Истории земли Донецкой. От курганов до терриконов

Недовольно поморщившись, он приказал подать ему завтрак в шатер и вызвал к себе Артабана. С самого начала похода брат находился всегда рядом с Дарием. После беседы в покоях царя он стал его верным помощником и ярым сторонником войны со скифами.

– Ты можешь объяснить, что происходит? – спросил Дарий у вошедшего в шатер брата. – Вместо того чтобы строить войско и готовиться к битве с варварами, я вынужден дышать этой мерзостью и умываться водой с головастиками.

Артабан все так же оставался у входа в шатер. Затем, словно решившись, он сделал шаг в сторону Дария и с волнением произнес:

– Я могу вызвать твой гнев, господин, но кто-то должен тебе это сказать. Сегодня утром твоя армия осталась без воды, а отряды, посланные еще вчера днем для сбора продовольствия, не вернулись до сих пор. Все родники в ближайшей округе оказались засыпанными, а дичь, которая во множестве водилась в этих краях, в один момент улетела, спряталась в норы, убежала. Мы нашли воинов, которые были посланы пополнить запас продовольствия. Они… Они… Тебе лучше увидеть это самому, царь.

Место, куда направилась процессия персидского царя, можно было определить издалека – над ним кружились стаи голодных птиц. На небольшом пригорке была навалена груда камней и хвороста, в центре которых торчал скифский меч. Его острое лезвие пронзило грудь персидского воина, распластавшегося на камнях с застывшей гримасой боли и удивления на молодом лице. Золотая рукоять акинака была украшена фигурками фантастических животных, и на какое-то мгновение Дарию показалось, что когти этих необычных зверей впились в лицо погибшего перса, а их крылья вот-вот оторвут тело жертвы от земли.

Телами его мертвых воинов был усыпан весь склон пригорка. Все они были убиты ударом меча в грудь. После этого скифы сняли у погибших скальпы, и сейчас их головы кровоточили красной сукровицей, привлекая внимание хищных птиц.

– Кто их обнаружил? – спросил Дарий, не оборачиваясь к брату.

– Отряд лидийской конницы, – ответил Артабан и указал в сторону полусотни всадников с петушиными гребнями на шлемах, расположившихся неподалеку.

– Лидийцев убить. Этих, – царь кивнул в сторону погибших, – сжечь. Я не хочу, чтобы еще кто-нибудь, кроме нас, видел позор персидской армии.

Вернувшись в лагерь, он отдал приказ идти маршем и днем и ночью, до тех пор, пока скифы не будут настигнуты и уничтожены.

Этот марш продолжался несколько суток. Обоз, основная часть которого состояла из повозок, запряженных волами, безнадежно отстал. Загнанных лошадей и вышедшие из строя колесницы просто бросали на обочине. Воины питались сушеным мясом, от которого пить хотелось все больше и больше. Когда же первые отряды персов достигли берегов Борисфена, воины и животные наперегонки устремились к спасительной влаге, одни – забыв о дисциплине и строе, другие – не обращая внимания на удары плетей.

К их общему счастью, Дарий этого не видел. Балдахин с царем всех царей появился на берегах реки уже после того, как его армия утолила жажду и начала готовиться к переправе. Греческого зодчего Мандрокла с его мостами на кораблях здесь не было, поэтому переправлялись по старинке – колесницы и повозки на специально построенных плотах, кавалерию с помощью лошадей, а пехоту на наполненных воздухом бурдюках[8], в которых до этого хранили воду или вино.

Персидские военачальники, стоя на правом, высоком берегу Борисфена, до боли в глазах всматривались в равнину, лежащую на противоположном берегу, пытаясь разглядеть там скифскую конницу. Но, кроме бескрайней степи, переходящей в бездонное небо, ничего так и не увидели.

И не могли увидеть. Скифы Иданфирса, измотав войско персов пожарами и мелкими стычками, ушли на север, в земли андрофагов и нервов, увлекая за собой основные силы противника. Благодаря этому маневру, племена скифов-земледельцев, не пожелавшие участвовать в войне с Дарием, оказались в самой гуще событий и были вынуждены взять в руки оружие. При этом одни из них проклинали ненавистного Дария, другие – хитрого Иданфирса.

