Распутья

Александр Блок

Распутья

«Я их хранил в приделе Иоанна…»

Я их хранил в приделе Иоанна,Недвижный страж, – хранил огонь лампад.И вот – Она, и к Ней – моя Осанна –Венец трудов – превыше всех наград.Я скрыл лицо, и проходили годы.Я пребывал в Служеньи много лет.И вот зажглись лучом вечерним своды,Она дала мне Царственный Ответ.Я здесь один хранил и теплил свечи.Один – пророк – дрожал в дыму кадил.И в Оный День – один участник Встречи –Я этих Встреч ни с кем не разделил.8 ноября 1902

Сфинкс

Шевельнулась безмолвная сказка пустынь,Голова поднялась, высока.Задрожали слова оскорбленных богиньИ готовы слететь с языка…Преломилась излучиной гневная бровь,Зарываются когти в песке…Я услышу забытое слово ЛюбовьНа забытом, живом языке…Но готовые врыться в сыпучий песокВыпрямляются лапы его…И опять предо мной – только тайный намек –Нераскрытой мечты торжество.8 ноября 1902

«Загляжусь ли я в ночь на метелицу…»

Загляжусь ли я в ночь на метелицу,Загорюсь – и погаснуть невмочь.Что в очах Твоих, красная девица,Нашептала мне синяя ночь.Нашепталась мне сказка косматая,Нагадал заколдованный лугПро тебя сновиденья крылатые,Про тебя, неугаданный друг.Я завьюсь снеговой паутиною,Поцелуи – что долгие сны.Чую сердце твое лебединое,Слышу жаркое сердце весныНагадала Большая Медведица,Да колдунья, морозная дочь,Что в очах твоих, красная девица,На челе твоем, синяя ночь.12 ноября 1902

«Стою у власти, душой одинок…»

Стою у власти, душой одинок,Владыка земной красоты.Ты, полный страсти ночной цветок,Полюбила мои черты.Склоняясь низко к моей груди,Ты печальна, мой вешний цвет.Здесь сердце близко, но там впередиРазгадки для жизни нет.И, многовластный, числю, как встарь,Ворожу и гадаю вновь,Как с жизнью страстной я, мудрый царь,Сочетаю Тебя, Любовь?14 ноября 1902

«Ушел я в белую страну…»

Ушел я в белую страну,Минуя берег возмущенный.Теперь их голос отдаленныйНе потревожит тишину.Они настойчиво твердят,Что мне, как им, любезно братство,И христианское богатствоСамоуверенно сулят.Им нет числа. В своих гробахОни замкнулись неприступно.Я знаю: больше, чем преступно,Будить сомненье в их сердцах.Я кинул их на берегу.Они ужасней опьяненных.И в глубинах невозмущенныхМой белый светоч берегу.16 ноября 1902

«Еще бледные зори на небе…»

Несбыточное грезится опять.

ФетЕще бледные зори на небе,Далеко запевает петух.На полях в созревающем хлебеЧервячок засветил и потух.Потемнели ольховые ветки,За рекой огонек замигал.Сквозь туман чародейный и редкийНевидимкой табун проскакал.Я печальными еду полями,Повторяю печальный напев.Невозможные сны за плечамиИсчезают, душой овладев.Я шепчу и слагаю созвучья –Небывалое в думах моих.И качаются серые сучья,Словно руки и лица у них.17 ноября 1902

Песня Офелии

Он вчера нашептал мне много,Нашептал мне страшное, страшное…Он ушел печальной, дорогой,А я забыла вчерашнее –     забыла вчерашнее.Вчера это было – давно ли?Отчего он такой молчаливый?Я не нашла моих лилий в поле,Я не искала плакучей ивы –     плакучей ивы.Ах, давно ли! Со мною, со мноюГоворили – и меня целовали…И не помню, не помню – скрою,О чем берега шептали –     берега шептали.Я видела в каждой былинкеДорогое лицо его страшное…Он ушел по той же тропинке,Куда уходило вчерашнее –     уходило вчерашнее.Я одна приютилась в поле,И не стало больше печали.Вчера это было – давно ли?Со мной говорили, и меня целовали –     меня целовали.23 ноября 1902

«Я, изнуренный и премудрый…»

