Полная версия:
Отличники от других… Первая четверть
– Но я же вернусь, Маш. Мы снова встретимся.
– Это и обнадёживает!
Мы обошли вокруг задней части большого дома, и я увидел среди стройных высоких сосен уютный постриженный газончик с качелями и перекладиной на вкопанных в землю стойках. Я подошел к турнику и, подпрыгнув, повис, намереваясь подтянуться несколько раз. Маша присела на качели, положила костыли на колени, с интересом наблюдая за мной. Я подтянулся раз шесть, стараясь не дёргать ногами, и тут услышал, как весело залаял Джек, и послышался стук открываемой калитки. Высокий молодой человек быстрыми шагами прошёл по аллее, ведущей к дому. Потом он увидел меня, покачивающимся на перекладине, и направился к нам.
– Привет, молодёжь!
Наклонившись, он поцеловал сестру. Затем, подошел ко мне и протянул руку. Я, спрыгнув с перекладины, пожал её, оценив силу рукопожатия Машиного брата.
– Я – Владислав, друг Маши.
– Михаил. Рад познакомиться! Маришка рассказывала о тебе. Дружишь со спортом?
– Стараюсь, – ответил я. – Поздравляю, Михаил, Вам удалось поступить в Бауманку!
– Спасибо, это оказалось не так сложно, как я думал прежде. Москва – огромный город! Вот что произвело на меня бόльшее впечатление. И ещё, давай сразу на «ты». Так общаться проще, не так ли?
Голос Михаила звучал дружелюбно, и его уверенность передалась мне.
– Вот, мальчики, и познакомились, – громко сказала Маша, встав с качелей. – Пойдёмте ужинать! Мишка, как друзья тебя проводили?
– Нормально. Я не стал до ночи сидеть, завтра ведь рано уезжать…
– В котором часу твой самолёт?
– В одиннадцать утра уже вылет. В девять надо быть в аэропорту.
– А папа отвезёт тебя?
– Я бы удивился, если бы не отвёз.
– Тогда я с вами в аэропорт поеду! – Маша сказала это тоном, не допускающим возражений.
– Хорошо, сестрёнка, поможешь мне чемодан нести.
– Очень смешно!
Мы поднялись в дом, и я сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Поеду, наверное. Уже вечер. Мне тоже завтра с утра в школу. А вы пообщайтесь в семейном кругу.
– Подожди, Влад, может, поужинаешь с нами? – Михаил приветливо смотрел на меня, – Завтра я в Москву уеду, в институт. Потом, только на каникулах появлюсь месяца через три. Было бы интересно с тобой поговорить.
– Да, Владик, голодного тебя не отпущу! – вставила Маша, смущённо посмотрев на брата.
Я глянул на часы. Было чуть больше семи.
– Хорошо. Я согласен. Спасибо!
– Я сейчас, быстро приведу себя в порядок…, – крикнул Михаил, взлетая по лестнице.
– Владька, подожди внизу, я тоже зайду к себе на минутку, а потом будем ужинать.
Подруга, осторожно поднялась по лестнице и скрылась в своей спальне, а я зашёл в ванную умыться после прогулки. Мне понравилось, что везде, куда бы я ни заходил в этом доме, всё сияло чистотой. В самой ванной комнате на высоте полутора метров начиналось окно, сложенное из матово-прозрачных стеклянных кирпичей. Благодаря этому, здесь всегда был уютный рассеянный свет. «Разумная экономия электричества» – подумал я, вспоминая наглухо закрашенные слуховые окна в ванной комнате нашей квартиры. Выйдя в холл, стал рассматривать фотографии на стенах. Одна мне очень понравилась. На ней была вся семья Морозовых, включая дедушку, на фоне заснеженных гор. Маше было лет девять. Худенькая и хрупкая, она стояла в шортах, кутаясь в большой вязаный свитер, а Мишка её обнимал, пряча от горного студёного ветра. Дедушка Тима стоял, держа спину прямо по-военному, и смотрел в объектив добрыми глазами через круглые очки в тонкой металлической оправе. Фёдор Тимофеевич и Анна Петровна, обнявшись, стояли рядом с дедушкой, щурясь от солнца. Видимо, все на минутку выскочили из тёплой машины, чтобы сфотографироваться на фоне такой красоты. Мне вдруг очень захотелось хоть на время оказаться в их семейном кругу, на вот этом мягком угловом диване и при потрескивающем камине слушать истории о путешествиях. Я не заметил, как сзади подошел Михаил.