А на левом берегу Борисфена готовились к встрече с персами савроматы Скопасиса. Их женщины, дети и старики ушли на восток в сторону Танаиса[9], где находились их родовые кочевья. Вместе с собой они угнали самое дорогое, что только есть у кочевника – табуны лошадей и отары овец. Остались те, кто мог натянуть тетиву лука. Царь савроматов хорошо понял задачу, поставленную ему Иданфирсом на военном совете, – сделать так, чтобы сандалии персов не коснулись могил предков, а глаза не осквернили бы их даже мимолетным взглядом…

Переправившись через Борисфен, персидское войско, отдохнув и пополнив запасы воды, вновь двинулось вперед. Запах большой реки и кружившиеся над ее водной гладью чайки остались позади. Заканчивалась четвертая неделя похода, а ожидаемой решающей битвы со скифами так и не случилось. В рядах персов появился страх. Страх перед врагом, которого никто не видел, но присутствие которого ощущал каждый.

Поддавшись на уговоры своих сановников, Дарий отправил к Иданфирсу своих послов с письмом, в котором спрашивал скифского царя: «Зачем вы убегаете от нас, скифы? Если вы считаете себя сильнее – вступайте с нами в бой. А если вы слабее – пришлите вашему владыке „землю и воду“ и покоритесь». Сегодня посольство вернулось назад. Сановники стояли у шатра царя всех царей и подталкивали друг друга вперед, чтобы огласить ответ скифского царя владыке всех персов.

Восседающий на троне Дарий находился в тени опахал из страусиных перьев, которые время от времени покачивали два черных как смоль эфиопа. У его ног распластался прирученный гепард, жадно раскрывающий свою пасть и страдающий от жары так же, как и все, кто принимал участие в церемонии встречи послов. Наконец, от группы сановников отделилась фигура, которая на негнущихся ногах сделала несколько шагов вперед. Втянув голову в плечи и с трудом сдерживая дрожь в руках, посол еле слышным голосом огласил ответ скифов: «Мы не убегаем от вас, персы. Мы просто кочуем по своим степям, как привыкли с давних пор». В этом месте у посла перехватило дыхание и последние слова, сказанные в послании, услышали не все: «Ответил тебе Иданфирс, потомок Спаргапифа, который топтал Азию». Едва была произнесена последняя буква, как посол рухнул перед своим повелителем без чувств. Бросившиеся к нему слуги развели руками – посол умер от разрыва сердца.

«Ты, несчастный, даже не представляешь, как тебе повезло», – подумал об умершем Артобан, глядя в спину удаляющегося в шатер брата. Так Дария еще не оскорблял никто. И главное, чьи это были слова? «Доитель кобылиц», как называли Иданфирса персы. Самое печальное было в том, что царь всех царей не мог наказать своего обидчика. Разве можно наказать ветер?

Первыми почуяли беду мулы, которые тащили на себе поклажу в обозе персидской армии. Упрямые животные остановились и подняли такой рев, что распугали в округе все живое. Затем стали проявлять беспокойство кони – всхрапывая, они закусывали удила и норовили повернуть назад, не обращая внимания на туго натянутые поводья. Потом забеспокоились и люди, особенно те, которые находились в передовых отрядах персидской армии. Сначала они услышали шум, как будто это огромный табун лошадей мчался им навстречу.

– Скифы! Приготовиться к бою! – раздались команды военачальников.

Привычная и годами натренированная армия моментально приготовилась к столь долгожданной битве. Шум становился все громче и… На замерших в напряжении персов хлынула лавина грызунов. Полевые мыши, суслики, хомяки и другие мелкие обитатели степей волна за волной накатывали на армию персов. Не успели воины стряхнуть с себя всю эту нечисть, как степь выплеснула на них табуны диких лошадей, сотни лисиц, зайцев и волков. Стаи птиц проносились над головами растерявшихся воинов, цепляясь обгоревшими крыльями за острия копий и шишаки шлемов.

А затем показалось то, что гнало впереди себя степную живность. Пламя. Высотой в человеческий рост, оно, словно живое, гудело, перекатывалось, сыпало искрами и, пожирая все вокруг, стремительно приближалось к армии персов. Жар был настолько силен, что бороды и длинные волосы многих воинов сначала начали дымиться, а потом вспыхнули, как стога прошлогоднего сена.

