
Полная версия:
ТРАКТИР
– Кофе. Со сливками.
– Пончики? Штрудель? Горячие бутерброды?
– Спасибо, не нужно… Ну, может, один пончик.
– Присаживайтесь, я мигом! – Вероника усадила ее за один из квадратных столиков.
– А где ваша дочь… Алиса, кажется? И тот славный фоксик?
– В саду, наверное, или в лесу. Выгуливают друг друга.
Ида слегка огорчилась. Причем не столько из-за отсутствия собаки, сколько из-за невозможности еще раз увидеть Алису. Почему-то ей очень хотелось до отъезда увидеть девочку. Увы.
Она устроилась на удобном стуле с подлокотниками и огляделась. Уютный зальчик: яркие осенние цветы в пузатых вазах, зеркала, подсвечники, картины – в общем, классика жанра, согласно общей концепции. Взгляд естественным образом остановился на портрете напротив… и замер. С холста на Иду смотрели две маленькие барышни в бархатных капорах и отороченных белым мехом накидках, обе курносые, с румянцем во всю щеку. Позади них сверкала витрина магазина игрушек: разноцветные мячики и башни из кубиков, лошадки и оловянные солдатики… Девочки радостно улыбались, держа перед собой большую нарядную куклу – розовое шелковое платье, белоснежный чепчик на белокурой головке, из-под кружевных юбок выглядывают миниатюрные красные башмачки…
– Нравится?
Ида вздрогнула. Она и не заметила, как подошла хозяйка с чашкой кофе и пончиками.
– Если честно, не очень. А-а… откуда у вас эта картина?
Вероника пожала плечами:
– Висит здесь, сколько себя помню. Наверное, первый хозяин трактира приобрел на каком-нибудь аукционе: он был большим любителем портретной живописи. А мой муж коллекционирует исключительно пейзажи…
Ида ее уже почти не слушала. Ей снова стало дурно, в горле пересохло. В два глотка осушив чашку горячего кофе, она извинилась перед хозяйкой – мол, надо спешить, у нее назначена встреча – и попросила счет.
– Не торопитесь, никуда он не денется, – неожиданно проговорила Вероника, приняв у нее плату.
Ида опешила.
– Кто?
– Тот, кто вам нужен.
Это прозвучало так хорошо, так веско… так успокаивающе. Вот только в действительности Ида никому встречу не назначала.
– Еще не поздно, – словно прочитав ее мысли, добавила хозяйка. – Всего вам доброго.
Невнятно пробормотав что-то в ответ, Ида устремилась к выходу. И только теперь увидела надпись над дверью на внутренней стороне: «Certum credere». На сей раз в переводе она не нуждалась. «Исправленному верить» – стандартная пометка, которую делают на документах, когда вносят какие-либо изменения.
Ида торопливо прошла к машине, села за руль и только тут вспомнила, что собиралась помыть лобовое стекло. Однако нужды в этом больше не было: стекло сияло первозданной чистотой. Ничего не скажешь, отличный сервис для старомодного трактира на отшибе.
Ноги ее больше не будет в этом чертовом заведении!
Злости хватило всего на четверть часа. Столько же продержалась на жалости к себе. Обида на всех и вся улетучилась еще быстрее. К счастью, вовремя попалась заправка. Ида разрыдалась, едва зарулив на стоянку. И не сразу услышала, как в сумочке надрывается мобильный.
– Алло… – выдохнула она, подавляя всхлипы.
– Ты где?
– В машине.
– Где? – с нажимом повторил он.
– На заправке.
– Что с тобой?
– Мне плохо.
– Сбрось геолокацию. И жди там. Выезжаю.
Она осталась ждать. Скоро приедет тот, кто ей нужен, и увезет ее к себе, в большой дом для большой семьи. Там не будет снежно-белых ковров и воздушно-хрупких икебан, не будет дизайнерских светильников и отдельного гардероба для деловых костюмов. Зато точно будет собака: они сегодня же возьмут из приюта веселого песика, хорошо бы фокстерьера. А в конце весны родится девочка, которую назовут Алисой… И конечно же, Ида никогда никому не расскажет, что ехала в соседний город, чтобы втайне избавиться от ребенка, но на полпути внезапно опомнилась. Она просто забудет об этом, как забывают плохой сон… Потом один за другим появятся еще дети – трое шумных, неугомонных мальчишек. И все они, вся большая семья, непременно будут счастливы.
Почему? Потому что маленькая девочка повзрослела. И мечта ее тоже подросла.