– Влад, пойдём, я покажу тебе спортзал, пока Маришка разогреет нам ужин.
Я растерянно оглянулся, ища взглядом девушку, и снова поразился её перемене. Она успела переодеться в домашний халат, причесаться и собрать волосы в длинный хвост. Ловко спустилась с лестницы уже без костылей и подошла к нам, сказав:
– Мальчики, у вас минут десять, а потом за стол!
Мы с братом одновременно кивнули и зашли в спортивный зал. Я сел на скамью сложного тяжелоатлетического тренажёра и с усилием свел рукоятки, с помощью системы тросов и шкивов, связанные со стопкой грузов сзади.
– Ого! – Мишка уважительно посмотрел на меня. – Сила есть. Можешь накачать неплохие мускулы, если заниматься правильно и каждый день. Жаль, я уезжаю, а то бы позанимались с тобой месячишко-другой…
Он лег на другую скамью с лежащей над ней на стойках штангой и без напряжения отжал её от груди раз десять. Я посчитал по указанным на «блинах» значениям веса, оказалось 80 кг.
– Знаешь, Владислав, – начал Михаил без предисловий. – Я очень боюсь оставлять сестрёнку. Уезжаю надолго, а она здесь без защиты. В школе и на районе всяких мерзавцев полно. Подчас мне приходилось и встречать, и провожать её. А Маришка – девушка неординарная, красивая. Может, кого и спровоцировать, и послать подальше, если приставать будут. Я научил её нескольким приёмам дзюдо, чтобы могла подонка под кайфом отрезвить, но ей сложно с одной ногой в стойке стоять, защищаться, тем более не выздоровела ещё полностью. Я обрадовался, когда она рассказала, что с тобой познакомилась на море. Правда, сомневался, что ты придёшь искать её здесь.
– Почему? – спросил я недоумевая.
– Видишь ли, скольких её «друзей» я знал, всех готов был через какое-то время вышвыривать за дверь. Они ведь не к ней дружить приходили, а свой имидж поднимать. «Смотрите, какую классную девчонку подцепил…!» А когда с ней несчастье случилось, ни один из ухажёров даже в больницу не зашёл проведать! И сейчас в классе в глаза ей заглядывают многие, фальшиво сочувствуют, но помочь даже уроки сделать – ведь никто не зайдёт! Суки, брезгуют связываться с инвалидом. Вот я грешным делом и подумал о тебе так же. Извини, если ошибся…
– Напрасно. Мне Маша очень понравилась с первого знакомства. Я просто благодарен Судьбе за то, что свела меня с ней. Я готов её защищать и помогать ей готов, – сказал я с жаром.
– А драться готов за неё? – Миша посмотрел мне прямо в глаза.
– Готов, – сказал я, выдержав взгляд Машиного брата.
Он снял со стены две пары боксёрских перчаток и одну протянул мне. Я неумело развязал шнуровку и натянул великоватые перчатки на руки, чуть согнул ноги в коленях, изобразив стойку боксёра, как я её представлял. Юноша, надевавший свои перчатки, улыбнулся, глядя на меня.
– Да, боксом ты вряд ли занимался. Но давай, попробуй меня сейчас ударить. Не жалей сил!
