в лице Прохора и одного из лукашинских егерей явно фехтовать не умела, зато они издавали грозные крики, топали ногами и махали бутафорскими саблями.

В конце концов Прохор, едва не сломав свое «грозное» оружие о реальный защитный нагрудник, надетый под мундир морского офицера, так стукнул Ивана саблей, что тот даже покачнулся. Одарив «пирата» реальным свирепым взглядом, Иван с грохотом рухнул на пол, откатился к стене, где и «умер» торжественно, едва не у самых ног вошедшей в залу Анны. Анна даже про своего гусара забыла, глядя на вошедшего в роль Ивана с неподдельным интересом.

Тем временем Вольф выбил шпагу из рук последнего защитника английских девушек, и, под аплодисменты присутствующих, Прохор и егерь вывели Дмитрия из залы.

Вольф остался. Загнав шпагу в ножны, пиратский капитан повернулся лицом к благородным пленницам и приготовился слушать мольбы о пощаде. Женя слегка подтолкнула отвлекшуюся Анну, та вздрогнула и начала петь. Всю ту же печальную английскую песню о тихом сельском уголке и об ожидающей дочерей матери.

Пока Анна пела, Женя с досадой поправляла Бусика, который как раз в этот момент намерился перелезть с левого плеча на правое. Поправляя зверька, Женя мельком взглянула на Вольфа, и ее словно холодом обдало. Вольф смотрел не на Анну: через ее голову он смотрел прямо Жене в лицо и таким странным взглядом, что Жене стало не по себе. Она отвернулась и стала глядеть в публику, которая терпеливо ожидала развязки, вдыхая несущиеся с накрытого стола ароматы.

Анна закончила петь и присела в глубоком реверансе. Публика с облегчением разразилась аплодисментами. Вольф тоже вежливо похлопал Анне, но когда барышни уже собирались уходить, он неожиданно окликнул:

– Евгения Александровна, подождите!

Женя остановилась, Вольф подошел и стал рядом.

– Надежда Никитична, я благодарен вам за гостеприимство! – акцент в речи Вольфа стал заметнее. – Мне очень понравилась ваша страна! – Публика радостно захлопала, надеясь, что конец речи близок и можно будет перейти к столу. – А еще я хотел сказать, что прошу руки вашей дочери!

Аплодисменты прекратились. Гости переглядывались, не понимая, продолжается ли спектакль или же иностранец говорит серьезно. Надежда Никитична все еще по инерции продолжала улыбаться, не понимая, почему взгляды присутствующих обратились на нее.

– Поскольку я не совсем уверен в вашем ответе, – продолжал Вольф, – я решил прибегнуть к старинному российскому обычаю. Иногда у вас невест увозят на тройке…

Он мгновенно наклонился к Жене, подхватил ее, обмершую, на руки и вскочил на подоконник раскрытого окна. Гости услышали, как что-то с шумом обрушилось в сад. Потом вскрикнула наконец опомнившаяся Женя, которую швырнули в пролетку. Потом кучер заорал на лошадей и застучали копыта, уносящей пролетку тройки.

Надежда Никитична повалилась в обморок. Отец Федор едва успел подхватить ее, падающую, и подарить взбешенный взгляд Ирил. Ирил молча закрыла лицо руками.

– Лови его! – с пола закричал Лукашин. Гости загомонили, мужчины кинулись к двери, а братья Лукашины один за другим оказались на подоконнике, вслед за Вольфом прыгая в сад.

80

Женя отбивалась яростно. Они едва не вывалились вдвоем из разворачивающейся пролетки. Кучер дико нахлестывал лошадей, выезжая из кутерьмы сгрудившихся возле дома экипажей. Женя видела только его спину и часть щеки, но успела понять, что лицо кучера обмотано шарфом.

Она укусила Вольфа, он ахнул, но не выпустил пленницу, а наоборот, с силой вжал в сидение, свободной рукой набрасывая ей на голову заранее припасенный мешок. Женя замотала головой, пытаясь сбросить мешок, вскинула руки, и это позволило Вольфу поймать вначале одну ее руку, потом вторую, заломить за спину и связать там опять-таки припасенной заранее веревкой.