Глава 3. Долг платежом красен
Несправедливость не всегда связана с каким-нибудь действием; часто она состоит именно в бездействии. (Марк Аврелий)
Проводив посетительницу, Вероника вернулась на кухню. Не прошло и десяти минут, как она выглянула оттуда, сильно встревоженная.
– Рекс! Рекс, где ты?
Пес выскочил из-за кресла: уши веером, морда длиннющая, улыбка во всю пасть. Кот, увязавшийся было за хозяйкой, презрительно фыркнул и шмыгнул обратно на кухню.
– Вот как, значит, – проговорила Вероника, глядя на гарцующего перед ней сеттера, такого ослепительно рыжего, что огонь в камине тускнел рядом с ним. Затем повернулась в сторону коридорчика, уходящего вглубь дома, и позвала: – Марк! Иди сюда, дорогой. Намечается серьезная мужская игра!
– Иду! – отозвался густой бас, а минуту спустя показался и его обладатель. Он шел, вытирая руки тряпкой. – Эх, снова вымазался морилкой…
– Я положила тебе перчатки, но ты…
– Но я всегда о них забываю, да. Зато какой красивый цвет получился! Потом зайди глянь – не комод, а сказка.
– Обязательно полюбуюсь, пока ты с гостями будешь разбираться, – Вероника со значением кивнула на пса, который снова растянулся перед камином, выжидающе глядя на хозяина.
– Однако! – Марк подошел к сеттеру и запустил пальцы в блестящую красноватую шерсть. – Давненько мы с тобой на охоту не ходили, дружище…
– Ладно, у меня там овощи на гриле, скажешь, когда подавать. – Чмокнув мужа в курчавую бороду, Вероника снова скрылась на кухне.
Тренькнул колокольчик над парадной дверью. Марк еще минуту постоял, засунув руки в карманы брюк, затем не спеша вышел во двор.
Изумрудно-зеленый «бентли» затормозил у самого входа. Стекло водительской дверцы опустилось, и молодой человек приветливо осведомился:
– День добрый! Нам бы перекусить. Тут как, неплохо кормят?
– Пока никто не жаловался, – ответил Марк. – Наоборот, то и дело норовят переманить к себе нашего повара.
– Нам повар ни к чему, – весело сказал водитель, выходя из машины и разминая плечи. На нем были светлые джинсы и короткая кожана куртка поверх пестрой футболки. – Нам нужен только обед, желательно быстро.
– Как скажете. Добро пожаловать!
Последнюю фразу Марк адресовал второму мужчине, одетому в темный деловой костюм. Недовольно хмурясь, он выбрался следом за водителем.
Хотя нет, вряд ли парень в косухе был его служащим. Во-первых, шоферы солидных людей одеваются по-другому, во-вторых, они были слишком похожи, водитель и пассажир, даже при значительной разнице в возрасте. Не отец и сын, но… родные братья, не иначе.
Марк открыл перед ними дверь. Внезапно младший брат перегородил вход старшему, пальцем указывая на девиз под вывеской:
– Глянь, падре! Оказывается, не только ты обожаешь латынь!
Старший поморщился.
– Я же просил тебя, Родион… – процедил он с досадой и первым шагнул внутрь, обойдя брата.
Тот лишь хмыкнул в ответ и проскользнул следом.
– Это наш обеденный зал, – Марк показал вправо. – Вот меню, ознакомьтесь, пожалуйста.
Он взял папочку с барной стойки и протянул ее старшему посетителю, но тот молча качнул головой. Младший с готовностью перевел:
– На ваше усмотрение, лишь бы побыстрее. У нас времени в обрез.
– Хорошо, я сейчас спрошу на кухне, что уже готово. А вы пока присядьте у камина.
Гости направились было в левую часть зала, но застыли на полушаге: грациозно переставляя длиннющие мохнатые ноги, им навстречу шествовал Рекс.
– Ирландец! – первым опомнился Родион. – Ущипни меня, падре – я, кажется, сплю! Красный ирландский сеттер, мечта всей моей жизни!
– Еще и сеттер? – старший криво усмехнулся. – Я думал, «харлей» – твоя мечта. Ты уж определись, пожалуйста.
– Не бухти, падре… – Парень не сводил восхищенного взгляда с пса, а тот гарцевал перед ним, дружелюбно помахивая хвостом. – Ты только посмотри, какая красота!
Но старший брат равнодушно прошел мимо сеттера и уселся в кресло у камина.
– Рекс, иди отсюда, не мешай гостям, – сказал Марк, вернувшись из кухни.