Я, изнуренный и премудрый,Восстав от тягостного сна,Перед Тобою, Златокудрой,Склоняю долу знамена.Конец всеведущей гордыне. –Прошедший сумрак разлюбя,Навеки преданный Святыне,Во всем послушаюсь Тебя.Зима пройдет – в певучей вьюгеУже звенит издалека.Сомкнулись царственные дуги,Душа блаженна, Ты близка.30 ноября 1902

«Царица смотрела заставки…»

Царица смотрела заставки –Буквы из красной позолоты.Зажигала красные лампадки,Молилась богородице кроткой.Протекали над книгой ГлубиннойСиние ночи царицы.А к Царевне с вышки голубинойПрилетали белые птицы.Рассыпала Царевна зерна,И плескались белые перья.Голуби ворковали покорноВ терему – под узорчатой дверьюЦаревна румяней царицы –Царицы, ищущей смысла.В книге на каждой страницеЗолотые да красные числа.Отворилось облако высоко,И упала Голубиная книга.А к Царевне из лазурного окаПрилетела воркующая птица.Царевне так томно и сладко, –Царевна-Невеста – что лампадкаУ царицы синие загадки –Золотые да красные заставки.Поклонись, царица. Царевне,Царевне золотокудрой:От твоей глубинности древней –Голубиной кротости мудрой.Ты сильна, царица, глубинностью,В твоей книге раззолочены страницы.А Невеста одной невинностьюТвои числа замолит, царица.14 декабря 1902

«Все кричали у круглых столов…»

Все кричали у круглых столов,Беспокойно меняя место.Было тускло от винных паров.Вдруг кто-то вошел – и сквозь гул голосовСказал: «Вот моя невеста».Никто не слыхал ничего.Все визжали неистово, как звери.А один, сам не зная отчего, –Качался и хохотал, указывая на негоИ на девушку, вошедшую в двери.Она уронила платок,И все они, в злобном усильи,Как будто поняв зловещий намек,Разорвали с визгом каждый клочокИ окрасили кровью и пылью.Когда все опять подошли к столу,Притихли и сели на место,Он указал им на девушку в углу,И звонко сказал, пронизывая мглу«Господа! Вот моя невеста».И вдруг тот, кто качался и хохотал,Бессмысленно протягивая руки,Прижался к столу, задрожал, –И те, кто прежде безумно кричал,Услышали плачущие звуки.25 декабря 1902

«Покраснели и гаснут ступени…»

Покраснели и гаснут ступени.Ты сказала сама: «Приду».У входа в сумрак моленийЯ открыл мое сердце. – Жду –Что скажу я тебе – не знаю.Может быть, от счастья умру.Но, огнем вечерним сгорая,Привлеку и тебя к костру.Расцветает красное пламя.Неожиданно сны сбылись.Ты идешь. Над храмом, над нами –Беззакатная глубь и высь.25 декабря 1902

«Я искал голубую дорогу…»

Я искал голубую дорогуИ кричал, оглушенный людьми,Подходя к золотому порогу,Затихал пред Твоими дверьми.Проходила Ты в дальние залы,Величава, тиха и строга.Я носил за Тобой покрывалоИ смотрел на Твои жемчуга.Декабрь 1902

«На обряд я спешил погребальный…»

На обряд я спешил погребальный,Ускоряя таинственный бег.Сбил с дороги не ветер печальный –Закрутил меня розовый снег.Притаился я в тихой долине –Расступилась морозная мгла.Вот и церковь видна на равнине –Золотятся ее купола…Никогда не устану молиться,Никогда не устану желать, –Только б к милым годам возвратитьсяИ младенческий сон увидать!Декабрь 1902

«Она ждала и билась в смертной муке…»

Она ждала и билась в смертной муке.Уже маня, как зов издалека,Туманные протягивались руки,И к ним влеклась неверная рука.И вдруг дохнул весенний ветер сонный,Задул свечу, настала тишина,И голос важный, голос благосклонныйЗапел вверху, как тонкая струна.Декабрь 1902

«Запевающий сон, зацветающий цвет…»

