Княжна из пепла

Карета ждала у черного хода – простая, без гербов, запряженная одной тощей клячей. Старый кучер Степан, единственный из слуг, кто осмелился проводить ее, бросил в кузов узел с жалкими пожитками:

– Держись, барышня…

Глава 4. Дом мадам Леруа

Девятилетняя Анастасия прижалась к потёртой обивке кареты, когда экипаж наконец остановился. Вместо обещанного пансиона перед ней высился странный дом с малиновыми шторами и сладковатым запахом, от которого щипало в носу. Дверца распахнулась, и девятилетняя Анастасия выскользнула наружу, цепляясь за свой детский крестик – последнее, что осталось от прежней жизни.

– Где тётя? – дрожащим голосом спросила девочка, цепляясь за руку кучера. – Мне сказали, я поеду к тёте…

Кучер лишь грубо оттолкнул её в сторону, где уже стояла улыбающаяся женщина в слишком ярком платье.

– Какая прелестная куколка! – воскликнула мадам Леруа, приседая перед Анастасией. Её духи пахли конфетами и чем-то горьким. – Здесь тебе будет весело, мы будем петь, танцевать…

Анастасия испуганно озиралась.

В углу плакала девочка лет пятнадцати, растирая синяк на коленке.

По коридору прошлёпала босая девушка в одной рубашке.

Где-то играла разбитая шарманка, фальшиво выводившая знакомый романс.

– Я хочу домой, – прошептала Анастасия, чувствуя, как слёзы катятся по щекам.

Мадам Леруа мягко взяла её за подбородок.

– Милая, у тебя больше нет дома. И сними крест, птичка, – её голос звучал мягко, как исповедь на духу. – Здесь он только мешает.

Анастасия невольно сжала серебряный крестик, подаренный матерью. На обратной стороне было выгравировано: «Спаси и сохрани».

– Я… не могу.

Мадам рассмеялась – звук, похожий на скрип несмазанных церковных врат.

– О, милая, ты же видела, что стало с твоей матушкой. Разве её Бог спас?

За спиной у мадам, в тени коридора, мерцали две иконы:

Святая Мария Египетская (бывшая блудница) – словно намёк на будущее.

Страшный суд – с грешниками в огненной реке.

Анастасия сделала шаг вперёд. Крест упал в грязь.

– Вот и умница, – мадам протянула руку, но не для объятий, а, чтобы перекрестить её – жест, больше похожий на заклинание. – Теперь ты под моей защитой. И моими молитвами.

Женщина средних лет провела дрожащую Анастасию в свой кабинет – комнату, удушливо пахнущую лавандой и чем-то металлическим. Пальцы женщины, обхватившие детский подбородок, оказались удивительно сильными.

– Ну-ка, покажи, что умеешь, – прошептала она, усаживая девочку на стул с вытертой обивкой.

Анастасия, стараясь не расплакаться, перечислила.

– Я… я умею играть сонаты Бетховена… и говорить по-французски… и…

– Ох, милочка, – мадам Леруа закусила губу, будто сдерживая смех. – Здесь это не понадобится.

Она обвела взглядом худенькую фигурку.

– Руки слишком слабы для прачечной… Глаза чересчур выразительные для кухни…

Внезапно наклонилась ближе.

– Скажи, голубка, папенька с тобой… играл во что-нибудь особенное?

Анастасия широко раскрыла глаза.

– В… в шахматы иногда…

Мадам Леруа громко рассмеялась, поправляя напудренный парик.

– Ах, какая прелесть! Настоящий ангелочек!

Она хлопнула в ладоши.

– Будешь убираться. Мыть полы. Выносить горшки. Пока не подрастешь.

Когда дверь закрылась за хозяйкой, Анастасия заметила, странные пятна на ковре – будто кто-то пролил вино и не оттер. Разорванное письмо в камине с обрывками фраз: «…девственность… цена… двести рублей…». Свой собственный силуэт в зеркале – такой маленький, такой потерянный.

В коридоре зазвенели колокольчики – где-то в доме прибыл важный гость.

Ночь опустилась на дом мадам Леруа, но спать не получалось. Анастасия, свернувшись калачиком на жесткой кровати, широко раскрытыми глазами смотрела в темноту.

Из-за стены доносились звуки, от которых по спине бежали мурашки.

Приглушенные вскрики, похожие то на смех, то на плач.

Шаркающие шаги – будто кто-то медленно танцует босиком.