Я неуверенно сделал выпад и выбросил правую руку в надежде дотянуться до Миши. Он легко ушёл от моей перчатки и неожиданно сильно ударил меня в бок левой рукой. Я сохранил равновесие, отскочив назад и, нагнув голову, пошёл в атаку, упреждая траекторию отхода соперника, нанёс ему серию ударов правой и левой, стараясь, чтобы и мои удары показались жёсткими и сильными. Он одобрительно кивнул, отбив локтем два из них и правой перчаткой чётко припечатал мне в челюсть, в последний момент, остановив руку так, что я почувствовал всего лишь мягкий толчок, от которого голова резко дёрнулась назад. Войдя в азарт, я подскочил к нему и нанёс пару ударов по корпусу, вложив в них всю свою силу. Я почувствовал, что по крайней мере, один из них достиг своей цели. Миша закрылся, отпрыгнул в сторону и плавно, что я даже не заметил как, левой ударил меня в грудь, удерживая на вытянутой руке от дальнейших боевых действий.
– Хорош- хорош. Для первого раза очень неплохо. Над реакцией надо поработать, и конечно, техника нужна, вес тоже набрать неплохо, – перечислял Михаил мои «промахи». – В целом, Владислав, не боишься, и это главное! Сейчас я могу поверить, что ты не убежишь, оставив девушку в беде. В какой-то мере я буду спокоен, но предупреждаю: Даже не думай о сексе! Если обидишь мою сестру или допустишь, чтобы её обидели на твоих глазах – брошу всё и приеду отрывать тебе голову. Хоть Маша и слегка старше тебя, ты отвечаешь за её безопасность наравне с родителями! Понял?
– Понял, Миша, понял. Ты очень доходчиво и ненавязчиво умеешь всё объяснять, – проговорил я, начиная дышать и снимая перчатки. – И, спасибо за проверку. Я понял, в чём я слаб и теперь, буду тренироваться. Может даже, в какую-нибудь секцию боевых искусств похожу.
– Хорошо! Этими тренажёрами тоже можешь пользоваться, когда захочешь. Маришка любит здесь заниматься. А вот с «Виллисом» будь осторожен. Это память о нашем дедушке. Знаю, что ты пробовал его завести. Учиться водить, здесь нет места. За пределы двора ни в коем случае не выезжай. Даже, если сестра разрешит. У него старые номера и техосмотра нет. Тебя первый мент хлопнет, да и соседи стуканут. Могут гаишники приехать разбираться. Я права получу, займусь им. Ну а ты, если интересно, приведи его в порядок, заведи, масло поменяй. Всё равно твоя техническая душа не успокоится, – Мишка дружески улыбнулся, похлопав меня по спине. – А теперь пошли чай пить!
– Что, опять из-за девушки подрались? – прыснула от смеха Маша, увидев нас, выходящими из спортивного зала.
– Нет, что ты. Мы обсуждали возможность доказательства теоремы Ферма, – сказал Михаил, приглаживая волосы и заправляя рубашку перед зеркалом.
Я тоже глянул в зеркало, висящее в холле, и вид отразившегося в нём растрёпанного подростка меня развеселил.
– Давайте руки мыть и за стол! – крикнула она голосом мамы, решившей приструнить своих расшалившихся детей.
Мы, толкаясь, зашли в ванную. А когда сели за стол, я опять удивился мастерству и ловкости девушки в таких, казалось бы, незаметных домашних делах. Я понял, что именно она и есть «виновница» всей чистоты и порядка в доме.
Мы набросились на груду оладий с вареньем, сметаной и сгущёнкой, запивая ароматным дымящимся чаем. Я вдруг почувствовал, что реально проголодался и, уплетая угощение, с благодарностью поглядывал на Марию, весёлую и потрясающе красивую. Она улыбалась, аккуратно жуя оладушек. А я вспомнил, как на море она в первый раз угостила меня мороженым.
– Как ты успела приготовить такую вкусноту? – не удержался я, чтобы не похвалить девушку.
– Это – секрет! Кушайте на здоровье, – лукаво подмигнула Маша.
– Ты – прелесть, сестрёнка! – поддержал Миша. – Поделишься несколькими рецептами? Я попробую в общежитии приготовить. Мало ли, как и когда придется кушать.
– Для тебя раскрою самые секретные рецепты, брат! – шутливо отозвалась девушка.
Наша лёгкая беседа за чаем продолжалась еще минут сорок. Я чувствовал себя непринуждённо и свободно среди добрых, умных и понимающих людей, которые нравились мне все больше и больше.