– Гони, идиот! – рявкнул он на кучера и без того подхлестывающего лошадей.

Женя попыталась сползти с сидения, отчаянно лягаясь, и пытаясь ударить Вольфа каблуком, но он захлестнул ее щиколотки своим шейным платком и водворил обратно на сидение. Женя вновь замотала головой, пытаясь сбросить мешок и заплакала под мешком вначале тихо, потом все громче и громче. Она никак не могла поверить, что все это происходит с нею, и что все это подстроил Вольф.

Ехали довольно долго. Женя то переставала, то вновь начинала плакать. Наконец, пролетка остановилась. Вольф вновь поднял Женю на руки и куда-то понес. Скрипнула открываемая дверь, Вольф тяжело переступил порог, через несколько секунд Женя ощутила, как ее опускают на что-то мягкое, и мешок с головы снимают.

Женя с трудом разлепила опухшие от слез веки, и увидела маленькую комнатку охотничьего домика. В камине пылал огонь. На столешнице приземистого стола был накрыт ужин на двоих. Горели свечи.

Сама она оказалась на покрытой звериными шкурами лежанке, над которой на стене торчала прибитая оленья голова.

Вольф прошел к столу, налил себе полстакана водки и залпом выпил. Лицо его раскраснелось, глаза заблестели.

Женя тихонько плакала, лежа в неудобной позе, со связанными за спиной руками. Что-то заледенело внутри, ее начало знобить.

Вольф глотнул еще водки и резко поднялся. Женя слышала, как он подошел и остановился рядом, но от ужаса и бессилия крепко зажмурила глаза и даже затаила дыхание. Вольф ощупал ее щиколотки, развязал и снял платок, потом перетащил Женю за стол и усадил на стул. За подбородок поднял голову:

– Открой глаза!

Женя открыла затуманенные слезами глаза. Вольф ногой пододвинул к себе второй стул и сел напротив. Женя почти физически ощущала исходящие от него волны холода. У нее зашумело в висках и, чтобы не потерять сознание, она до крови прикусила губу.

– Ты меня боишься? – не то спросил, не то констатировал он.

Женя продолжала дрожать, тогда Вольф содрал с лежанки волчью шкуру и укутал ее плечи. Посмотрел, прищурясь, словно любуясь, потом схватился руками за голову и что-то сказал по-эделасски.

– Что же ты так боишься? – наконец сказал он. – Я развязал бы тебя, но ты попытаешься меня убить, а я очень устал сегодня.

Скорее всего, Женя именно так бы и сделала, если бы смогла.

– А глотни-ка ты водки! – неожиданно предложил Вольф. – Я так понимаю, что это народное российское средство от всех проблем!

Он прижал к ее губам стакан, и Женя действительно жадно глотнула обжигающую жидкость. Ледяной холод слегка отпустил.

Вольф легонько погладил ее по щеке, и тут же отдернул руку: так как из-за корсажа внезапно раздался разъяренный писк и из теплого убежища под оборкой платья выбрался Буська. Он грозно растопырил усы, зафыркал и даже оскалил зубы.

– Вот ты где, паршивец, скрывался? – совершенно беззлобно сказал Вольф. – Кто ж это тебя научил к барышням за пазуху шастать?

Бусик перебрался на плечо, обвил Женину шею хвостом и враждебно зацокал на Вольфа.

– Давно вам хотел сказать, Евгения Александровна, чтоб вы эту нечисть все время при себе не держали! Эти индийские пожиратели эмоций не всегда безопасны!

Бусик сверкал глазами, злобно прижимал уши и всем своим видом демонстрировал презрение к противнику. Вольф ловко отцепил от Жениной шеи хвост, оторвал зверька от Жениного плеча и бросил на лежанку. Бусик перевернулся в воздухе, каким-то образом изменил направление полета и приземлился на столешницу рядом с тарелками. Возможно, он собрался драться, но тут его внимание привлек капустный салат. Цокнув в последний раз, Бусик запустил обе лапки в тарелку и принялся запихивать капусту за щеку.

– Вот и весь герой! – констатировал Вольф.

– Зачем вы это затеяли? – тихо спросила Женя. – Этот дурацкий спектакль с похищением?