Запевающий сон, зацветающий цвет,Исчезающий день, погасающий светОткрывая окно, увидал я сирень.Это было весной – в улетающий день.Раздышались цветы – и на темный карнизПередвинулись тени ликующих риз.Задыхалась тоска, занималась душа,Распахнул я окно, трепеща и дрожа.И не помню – откуда дохнула в лицо,Запевая, старая, взошла на крыльцо.Сентябрь – декабрь 1902

«Целый год не дрожало окно…»

Андрею Белому

Целый год не дрожало окно,Не звенела тяжелая дверь;Всё забылось – забылось давно,И она отворилась теперь.Суетились, поспешно крестясь.Выносили серебряный гроб…И старуха, за ручку держась,Спотыкалась о снежный сугроб.Равнодушные лица толпы,Любопытных соседей набег…И кругом протоптали тропы,Осквернив целомудренный снегНо, ложась в снеговую постель,Услыхал заключенный в гробу,Как вдали запевала метель,К небесам подымая трубу.6 января 1903

«Я к людям не выйду навстречу…»

Я к людям не выйду навстречу,Испугаюсь хулы и похвал.Пред Тобой Одною отвечу,За то, что всю жизнь молчалМолчаливые мне понятны,И люблю обращенных в слух.За словами – сквозь гул невнятныйПросыпается светлый Дух.Я выйду на праздник молчанья,Моего не заметят лица.Но во мне – потаенное знаньеО любви к Тебе без конца.14 января 1903

«Днем за нашей стеной молчали…»

Днем за нашей стеной молчали, –Кто-то злой измерял свою совесть.И к вечеру мы услыхали,Как раскрылась странная повесть.Вчера еще были объятья,Еще там улыбалось и пело.По крику, по шороху платьяМы узнали свершенное дело.Там в книге открылась страница,И ее пропустить не смели…А утром узнала столицаТо, о чем говорили неделю…И всё это – здесь за стеною,Где мы так привыкли к покою!Какой же нам-то ценоюДосталось счастье с тобою!29 января 1903

«Разгадал я, какие цветы…»

Разгадал я, какие цветыТы растила на белом окне.Испугалась наверное ты,Что меня увидала во сне:Как хожу среди белых цветовИ не вижу мерцания дня.Пусть он радостен, пусть он суров –Всё равно ты целуешь меня…Ты у солнца не спросишь, где друг,Ты и солнце боишься впустить:Раскаленный блуждающий кругНе умеет так страстно любить.Утром я подошел и запел,И не скроешь – услышала ты,Только голос ответный звенел,И, качаясь, белели цветы…9 февраля 1903

«Погружался я в море клевера…»

Погружался я в море клевера,Окруженный сказками пчел.Но ветер, зовущий с севера,Мое детское сердце нашел.Призывал на битву равнинную –Побороться с дыханьем небес.Показал мне дорогу пустынную,Уходящую в темный лес.Я иду по ней косогорамиИ смотрю неустанно вперед,Впереди с невинными взорамиМое детское сердце идет.Пусть глаза утомятся бессонные,Запоет, заалеет пыль…Мне цветы и пчелы влюбленныеРассказали не сказку – быль.18 февраля 1903

«Зимний ветер играет терновником…»

Зимний ветер играет терновником,Задувает в окне свечу.Ты ушла на свиданье с любовником.Я один. Я прощу. Я молчу.Ты не знаешь, кому ты молишься, –Он играет и шутит с тобой.О терновник холодный уколешься,Возвращаясь ночью домой.Но, давно прислушавшись к счастию,У окна я тебя подожду.Ты ему отдаешься со страстию.Всё равно. Я тайну блюду.Всё, что в сердце твоем туманится,Станет ясно в моей тишине.И когда он с тобой расстанется,Ты признаешься только мне.20 февраля 1903

«Снова иду я над этой пустынной равниной…»

Снова иду я над этой пустынной равниной.Сердце в глухие сомненья укрыться не властно.Что полюбил я в твоей красоте лебединой –Вечно прекрасно, но сердце несчастно.Я не скрываю, что плачу, когда поклоняюсь,Но, перейдя за черту человеческой речи,Я и молчу, и в слезах на тебя улыбаюсь»Проводы сердца – и новые встречи.Снова нахмурилось небо, и будет ненастье.Сердцу влюбленному негде укрыться от боли.Так и счастливому страшно, что кончится счастьеТак и свободный боится неволи22 февраля 1903

«Всё ли спокойно в народе?..»