Армию спасли греки из Ольвии, которые сопровождали персов в качестве проводников. Они не раз наблюдали пожары в степи и знали, как ведут себя в таких случаях скифы. Отступать назад смерти подобно – степь большая и пламя всегда найдет, чем в ней «прокормиться», особенно в летнее время. Поэтому, встретившись лицом к лицу с огнем, скифы не убегали от него, а, наоборот, смело шли в самое пекло, стараясь как можно быстрее проскочить опасные участки. По совету проводников сначала кавалерия, а затем и пешие воины, пересилив страх и ужас, один за другим «ныряли» в клубы огня и дыма, стараясь как можно быстрей пересечь огненную преграду.

Часть колонны, в которой находились «бессмертные»[10] и сам Дарий, вместе с обозом обошли огненный фронт, взяв правее и форсировав Геррос[11] чуть ли не у берегов Меотиды[12].

Скопасис ликовал. Он выполнил поручение Иданфирса – сандалии персов лишь слегка прикоснулись к священной земле предков и то, быстро убегая из огненной ловушки, которую устроили им савроматы. При этом им некогда было озираться вокруг и их презренные глаза так и не увидели могил предков, расположенных в этой части степи.

– О, великий Папай и могущественный Арей! – поднял вверх руки, обращаясь к богам, Скопасис. – Я благодарю вас за то, что вы не отвернулись от меня и не оставили мой народ в беде. Вы закрыли глаза нашим врагам, и они прошли мимо могил наших предков. Примите эту жертву и отпразднуйте победу вместе с нами.

После этих слов своего царя жрецы задушили десяток лошадей, а воины окропили кровью захваченного в плен перса короткий меч, воткнутый в кучу хвороста. Отпраздновав победу, Скопасис отправил к Иданфирсу гонца с посланием, в котором было всего лишь одно слово: «Пора».

Стоя на берегу очередной реки, Дарий попросил привести к нему проводника из ольвийских греков.

– Послушай, эллин, – обратился к нему царь. – Мое войско находится в походе почти два месяца, а конца и края этой равнине все нет и нет. Как же тогда эти разговоры о Скифии, которая находится на краю земли? И что это за река, на берегу которой находится лагерь моего войска?

Уже немолодой грек оказался не из робкого десятка. Он попросил принести ему пару мешков песка, высыпал их у ног Дария и, взяв у телохранителя копье, стал выводить непонятные для всех линии.

– Смотри, мой господин. Вот Истр, через который ранней весной переправились твои войска. Вот другие реки, оставшиеся у тебя за спиной. Вот берег Меотиды, вдоль которого мы идем последние недели. Позади нас осталась река Оар[13], а перед тобой несет свои воды Танаис. Дальше этого места я не ходил, но слышал, что там находится большая пустыня и неприступные горы.

Дарий долго смотрел на карту, нарисованную греком, а затем спросил:

– Сколько дней пути до этих гор?

– Не знаю, великий царь. Только осмелюсь сказать – скоро в этих местах наступит зима. Она совсем не такая, как на твоей родине. Сначала с неба будет литься холодная вода, которая начнет превращаться в прозрачные кристаллы, а потом с неба упадут белые перья. Они покроют эту равнину таким слоем, что лошади не смогут найти себе травы для пропитания. Но самое страшное – это холодный ветер, от которого невозможно будет найти укрытие и который за одну ночь превратит твоих воинов в ледяных истуканов.

Грек замолчал, не смея поднять глаз на царя. Молчание Дария затянулось, и когда он сделал шаг в сторону грека, тот втянул голову в плечи и закрыл глаза. Царь персов снял с руки золотой браслет и протянул его проводнику:

– Возьми, грек. Это тебе за честность.

После этого разговора Дарий несколько дней не выходил из своего шатра. Артобан пытался попасть к брату, но всякий раз натыкался на сомкнутые копья «бессмертных». На третий день царь сам пригласил его к себе. Войдя в шатер, Артобан застал брата за странным занятием. Восседая на своем троне, он внимательно рассматривал предметы, лежащие перед ним. Это были мертвые мышь, лягушка, птица и пять наконечников от скифских стрел. Рядом стояли ближайшие сановники повелителя, лица которых выражали радость, удивление и растерянность одновременно.

– Посмотри, Артобан, на подарки, которые мы сегодня получили от скифов. – Дарий кивнул в сторону странного набора предметов, на которые были направлены взоры всех присутствующих. – Их доставил гонец Иданфирса. Я приказал его казнить, но перед смертью этот варвар сказал, что если вы, персы, умные, то поймете, что хотел сказать мой царь.