– Что вы, он нисколько нам не мешает, – заверил хозяина Родион и похлопал ирландца по холке. – Рекс! Отличное имя для такого красавца…
Марк сообщил гостям, что обед будет подан через десять минут, и предложил напитки. Пока младший возился с собакой, старший вертел в руках стакан, неодобрительно косясь на брата. В конце концов не выдержал.
– Сядь пожалуйста, Родион. Нам надо серьезно поговорить.
– Зачем, Глеб? – младший даже головы не повернул. – Я знаю, что ты собираешься мне сказать.
– И? – Глеб раздраженно барабанил пальцами по подлокотнику. – Каков будет твой ответ?
– Все тот же: я не вернусь в универ.
– С ума сошел? Всего ничего доучиться осталось, полтора миллиона вложено…
– Но я не хочу быть юристом! – морщась, словно от зубной боли, перебил брата Родион.
– Хочу, не хочу! – передразнил его тот. – Ты ведешь себя как ребенок!
– Я был ребенком, когда на юрфак согласился.
– А что изменилось? – Глеб всем корпусом подался вперед. – Хочешь сказать, ты повзрослел?
Родион наконец повернулся к брату лицом.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду: деньги. Будешь попрекать меня квартирой, машиной, платой за учебу. Напомнишь, что ты начинал с нуля, а я живу на готовом. Всё так, не спорю. Но разве это повод предавать себя?
– Это ты про бренчание на гитаре?
Родион предпочел пропустить усмешку мимо ушей.
– Я собираюсь учиться, – твердо сказал он. – Буду поступать в консерваторию.
– Да ты музыкалку с трудом окончил!
– Дурак был. Но я подтяну гармонию и сольфеджио, подготовлюсь к экзамену, до него еще целых полгода…
– Надеешься, что я буду оплачивать репетиторов?
Младший набычился, но не успел ответить – хозяин трактира пригласил их за стол.
Яства, расставленные на веселой клетчатой скатерти, благоухали так, что братьям стало не до споров. Едва покончив с чечевичным супом, они принялись за печеные овощи под сырной коркой. Когда же трактирщик предложил десерт, Глеб снова помотал головой:
– Нет, спасибо, мы очень спешим.
– Всё настоящее – лишь мгновение вечности, – отрешенно заметил Марк.
– Марк Аврелий… – По усталому лицу Глеба скользнула улыбка. – Ладно, тогда кофе, пожалуйста.
– Жена сейчас принесет вам кофе. А я пойду погуляю с Рексом – волчком вертится у двери, непоседа!
– А можно мне с вами? – Родион выскочил из-за стола.
– Почему бы нет…
– Ты куда? – старший брат попытался остановить младшего.
– Погуляю десять минут, пока ты будешь пить свой кофе, хоть ноги разомну, – бросил тот через плечо, удаляясь вслед за трактирщиком и псом.
Выйдя за ворота, сразу повернули в лес. Счастливый Рекс носился взад-вперед по широкой тропе, не менее счастливый молодой человек сначала бегал с сеттером наперегонки, а когда выдохся, пошел рядом с Марком.
– Уф, наелся до отвала, не до бега… Ваш повар и вправду отлично готовит!
– Моя жена, – с гордостью уточнил Марк.
– Невеста Глеба тоже старается, даже на кулинарные курсы записалась, но получается пока так себе.
– Дело в опыте.
– Позвольте не согласиться. – Молодой бунтарь оказался на редкость хорошо воспитанным. Но ему требовалось выговориться. – Нужен еще и талант… Зато моя будущая невестка – кажется, так называется жена брата? – обладает другим ценным качеством, в нашем случае куда более важным.
– И каким же? – участливо поинтересовался Марк.
– Терпимостью. В частности, по отношению ко мне… – Родион ласково потрепал за уши подбежавшего к нему сеттера, и тот, развернувшись, снова исчез в густом подлеске. А парень продолжил не без горечи: – Если б не святая Маня, мы с падре давно бы разругались вдрызг!
Марк с любопытством глянул на него:
– Если не секрет, почему вы так называете брата? Я сначала решил было, что он и вправду католический священник, пока не заметил, как он реагирует…
– Ага, просто бесится! – кивнул Родион. – Я придумал ему это прозвище еще в детстве. Понимаете, наши родители погибли, когда мне было всего десять. Меня вырастил Глеб. Учился, работал – и воспитывал меня, оболтуса. Он обожает воспитывать, вы наверняка заметили. О женитьбе задумался, только когда я школу окончил. Отсюда и «падре»… Я прекрасно понимаю, чем обязан брату. Но разве это означает, что я всю свою жизнь должен прожить так, как он считает нужным?