Тепло попрощавшись с хозяевами гостеприимного дома, я пожелал удачи Мише на новом месте и стал собираться домой. Маша проводила меня до калитки, не забыв снабдить пакетом с книжкой. Я бережно обнял девушку, вдыхая аромат её волос, и прошептал:
– Я буду очень ждать нашей следующей встречи, Машенька!
– Я тоже, Владька! Буду скучать. Позвони завтра, хорошо?
– Конечно, девочка, я с нетерпением буду ждать завтра. Когда вернешься домой?
– Давай часов в пять созвонимся?
– Давай!
Я поцеловал её в щеку, смутившись от мысли, что Михаил за нами может наблюдать.
– Пока, Маришка!
– Пока! – смущённо улыбнулась подруга, покраснев.
Обратный путь домой занял у меня почти час. Трамвай оказался полон людей, и я еле втиснулся на площадку, выходя и выпуская пассажиров на каждой из трёх последующих остановок. Но летел домой, окрылённый новыми впечатлениями, крепко прижимая пакет с драгоценной книжкой, которую мечтал сегодня же вечером начать читать. Я сегодня узнал и пережил столько нового! Меня наполняло раньше неизведанное чувство ответственности перед тем, кто мне стал небезразличен. Казалось, я повзрослел сегодня, стал серьёзнее воспринимать свою жизнь и жизнь вдруг ставшего дорогим мне человека.
Дома меня ждали родственники, немного удивившись не столько моему позднему возвращению, а скорее, таинственной улыбке, которую я никак не мог спрятать.
Одноклассники. Я читаю книжку Маши.
«Доброе утро!» – голос бабушки заставил меня приоткрыть глаза, в которые тут же ударил яркий солнечный свет из окна. Это она раздвинула шторы, решив меня разбудить радикально. На часах было десять часов. «Угу!», – сказал я, прищурившись. У меня был ещё час до школьного сбора учеников. Хотелось быстрее отбыть это мероприятие и вернуться домой к чтению Машиной книги. Вернее, я хотел другого: взять с собой книгу, а после собрания, забраться куда-нибудь в парк и почитать на свежем воздухе. В моей комнате было уютно, но что-то неосязаемое, как радиация, мешало осознавать себя дома взрослым. «Наверное, издержки моих комплексов», – подумал я, умываясь. Завтрак на кухне. Сестра уже куда-то ушла, так что только бабушка «опрашивала» меня, пока я ел. Решил одеться получше – всё-таки с одноклассниками встречаюсь. Белая рубашка и брюки будут в самый раз. Ну и пусть жарко, не растаю. Ручка, тетрадка, «трояк» с мелочью в кармане и драгоценная книга в сумке – я готов прожить заключительный день этого лета. Пока шёл в школу, все время думал о Маше: «Все-таки, замечательная девушка! Вот бы сегодня с ней встретиться. Но, наверное, она занята будет, или подумают её родители, что я зачастил к ней…» Я нащупал в кармане брюк заветную монетку. Сомнения как рукой сняло. И тут под ногами оказался школьный двор, а с ним и шум и гвалт. В общем, думать мне помешали.
Девятый «А» класс тусовался в тени высоких тополей. Расположившись полукольцом ребята, оттесняли собой группу «бэшников» – наших вечных оппонентов. Между нами всегда, то соревнования проводились, то конкурсы, то просто субботники по сбору макулатуры по принципу «кто больше». Девочки же, многие из которых заметно выросли и оформились за лето, оказались в центре полукольца, разговаривали и шутили сразу все и со всеми. Я стал с краю, почти замкнув наш круг общения. Но не успел переброситься несколькими фразами с товарищами, как в центр круга протиснулась классная руководительница Дина Петровна и энергичными хлопками в ладоши, как обычно привлекла внимание большинства из нас, объявив зычным голосом, что через пять минут ждёт нас на третьем этаже в 29-м кабинете. На её голос обернулись, по меньшей мере, две трети присутствовавших на школьном дворе, и я был уверен, что к упомянутому кабинету стянется как минимум человек сто пятьдесят. Дина Петровна почувствовала, что за ней готовы пойти многие, и громогласно уточнила: «Касается только девятого „А“ класса»!