– Всё ли спокойно в народе?– Нет. Император убит.Кто-то о новой свободеНа площадях говорит.– Все ли готовы подняться?– Нет. Каменеют и ждут.Кто-то велел дожидаться.Бродят и песни поют.– Кто же поставлен у власти?– Власти не хочет народ.Дремлют гражданские страсти –Слышно, что кто-то идет.– Кто ж он, народный смиритель?– Темен, и зол, и свиреп:Инок у входа в обительВидел его – и ослеп.Он к неизведанным безднамГонит людей, как стада…Посохом гонит железным…– Боже! Бежим от Суда!3 марта 1903

«Мне снились веселые думы…»

Мне снились веселые думы,Мне снилось, что я не один…Под утро проснулся от шумаИ треска несущихся льдин.Я думал о сбывшемся чуде…А там, наточив топоры,Веселые красные люди,Смеясь, разводили костры:Смолили тяжелые челны…Река, распевая, неслаИ синие льдины, и волны,И тонкий обломок весла…Пьяна от веселого шума.Душа небывалым полна…Со мною – весенняя дума,Я знаю, что Ты не одна…11 марта 1903

«Отворяются двери – там мерцанья…»

Отворяются двери – там мерцанья,И за ярким окошком – виденья.Не знаю – и не скрою незнанья,Но усну – и потекут сновиденья.В тихом воздухе – тающее, знающее…Там что-то притаилось и смеется.Что смеется? Мое ли, вздыхающее,Мое ли сердце радостно бьется?Весна ли за окнами – розовая, сонная?Или это Ясная мне улыбается?Или только мое сердце влюбленное?Или только кажется? Или все узнается?17 марта 1903

«Я вырезал посох из дуба…»

Я вырезал посох из дубаПод ласковый шопот вьюгиОдежды бедны и грубы,О, как недостойны подруги!Но найду, и нищий, дорогу,Выходи, морозное солнце!Проброжу весь день, ради бога,Ввечеру постучусь в оконце.И оброет белой рукоюПотайную дверь предо мноюМолодая, с золотой косою,С ясной, открытой душою.Месяц и звезды в косах…«Входи, мой царевич приветный.И бедный дубовый посохЗаблестит слезой самоцветной…25 марта 1903

«У забытых могил пробивалась трава…»

С. Соловьеву

У забытых могил пробивалась трава.Мы забыли вчера…И забыли слова…     И настала кругом тишина…Этой смертью отшедших, сгоревших дотла,Разве Ты не жива? Разве Ты не светла?     Разве сердце Твое – не весна?Только здесь и дышать, у подножья могил,Где когда-то я нежные песни сложил     О свиданьи, быть может, с Тобой.Где впервые в мои восковые чертыОтдаленною жизнью повеяла Ты,     Пробиваясь могильной травой.1 апреля 1903

«Я был весь в пестрых лоскутьях…»

Я был весь в пестрых лоскутьях,Белый, красный, в безобразной маскеХохотал и кривлялся па распутъях,И рассказывал шуточные сказки.Развертывал длинные сказаньяБессвязно, и долго, и звонко –О стариках, и о странах без названья,И о девушке с глазами ребенка.Кто-то долго, бессмысленно смеялся,И кому-то становилось больно.И когда я внезапно сбивался,Из толпы кричали: «Довольно!»Апрель 1908

«По городу бегал черный человек…»

По городу бегал черный человек.Гасил он фонарики, карабкаясь на лестницу.Медленный, белый подходил рассвет,Вместе с человеком взбирался на лестницу.Там, где были тихие, мягкие тени –Желтые полоски вечерних фонарей, –Утренние сумерки легли на ступени,Забрались в занавески, в щели дверей.Ах, какой бледный город на заре!Черный человечек плачет на двореАпрель 1903

«Просыпаюсь я – и в поле туманно…»