Странное хлюпанье и тихие стоны, как будто кому-то больно, но он старается не кричать.

Глухие удары – то ли о стену, то ли о мебель.

Шепот, прерывающийся странными мокрыми звуками, которые Настя не могла распознать.

Вдруг раздался резкий скрип кровати и громкий стон – такой, что девятилетняя девочка вжалась в подушку, зажмурив глаза.

– Не бойся, – прошептала рыжая девочка с верхней койки. – Это просто… гости пришли.

– Какие гости? – дрожащим голосом спросила Анастасия.

Но ответа не последовало. Только новый звук – звон монет, рассыпающихся по полу где-то за стеной.

И вдруг… тихий детский плач, которого не могло быть в этом доме. Он длился всего несколько секунд, потом резко оборвался.

Анастасия накрылась одеялом с головой, но звуки проникали даже сквозь плотную ткань. Они складывались в жуткую мелодию, смысла которой маленькая княжна не понимала – и, возможно, это было к лучшему.

Утром она увидит.

Коричневые пятна на стене, которые вчера еще не было.

Обломок гребня с несколькими темными волосами в щели между половиц.

Следы пальцев на подоконнике – кто-то недавно крепко за него держался.

Но больше всего ее напугает взгляд старших девочек – пустой, как у фарфоровых кукол, которые слишком долго стояли на солнце.

Первые лучи солнца пробивались сквозь плотные малиновые шторы, когда Анастасия скребла щеткой пятно вина с ковра в коридоре. За дверями спален то и дело раздавались приглушенные стоны.

Хлопанье пробок от шампанского.

Грубый мужской смех, внезапно обрывающийся поспешными шагами.

Из комнаты номер семь вышла Клодетта – девушка с синяком в форме отпечатка пальцев на бедре.

– О, наша маленькая уборщица! – она качнула головой, поправляя сползший жемчужный браслет. – Мадам сказала, что ты еще слишком юна для настоящей работы…

Голос ее звучал насмешливо-жалостливо.

– Какой… работы? – Анастасия сжала мокрую тряпку, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Смех Клодетты прозвенел, как разбитый бокал.

– Милая, разве ты не видишь? – она широким жестом обвела коридор с полуоткрытыми дверями, откуда доносилось шуршание шелков и тяжелое дыхание. – Это не пансион. Это фабрика удовольствий.

Из комнаты номер пять высунулась бледная Бланш.

– Нас учат не алгебре, дорогая, – она провела языком по запекшимся губам. – А как раздеваться за семь взмахов веера. Пить абсент, не морщась. Притворяться влюбленной за три серебряных рубля.

Анастасия почувствовала, как пол уходит из-под ног.

– Но… зачем вам это?

Клодетта наклонилась, и запах дешевых духов смешался с винным перегаром.

– Потому что мы – товар, малышка. А мадам Леруа продает нас по частям.

В этот момент дверь в конце коридора распахнулась, выпуская мужчину в мундире, поправляющего ремень.

С потолка упал окровавленный платок с вышитыми инициалами «В.Г.»

Где-то на кухне зазвенела посуда – словно кто-то спешно прятал нож.

Анастасия вдруг поняла эти стены помнят больше смертей, чем дворянское кладбище.

Глава 5. Кровь на малиновых шторах

.

Три месяца в доме мадам Леруа перевернули мир Анастасии.

Она уже знала, что стон за стеной может быть не от боли. Что красные пятна на простынях не всегда от вина. И что мужские руки оставляют не только монеты на тумбочке, но и синяки на бледной коже. Но в тот вечер всё было иначе.

Комната номер девять.

Треск разбитого стекла. Визг. Грохот опрокинутого стула.

Анастасия прижалась к косяку, когда из-за двери донесся сдавленный вой.

– Отстань! Отпусти! – голос Мари сорвался в истерический визг.

Ответный удар прозвучал как мясной топор, рубящий кость.

– Заткнись, тварь! – мужской рёв, пропитанный хересом и злобой. – Я тебя купил на всю ночь!

Щель в дверях открыла Анастасии картину, от которой кровь застыла в жилах.

Мари, прижатая лицом к ковру, с разорванным в клочья корсетом. Толстые пальцы клиента, впивающиеся в её бедра. Стальной блеск раскрытого ножа у её горла.

– Ну-ка улыбнись, сучка…

Клинок дрогнул – тонкая красная нить выступила на шее девушки. Щелчок дверной ручки.

– А ну отошёл, свинья!