Марк не стал отвечать – вопрос был риторическим. Лишь отметил про себя, что молодой человек действительно очень смахивает на сеттера: общительный, горячий, непокорный, но жизнерадостный и добродушный. А парень продолжал рассказывать, эмоционально жестикулируя:
– Меня всегда тянуло к музыке. Брат был не против: где-то вычитал, что игра на музыкальных инструментах развивает интеллект, и купил мне скрипку. Но когда я захотел сменить скрипку на гитару, разразился скандал! И пошло-поехало: Глеб попеременно махал то кнутом, то пряником, я регулярно бунтовал, но в итоге всегда сдавался… Поступил на юрфак, первый год даже пытался учиться, потом забил, чудом протянул еще несколько семестров…Но больше не могу, честное слово, тошнит уже! Другое дело музыка. Это… как дышать!
– Понимаю, – сочувственно покивал Марк. – Однако ваш брат считает это занятие малоперспективным, верно?
– Блажь, которую я должен выкинуть из головы – так он считает, – Родион обреченно пожал плечами. – Не хочу с ним ругаться. Тем более, что действительно полностью завишу от него. Пока. Видимо, придется становиться самостоятельным… prestissimo!
– Рано или поздно это должно произойти, – рассудительно заметил Марк. – Главное, не рубить с плеча, чтобы не испортить отношения.
– Думаете, я этого хочу – испортить отношения? Да меньше всего!..
Так они беседовали, бредя по лесной тропе. Десять минут давно уже прошли. Парень, как это свойственно молодым, напрочь забыл о своем обещании. А Марк не стал напоминать. Знал, что старшему брату время еще нужнее.
***
Глеб созерцал язычки пламени в камине, неторопливо попивая кофе. Принесла его хозяйка трактира, миловидная кареглазая блондинка. Представилась Вероникой. Держалась она просто, но в этой простоте не было ни капли фамильярности – скорее, заведомое уважение к каждому человеку и к себе в том числе. Хозяйка всего лишь поздоровалась с Глебом и спросила, чем может быть ему полезна, однако этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал неожиданный прилив уверенности в себе. Плечи сами собой расправились, разгладились даже вечные морщины на лбу.
Жаль, что таких женщин нечасто встретишь. Таких вот, способных вдохновлять одним своим присутствием. Зато снова вошел в моду аристократизм, ему даже учат на курсах. Глеб как-то видел объявление: «Мы сделаем из тебя леди всего за десять занятий!» Пигмалионы чертовы… Хотя пусть, хорошим манерам не так уж сложно научить. Только благородству, увы, никак. Оно либо есть в человеке, либо его нет.
Он слышал, как Вероника прибирается за стойкой: звон посуды, шуршание полотенца – такие уютные, домашние звуки. Вероника… Хозяйке трактира удивительно шло ее имя: если верить этимологам, это анаграмма от «icona vera», то есть «истинный образ». Да и первоначальная форма, «Ференике» – «приносящая победу», ей бы тоже подошла: такую женщину легко вообразить рядом с царем-воином, мудро правящую дворцом и столицей, пока муж защищает рубежи государства. Недаром его так любили Птолемеи: у них что ни царица, то Береника, на македонский манер…
Глеб сидел, погрузившись в раздумья. Кофе он допил, однако не спешил отставлять в сторону опустевшую чашку – любовался акантовым орнаментом, довольно редким в современном дизайне, хотя в античные времена акант считался символом триумфа и преодоления жизненных испытаний. Посему было приятно увидеть его заостренные лепестки в таком неожиданном месте – на кофейной чашке в придорожной гостинице. Глеб не был любителем кофе, пил его редко, лишь по необходимости. Зато любил античность: историю, культуру, сам эллинский дух, такой разумный и чистый. Лет с двенадцати он стал заучивать наизусть сентенции античных мудрецов, обязательно на латыни, а то и на древнегреческом. И частенько развлекался тем, что мысленно сравнивал знакомых людей с известными мифическими персонажами. Маня ассоциировалась у него с верной Пенелопой, которая двадцать лет ждала своего Одиссея. А брат виделся юным Икаром, страстно мечтавшем летать. Глеб даже крыльями его снабдил – пусть порадуется дитя. Сам он, считай, так и не вкусил прелестей юности: кто-то ведь должен был кормить их маленькую семью. И не только кормить. Родиона следовало обеспечить всем необходимым, чтобы строгие тетки из опеки не забрали его в интернат…
Лишенный родителей, малой рос, ни в чем другом не зная нужды. И, как часто бывает в таких случаях, особо не задумываясь, откуда берутся деньги. Одиннадцать лет Глеб возился с братом, лишив себя личной жизни, – если бы Маня сама не проявила инициативу, до сих пор ходил бы бобылем, – а в результате воспитал безответственного лодыря. Ну какой из Родьки композитор? Блажь, да и только. Как говорил Платон, не прибавляй огонь к огню. Хватит тащить парня на себе. Денег не жалко, теперь он потянул бы целый полк юных оболтусов, но брату действительно пора становиться взрослым…
Глеб с трудом подавил зевок, потом второй. Странный кофе у этой царственной Вероники: вместо ожидаемой бодрости вдруг потянуло в сон. Да еще Родька, балбес, пропал куда-то, пошел чужого пса выгуливать, а ты тут сиди, жди!