Просыпаюсь я – и в поле туманно,Но с моей вышки – на солнце укажуИ пробуждение мое безжеланно,Как девушка, которой я служу.Когда я в сумерки проходил по дороге,Заприметился в окошке красный огонекРозовая девушка встала на порогеИ сказала мне, что я красив и высокВ этом вся моя сказка, добрые людиМне больше не надо от вас ничего:Я никогда не мечтал о чуде –И вы успокойтесь – и забудьте про него.2 мая 1903

«Я умер. Я пал от раны…»

Я умер. Я пал от раны.И друзья накрыли щитомМожет быть, пройдут караваныИ вожатый растопчет конемТак лежу три дня без движенья.И взываю к песку: «Задуши!..»Но тело хранит от истленьяКрасноватый уголь души.На четвертый день я восстану,Подыму раскаленный щит,Растравлю песком свою рануИ приду к Отшельнице в скит.Из груди, сожженной песками,Из плаща, в пыли и крови,Негодуя, вырвется пламяБезначальной, живой любви.19 мая 1903

«Если только она подойдет…»

Если только она подойдет –Буду ждать, буду ждать…Голубой, голубой небосвод…Голубая спокойная гладь.Кто прикликал моих лебедей?Кто над озером бродит, смеясь?Неужели средь этих людейНезаметно Заря занялась?Всё равно – буду ждать, буду ждать.Я один, я в толпе, я – как все…Окунусь в безмятежную гладь –И всплыву в лебединой красе.3 июня 1903 Bad Nauheim

«Когда я стал дряхлеть и стынуть…»

Когда я стал дряхлеть и стынуть,Поэт, привыкший к сединам,Мне захотелось отодвинутьКонец, сужденный старикам.И я опять, больной и хилый,Ищу счастливую звезду.Какой-то образ, прежде милый,Мне снится в старческом бреду,Быть может, память изменила,Но я не верю в эту ложь,И ничего не пробудилаСия пленительная дрожь.Все эти россказни далече –Они пленяли с юных лет,Но старость мне согнула плечи,И мне смешно, что я поэт…Устал я верить жалким книгамТаких же розовых глупцов!Проклятье снам! Проклятье мигамМоих пророческих стихов!Наедине с самим собоюДряхлею, сохну, душит злость,И я морщинистой рукоюС усильем поднимаю трость…Кому поверить? С кем мириться?Врачи, поэты и попы…Ах, если б мог я научитьсяБессмертной пошлости толпы!4 июня 1903 Bad Nauheim

«Очарованный вечер мой долог…»

Очарованный вечер мой долог,И внимаю журчанью струи,Лег туманов белеющий пологНа зеленые нивы ТвоиБезотрадному сну я не верю,Погрузив мое сердце в покой…Скоро жизнь мою бурно измерюПред неведомой встречей с Тобой…Чьи-то очи недвижно и длинноНа меня сквозь деревья глядят.Всё, что в сердце, по-детски невинноИ не требует страстных наград.Все, что в сердце, смежило ресницы,Но едва я заслышу. «Лети», –Полечу я с восторгами птицы,Оставляющей перья в пути…11 июня 1903 Bad Nauheim.

«Сердито волновались нивы…»

К М С

Сердито волновались нивыСобака выла. Ветер дул.Ее восторг самолюбивыйЯ в этот вечер обманул.Угрюмо шепчется болото.Взошла угрюмая луна.Там в поле бродит, плачет кто-то.Она! Наверное – она?Она смутила сон мой странный –Пусть приютит ее другой:Надутый, глупый и румяныйПаяц в одежде голубой.12 июня 1903 Bad Nauheim

«Скрипка сгоне! под горой…»

Скрипка сгоне! под горой.В сонном парке вечер длинный,Вечер длинный – Лик Невинный,Образ девушки со мной.Скрипки стон неутомимыйНапевает мне: «Живи…»Образ девушки любимой –Повесть ласковой любви.Июнь 1908. Bad Nauheim

«Ей было пятнадцать лет. Но по стуку…»