Сюзанна ворвалась как ураган. Распущенные волосы – чёрное знамя смерти. Медный подсвечник – сверкающий жезл правосудия. Размах – от плеча до пят.

Удар!

Глухой стук металла о череп.

Тишина.

Потом – странный хруст, когда тело клиента ударилось виском об угол резного комода. Труп осел на пол, ещё дергаясь, когда, кровь начала заполнять узоры персидского ковра. Пальцы продолжали судорожно сжимать нож.

Сюзанна вытерла подсвечник о свои же кружевные панталоны.

– Вот и договорились, – прошептала она, пиная отвалившийся зуб ногой.

А за спиной у неё Анастасия стояла, не шелохнувшись, запоминая каждую деталь.

Первое убийство в её жизни.

Тишина после удара длилась ровно три секунды.

Анастасия не дышала.

Перед её глазами медленно разворачивалась странная картина.

Кровь, сначала алая, затем темнеющая до черноты, растекалась по дубовым половицам, заполняя щели между досками.

Палец мертвеца дёрнулся в последний раз, царапнув ножом по полу – скрип-скрип – и затих.

Запах – медный, терпкий, совсем не такой, как у крови из порезанного пальца.

Сюзанна тяжело дышала, подсвечник в её руке теперь напоминал окровавленный скипетр.

– Чёрт… – выдохнула она, отбрасывая прядь волос со лба и оставляя кровавый мазок на виске.

Мари рыдала, прижавшись спиной к стене, её руки дрожали, обнимая собственные плечи.

И только Анастасия стояла неподвижно, чувствуя, как что-то внутри неё…перестраивается.

Дом мадам Леруа проснулся от криков.

– Тише, дура! – мадам ворвалась в комнату в ночном чепце, но без тени сна в глазах. Её пальцы тут же впились в волосы Мари, заставляя ту замолчать. – Хочешь, чтобы вся улица проснулась?!

Она окинула взглядом комнату. Труп, неестественно скрюченный у комода. Осколки хрустального графина, сверкающие в луже вина. Анастасию, всё ещё застывшую в дверях

И вдруг…

Мадам Леруа улыбнулась.

– Ну что, мои цветочки, – её голос звучал почти нежно, – похоже, сегодня ночью вы получили самый важный урок.

– Маленькая мышка всё видела? – мадам Леруа прикурила сигарету, глядя на окровавленный ковер.

Она сделала шаг к Анастасии, протянув руку с неожиданной лаской.

– Теперь ты одна из нас.

Анастасия не плакала. Она смотрела, как Сюзанна отрывает клиенту пальцы (чтобы не опознали по перстням). Кухарка приносит мешок и пилу. Горничная моет пол молоком, чтобы собаки не учуяли кровь.

– Поможешь вынести в сад, – мадам положила руку на плечо Анастасии. – Река близко.

Луна освещала их путь, когда они волокли мешки к черной воде.

– Вы… не боитесь? – спросила Анастасия, видя, как течение уносит руку с бриллиантовым перстнем.

Мадам Леруа улыбнулась:

– Страх – роскошь, детка. Ты научишься его продавать.

На следующее утро мадам вызвала Анастасию в кабинет.

– Ты холодна, как зимняя Нева. Молчалива, как могила. И видела то, что сломало бы других…

Она потянула шнурок – занавеска распахнулась, открывая вид на дворянский клуб через улицу.

– Через пару лет ты будешь там. Не на полу. Не на спине. А в постели графа или князя, собирая их тайны между поцелуями.

Взгляд её стал острым, как тот нож.

– Хочешь власть, девочка? Начни с их слабостей.

Глава 6. Визит полицмейстера.

На следующее утро Анастасия, протирая пыль с почтового столика, случайно задела стопку свежих газет. «Санкт-Петербургские ведомости» раскрылись на злополучной странице.

«Пропал без вести статский советник Владимир Григорьевич Оболенский. Последний раз его видели выходящим из заведения мадам Леруа на Садовой…»

Ледяные пальцы сжали горло Анастасии. Она в два прыжка оказалась перед дверью кабинета мадам, даже не постучав.

– Он… они пишут… – девочка задыхалась, тыча пальцем в газету.

Мадам Леруа, не отрываясь от счётов, медленно подняла глаза:

– Кто пишет, милая?

– Газета! Про вчерашнего… про того…

– Ах, этот милый статский советник? Мадам аккуратно перевернула страницу. Он действительно был здесь. Выпил бутылку шампанского, послушал Сюзанну на фортепьяно… и ушёл в три ночи. Ты же спала, не так ли?