Дарий кивнул одному из сановников, и тот, поклонившись царю царей, торжественно произнес:

– Разум доителя кобылиц Иданфирса прояснился, и этим странным на первый взгляд посланием он признает власть царя царей Дария I Гистаспа из рода Ахеменидов властителем над Скифией и над ним, презренным. Мышь и лягушка – это земля и вода скифов, птица – это их кони, а пять наконечников стрел – это их оружие на службе Персии.

Другие сановники многозначительно закивали, и в шатре раздался одобрительный гул их голосов.

– Что скажешь, Артобан? – Дарий бросил быстрый взгляд на брата.

Артобан подошел ближе и, посмотрев на мертвых животных, взял в руки наконечники стрел. Они были одинаковы только на первый взгляд, но, если внимательно присмотреться, каждый из них имел какую-то характерную особенность. У одного, к примеру, втулка была массивней, чем у других. У второго был длиннее боковой шип, у третьего шире лопасти. Почему наконечников именно пять, а не шесть или семь? Сколько племён скифов воюет против нас?

– Мне кажется, эти предметы означают что-то другое, – задумчиво сказал Артобан. – И я знаю, кто нам может помочь с этим разобраться. Давайте покажем эти предметы проводнику из Ольвии.

Старого грека разыскали быстро. Он так же, как и Артобан, долго рассматривал наконечники стрел, но в отличие от него, уделил внимание и мертвым животным. У птицы он расправил крылья, у лягушки поднял полупрозрачное веко, провел ладонью по короткой шерстке мыши-полевки.

– Я надеюсь, старик, что ты будешь так же честен, как и в прошлый раз. – Голос Дария заставил проводника вздрогнуть. – Как, по-твоему, что означают эти предметы?

– Тебя, царь, предупредили, – к удивлению Артобана, голос грека звучал спокойно. – Если вы, персы, как мыши, не спрячетесь в землю, не уйдете в воду, как лягушки или как птицы не подниметесь в небо – то все вы погибнете от скифских стрел.

У сановника, который недавно предвещал персам победу, от страха застучали зубы. В наступившей тишине это было хорошо слышно. Все затаили дыхание. Дарий какое-то время продолжал смотреть на грека, будто ожидая от него продолжения рассказа, и поняв, что этого не будет, устало махнул рукой. Толкая друг друга, сановники бросились к выходу. После них вышел грек, не понимая, почему его слова вызвали такую реакцию у царя и у вельмож.

Выйдя к берегам Танаиса, воины Скопасиса повернули на север, где их ждали отряды Иданфирса и Таксакиса. Об этом объединении вражеских сил стало известно персам. Искушенные в битвах военачальники Дария сразу же увидели опасность, которая нависла над их войском. Если скифы решатся на атаку, то могут прижать их армию к берегам Меотиды, чем лишат ее маневренности и возможности для контратаки. По приказу Дария они начали возводить земляные укрепления, которые протянулись от реки Оар до Танаиса.

– Свершилось! Свершилось! – с этими криками молодой скиф, один из тех, кто наблюдал за действиями персов, примчался в лагерь Иданфирса. Соскочив с коня, он приблизился к своему царю.

– Твое послание персам начинает сбываться – одни из них, как мыши, зарываются в землю, другие, познавшие жажду в жаркой степи, не отходят от пресных вод Танаиса.

Довольный этой новостью, Иданфирс собрал военный совет. На этот раз план дальнейших действий предложил Таксакис.

– Гордый Дарий пришел к нам воевать, а вместо этого мы заставили его бегать по степи, удостоив его великой чести лицезреть хвосты наших лошадей. Силы персов на исходе, но они по-прежнему сильны духом. Мы заставим их усомниться в своей силе. Мы превратим эту силу в их слабость. Мы покажем им, какова сила духа у сынов Скифии.