– Чтобы испортить вам репутацию! – сознался Вольф. – Иначе, вы могли бы сделать глупость, и отказать мне. А между тем, я честно намерен жениться!

– Зачем?

– А зачем люди женятся?

– Но вы же не человек!

– Тогда я женюсь, как злобный монстр, умыкающий барышень и издевающийся над ними!

Несколько секунд оба молчали, и в тишине отчетливо был слышен хруст пожираемой Бусиком капусты.

– Развяжите меня!

Вольф молча принялся распутывать веревку. Женя растерла занемевшие кисти, отодвинула Бусика вместе с салатом и придвинула к себе чистую тарелку.

– Я – хочу есть!

Вольф огляделся, нашел тщательно укутанные рогожей чугунки и принялся накладывать на тарелки вареную картошку и куски курицы. Бусик жалобно ахнул, но Вольф смахнул его со столешницы вместе с салатом, и огорченный индус поплелся спать на лежанку.

Женя ела не спеша, не отрывая глаз от тарелки. Вольф так же неспешно приканчивал вторую порцию, когда дверь отворилась, и на пороге появился Иван Лукашин, из-за плеча которого выглядывал Дмитрий. Братья выглядели слегка смущенными. На секунду задержавшись на пороге, они вошли в домик.

– Поздравляем вас, Евгения Александровна!

Женя посмотрела на Лукашиных долгим задумчивым взглядом, отправила в рот последний кусочек курицы и аккуратно вытерла губы салфеткой. Вольф среагировал первым: он отшвырнул стул и отскочил к стене прежде, чем Женя дотянулась до чугунков.

Лукашины же оказались не столь проворными. Картошка, вытряхнутая из первого чугунка, украсила лицо и плечи Ивана, жирная курятина навек погубила костюм-тройку Дмитрия.

– Благодарю вас, Иван Лукич! – Женя отодвинула стул и встала. – За гостеприимство! – Не успевший задремать Бусик, соскочил с лежанки и мигом оказался на привычном месте: на плече хозяйки. Женя поплотнее закуталась в волчью шкуру. – Отвезите меня домой… Герни!

Вольф проскочил мимо остолбеневших братьев и успел распахнуть перед Женей дверь.

81

В этот раз лукашинский егерь не закрывал лица, старательно делая вид, что не имеет к предшествующей истории никакого отношения.

Было уже около двух часов ночи, когда пролетка завернула в арсеньевский парк. Женя всю дорогу молчала, но, когда рядом с прудом увидала костры, попросила свернуть туда.

Рядом с прудом расположились уже знакомые Жене цирковые фургоны. Неподалеку паслись верблюды и лошади. Цирковой люд спал, кроме поддерживавших костры дежурных.

У крайнего костра Женя увидела знакомого акробата, к которому прижималась девушка-гимнастка. Оглянувшись на пролетку, они несколько секунд рассматривали в полутьме сидящих.

– Вам контрамарку, барышня?! – крикнул наконец акробат. – Спасибо за газету – хозяйка осталась довольна.

– Бусик не кусается? – спросила гимнастка. – Не перекармливайте его орхами.

Не дождавшись ответа, они вновь занялись собой. Девушка подлезла под руку к партнеру, а он лениво обнял ее, прутиком вороша жар в костре.

– Поехали! – приказал Вольф кучеру и добавил, обращаясь уже к Жене. – Эти люди служат празднику, для них он никогда не заканчивается.

– Но они же когда-нибудь умирают?! – возразила Женя.

– Верно. Я как-то не подумал об этом. Тогда их праздник – чуть короче жизни.

82

– Все-таки надо было бы тебя пришибить, волчара! – мрачно сказал отец Федор, поправляя на Вольфе галстук. Вольф ничего не ответил: он торопливо пересчитывал кольца. Ему все время казалось, что колец три, а не два. Причину этой галлюцинации мог бы разъяснить индийский зверь Бусик, но он лишь плотоядно облизывался, принюхиваясь к несущимся с кухни запахам свадебного пиршества.

– Так ты его любишь?! – в который раз спрашивала Анна необычайно мрачную невесту, которой помогала одеваться.

Женя тяжело вздохнула, поправляя перед зеркалом фату.