Её тёмные глаза впились в Анастасию, словно гвозди, прибивающие крышку гроба.

– Но… кровь… комод… – прошептала девочка.

– Какой комод, глупышка? – мадам звякнула костяшками счётов. – В комнате номер девять новый комод. Розового дерева. Без единой царапины.

Она встала, обхватив подбородок Анастасии холодными пальцами:

– Ты спала. Он ушёл. А если полиция спросит…

Пауза растянулась, как петля на шее.

– …ты ничего не видела. Поняла?

За окном громко закаркала ворона – точно такая же, как вчера на пристани, когда они бросали мешки в воду.

Три дня спустя в дом мадам Леруа явился полицейский пристав с серебряными пуговицами.

Анастасия, подметая парадную лестницу, застыла, услышав знакомый голос:

– Пропавший без вести статский советник Оболенский. Последний след – ваш дом, мадам.

Сквозь приоткрытую дверь кабинета она видела, как мадам Леруа с улыбкой подносит приставу рюмку коньяку. Её рука невзначай касается его запястья, оставляя золотую монету в манжете.

Газета со статьёй о пропаже лежит под пресс-папье в виде обнажённой нимфы.

– Ваше благородие, – сладко произнесла мадам, – у меня на ночь были только три гостя: купец Сидоров, доктор Гросс и…

Она искусно замялась, опустив глаза:

– …молодой князь Д., но его отец попросил сохранить это в тайне.

Пристав закашлялся, торопливо записывая в бумажник – фамилия князя сработала лучше любого алиби.

– А дети… – он вдруг указал пером на Анастасию в дверях. – Они всё видят. Может, допросим?

Сердце упало в подол фартука.

Мадам рассмеялась, бросив Анастасии горсть леденцов.

– Сиротка глухонемая от рождения, ваше благородие. При церкви подобрали.

– Покажите вашу книгу посетителей.

Пристав, недоверчиво щурясь, потянулся за толстой книгой в сафьяновом переплёте, которую мадам Леруа тут же извлекла из ящика стола. Его засаленные пальцы листали страницы, выискивая следы подчисток, но…

– Идеальный порядок, – пробормотал он, тыча в запись: «22 октября. Статский советник В.Г. Оболенский. Комната №5. Девушка – Мари. Время – с 23:00 до 3:00. Оплачено золотом.»

Мадам вздохнула, прикрыв веером улыбку.

– Бедняжка Мари теперь в лазарете. Неприятная болезнь, знаете ли… – Она сделала паузу, доставая флакон с розовой эссенцией. – Но для вас, ваше благородие, у меня есть прелестная Лиза или томная Клара. Бесплатно, разумеется.

Его взгляд скользнул к Анастасии, стоящей у дверей.

– А эта? Молодая. Чистая.

В комнате вдруг стало холодно.

– Ваше благородие! – мадам резко захлопнула книгу. – У меня приличное заведение, а не бордель для растлителей! Её каблук громко стукнул по полу. – Сюзанна! Проводи гостя к Кларе!

Дверь захлопнулась с глухим стуком. Мадам Леруа впилась пальцами в плечо Анастасии:

– Видела, как пахнут волки? Теперь знаешь.

Девочка молча кивнула, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

Час спустя.

Анастасия скребла щёткой пятно на паркете, когда из комнаты Клары вышел пристав. Он поправлял ремень, лицо расплылось в самодовольной ухмылке.

– Ну-ка, птенчик… – его сапоги гулко застучали по полу.

Она вжалась в стену, но он настиг её за два шага.

– Я знаю, ты что-то видела, – горячее перегарное дыхание обожгло щёку. – Выясню всё. И твой «приличный дом» закроем. А ты…

Грубые пальцы вцепились в прядь её волос, резко дёрнули голову назад.

– …мы с тобой хорошо повеселимся.

Сердце Анастасии бешено заколотилось. В глазах потемнело.

– Ваше благородие! – резкий голос Сюзанны разрезал воздух.

Она стояла в дверях, перекрестив руки на груди. В правой – блестел кухонный нож для разделки дичи.

– Вас ждут дела поважнее, – её улыбка не добралась до глаз. – Позвольте проводить.

Пристав фыркнул, но отпустил Анастасию. Его последний взгляд обещал. Это не конец.

Когда карета уехала, Сюзанна прошептала. – Он не первый. Не последний. Научись кусаться – или сдохнешь.