Уже через несколько дней мечта персов сбылась. Они увидели народ-призрак, конные лучники которого открыто приблизились к армии Дария. Раздались протяжные звуки труб, и персидские воины выстроились в боевые порядки. Несмотря на многодневный, выматывающий все силы переход, персидская армия предстала во всей своей красе и силе. В центре выстроились победители вселенной – персы. На фоне тёмно-красных одежд и щитов чернели их пышные бороды и длинные волосы, схваченные золотыми обручами. Справа и слева от них расположилась конница аравитян, лидийцев и гордых сынов Бактрии. Колесницы мидийцев, египтян и ассирийцев, изготовленные из красного дерева, были украшены золотом, серебром и слоновой костью. К их колёсам были прикреплены сверкающие косы, приготовившиеся собрать свою смертельную жатву. Черные как ночь нубийцы и косматые бактры наводили ужас только одним своим видом.

Оглядев свое войско, Дарий остался доволен. Сжимая в руке копье, он вновь почувствовал себя покорителем вселенной, самым лучшим царём и самым прекрасным из всех людей.

Громкие крики и резкие возгласы, раздавшиеся со стороны скифской конницы, отвлекли его от приятных мыслей. По узкой полоске степи, разделившей приготовившихся к битве воинов, огромными скачками мчался заяц. Прижав длинные уши к спине, испуганное животное металось из одной стороны в другую, пытаясь найти выход из длинного коридора, состоящего из людей и лошадей. То, что произошло дальше, поразило персов и их царя. Ровный строй скифских всадников вдруг распался, и все бросились ловить зайца. С гиканьем, улюлюканьем и свистом они свешивались до самой земли, пытаясь ухватить заячьи уши. Не обращая никакого внимания на персов, скифы проносились настолько близко к их рядам, что Дарий хорошо видел их веселые глаза и разгоряченные охотой лица.

Погоня затягивалась, и в рядах персов стал слышен ропот. Они растерянно переглядывались, а головы командиров дружно повернулись в сторону своих военачальников. Такого развития событий никто не ожидал. Похоже, что скифы и не собирались вступать в битву. Их луки болтались у них за спинами, колчаны со стрелами были закрыты, а мечи так и остались в ножнах. Сообразив, что спастись он может, только выскользнув из этого живого коридора, заяц что есть мочи рванул в степь. Добыча ускользала из их рук, и скифы ринулись догонять зверька. Через несколько мгновений только удаляющиеся крики да небольшие клубы пыли напоминали о том, что здесь были скифы…

Такого унижения Дарий не испытывал никогда. В эту же ночь, взяв с собой телохранителей и поменяв в обозе волов на лошадей, царь царей отправился в обратный путь. В лагере персов продолжали гореть костры, стонать раненые, перекликаться дозорные. Только их повелителя рядом с ними уже не было.

* * *

Хвала богам! Царя царей не подвели верные ионийцы, и, переправившись с их помощью через Истр, он через некоторое время был у себя на родине. Во дворце шли приготовления к празднику по случаю завершения похода. Народ прославлял царя, который пересек страну скифов, дошел до края земли и благословенный богами, живой и невредимый вернулся домой.

Слуга подал Дарию кафтан, который повелитель захотел надеть по случаю такого события. Надевая его, царь уловил горький запах полыни, который сопровождал его на протяжении всего похода. Перед глазами Дария промелькнула переправа через Истр, его первые дни в степи, пригорок с телами принесенных в жертву персов, лицо старого грека-проводника. Из-за обшлага кафтана выпала сухая веточка степной травы. Отшатнувшись от нее, как от змеи, Дарий долго смотрел на серебристую полоску, а затем с ненавистью стал топтать ненавистную траву, запах которой будет преследовать царя царей до конца его дней.

Святослав Игоревич

Святослав Игоревич (942–972) – князь Новгородский, князь Киевский. Формально правителем Киевской Руси стал в трехлетнем возрасте (945), после трагической гибели своего отца, князя Игоря Рюриковича. Однако, учитывая малолетний возраст Святослава, фактически Киевской Русью правила его мать – княгиня Ольга. Не исключено, что свое детство малолетний князь провел в Новгороде. Воспротивившись воле матери, которая приняла христианство, Святослав остался язычником.

Полноценным правителем Киевской Руси он стал в 959–961 годах. В 964 году Святослав осуществил один из своих первых военных походов, пытаясь покорить славянское племя вятичей. Впервые о киевском князе, как о выдающемся полководце, заговорили после 965 года, когда он разбил войско Хазарского каганата и захватил в Нижнем Подонье их крепость Саркел. В последующие три года (966–968) Святослав покоряет хазарскую столицу, расположенную в устье Волги – город Итиль и один из крупнейших городов хазар – Семендер, находившийся на побережье Каспийского моря. Под ударами русичей Хазарский каганат прекращает свое существование.