Через указанное время мы зашли в кабинет, где на партах уже лежали двойные листки в клеточку. Да-да, здесь, как в музее, в разделе о довоенном народном образовании еще сохранились деревянные парты образца 1940 года, различающиеся своими размерами. На маленьких, я мог сидеть только, выставив ноги в проход. Так тесно и низко от сидения находился откидной столик, жестко прибитый к основанию лавки с дощатой спинкой, окрашенной эмалью для полов. А за большими наши самые низкорослые ученики могли работать только привстав.
Дина Петровна всегда заботилась о том, чтобы её конспекты были записаны не абы куда, а хотя бы, на отдельные листки, которые ученики, по её словам, «забывшие дома головы», смогут унести домой, и может даже там прочитать. Лекции по географии, которую она вела, требовалось записывать под диктовку, но скорость, с которой она их диктовала, делала из нас стенографистов на сорок пять минут в день, как минимум. Все стонали, когда она замещала какой-либо урок своей географией, увеличивая время занятий скорописью в два раза. Популярной «отмазкой» у ребят в прошлом году было приходить на её урок с забинтованной правой рукой. Однажды, увидев, что на географию пришел почти весь класс с «изувеченными» десницами, она привела медсестру, и та весь урок учила всех «раненых» делать перевязки, обильно смазав зеленкой им руки по самый локоть. Только один мальчик избежал этой участи, поскольку его правая рука была на перевязи в настоящем гипсе, и медсестра побоялась его вскрывать…
Заняв свои места, мы сразу схватили ручки, готовые конспектировать каждый вздох учительницы. Я мельком обратил внимание на девочку, севшую передо мной на первую парту. Раньше я её не видел и понял, что она не из нашей школы, а то бы гораздо быстрее среагировала на команду «Взяли ручки!». Начавшая поступать сплошным потоком из уст Дины Петровны информация, заставила меня сосредоточиться на записи, и я не успел хорошо рассмотреть соседку. Исписав за пятнадцать минут свои листочки, мы просмотрели записи и поняли, что это оказалось расписание занятий на месяц, список учебников, фамилии учителей и предметов, номера кабинетов, в которых будут проходить уроки, и… домашнее задание по географии на субботу. Затем «классная…» сделала пятиминутную паузу, давая возможность неуспевшим, списать друг у друга. Подойдя к новенькой, она несколько бесцеремонно взяла её за руку и вывела к доске.
«Внимание, ребята! … – Дина Петровна добилась абсолютной тишины. – А сейчас познакомьтесь с Оксаной Чаренцевой. Она перешла из 72-й школы, и будет учиться в нашем классе. Прошу любить и жаловать! … Это не то, что ты подумал, Борисенко. „Прошу любить и жаловать“ – это идиома старорусского языка, призывающая уважать человека», – решила рассеять у нас все сомнения в двусмысленности сказанного учительница.
Девочка, как будто сумела справиться с робостью и, застенчиво улыбаясь, обвела взглядом лица своих новых одноклассников.
– Привет, Ксюха! – донеслось с заднего ряда.
Смех прокатился по галёрке. Оксана прищурилась, стараясь рассмотреть автора реплики.
– Доброе утро, парни! Здравствуйте, девушки! Познакомимся после собрания, хорошо? – немного низким голосом сказала она.
– Итак! Вернёмся к нашим баранам, – вновь завладела нашим вниманием Дина Петровна. – Сделаем перекличку…
И она, открыв журнал, быстро прочитала фамилии, коротко дожидаясь ответного «Я!» от каждого названного. Наконец, с формальностями было покончено, и мы, дождавшись команды «Свободны!», стали пробираться к выходу, громко хлопая откидными крышками о парты.
Я с удовольствием вдохнул свежий воздух на улице, избавляя лёгкие от кислого запаха свежей краски, каждый год наполнявшего школу обычно ещё месяца два после начала занятий.