Хотя в последнее время так редко выпадают минуты передышки! Как там говаривал Цицерон? «Я никогда не бываю так занят, как в часы своего досуга» – да, именно так. Глубоко вздохнув, Глеб устроился в кресле поудобнее и закрыл глаза…
***
Его разбудил запах – терпкий, резкий, с примесью ароматов сырой земли, палой листвы и еще чего-то едко-горького. Он открыл глаза. Оказалось, это запах дыма. Сизый дымок лениво вился над костерком из полусырого валежника, уходя в низкое, уже совсем зимнее небо. Последняя листва трепыхалась на ветках вяза над головой, почти не заслоняя солнце: блеклое светило еще радовало, но уже не грело. Глеб, вернее, Джейкоб – ха, теперь его звали Джейкоб Блум! – полулежал, привалившись спиной к шершавому стволу дерева, глядел на унылую вересковую пустошь впереди и думал о том, что через неделю-две выпадет первый снег, а значит, утки наконец покинут излюбленное болото и улетят далеко-далеко, в Египет или Тунис, или где там еще они зимуют. И это очень хорошо, потому что нет в мире ничего глупее охоты, в особенности на уток. И плевать, что об этом думает Эдвард Стэнхоуп!
Костер хищно затрещал: это Эд подкинул сухого хвороста, не поленился-таки поискать. Роща, отделявшая болотистое озерцо от пустоши, была совсем реденькой. Хороший строительный лес вырубил еще дед Эдварда, отец же распродал плодородные земли, так что молодой Стэнхоуп ничего не получит в наследство, кроме старого дома, утиного болота да титула. Баронет вообще-то тоже неплохо. Но не для Милтонов: ведь другие претенденты на руку и сердце мисс Глэдис куда более знатны и состоятельны!
Джейкоб знал о терзаниях влюбленного друга, в меру сочувствовал, однако ничем помочь не мог. До сего дня. Эд только что поведал ему свой план, специально ради этого выманив на охоту. Как будто нельзя было все рассказать в тепле и сухости Экворт-холла! Джейкоб приехал сюда по приглашению школьного товарища, надеясь воспользоваться богатой библиотекой его предков. Без пяти минут баронету наука была ни к чему, он грезил лишь о прелестной дочери владельца соседнего поместья, тогда как его приятель Блум мечтал получить место преподавателя античной литературы в Оксфорде.
– Итак, что скажешь, друг? – Эдвард опустился на жухлую траву. Собаки – два спаниеля и красный ирландский сеттер, любимчик всей округи – тотчас пристроились рядом, готовые в любую минуту вскочить и нестись во весь дух, куда прикажет хозяин.
– Скажу, что твоя затея весьма рискованна…
– Не рискуя, мы рискуем в сто раз больше! Разве не так говорил твой любимый Марк Аврелий?
– Говорил, не спорю. Но ты уверен, что вы с мисс Милтон успеете добраться до Шотландии и обвенчаться прежде, чем ее отец и братья вас догонят? Ты представляешь, что вас ждет в противном случае? Допустим, непослушную красотку наказывать не станут, просто по-быстрому выдадут замуж за достойного кандидата… – Тут Эдвард презрительно фыркнул, но Джейкоб продолжал, не обращая внимания на его гримасы: – А что они сделают с тобой, ты подумал? Братья Милтоны – горячие парни, вполне могут и пристрелить!