Ей было пятнадцать лет. Но по стукуСердца – невестой быть мне могла.Когда я, смеясь, предложил ей руку,Она засмеялась и ушла.Это было давно. С тех пор проходилиНикому не известные годы и сроки.Мы редко встречались и мало говорили,Но молчанья были глубокиИ зимней ночью, верен сновиденью,Я вышел из людных и ярких зал,Где душные маски улыбались пенью,Где я ее глазами жадно провожалИ она вышла за мной, покорная,Сама не ведая, что будет через миг.И видела лишь ночь городская, черная,Как прошли и скрылись – невеста и женихИ в день морозный, солнечный, красный –Мы встретились в храме – в глубокой тишинеМы поняли, что годы молчанья были ясны,И то, что свершилось, – свершилось в вышине.Этой повестью долгих, блаженных исканийПолна моя душная, песенная грудь.Из этих песен создал я зданье,А другие песни – спою когда-нибудь16 июня 1903 Bad Nauheim

Двойник

Вот моя песня – тебе, КоломбинаЭто – угрюмых созвездий печать –Только в наряде шута-АрлекинаПесни такие умею слагать.Двое – мы тащимся вдоль по базару,Оба – в звенящем наряде шутов.Эй, полюбуйтесь на глупую пару,Слушайте звон удалых бубенцов!Мимо идут, говоря: «Ты, прохожий,Точно такой же, как я, как другой;Следом идет на тебя непохожийСгорбленный нищий с сумой и клюкой».Кто, проходя, удостоит нас взора?Кто угадает, что мы с ним – вдвоем?Дряхлый старик повторяет мне: «Скоро»Я повторяю – «Пойдем же, пойдем»Если прохожий глядит равнодушно,Он улыбается; я трепещу;Злобно кричу я: «Мне скучно! Мне душно?»Он повторяет: «Иди. Не пущу»Там, где на улицу, в звонкую давкуВзглянет и спрячется розовый лик, –Там мы войдем в многолюдную лавку, –Я – Арлекин, и за мною – старик.О, если только заметят, заметят,Взглянут в глаза мне за пестрый наряд! –Может быть, рядом со мной они встретятМой же – лукавый, смеющийся взгляд!Там – голубое окно Коломбины,Розовый вечер, уснувший карниз…В смертном весельи – мы два АрлекинаЮный и старый – сплелись, обнялись!О, разделите! Вы видите сами:Те же глаза, хоть различен наряд!..Старый – он тупо глумится над вами,Юный – он нежно вам преданный брат!Та, что в окне, – розовей навечерий,Та, что вверху, – ослепительней дня!Там Коломбина! О, люди! О, звери!Будьте как дети. Поймите меня.30 июля 1903 С Шахматово

Вербная суббота

Вечерние люди уходят в дома.Над городом синяя ночь зажжена.Боярышни тихо идут в теремаПо улице веет, гуляет весна.На улице праздник, на улице свет,И свечки и вербы встречают зарю.Дремотная сонь, неуловленный бред –Заморские гости приснились царю.Приснились боярам… – Проснитесь, мы тут…Боярышня сонно склонилась во мглеТам тени идут и виденья плывут…Что было на небе – теперь на земле…Весеннее утро. Задумчивый сон.Влюбленные гости заморских племенИ, может быть, поздних, веселых временПрозрачная тучка. Жемчужный узор.Там было свиданье. Там был разговор.И к утру лишь бледной рукой отперлась,И розовой зорькой душа занялась.1 сентября 1903 С.-Петербург

«Сижу за ширмой. У меня…»

Иммануил Кант

Сижу за ширмой. У меняТакие крохотные ножки…Такие ручки у меня,Такое темное окошко…Тепло и темно. Я гашуСвечу, которую приносят,Но благодарность приношу.Меня давно развлечься просят.Но эти ручки… Я влюбленВ мою морщинистую кожу…Могу увидеть сладкий сон,Но я себя не потревожуНе потревожу забытья,Вот этих бликов на окошкеИ ручки скрещиваю я,И также скрещиваю ножки.Сижу за ширмой. Здесь теплоЗдесь кто то есть. Не надо свечкиГлаза бездонны, как стекло.На ручке сморщенной колечки18 октября 1903

«Когда я уйду на покой от времен…»

Когда я уйду на покой от времен,Уйду от хулы и похвал,Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,Которым я цвел и дышал.Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,Которое билось во мне,Когда подходила Ты, стройно бела,Как лебедь, к моей глубинеНе я возмущал Твою гордую лень –То чуждая сила его.Холодная туча смущала мой день, –Твой день был светлей моего.Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,Исчезну за синей чертой, –Одну только песню, что пел я с Тобой,Что Ты повторяла за мной.1 ноября 1903