Сюзанна подозвала Анастасию и отвела к себе в комнату. Усадила за стол перед зеркалом.

Тёплый свет канделябров мягко озарял будуар, где воздух был пропитан ароматом жасмина и дорогих духов. Шёлковые драпировки, зеркала в золочёных рамах и бархатные диваны создавали атмосферу роскоши, за которой скрывались тысячи тайн.

Сюзанна, опытная куртизанка с уверенными движениями и хищным блеском в глазах, стояла позади Анастасии, поправляя её локоны. В её руках блеснула тонкая булавка.

– Волосы – твоё оружие, милая, – прошептала она, вплетая булавку в тёмные пряди Анастасии. – Они видят лишь красоту, но не подозревают, что в ней может скрываться жало.

Анастасия, ещё не привыкшая к правилам этого изысканного мира, смотрела в зеркало широкими глазами.

– Но зачем? – начала она, но Сюзанна мягко, но властно перебила её.

– Потому что мужчины бывают разными. Одни дарят бриллианты, другие – синяки. И если вдруг ласка превратится в угрозу… – её пальцы провели по булавке, скрытой в причёске, – ты должна быть готова.

Анастасия вздрогнула, но кивнула. В её невинном взгляде мелькнуло понимание – этот дом был не только местом наслаждений, но и полем битвы, где красота и опасность шли рука об руку.

Сюзанна улыбнулась, довольная уроком, и добавила ещё одну булавку – на этот раз с крошечным рубином на конце.

– А эту оставь на видном месте. Пусть думают, что это просто украшение.

За дверью послышался смех гостей, и обе девушки встретили отражение друг друга в зеркале – одна уже закалённая, как сталь, другая – только начинающая учиться её остроте.

Глава 7. Доктор Гросс.

В доме мадам Леруа пьяные гости были наименьшей из бед. Крики, разбитые бокалы, синяки на бледной коже – всё это воспринималось как досадные, но неизбежные издержки ремесла. Настоящий ужас приходил тихо, в полированных ботинках, с аккуратным кожаным чемоданчиком.

Его звали доктор Гросс.

Он не повышал голоса, не пускал в ход кулаки. Он просто работал.

Когда у девушки обнаруживалась нежелательная проблема, мадам Леруа вызывала его. Сначала – травы, отвары, сомнительные пилюли. Если не помогало – хирургическое вмешательство. Доктор Гросс делал это быстро, почти профессионально. Почти.

Некоторые после его операций больше не вставали.

«Осложнения», – вздыхала мадам, и все понимающе кивали.

Особо фертильным он предлагал радикальное решение – чтобы больше не беспокоили. Некоторые соглашались. Не все выживали.

А те, кто понимал слишком поздно, туго перетягивали животы корсетами, пили сомнительные зелья, молились и надеялись. Иногда это срабатывало. Иногда – нет.

И тогда в саду за домом, под старым вязом, появлялись новые холмики. Безымянные.

Но доктор Гросс умел не только убирать – он умел возвращать.

Невинность.

За определенную сумму он восстанавливал её, как портной подшивает подол. Аккуратные швы, безупречный результат.

Анастасия видела, как после его визитов девушки бледнели, но молчали. Видела, как по ночам на третьем этаже слышались сдавленные стоны. А утром – пустые кровати.

И каждый раз, когда в коридоре раздавался мягкий стук его каблуков, по спине пробегал холодок.

Потому что доктор Гросс никогда не ошибался.

Но самое страшное было даже не это.

Самое страшное – что однажды она сама могла оказаться перед ним на кушетке.

И тогда в саду появился бы ещё один безымянный холмик…

Лопата глухо стукнула о камень. Анастасия на мгновение замерла, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Рядом, прислонившись к стволу вяза, стояла Катя – бледная, с пустым взглядом, обхватившая себя за живот. Она едва держалась на ногах, но помогать копать не могла – руки дрожали слишком сильно.

– Почти готово, – прошептала Настя, хотя знала, что эти слова ничего не значили.

Катя только кивнула. Её губы были бескровными, а в глазах – та пустота, которая бывает только у тех, кто уже перестал надеяться.

Из окна второго этажа за ними наблюдала мадам Леруа. Неподвижная, как тень, с тонкой сигарой в руках. Она не вмешивалась – лишь оценивала.

Когда яма стала достаточно глубокой, Настя вылезла, отряхнула запачканную землёй юбку и протянула Кате руку. Та покачала головой.