В 968 году войско Святослава принимает участие в военном конфликте между Болгарией и Византией на стороне Империи. После разгрома болгар обосновался со своей дружиной на Дунае, в Переяславце, планируя сделать этот город новой столицей Киевской Руси. В 968–969 годах Святослав срочно возвращается в осаждённый печенегами Киев и отбрасывает кочевников в степь. В 970–971 годах, уже в союзе с болгарами, венграми и печенегами, нападает на владения Византии во Фракии. В битве под Аркадиополем основные силы Святослава были разгромлены. Русичи укрылись в крепости города Доростола, и Святослав предложил византийскому императору мир, при условии, что его дружина беспрепятственно покинет пределы Болгарии. На обратном пути в Киев, в районе днепровских порогов, часть дружины русичей попала в засаду, организованную печенежским ханом Курей, и Киевский князь Святослав погиб.

* * *

…Весна в этом году была ранняя. Казалось, не яркое и еще не проснувшееся после зимней спячки солнце будет долго ласкать своими нежными лучами белоснежные сугробы, оставшиеся после долгой и холодной зимы. Ан нет. Зимобор[14] взял свое быстро. Снег таял на глазах, и вскоре многочисленные малые речки и ручьи понеслись в Данапр[15], превратив его и без того стремительные воды в один ревущий поток.

В эту пору года переправляться через реку, и тем более – плыть супротив течения, осмелился бы не каждый. Святослав осмелился. Как не уговаривал его воевода Свенельд идти до Киева «на конех», молодой князь все же настоял на своем и, погрузив на ладьи малую дружину, выступил в родные края по воде. «Пока кони по весенней распутице станут грязь месить, мы на веслах поднатужимся и через пару-тройку дней будем в Киеве» – так думал Святослав, провожая Свенельда во главе конной дружины русичей. А уже поутру, еще раз проверив, надежно ли закреплен груз, достатно ли взято провизии и воды, киевский князь отдал команду «На весла!». Скинув с себя плащ, Святослав остался в одной рубахе и, закатав рукава, взялся за одно из вёсел на головной ладье. «Ух! Ух!» – понеслись над водной гладью реки возгласы гребцов, задающие нужный ритм всей княжей флотилии. Забурлила за бортом вода, полетели в разные стороны брызги, окатывая своей прохладой разгоряченные спины дружинников. Попервах ладьи шли наперегонки, потом чинно выстроились друг за дружкой, а ближе к вечеру растянулись так, что некоторых пришлось подгонять окриком. Все-таки сказывалась голодная зима, да и с течением побороться спозаранку и до вечоры, опять же, дело сурьезное. И все одно молодцы – за день на веслах отмахать столько, сколько купеческие караваны два дня идут – не шутка.

Крепко ухватившись за кормило[16], Святослав привстал на скамье, пытаясь рассмотреть в опустившихся над рекой сумерках Хортичий остров[17]. По всем приметам на берегу, он бы уже должён быть.

– Зевало не разевать. Смотреть в оба! – наказал князь. – Прозеваем – и лоб расшибем и лодьи погубим.

И все одно серые скалы Хортичьего острова вынырнули из сумерек перед самым носом первой ладьи. Хорошо гребцы ученые – выставили весла напередки и сумели упереться. То, что пару вёсел в щепы и ребра захрустели – не беда, бывало и хужей.

Причалив, князь отдал приказ отдыхать, но при этом костров не разжигать и от берега далеко не уходить. Это он так – для пущей надёги, всё ж таки по обоим берега Данапра простиралась Пачинакия[18]. Что за людишки эти печенеги, его дружинники хорошо знали: и в союзниках успели с ними походить, и в бою стыкались не один раз. Именно эти поганцы о прошлом годе специально поджидали дружину у Хортичьего острова. Знали нечистивые, что с богатой добычей возвращаются русичи из дальнего похода. Одних только откупных от Византии было получено 15 кентинариев золотом[19], не говоря уже о трофеях, добытых в богатых городах Болгарского царства. Прознают поганые, что дружина сызнова на Киев путь держит – не отвяжутся, пока не получат своих подарков. А подарков они потребуют – будь здоров! Ладьи враз наполовину полегчают.