– Владислав, если не ошибаюсь…? – услышал я и, обернувшись, увидел мою соседку спереди, внимательно осматривающую меня.
– Да, меня так зовут, – улыбнулся я.
– Хорошо! Вот и познакомились. А этот парень, Сергей Борисенко – твой друг?
– Не думаю, что он меня таковым считает. Между понятиями «друг» и «недруг» очень много оттенков, от светлого до тёмного. Скажем, я в более тёмной его части.
– В таком случае, я бы предпочла попасть в светлую часть твоей радуги, – улыбнулась девушка приветливой улыбкой.
– Хорошо! – просто сказал я.– С удовольствием подружусь с тобой. Мне на площадь. Ты куда сейчас?
– На трамвай, – усмехнулась Оксана.
– Тогда я могу тебя проводить.
– Ты не понял – это шутка. За мной сейчас приедет мамин водитель.
– А, ну тогда, до завтра! – ответил я равнодушно и повернулся, чтобы идти.
– Хочешь, подвезём тебя? – предложила она.
– Не, спасибо! Я привык пешком. – Нетерпеливо ответил я и, махнув девушке рукой на прощанье, пошёл в сторону дома.
Немного отойдя от школы, я снова вернулся к своим мыслям. Книжка в сумке всё больше будоражила мои фантазии.
Добравшись до площади, я пересёк оживлённую в любое время суток улицу, пропустив прогрохотавшие в обе стороны трамваи, и повернул к детской площадке, где были скамейки, и можно было почитать. Открыв заветную книгу, я незаметно для себя увлёкся чтением, с удовольствием проглатывая целые страницы повести, написанной простым и немного ироничным языком.
В самом начале книги ярко описано путешествие в Домбай. Там Маша быстро научилась спускаться на горных лыжах, и с восторгом обгоняла и родителей, и брата на виражах, осыпая их искрящейся на солнце снежной пылью. Я живо представил себе величественные горные пейзажи Кавказа, катание на лыжном подъемнике над склоном и пропастью и головокружительные скоростные спуски, с которыми не сравнится ни один известный мне аттракцион. Рассказ Маши о путешествии по скованному льдом руслу горной реки к таинственному замёрзшему водопаду навеял мне картины из фантастических книжек о далеких загадочных планетах, населённых диковинными формами жизни. Возвращение на машине по горной дороге вдоль засыпанного снегом ущелья, и сошедшая в опасной близости от их автомобиля снежная лавина на какое-то время погрузили меня в увлекательный приключенческий фильм о Джеймсе Бонде.
***
Возвращение в зимний Ростов, приветливый теплый уютный дом, дедушка, встречавший их, уставших, но веселых, заряженных энергией для предстоящей учебы и работы.
Февраль, день рождения, гости из Москвы, веселые игры во дворе, подарки и…
Аварию Маша описывала очень скупо и коротко:
…Был морозный день. Я спешила на занятия по дзюдо и побежала к остановившемуся трамваю. Большая грузовая машина вдруг оказалась прямо передо мной, продолжая двигаться по обледеневшей дороге в толпу. В голове крутился вопрос: Как мог грузовик ехать, если колеса у него не вращались? Помню, что ударилась лбом о кузов, а ноги по инерции, поехали под большие задние колеса. Потом резкая боль и темнота…
Очнувшись в больнице после операции, я долго изучала сложную систему подвесов и вытяжек, в которых находились закованные в гипс мои ноги. Сознание, замутнённое наркозом, погружало в сон. Я не успевала понять, что именно не так в этой системе.