– Я сама.

Она опустила свёрток в яму – аккуратно, почти бережно. Будто боялась разбудить.

Настя быстро закидала землёй, стараясь не смотреть. Но краем глаза всё равно видела – маленький, сморщенный пальчик, мелькнувший среди грязи.

Катя не плакала. Она просто стояла и смотрела, как исчезает последнее доказательство того, что это вообще было.

Когда всё было кончено, мадам Леруа наконец вышла во двор.

– Хорошая работа, – сказала она, выпуская дым. Голос был ровным, без намёка на эмоции. – Но в следующий раз копай глубже. Собаки не должны раскапывать.

Настя кивнула.

Мадам задержала на ней взгляд чуть дольше, чем нужно, потом медленно обвела глазами её фигуру – оценивающе, как торговец скотом осматривает лошадь перед покупкой.

– Пора, – наконец произнесла она. – Ты больше не девочка. Пора учиться.

Настя почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она знала, что это значит.

Катю уже увели в дом – доктор Гросс ждал её в своей комнате. Скоро она снова сможет работать. Если, конечно, выживет.

А Настя… Настю ждало другое.

Мадам Леруа не тратила время на тех, кто не окупался. Но в Насте она видела потенциал.

Девчонки – товар ходовой, но скоропортящийся. А вот настоящие жемчужины – те, кто умеет не просто отдаваться, а владеть – встречались редко.

И мадам Леруа знала толк в инвестициях.

Глава 8. Первый урок.

«Наука обмана: письма и почерки»

Будуар мадам Леруа был затемнён – тяжёлые бархатные шторы не пропускали ни луча дневного света. Лишь несколько свечей, закреплённых в канделябрах, отбрасывали дрожащие тени на стол, заваленный пергаментами, сургучными печатями и пузырьками с таинственными жидкостями. Анастасия сидела за этим столом, её пальцы нервно перебирали края нераспечатанного письма.

Мадам Леруа, облачённая в тёмно-бордовый шёлковый пеньюар, стояла за её спиной. Её голос звучал как шёпот заговорщицы.

– Полицмейстер любит писать доносы. И в следующий раз, когда он появится здесь, он непременно захочет что-то узнать… или что-то скрыть. Ты должна быть готова.

Она взяла письмо из рук Анастасии и провела пальцем вдоль края сургучной печати.

– Видишь? Печать ещё цела, но письмо уже прочитано.

Анастасия наклонилась ближе.

– Но как?

Мадам Леруа улыбнулась и достала тонкий стальной инструмент, похожий на хирургический зонд.

– Если прогреть лезвие и аккуратно провести под печатью… воск слегка плавится, и конверт открывается, как по волшебству.

Она продемонстрировала – печать приподнялась, не треснув, и конверт раскрылся без повреждений. Анастасия ахнула.

– А как же подделка почерка?

Мадам Леруа развернула перед ней несколько листов с образцами писем.

– Каждый почерк – это узор. Надо изучить нажим, наклон, форму букв. Она указала на строки. – Сначала копируешь медленно, потом быстрее… пока рука не запомнит движения сама.

Анастасия взяла перо, попыталась повторить завитки чужого письма, но её линии вышли неровными.

– У меня не получается…

– Потому что ты боишься обмана, – мадам Леруа положила руку на её плечо. – Но в нашем мире ложь – такая же валюта, как золото. И тот, кто владеет ею лучше всех… никогда не останется в проигрыше.

За окном послышался стук копыт – где-то на улице остановилась карета. Мадам Леруа встрепенулась.

– Он может приехать раньше, чем мы ожидали. Спрячь письма. И помни: самое важное – не просто прочитать чужую тайну, а сделать так, чтобы никто не догадался, что ты её знаешь.

Анастасия кивнула, пряча инструменты в потайной ящик стола. В её глазах уже не было прежней наивности – лишь холодная, расчётливая решимость.

Урок был усвоен.

Ночью Анастасия решила проведать бедную Мари. Она тайком сбежала из комнаты и решила узнать по больше. Из-за чего же все это произошло.

Чердак «лазарета» был затянут паутиной молчания. Сквозь щели в дощатых стенах пробивался лунный свет, выхватывая из темноты бледное лицо Мари, её дрожащие пальцы, сжимающие петлю из разорванной простыни. Анастасия, едва переводя дыхание после долгого пути по скрипучим лестницам, замерла на пороге.

– Мари… – её шёпот был похож на стон.