– Все девчонки завидуют! А Катька Ялешко сказала, что устроит, чтобы ее тоже украли перед свадьбой!

– Катька Ялешко – дура! – сказала Женя с глубокой внутренней убежденностью.

– Он – такой красивый! – Анна порывисто обняла подругу. – И такой романтичный!

– У него – уйма денег на острове Сазе! – мрачно сказала Женя. – Он сказал, что оплатит все долги по имению.

– Я так рада за тебя! – Анна горячо расцеловала подругу в обе щеки.

– Я тоже за себя рада! – Женя глубоко задумалась. – Я вспомнила одну штуку! Сейчас вернусь!

Она запрягала в конюшне Рыжего, когда вошел все тот же лукашинский егерь.

– Евгения Александровна, тройка уже готова! – сказал он со страдальческой гримасой.

Женя посмотрела на него через плечо и прикинула расстояние. Получалось: далековато.

– А где Прохор? – спросила она со слабой надеждой.

– Прохор повез вашу маменьку в церковь. Кстати, ваша маменька не велела вам задерживаться.

Женя вновь задумалась.

– Евгения Александровна, не нужно смотреть на лопату. Я здесь не один. Иван Лукич и Дмитрий Лукич велели нам четверым вас сопровождать.

– Что я им плохого сделала? – вполголоса посетовала Женя. – А…

– А денег Иван Лукич не велел брать под страхом порки! Они нам заплатят отдельно. Вы что, Евгения Александровна, плачете?

Но Женя не плакала. Она искренне, от души хохотала.

83

Когда молодые вышли из церкви, Надежда Никитична прослезилась, а Ирил тяжело вздохнула. Ей еще предстояло объяснение с отцом Элен, который мог не одобрить выбор дочери, а там – еще одно венчание или еще одно изгнание.

Элен и Нэти уехали из Белогорья сразу же. Их путь лежал в Одессу, куда должен была зайти яхта «Мираж», чтобы доставить счастливую пару в Эделасс.

Сама Ирил намеревалась ненадолго задержаться в России. Потеряв секретаря, она искала ему замену. Ее задумчивый взгляд уже не один раз останавливался на Прохоре, но она еще не знала, как отнесется к потере кучера родственница.

Свадебный пир был в самом разгаре, когда Вольф за руку вывел невесту из залы.

– Помниться мне, Евгения Александровна, вы страстно мечтали о приключениях?

Последние полчаса Женя всерьез раздумывала не о приключениях, а том, что всегда можно попытаться устроиться гувернанткой в губернском городе, если выйти из дому прямо сейчас и сесть на поезд в Улатине. И не слишком ли она продешевила, обеспечивая благополучие Арсеньевки и спасая маменькино представление о репутации таким способом, как замужество.

– Какие приключения, сударь? – скромно опустила глазки Женя. – Я же теперь – замужняя дама!

– Там на лугу, – ткнул пальцем Вольф куда-то в сторону мельницы, – нас ждет аэроплан господина Утицына. Я предлагаю отправиться в свадебное путешествие немедленно!

Женя решила отложить поступление в гувернантки до более позднего времени. Она тихонечко вышла с Вольфом из дома, но недостаточно «тихонечко», чтобы об этом не прослышал Бусик. Он немедленно явился и, сердито цокая, взобрался по сапогу Вольфа.

Кертон гнался по лугу за бипланом до тех пор, пока он не оторвался от земли. Слушая горестный лай собаки, Женя даже всплакнула.

– Не плач! – крикнул Вольф из-под крыла, где для него была устроена «люлька» с противовесом. – Ирил его потом привезет!

Глядя сверху на деревья арсеньевского парка, Женя почувствовала, что судьба гувернантки привлекает ее все меньше и меньше. Аэроплан поднимался все выше и выше, и все более отчетливым становилось ощущение праздника, который может продлиться очень долго.

84

Когда над Россией грянул семнадцатый год, Евгения Александровна Вольф вместе с мужем вернулась в рушившуюся империю. Они занимались довольно странным для того времени делом: спасали реликтовых обитателей природы. Водяных, леших, русалок.

Потом следы этой странной пары затерялись на просторах России.