– Пусть! Мне без Глэдис все равно не жить! – пылко заявил влюбленный, затем добавил уже спокойнее: – Чтобы этого не произошло, я и прошу тебя отвлечь Милтонов.
– И каким же образом, скажи на милость?
– Ты явишься к ним поздно вечером и скажешь, якобы только что видел на пустоши двух волков, терзающих остатки овцы. Все поверят: эта серая парочка с лета орудует в округе, уже с полдюжины овец зарезала. Милтоны со своими людьми помчатся, куда ты укажешь, и будут рыскать по окрестностям до первых петухов. А когда вернутся, уставшие и злые, завалятся спать. И до полудня, ручаюсь, никто в доме не хватится мисс Глэдис. А мы с ней к тому времени будем уже на половине пути к Гретна-Грин! У меня все готово для побега: лошади, кучер, экипаж. Нужен только помощник…
– Соучастник, ты хочешь сказать? Ладно-ладно, шучу! – быстро поправился Джейкоб, увидев, как вытянулось лицо друга. – Конечно, я помогу. Хотя, если честно, считаю твою идею с женитьбой крайне неразумной…
– Это еще почему? – ощетинился Эдвард.
– На что вы жить будете, если Милтоны вдруг возьмут и отрекутся от своей непокорной дочери?
– Отрекутся от Глэдис? Брось! Они души в ней не чают.
– Ну или просто лишат ее приданого…
– Пусть! Проживем как-нибудь. Главное обвенчаться, а там видно будет.
Джейкоб с сомнением покачал головой, но переубеждать приятеля было бессмысленно.
– Ладно. Когда?
– Этой ночью.
– Уже сегодня?!
– А чего ждать? – Горячность молодого Стэнхоупа могла сравниться только с его упрямством.
– Тогда пора возвращаться: я планировал поработать над переводом одного малоизвестного трактата Цицерона. Ты в курсе, что в вашей семейной библиотеке собраны все его труды?
– В том шкафу, где самый толстый слой пыли? – смеясь, вскочил на ноги будущий владелец сокровищ, к которым не испытывал и десятой доли той страсти, что питал к лошадям и собакам.
Джейкоб тоже поднялся с травы, кряхтя и пыхтя – он был раза в два тяжелее товарища, да еще ноги, непривычные к высоким охотничьим сапогам, нещадно ныли. Эдвард свистнул собак, и охотники отправились назад в поместье обедать. Правда, не дичью, до нее дело так и не дошло. Разочарованные псы уныло поплелись следом.
После трапезы приятели разошлись: Эдвард в наемном ландо покатил к Милтонам, в объезд, чтобы никто не заметил, а Джейкоб остался в библиотеке ждать назначенного часа, когда, согласно плану, должен был скакать во весь опор туда же, но по прямой.
Речь великого римского оратора была настолько искусной и убедительной, а предыдущий перевод настолько дрянным, что время летело незаметно. И пролетело. Когда Джейкоб опомнился, было уже далеко за полночь. Сгорая со стыда, он тешил себя мыслью, что Эдвард, не дождавшись переполоха, вернется домой, и они провернут намеченное завтра. Однако утром в Экворт-холл доставили записку с сообщением, что молодой Стэнхоуп пойман при попытке похитить дочь соседей. И старый больной баронет был вынужден ехать к Милтонам вызволять сына.
Как сложилась дальнейшая судьба приятеля, теперь уже бывшего – надо ли говорить, что Эдвард его не простил? – Джейкоб узнал уже в Оксфорде из письма одного общего знакомого. Как он и предвидел, прелестная Глэдис Милтон стала супругой знатного дворянина, третьей по счету. Старый баронет скончался вскоре после того, как его единственный сын отправился в Китай на «опиумную» войну, дабы доблестью смыть позор со своего имени. И смыл, надо полагать – отваги ему было не занимать. Однако унаследованный титул носил недолго: не прошло и полгода, как Эдвард Стэнхоуп погиб в Шанхае. Как потом выяснилось, в тот же день скончалась и Глэдис – скоропостижно, от внезапного сердечного недуга.
Джейкоб Блум всю жизнь прожил один. Он стал самым молодым профессором в Оксфорде, однако его молодость никого не смущала, поскольку в тридцать с небольшим он был уже совершенно сед. Его уважали за бесспорный вклад в науку, но не любили – ни коллеги, ни студенты. А за что было его любить, если он живых людей ценил куда меньше, чем давно умерших, а то и вообще не существовавших…
***
Он очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо. С трудом открыл глаза. Лицо молодого Стэнхоупа маячило перед затуманенным взором.