«Так. Я знал. И ты задул…»

Андрею Белому

Так. Я знал. И ты задулЯркий факел, изнывая     В дымной мгле.В бездне – мрак, а в небе – гул.Милый друг! Звезда иная     Нам открылась на земле.Неразлучно – будем обаКлятву Вечности нести.Поздно встретимся у гробаНа серебряном пути.Там – сжимающему рукиРуку нежную сожму.Молчаливому от мукиШею крепко обнимуТак. Я слышал весть о новом!Маска траурной души!В Оный День – знакомым словомСнова сердце оглуши!И тогда – в гремящей сфереНебывалого огня –Светлый меч нам вскроет двериОслепительного Дня.1 ноября 1903

«Ты у камина, склонив седины…»

Ты у камина, склонив седины,Слушаешь сказки в стихах.Мы за тобою – незримые сныЧертим узор на стенахДочь твоя – в креслах – весны розовей,Строже вечерних теней.Мы никогда не стучали при ней,Мы не шалили при ней.Как у тебя хорошо и светло –Нам за стеною темно…Дай пошалим, постучимся в стекло,Дай-ка – забьемся в окно!Скажешь ты, тихо подняв седины«Стукнуло где-то, дружок?»Дочка твоя, что румяней весны,Скажет: «Там серый зверок»1 ноября 1903

«Крыльцо Ее словно паперть…»

Крыльцо Ее словно папертьВхожу – и стихает гроза.На столе – узорная скатертьПритаились в углу образа.На лице Ее – нежный румянец,Тишина озаренных теней.В душе – кружащийся танецМоих улетевших дней.Я давно не встречаю румянца,И заря моя – мутно тиха.И в каждом кружении танцаЯ вижу пламя грехаТолько в дар последним похмельямЭта тихая радость дана.Я пришел к ней с горьким весельемОсушить мой кубок до дна7 ноября 1903

Рассвет

Я встал и трижды поднял руки.Ко мне по воздуху неслисьЗари торжественные звуки,Багрянцем одевая высь.Казалось, женщина вставала,Молилась, отходя во храм,И розовой рукой бросалаЗерно послушным голубям.Они белели где-то выше,Белея, вытянулись в нитьИ скоро пасмурные крышиКрылами стали золотить.Над позолотой их заемной,Высоко стоя на окне,Я вдруг увидел шар огромный,Плывущий в красной тишине.18 ноября 1903

Фабрика

В соседнем доме окна жолты.По вечерам – по вечерамСкрипят задумчивые болты,Подходят люди к воротам.И глухо заперты ворота,А на стене – а на стенеНедвижный кто-то, черный кто-тоЛюдей считает в тишине.Я слышу всё с моей вершины:Он медным голосом зоветСогнуть измученные спиныВнизу собравшийся народ.Они войдут и разбредутся,Навалят на спины кули.И в жолтых окнах засмеются,Что этих нищих провели.24 ноябре 1903

«Мы шли на Лидо в час рассвета…»

Мы шли на Лидо в час рассветаПод сетью тонкого дождя.Ты отошла, не дав ответа,А я уснул, к волнам сойдя.Я чутко спал, раскинув руки,И слышал мерный плеск волны.Манили страстной дрожью звуки,В колдунью-птицу влюблены.И чайка – птица, чайка – деваВсё опускалась и плылаВ волнах влюбленного напева,Которым ты во мне жила.11 декабря 1903 С.-Петербург

«Мне гадалка с морщинистым ликом…»

Мне гадалка с морщинистым ликомВорожила под темным крыльцом.Очарованный уличным криком,Я бежал за мелькнувшим лицом.Я бежал и угадывал лица,На углах останавливал бег.Предо мною ползла вереницаНагруженных, скрипящих телег.Проползала змеей меж домами –Я не мог площадей перейти…А оттуда взывало: «За нами!»Раздавалось: «Безумный! ПростивТам – бессмертною волей томима,Может быть, призывала Сама…Я бежал переулками мимо –И меня поглотили дома.11 декабря 1908