Проснувшись, наверное, через вечность, попробовала пошевелить пальцами ног, но безуспешно. Лишь тупая ноющая боль, казалось, растекающаяся по всему телу и стучащая с частотой пульса внутри головы. Перед глазами слайдами всплывали встревоженные лица папы, мамы, брата, дедушки и снова сон без сновидений. А потом страшная истина, от которой хотелось спрятаться, укрыться с головой, зажмуриться и всё забыть: «Я не смогу ходить без ноги». Я смотрела в потолок и боялась отвести взгляд, изо всех сил удерживая внимание на белой панели, стараясь не пускать эту мысль овладеть мной. Трудно было не впасть в отчаяние, не поддаться истерике, не жалеть себя, несчастную, умываясь слезами. Когда пришла мама и сказала, что умер дедушка Тима, я заплакала от отчаяния. «Он ведь только вчера приходил, – проносилось в голове.– Рассказывал весёлые истории, говорил, что я обязательно смогу жить и ходить как все, потому что сильная, и потому, что Бог никогда не пошлёт человеку испытания, если тот не сможет его выдержать». Дед, уходя, очень просил простить человека, сделавшего меня инвалидом. Какое это страшное слово – инвалид! Как клеймо, от которого уже не избавиться ни по какому волшебству. Выход только один – взять себя в руки, всё обдумать и сделать так, как советовал дед Тима. Вечером я постаралась убедить себя, что жизнь продолжается, самой себе объяснить тот случай, посмотреть на ситуацию глазами того водителя, и с удивлением обнаружила, что мне стало легче. «Может он и вправду не смог остановить гружёную машину на льду? Ведь не крутились же у грузовика колёса…!!!»
Когда в палату пришли незнакомые люди в халатах поверх костюмов и представились начальником автоколонны и водителями, я увидела сострадание в их глазах. Они что-то говорили о санатории, принесли кучу конфет, фруктов и большого плюшевого медведя-панду. Водитель, назвавшийся Антоном Семёновичем, всё отворачивался и украдкой вытирал слёзы, а потом, когда все вышли, задержался, стал на колени передо мной и пробормотал: «Прости, дочка, меня, грешного! Не успел я, окаянный, спасти тебя, девочка! Я буду помогать тебе, как смогу, буду молиться за тебя. Дай Бог тебе здоровья и никогда больше не страдать!»
Позже, папа рассказал, что все водители и руководство автоколонны решили каждый месяц отчислять из своей зарплаты деньги на моё лечение.
Мама настояла на том, чтобы в начале апреля я начала вставать на костыли и учиться ходить с ними. Она ровным безжалостным голосом (спасибо ей за это!) объяснила, что мой коленный сустав на правой ноге без тренировки может навсегда потерять подвижность в согнутом положении, и потребуется еще одна ампутация оставшейся голени, чтобы впоследствии можно было надеть протез. Пересилив сводящий мышцы, липкий животный страх, я стала наступать на закованную в гипс левую ногу, ещё долго по привычке «шагала» короткой культей правой ноги, тщетно ища опору для неё. Боль вернулась и каждый день напоминала о себе, отпуская только тогда, когда я валилась в изнеможении на кровать после многочасовых тренировок и обезболивающего укола. Когда принесли первый протез, я смотрела на этот, похожий на грубо отрезанную ногу большой куклы, чуждый моему телу предмет с содроганием. Еле убедила себя, что смогу надеть его. Даже в толстом компрессионном носке получилось вытерпеть лишь минуту. Почувствовав, как нежная кожа, только-только затянувшая рану на культе, запылала огнем, как обваренная кипятком, я сбросила протез на пол. Ногу свело от нестерпимой боли. Тогда я попросила дать мне какой-нибудь наркотик, чтобы привыкнуть к ней. Мама категорически запретила даже думать об этом. Стать на обе ноги, без костылей – простое даже для младенца упражнение, для меня казалось невыполнимым. Судорожно обхватив брусья руками, я впервые медленно перенесла вес тела на протез. Ощущение, что нога погрузилась в кипящую смолу, а из глубины в неё вонзаются острые шипы – пожалуй, так можно описать эту пытку. Йогам такое и не снилось. Каждый день число шагов по колено в смоле увеличивалось. Тренажёры стали привычными, как тумбочка или кровать. Желание ходить как все, подстёгивало продолжать тренировки. Врачи предлагали инвалидное кресло, чтобы выезжать гулять на воздух, но я не стала в него садиться. Казалось, сев в это страшное кресло с большими велосипедными колёсами, я автоматически стану инвалидом и уже никогда не смогу жить как все люди.